Анатолий Добрович

			      О Русь! В предвиденье высоком
			      Ты гордой мыслью занята:
			      Каким ты хочешь быть Востоком,
			      Востоком Ксеркса иль Христа?
Вл. Соловьев

I.
О, стук взволнованного сердца! 
О, страстной веры высота! 
Конечно же, Востоком Ксеркса!
Но – под хоругвями Христа.
Нельзя, чтоб недруг не страшился, 
нельзя, чтоб щелкопёр глумился – 
и не отведал бы хлыста. 
Что немец с пивом и сосиской? 
Что жид с его шлифовкой  призм?
Люблю империи российской 
необоримый  нарциссизм!
Империя всегда при чём. 
Стоит и дышит за плечом:
Как миссию свою исполнишь?  
Не в пору ли шпицрутен в помощь?
Не посрами ее высот, 
а то ведь голову снесёт. 
Любая зримая граница 
должна уйти за окоём,  
и нет причины усомниться  
в предназначении своем.
Боренье государства против
субъекта; духа  против плоти –  
от дерзких глаз сокрыть должно, 
что гать разлезлась на болоте: 
с бревна не ступишь на бревно.

Как только пробуешь измерить 
аршином общим эту гать, 
в Россию трудно больше верить,  
о ней осталось только  лгать.
Те, кто у власти, холодны,  
мостят  прогалины людьми, 
а те, являя суть холопью, 
молчат, вбираемые топью!


I I.
Все же неслучайно вывела судьба 
из страны исхода бестрепетной рукой.
Под серпом и молотом – еще туда-сюда.
Под орлом двуглавым – да кто я там такой?
Почему со мною хлеб должны делить 
люди, для которых я – источник  зла?
Почему положено русского любить
больше, чем корейца, датчанина, хохла? 
С колыбели отняли  собственную речь,
собственную веру, стоявшую века.
Подменили местными, чтоб  потом  прижечь  – 
с полным основанием – меткой чужака. 
Безответным прихвостнем сделали меня, 
робко повторяющим втюханную чушь.
Да пошли вы к лешему, вы мне не родня, 
весь ваш образ мысли смутен мне и чужд.
 
Жаль, на вашу музыку легла моя тоска. 
После жизни в людях воротясь домой,  
вашим языком, как обрубком языка,
всё  во рту ворочаю – для своих немой.

8 – 9 августа 2012

ПЕРЕЧИТЫВАЯ

Игорю Гельбаху

I.
Умница Лермонтов, как же вы дали себя укокошить, 
будучи в славе и в возрасте всё еще юном? 
Будто не более ценны пред Богом, чем лошадь, 
та, на которой недавно скакали драгуном?
Так подтвердилось, что жизнь  – лишь пустая и глупая шутка?
Дескать, поэт, не поэт – не большая потеря? 
…Род замещается родом, а мы вам, как прежде, не веря,
в ужасе лезем под пулю на склоне Машука.  

II.
Молодой Пастернак врукопашную бьётся 
с языком представлений. Метафоры меч
во все стороны мечется, метя рассечь
зримый образ вещей до кости сумасбродства.
Подскочу! Сквозь меня пропускают разряд
обновления чувств. Восхищусь. Успокоюсь.
Сад не прыгает вверх. Небосвод не разъят.
Степь глуха. И на броде коровы по пояс. 

III.
…Кто за честь природы фехтовальщик?
О. Мандельштам

Глухая ночь на годы, годы. 
Расстрелы, стройки  на костях.
И возвели в закон природы
подобострастие и страх.
Фальшиво-выспренний дискурс.
К вождю и к хаму притиранье.
Искусство выжить при тиране –
«важнейшее из всех искусств».
Кто выдал отповедь насилью
и всё расставил по местам? –
Еврейский пасынок России,
элегик Осип Мандельштам.

Шестнадцать строк его сплели
пощечину; она  полоской
еще пылает на холопской 
щеке – в шестую часть Земли.

Декабрь 2013 – Февраль 2014

КИТЕЖ

Не стоит над озером град – 
чахлый лес, прибежище сов.
А в воде – белизна палат
и золото куполов.
Сотник, сотню повороти,
поживиться не суждено.
Соответствия не найти
тому, что отражено.
Ибо то, что отражено, – 
лишь грёзы; они растут
в голове родившихся тут, 
потому что жить тяжело.

Январь 2014

***
Я внедрюсь в нелюбимый язык, 
полюблю нелюбимых людей.
Я делю их на добрых  и злых,
но ведь я, как они, иудей.
Но ведь я иудей, как они. 
Это значит: не стой у окна.
Под любою корой – только ткни – 
лавой зыблется ненависть к нам.  
Вот он, камень, разбивший окно:
не простят ни богатств, ни  нужды. 
Почему  – нам понять не дано:
ни любви не простят, ни вражды.

Никуда не уйти от ругни, 
и намёков уже не снести, 
будто мы притворились людьми, 
под одеждами пряча хвосты.
Я в отчизне давно не живу
и к земле обретённой привык, 
ибо помню: мы только во рву 
хороши для соседей своих. 
И когда переходит на визг 
соплеменник, схлестнувшись со мной, 
как припомню, что он резервист, 
гнев и  гордость снимает рукой.  

Декабрь 2013

***
Как чудовищны старость и смерть! Едва привыкаем
к человеку, в ком явственны ум, обаяние, дар, 
только-только полюбим – а он уже немощен, стар;
год-другой – и в могилу останки его опускаем.

Для того ли он жил? Для того ль поднялась голова, 
чтоб ее на глазах неминуемой сапкой скосило? 
Наши гены уносит  к потомкам, большое спасибо.
Нас уносит не к предкам, а в мутный поток вещества.
Остаётся  от самых значительных в мире людей
только знак; их душа исчезает, как тело исчезло.
Так и хочется крикнуть по-детски: «Но это нечестно!»
«Есть загробная жизнь» – в тот же миг возразит чародей.

Есть ли, нет, – а январская зелень на этой земле,
успокоясь дождём, замыкается в быте интимном.
Мир сияет, как медь; мне бы дальше идти и идти в нём,
чтоб глазами поля, перелески вобрать напосле…

Январь 2014