В 146-м номере нашего журнала (2007 г.) была напечатана статья москвички Риммы Мошинской «Мандельштамовские подтексты романа Ю.Н. Тынянова “Смерть Вазир-Мухтара”», а в 162-м номере (2011 г.) мы поместили ее эссе «Эмма Б. и Маргарита». В сентябре 2011 г. в иерусалимском издательстве «Филобиблон», по инициативе и на средства его директора, д-ра Леонида Юниверга, небольшим, пробным, тиражом вышла первая книга Мошинской «Неизвестное об известном», в которую вошли и названные работы.
После выхода 162-го номера журнала из Москвы пришло печальное известие:14 января 2012 г. не стало автора книги «Неизвестное об известном». Редакция выражает глубокие соболезнования ее родным и близким. Сегодня мы знакомим наших читателей с рецензией московского филолога на эту книгу.
В книгу, изданную с подзаголовком «Заметки читателя», вошли работы, посвященные хорошо известным произведениям русской литературы. Однако «читатель» перед нами необычный, как необычен и подход к этим произведениям. Жанр предлагаемых «заметок читателя» я бы определила как литературоведческие эссе, так как перед нами попытка взглянуть на «известные» произведения с точки зрения их литературных источников, целых пластов разного рода реминисценций, аллюзий, скрытых «цитат» и т.п. Таким образом, каждое произведение автор вставляет в широкий литературный, исторический и культурный контекст.
Бóльшая часть вошедших в книгу работ публиковалась ранее (начиная с 1980-х годов) в научных сборниках, журналах и газетах. Несколько статей напечатаны в книге впервые.
В предисловии Ирины Калинковицкой, озаглавленном «Приглашение к внимательному чтению», говорится: «“Главные герои” книги Риммы Мошинской – это два великих романа: “Капитанская дочка” А.С. Пушкина и “Мастер и Маргарита” М.А. Булгакова. Они взаимодействуют друг с другом и вступают в отношения с другими “персонажами книги” – бульварными романами начала прошлого века, старой доброй русской классикой XIX века <…> Авторские ассоциации неожиданны и головокружительны <…> С ними можно соглашаться или не соглашаться, но они заставляют читателя задумываться, еще и еще раз возвращаться к казалось бы знакомым текстам, анализировать их и размышлять вместе с автором».
Первое эссе «Герои и прототипы. Кто был кто в “Капитанской дочке”?» знакомит нас с происхождением имен, отчеств и фамилий в произведении А.С. Пушкина. «Если прислушаться к именам героев “Капитанской дочки”, – пишет автор, – то проступают созвучия, а иногда и полные совпадения с именами широко известных в пушкинское время литературных персонажей, с именами исторических лиц, действующих на страницах пушкинского труда “История Пугачева”, и, наконец, – с именами людей из ближайшего пушкинского окружения».
Одним из «источников» «Капитанской дочки» автор книги (действительно неожиданно!) считает «Историю кавалера де Грие и Манон Леско» аббата Прево, и она убедительно это доказывает, сопоставляя отрывки произведений, сюжетные линии и имена героев.
Р. Мошинская не только прослеживает связи «Капитанской дочки» с другими литературными произведениями, но и обнаруживает «изобразительный подтекст» одной из ее глав. Речь идет о главе «Суд» и о гравюре Н.И. Уткина «Екатерина Вторая» (с портрета В.Л. Боровиковского), а также о популярной в те годы в России гравюре У. Хогарта «Будуар графини». Рассматривая подпись под гравюрой Уткина «Екатерина Вторая – Николаю I» как своего рода пародию на посвящение на «Медном всаднике» – «Екатерина Вторая – Петру Первому» – и учитывая сатирическую направленность гравюры Хогарта, автор работы делает вывод: «Обращение к известным гравюрам заставляет предположить карнавальную сущность развязки трагического сюжета и усомниться как в милосердии Екатерины Второй, так и в милосердии ее царственного внука».
Две работы посвящены Ф.М. Достоевскому. В одной из них («Верите ли вы в привидения?») говорится о контексте «Недоросля» Д.И. Фонвизина и «Пиковой дамы» Пушкина в «Преступлении и наказании» (сюжет с «загробными визитами» покойной жены Свидригайлова Марфы Петровны), во второй («Писатель с “Улицы Морг”») – о мотивах Э. По в романе Достоевского.
В свою очередь, оба эти произведения – роман Достоевского и детективную новеллу По – включил в контекст «Мастера и Маргариты» М.А. Булгаков.
