Леонид Пекаровский

     Замечательное утро! Нет, скажу сильнее - великолепное! Да что уж скромничать – просто сказочное утро! Солнце медленно появляется над Тель-Авивом и начинает заливать белый город потоками чистого золота. В такое утро достаточно взглянуть на Тель-Авив, как и на Париж, и умереть…    
     Хотя с смертью можно и повременить, потому что в 9.10 на парковочную стоянку, где я работаю шомером, заехал красный «Ягуар-XJ» (950000 шекелей), из которого вышла ослепительной красоты блондинка. Я насторожился, почувствовав какую-то необычайность начинающегося дня. Ну хотя бы в этой комбинации, состоящей из трех феноменов – фантастического утра и красоты блондинки, созданных природой, и красного «Ягуара-XJ», порожденного гением человека.    
     А вот владелец машины, который привез блондинку, меня разочаровал: небольшого роста, с брюшком, лысый, уши оттопырены. Но вот глаза, глаза – умнейшие. Он поздоровался со мной и сказал, что приехал на встречу с финансовым директором компании. Потом эта нескладная пара растворилась в кипящих лучах солнечного света.    
     Я зашел в будку, поудобнее устроился в кресле и в следующее мгновение моя мысль набросилась на образ блондинки. И чем дольше я о ней думал, тем яснее виделась мне поверхностность суждения о нескладности этой пары – богатого лысого пузана и длинноногой красавицы-блондинки. И почему-то вспомнился один из законов логики, вычитанный когда-то в книге Гегеля «Наука логика» - о борьбе и единстве противоположностей.    
     Борьбу я тут же отбросил. Благодарю покорно. Насмотрелся в бывшем Советском Союзе – «стране развитого социализма». Где постоянно боролись все со всем и за все – с акулами мирового капитализма, с внутренними и внешними врагами, с инакомыслящими, с пьянством и тунеядством. Боролись за выполнение социалистического плана. Каждый год объявляли битву за урожай. Сражались с длинными волосами у юношей и короткими юбками у девушек. С рок-н-роллом, джазом и абстракционизмом. Нет, борьбу в этой логической формуле я решительно не принимаю.    
     Говоря же о единстве противоположностей, т.е. о второй части закона, можно смело привести в пример эту пару, только что заехавшую на автостоянку. Да, он не Брэд Питт. Но природа, обделив толстяка мужской привлекательностью, одарила его могучим деловым талантом. А блондинка, напротив, получила в дар от природы красоту. Единство же этих противоположностей достигается в эстетическом синтезе, т.е. слиянии метафизической красоты ума с физической красотой тела…    
     Так, погрузившись в размышления о блондинке, я отвлекся от непосредственной работы, допустив несколько ошибок: во-первых, не открыл вовремя шлагбаум приехавшему клиенту фирмы, и во-вторых, не заметил прибытия начальника. Тот же, увидев мою промашку, выругал меня в самой грубой форме.    
     А может правы ультрарелигиозные: женщины, подобные блондинке с потерявшей всякий стыд внешностью, забывшие, что такое скромность, очень осложняют жизнь мужчинам? Ультрарелигиозным мешают молиться и изучать Тору в ешивах, сосредоточив свои помысле только на Б-ге. А светским - отдавать все физические силы работе для процветания государства Израиль.    
     Я-то думал о блондинке как о феномене идеальной красоты. А ультрарелигиозные, увидев в автобусе сидящую перед собой нескромную женщину, сразу начинают с эротики, потом опускаются в воображении до секса и, наконец, сползают в самую откровенную порнографию. Какие уж там молитвы? Какая к черту учеба в ешивах?    
     Значит, выходит, что законны требования ультрарелигиозных о раздельных ходах и выходах в автобусах. Значит, убедительны их аргументы, когда они настаивают на том, чтобы женщины сидели сзади автобуса. А я бы еще повесил и занавеску, чтобы полность скрыть женщин – не дай Б-г, какой-нибудь ученик ешивы обернется назад.    
     А что, на улицах женщины более скромны, чем в автобусах? И остроумное предложение выделять им особые места для ходьбы на противоположных тротуарах кажется мне не вполне достаточным - издали фигуры женщин, очерченные наглыми лучами солнца, выглядят еще более вызывающими, еще более бесстыдными.    
     И тут разгулялась моя фантазия. А что если вообще запретить женщинам выходить на улицу и таким образом лишить их возможности волновать сердца и другие чувствительные места мужчин, постоянно желающих женского тела? Нет, пожалуй это чересчур! Израиль, пока еще демократическое государство, могут обвинить в нарушении неотъемлемого права свободного человека в свободной стране свободно перемещаться по любой стороне любой из улиц любого города.    
     Тогда, подсказывает мне ехидная фантазия, можно соорудить крытые деревянные галереи, выкрашенные в черный цвет, вдоль всех улиц. Женщины, выходя из дома, будут быстро нырять в эти галереи. Мужчины, не успев их увидеть, весь день будут оставаться спокойными. Грех, лишенный возможности проникать в их мысли, не сможет помешать ортодоксам усердно молиться в синагогах и учиться в ешивах. А светским – с полным напряжением сил работать на заводах и фабриках, выращивать в кибуцах урожай, служить в армии, ловить террористов и бандитов, охраняя нашу безопасность и покой.    
