Феликс Рахлин

Старые песни о Главном. Новые песни о Главном (о Родине, о любви, о счастье, мире, Победе…), Беседы о Главном - это уже о здоровье, по каналу РТР «Планета»… Теперь вот ещё и стихи…

Кому что, а курке – просо. Каждый Главное выбирает по себе. На сей раз, однако, автор указал в заголовке первичный не в одном лишь русском мире, но, кажется, во многих языках (и не только европейских!), основной слог членораздельной речи, – полу-междометие «Ма!», с произнесения коего и начинается Человек Разумный, – простейшее обращение ребёнка к родившей его Матери.

Это и в самом деле начало начал, проверочное слово нашей жизни, глубинное мерило совести, благодарности, света наших душ. Михаил Красиков (и художники-оформители Н. Виноградова, Е. Салина и А. Денисенко), с помощью удачно выбранного и красиво ввёрстанного в книгу портрета матери автора, Любови (ей посвящён сборник стихов), задали тон эмоциональному строю всего текста. Это портрет красивой и, вместе с тем, как мне кажется, типичной для Слободской Украины женщины-труженицы, в облике которой сочетаются простота с красотой, как в известных стихах Блока об Анне Ахматовой: «”Красота проста”, вам скажут…»

Мы знаем о Михаиле Красикове как о неутомимом этнографе, фольклористе, краеведе, культурологе, пропагандисте поэзии, прежде всего, родного города. Чудесным образом корни этого явления постигаешь, взглянув в глубину очей его мамы, запечатлённой на этом портрете. Недаром материнское начало видится поэту и в образе Родины, - впрочем, обыгранном им сатирически:

Родина, мать-одиночка,

знаю-знаю,

чего ты злая:

алименты

никто не платит! –

и в облике Истории:

Все мы

маменькины –

Истории – сынки,

родства

не помниящие…

Сам Красиков активно противостоит историческому беспамятству, на неожиданных, зачастую совершенно бытовых примерах ощущая и показывая сквозную преемственность жизни:

Мой отец пел.

Однажды дали

смешной приз:

будильник.

Отец не дожил

до моего

дня рожденья.

Вот уже 30 лет

отцовский будильник

звонкою песнью

начинает

каждый

мой

день.

Или вот ещё пример, яркий своей наглядной будничностью:

Когда влазишь в пальто,

которое носили

никогда не виденные тобою

дед и отец,

чувствуешь себя начинкой,

которую выгрызает

лакомка Время.

И в общем нашем младенческом «ма» слышишь разгадку секрета вечной связи поколений. Книга разнообразна по форме стихов – здесь и традиционная, «классическая» силлабо-тоника, и не связанные строгостью размеров верлибры («стихи в прозе»). А вот и вовсе «нестихи» - просто столбик слов, начинающихся на ма-: матрица, мандарин, магнолия, мармелад, Матисс, Маршак, Мандельштам, Мамардашвили, даже… матюк! НО:

всё это

красивое

и нужное

можно

забыть

и отбросить

если

есть

кому

сказать

«ма»

На наших глазах произошло чудо: столбик слов, не бывший стихами, стал ими! Потому что блеснула мысль, ставшая чувством, - родился образ, случилось Преображение!

В этом, по-видимому, один из главных секретов поэзии: неважно, верлибром она воспользовалась или мерным стихом любого метра, – основное, что её рождает – это предельная концентрация чувств.

«Поэзия - везде», - было такое стихотворение у одного из литературных наставников автора книги - Бориса Чичибабина. Верный своему учителю, М. Красиков обнаруживает высокую лирику и форму даже в бытовых записочках, писанных мамой: поешь то-то, разогрей другое, - он сравнивает их с изысканными формами мировой поэзии: японскими хокку и танка! И в меткости такого неожиданного сравнения автору не откажешь.

Вообще, парадокс - излюбленный приём в поэзии Красикова. Вот фрагмент стихотворения (с эпиграфом из Станислава Львовского: «Я хотел бы жить в мире,/ где всё поправимо»):

Только

НЕПОПРАВИМОСТЬ

придаёт смысл

каждому дню,

каждому шагу,

каждому слову.

М. Красиков лишь недавно шагнул за свой полувековой возрастной рубеж. Филолог по образованию, он явный философ по душевной склонности.

Книга «стихов о Главном» - поминальная, созданная к годовщине смерти мамы поэта. Жизнь и смерть (самые капитальные темы поэзии, делающие её одной из сфер философии) - основные на этих страницах. Есть в ней и другие траурные: в память об отце, погибшем ещё до рождения сына, о Б. Чичибабине (написанные в день его смерти), посвящения покойным друзьям. Но это никак не придаёт сборнику заунывного, загробного настроения. Напротив, глубокие раздумья поэта о смысле жизни полны пусть и печальной, но жизнеутверждающей силы. Воспользовавшись забавным словечком Кати Порятуй (не знаю, кто это, но ссылка есть на её строчку: «Жизнь проходит простотаком»), поэт заклинает: «Жизнь, не пройди простотаком, / Божий свет не зашторь!» Вечный контрапункт жизни и смерти ощущается им чрезвычайно остро:

Ещё немного, музыка, продлись,

божественная музыка Вселенной,

помедли в мире дольнем, в мире тленном,

в котором мы зачем-то родились,

но жить не можем без тоски сердечной

по жизни – вечной.

Разнообразие стилей и интонаций удачно отвлекает читателя от порой встречающихся погрешностей версификации (скажем, «смерть» и «ветвь» – отнюдь не рифма, а лишь весьма приблизительный ассонанс), от шероховатостей слога (очевидно, намеренно противостоящих «гладкописи»). Впрочем, к последним вовсе не отношу то и дело встречающиеся украинизмы (клунок, смуток, думка, батько): сердцу читателя, выросшего в Слободской Украине, они скорее милы, чем чужды, – можно надеяться, что к этим вкраплениям близкородственной языковой стихии в русскую речь по-доброму и с пониманием отнесётся житель и других регионов её бытования…

В целом, философский и нравственный заряд сборника, густая его образность, «необщее выраженье» лица поэтической музы автора делают маленькую книжку Михаила Красикова заметным явлением во всей русской поэзии.