Хорошо известно, что роман Булгакова – одно из самых насыщенных в мировой литературе произведений с явными и скрытыми цитатами, парафразами, реминисценциями, вариантами чужих мотивов и образов. Многое из этого прослеживает Р. Мошинская в своей книге. Так, одним из основных источников романа Булгакова автор считает книгу М.О. Гершензона «Грибоедовская Москва» и приходит к заключению, что «Мастер и Маргарита» – «роман о грибоедовской Москве ХХ века» («“Где оскорбленному есть чувству уголок…” М. Булгаков и А. Грибоедов»). Еще один изобразительный источник, но уже ХХ века, – советский плакат Г.М. Шегаля «Избавим женщину от домашнего рабства» – который дал толчок автору книги к сопоставлению романов «Зависть» Ю.К. Олеши и «Мастер и Маргарита».
Чуть перефразируя поэта, можно сказать, что автор книги стремится во всем «дойти до самой сути». Отсюда, вероятно, такое внимание к деталям исследуемых ею произведений, которые она выявляет мастерски. В эссе о «Зависти» и «Мастере и Маргарите» она пишет об «элегантном сером костюме» Андрея Петровича Бабичева и соотносит его с «дорогим серым костюмом», в котором Воланд впервые появился на Патриарших. Однако вроде бы цивильное одеяние Бабичева дополняется «черным биноклем», висевшим у него на животе, что, как пишет Р. Мошинская, придавало «бывшему комиссару излюбленный вождями полувоенный вид». Здесь же автор дает сноску, значимую не только в контексте сопоставления двух произведений, но и в контексте исторической эпохи, когда создавался роман Булгакова: «Вспомним театральный бинокль на животе кота Бегемота, украсившего себя перед балом: в придачу к биноклю – золоченые усы, деталь, знакомая каждому в эпоху интенсивной “монументальной пропаганды”. Наряду с дорогостоящими мраморными и бронзовыми статуями человека с усами по всей стране, в учреждениях и даже частных жилищах, стояли гипсовые, выкрашенные “золотой” краской изображения вождя».
Надо сказать, что автор книги не только великолепно отыскивает точки соприкосновения между разными литературными произведениями и произведениями изобразительного искусства, но и сопоставляет их с историческими реалиями. Так, например, в связи с образом Воланда и темой «иностранцев», «интуристов» на страницах «Мастера и Маргариты» возникают две реальные исторические фигуры и два эпизода, с ними связанных. «Как тут не вспомнить “интуриста” Андре Жида, – пишет Р. Мошинская, – дружба которого с Советским Союзом закончилась после выхода в свет его книги о визите в СССР, да и Фейхтвангер так талантливо “похвалил” порядки в Москве 1937-го и процессы над троцкистами, что хотя его книга и была сгоряча переиздана в Москве, но вскоре разобрались, и книга бесследно исчезла из магазинов и библиотечных стеллажей».
Не могу не упомянуть и о статье, завершающей книгу Р. Мошинской, «Неподнятая целина». Рассматривая этимологию фамилий героев М. А. Шолохова, она приходит к выводу, что «Поднятая целина» – это отнюдь не «гимн-эпопея победе колхозного строя» (а именно так читался этот роман на протяжении многих десятилетий). «Роман “Поднятая целина”, – заключает она эту работу, – еще ждет своего прочтения. Как и многие книги странного явления, называемого “советской литературой”. Ведь авторы ставили перед собой две очень трудно совместимые задачи: сказать правду и сделать так, чтобы книга дошла до читателя».
В авторском предисловии к книге Р. Мошинская пишет: «Может быть, мои попытки установить связи между, казалось бы, далекими друг от друга явлениями помогут читателю лучше понять знакомые, много раз читанные книги».
На вопрос, как это все рождается в ее сознании, какими методами она пользуется, Р. Мошинская и сама не может дать точного ответа. И все же некая закономерность существует. Прежде всего появляется «образ: звуковой, визуальный, пластический <…> Поначалу ассоциация кажется случайной, ее отгоняешь, но фильтр начинает работать сам по себе, отбирая факты и аргументы. Сгруппированные факты сами проясняют смысл совпадения». «Метод» преподавателя литературы Р. Мошинской оказался «заразительным»: ее ученики, включившись в эту «игру», даже через много лет после окончания школы приезжают к ней, чтобы рассказать о своих литературных находках.
Р. Мошинская предлагает будущим читателям тоже включиться в увлекательную «игру» и «продолжить поиски параллелей и пересечений самостоятельно». Однако нельзя не признать, что нужно обладать эрудицией и ассоциативно-образным мышлением автора обозреваемой книги, чтобы так виртуозно находить литературные «параллели и пересечения» и сопрягать совершенно разные и не соотносимые, на первый взгляд, вещи.
Книга Риммы Мошинской «Неизвестное об известном» представляет значительный интерес как для литературоведов и учителей-словесников, так и для всех, кто интересуется русской культурой. Поэтому хочется верить, что этой книгой заинтересуется одно из серьезных российских издательств, которое сможет напечатать ее тиражом, достаточным для того, чтобы она стала доступной более широкому кругу читателей.