МОИСЕЙ
Он говорил им так: «Рабы и подлипалы,
Наёмные шуты, пустые торгаши,
Из тюрем вышли вы, во глубине души
Лелея гной измен и скотства идеалы.
Вы любите комфорт, объедки со столов,
Египетских вельмож презренные лакеи,
Спеша в Иерихон – нажраться поскорее,
Чтоб на родных торгах лишь вашим был улов!
Оглохли в золоте, ублюдки, псы Ваала!
Стыдитесь вы имён и песни матерей,
Там превратились вы в подобия зверей,
Святая ваша честь там гнусной девкой стала,
Там воспитал вас бич, вы дохли от забот,
Шныряя крысами по царскому подвалу,
И по пустыне сей из вас никто устало
В обетованный край песками не дойдёт.
Мы будем сорок лет, бредя через барханы,
Питаться яствами оазисных садов,
Пока не вроем вас во глубину песков,
Предательства божки, коварства истуканы!
Мы станем сорок лет лелеять код свобод,
И раны заживлять – итоги жизни хамской,
И лишь тогда земли достигнем Ханаанской,
Когда воскреснет он: без подлости народ!»
И молвили тогда Дотаны-Авироны,
Всей злобою дыша, со сворой присных их:
«Ну, ладно, мы – рабы, а ты уж больно лих,
Но разве не был ты прислужником короны?
И разве не тебя узрела дочь царя,
Когда в корзинке из лозы ты плыл по Нилу?
Ты в холе нежился – нас плеть родная била,
Ты ж утопал в добре, как в синеве – заря!
Фальшивые хвалы воспел ты фараону,
Ты целовал следы прислужников его,
Не знал ты ни нужды, ни горя, – ничего
Того, что твой народ хлебнул во время оно.
Да, за Израиль ты вступался, спору нет,
Вершил на улицах убийства и скандалы,
Но ведь от этого ещё сильней страдала
Народная семья, меж горя, мук и бед.
От наказаний ты бежал средь тёмной ночи
К мидянам, и с одной из них вступил ты в брак.
Ведь ты – евреелюб… Но почему, коль так,
Никто из ваших чад жить среди нас не хочет?
Каких там сорок лет? Народ наш завтра весь
От жажды сгинет: здесь – ни речки ни криницы
Нет на сто вёрст вокруг; как гады и как птицы,
Мы пьём одну росу под бременем небес!..»
Ответил Моисей: «Возрадуйтесь, шуты:
Мне тоже не достичь земли обетованной, –
Но нашей детворе дожить до той мечты
Дам силу юности, бесстрашной и желанной.
Бог Вас в безводьи спас – Ему мои хвалы, –
Прорвёт бетон вранья Всевышнего рука мне!»
И жезлом он слегка дотронулся до камня,
И брызнул вдруг ручей из той литой скалы.
* * *
«Господь, кого любит, того наказывает…»
Послание ап. Павла к евреям 12:6
Бог рек им: «Вас люблю и потому
Карать вас буду страшно!» – «Иегова!
Карай, но не давай нам впасть во тьму
Беспамятства – оставь родное слово!
Оставь народом нас, пускай крутым,
Изгоем под чужими небесами,
А как сжигать начнут нас – будет дым
Глаза Твои переполнять слезами!»
«Куда я убегу от лица Твоего?»
Псалом 139 : 7
Был мальчик тощ, как лист газеты,
Стоял тихонько в стороне
За хлипкою оградой гетто
И горько улыбался мне.
Была улыбка так убога,
Что до сих пор в душе моей
Живёт как стон больного Бога
Или как весть предсмертных дней.
Мене, текел, фарес
Над Чернобылем до неба
Вдруг взметнулся столб огня,
Как пером гигантской ручки,
В космос дерзостно маня.
Тем пером спокойно водит
Неизвестно чья рука,
Не видна ни с самолёта,
Ни с земли она пока.
