Инна РОСС

В ПЕСОЧНОМ ДОМЕ

Вот-вот

Неизбежный вышивая полумесяц,

Cвет усталых европейских фонарей

Вслед за старым – новый минарет

На дареном застолбляет месте.

Мусульманская акула мечет

Крупную икру своих мечетей

По Европе, что в потере чести

Превзошла себя за прошлый век,

Смуглолицый, в куфие, потомок

Зигфридов, пообтрясая гонор

Ариев, хозяйничает в доме,

Впрыснув кровь Агари в холод Вен.

Сорок пять веков – мгновенье ока

Для Того, кто смотрит издалёка

Взглядом обобщающим пророка

На Галактику с ее торца.

Для Него что предки, что потомки.

В мерке человечьей лишь все тонко,

И не в силах мы убрать заслонки

С глаз неумолимого Отца.

И, подобье втаптывая в глину,

Следствие не тычет носом в спину

Ни одной из множества причин, и

Вечный – время не распознаёт.

Неприкаянная кровь Агари

Мечется в озлобленном угаре

Все смести от Джвари до Дей Фрари,

Не щадить ни йоты их красот.

Не порфировая ждет структура

Землю, не сберёгшую культуру –

А пластичная, как масло, сура

Про возмездие и про джихад.

Не сберёгших красоту и славу

Не прыщи умеренных анклавов

Ждут, а все съедающая лава,

Пепел  и всемирный халифат.

Спираль

Пала Эллада, изяществу Рим предпочел колизеи и арки,

Трудно улыбку найти в сумрачных их скульптурных портретах.

Оно и понятно. Империи надлежит убедительной быть, точно сварка.

Правую, твердую сторону выбрали из асимметрии Поликлета.

Вечно искусство, а жизнь коротка – так решили элита и массы,

Тешась безжалостной мудростью этой блестящей холодной строки.

Что ж – тьма столетий чумных улыбки парфян превратила в гримасу,

Да и какие смешки, когда страсти Господни, распятья, Голгофа,

Бельма слепых, адские стрелы, решетки, архангелы в профиль…

А вот двойная спираль – прихоть, каприз чьей-то властной руки

Облик Елены несет сквозь века и пространства –  как будто и часу

С давних, античных тех пор не прошло – рассыпая непринужденно

Локонами на виски игривые завитки с капителей Эрехтейона…

Спрячь, Мона Лиза, платочком стыдливо прикрой своих губ уголки.

Нефр-эт  

Божественна царица Нефр-эт.

Декор наружный, слой известняка,

Наитье скульптора, художника рука,

Мечты зовущей некрошащийся портрет.

Кто был он, Тутмэс, Рамос? Пришлый шкет,

Прожженный раскаленным солнцем нильским.

Сумбурный ворох  глиняных записок

К ногам царицы бросил. Льется свет

Нездешней нежности, любви, тоски, молитвы.

Царицы образ светлый, многоликий

Дробится, как в колодце отраженье,

И исчезающая  схвачена улыбка

В чертах, обманчиво, маняще-близких –

Огонь и мастерство, любовь и гений,

И что такое гений, как не страсть    

И воля – полоскать в пустотах звездных

Любовь ли, ненависть или морозный воздух

Влеченья к истине, что гению сестра…

оглавление номера    все номера журнала "22"    Тель-Авивский клуб литераторов