ЧИСЛА
В страшный перечень втянуты числа,
Вряд ли им неизвестно про то,
Что в истории было нечисто:
18, 14, 100.
Может числа забыли о чём-то,
И порядок восполнят едва
За пределами смысла и счёта:
33, 26, 42.
Числа вехами век отмечает,
Но во власти бесчисленных тем:
Мне 17 – мятеж предвещает,
Высшей мерой грозит – 37.
25 не считает потери,
30, с петлей рискуя сплести,
И, чернил не найдя в Англетере,
Пишет собственной кровью стихи.
45, возвестив о победе,
Умолчит об издержках назло,
Чтоб не знали живые побеги:
Сколько мёртвых…
Какое число…
6 и 6 тарахтят каламбурно,
Что погода теперь минус 6,
А про «Оттепель» у Эренбурга,
При желании можно прочесть.
К 19 вырастит Муза.
И, поднявшись наверх из руин,
Отрыгнётся развалом Союза
Палиндром 91.
Настоящее, с прошлым сличая,
ИТУ растолкует опять,
Что 15 уже за плечами:
Дали 10, добавили 5.
Все грехи, хоть следов и улик нет,
Время спишет, считай: повезло,
Но по номеру душу окликнет –
Назовёт роковое число.
Нет дистанций, ранжиров, градаций,
Я в кольце числовых величин...,
Где апостольcкое – 12
Перевёрнуто в 21.
EXTRA JUS
От порога
Гонит ветер, сжав в охапку листьев огненный пунктир,
Будто строго
Заключённых по этапу вологодский конвоир.
Для затравки
Он, взирая непреклонно, ливни скручивает в кнут,
До отправки
Остаётся на перроне только несколько минут.
Пряча лица,
Листья падают, взлетают под прицелами обид,
Эти листья
Даже не предполагают: что за путь им предстоит.
Вне запрета –
Мчат по краю дни за днями, в мокром воздухе паря,
Будто это
Не гонимых листьев стаи, а листы календаря.
Ну, а ветер
Их пинками заточает в перехлёст вагонных рам,
Крутит, вертит…
Не по цвету различает, а скорей – по номерам.
В сердце рвутся
Нити горестных предчувствий, что к порогу никогда,
Не вернутся
В жёлтый дом осенней грусти отлетевшие года.
Ведь такую
Участь каждому однажды вдоволь выдадут и впрок,
Упакуют,
И задвинут в долгий ящик, осудив на длинный срок.
Курит стража,
Листьям к дыму не прижиться, всё устроено не так,
Думать страшно:
Ну, когда же завершится нескончаемый этап.
БОЙНЯ
Я был быком на смертной бойне,
Метался от стены к стене,
Зло, измеряя чувством боли,
Числом ударов по спине.
Мне драма не казалась фарсом,
Рубила голову с плеча,
И я, рогами тычась в фартук,
Подарком стал для палача.
Меня гоняла жизнь по кругу,
И с первой кровью не знаком,
Забойщику лизнул я руку
Своим шершавым языком.
Затем, смешав мычанье с кашей,
Двор пересёк наискосок,
Чтобы окрасить в хриплый кашель
Враждой затоптанный песок.
Неповоротливый, неловкий…
Тугими кольцами беды
Я был притянут на верёвке
К струе обмывочной воды.
Но душу вывернув наружу,
Избавив плоть от адских мук,
Судьбу разделали, как тушу,
Свободу вздёрнули на крюк.
И жизнь изловленной добычей,
За гранью новой полосы,
С тупой настойчивостью бычьей
Хозяин бросил на весы.
Владело мной вне всяких правил
Сопротивление само,
Пока оценщик не поставил
На кожу синее клеймо.
Мясник следил, взирая желчно,
Как превращалась поутру
Та искупительная жертва
В жаркое на чужом пиру.