Но видна она из дома,
Там, где местный Валтасар
Пригласил гостей сановных
На вино и на узвар.
Чей-то череп, словно чашу,
Поднял с хохотом легко:
«Это череп атамана!
Звался, кажется, Сирко1!»
Верещат вельможи: «Браво!»,
И куражатся, и пьют.
Череп батьки кошевого
По рукам передают.
Но увидел кто-то: в небе
Загорелись письмена:
«Мене, текел, фарес…» – «Хлопцы!
Это что? Никак, война?»
Все – на улицу! Задрали
Кверху головы: «Ха-ха!
Чья-то глупая затея!»
«Это что за чепуха?!»
«По-каковски? – Маня, Текля,
Фаллос? Тьфу, Господь прости…
Кто позволил чушь такую
Столь высоко вознести?
Наш язык – общепонятный,
А на небе, вишь, жаргон!» –
И вернулись на гулянку –
В свой господский, барский схрон.
Пьянь, смеясь, на стенку лезет
От неясных слов и дел…
Но в дверях вдруг вырос Цезий!
Сонм от страха побелел…
Цезий встал с мечом булатным,
Стронций – со стальным мечом!
Кто-то – с воплем многократным –
Прыг к окошку: «Удерём!»
Не удрать… Пылают сосны,
Пламя чёрное встаёт …
Сдохнешь в чаде гангренозном
Ты – и царствие твоё!
Испугались, жмутся глупо,
Как на бойне гурт овец.
Что дрожать? Уже вы – трупы,
Вам теперь пришёл конец.
Просто так в дыре бетонной
Ваша смерть уже близка.
Вам понятно ль, что Плутоний
Не прощает вам «Сирка»?!
Прощание
В душе твоей, печальная еврейка,
Ещё жива Украйна, как мечта.
Щебечет в ней днепровский «соловейко»,
Видна гречихи белая фата
Тебе сжимает горло ностальгия,
Хотя Днепру не сказано «Прощай!».
Ты плачешь? Плачь! Не прячусь от тоски я…
Зачем родной ты покидаешь край?
Ты – мать, а не изменница, я знаю,
Ты хочешь дать народу своему,
Не только речь, но и дыханье мая,
И это ясно трезвому уму.
Народ – младенец, только что рождённый:
Принять родной язык – его успех.
Не спрятать речь родную в ящик сонный
Иль в душу, словно первородный грех.
На языке родном без разрешенья
Чужих людей заговорит народ,
И матери родимой песнопенье
Весь мир на чашу дружбы созовёт.
Отчизна – хлеб, но ведь она – и слово,
И не поставлю я тебе в вину
Того, что петь ты хочешь васильково
В том Гефсиманском памятном саду
Душа печали неисповедима,
Но ты за реки, горы и мосты
Идёшь к вершинам Иерусалима, –
Неся туда и песни, и цветы.
Так будь же счастлива, твой путь нетленен
Но грусти я не в силах превозмочь:
Здесь твоих предков – двадцать поколений,
Ты, плоть от плоти, Украины дочь!
И ты, и ты должна бы с сыновьями
Нести труды и пожинать плоды,
Когда бы не воздвигли между нами
Стену пренебреженья и вражды.
На той стене базальтовой до срока
Застыла соль слезинки не одной….
Но я скажу и Богу, и пророку:
«Не там, а здесь Израиль Твой родной!»
Нет, я не буду плакать, я ведь родом
Из тех, кто скалы рушит… Я вздохну –
И со своим, да и с Твоим народом
Разрушу эту подлую стену!
«Освобождаю тебя от твоего народа…!»
Голос Бога, услышанный апостолом Павлом
Но кем ты завтра станешь, скинув цепи
Родного слова, песни и золы?
Чужой народ к себе тебя прилепит,
И не избегнешь новой кабалы.
И снова возжелаешь ты свободы,
И слезет кожа заново твоя,
И с Божьего согласья, в злые годы,
Растоптан ими будешь, как змея!