     Женщины тем временем будут свободно передвигаться по крытым галереям в соответствии с правами человека в демократическом государстве, заходя по необходимости в магазины, супермаркеты и другие торговые точки.    
     Супермаркеты, как и синагоги, также нужно разделить на женские и мужские половины. Женщины, попадая в отведенные для них места, будут очень динамично совершать покупки. Затем быстрым свободным шагом через все те же деревянные крытые галереи, выкрашенные в черный цвет, возвращаться домой…    
     Появившаяся у шлагбаума машина прервала плавный полет фантазии, вернув меня к действительности. Я открыл шлагбаум. Машина заехала на стоянку. И я обомлел - за рулем сидела блондинка, вторая за каких-нибудь двадцать минут. Действительно, предчувствия по поводу этого дня меня не обманули. И даже тяжелейший процесс, который мне предстояло сейчас наблюдать, в чем я нисколько не сомневался, их не сможет омрачить. А процесс этот - парковка машины блондинкой. Здесь я должен привести остроумную шутку, которая гуляет среди шомеров, работающих на автостоянках: три стихии можно созерцать бесконечно - огонь, воду и парковку блондинки.    
     Я и созерцал такую парковку. Блондинка решила припарковать машину задом, или, как говорят в Израиле, сделать реверс. Временами, когда она, выбрав неверную дугу, должна была вот-вот врезаться в одну из стоящих справа или слева машин, сердце мое падало. Я замирал от страха. И в следующую секунду кричал: «Остановись!!!» Она резко тормозила. Потом начиналось все сначала. Так продолжалось долго! Очень долго! Наконец ей все же удалось вписаться в нужное место.    
     Но когда она вышла из машины, все волнения, связанные с ее парковкой, мгновенно улетучились. Мне было явлено само совершенство, т.е. высшая ступень красоты. Ее черты были настолько утонченны, настолько гармоничны, что мне показалось, будто я смотрю не на современную девушку, а на оживший образ гения эпохи Ренессанса. Да, да, в ней угадывалась кисть Сандро Боттичелли. Она походила на Симонетту Веспуччи, вдохновлявшую великого итальянца на бессмертные женские образы. И каскадом вьющихся бронзовых волос, и ослепительностью белой кожи лица, где нос и щеки были усыпаны золотыми песчинками веснушек. И внутренней одухотворенностью. И благородством жеста. И эротическим совершенством - она, затянутая в плотно облегающие джинсы, была более соблазнительной, чем обнаженная Венера Боттичелли.    
     Подхваченный вдохновением, порожденным небывалой красотой, я с немалым ораторским искусством стал изливать на блондинку свои эстетические переживания прекрасного. Она же была крайне удивлена.    
     - Обо мне так красиво еще никто не говорил!    
     Еще бы! Для того, чтобы в эти утренние часы на автостоянке так сказать о ее красоте, я положил десять лет жизни на изучение теории и истории искусства. Плюс, естественно, талант.    
     Но когда я назвал имя Сандро Боттичелли, она быстро спросила:    
     - Кто это? Итальянский певец?    
     - Нет, - говорю, - футболист. Из флорентийской команды «Фиорентина».    
     Зачем, подумалось, ей знать об Алессандро ди Мариано ди Вани Филипепи. По прозвищу «Боттичелли» – бочонок, перешедшему к нему от брата-толстяка, маклера. Алессандро учился живописи у фра Филиппи Липпи. И работал у скульптора Верроккьо…    
     В 11.15 заехал девятиместный миниван «Родиус» производства южнокорейской фирмы «Санг-Йонг». Я его называю «Датиус», поскольку основными покупателями этой машины являются многосемейные религиозные клиенты. И действительно, из «Датиуса» вышел глава семейства – с черной кипой на коротко стриженых черных волосах, в черном же костюме и в белой рубашке. Брюшко. Борода с проседью, небольшие хитроватые глазки. А когда из салона машины начали высыпать детишки – трое мальчиков в черных кипах поменьше и двое девочек, то я понял, что большая кипа - необыкновенный мастер в почетном деле приумножения населения Израиля. Возможно, он не лишен способностей и в изучении Торы. Но кто его знает. Поди проверь. А мужская сила – вот она, налицо. Пятеро детей, как-никак! Хотя нет, я ошибся. Его жена, в косынке и длинном платье, выносит из машины еще двоих, совсем маленьких грудничков. А черная кипа пухлыми, мягкими, белыми руками вытаскивает из багажника двухместную детскую каляску. Куда их и сажают. К тому же она беременна - месяце на восьмом, по моим грубым подсчетам.    
     Потом это многочисленное семейство - кто чинно (черная кипа), кто вприпрыжку (кипы поменьше), кто переваливаясь, словно утка (беременная жена кипы), кто в коляске (груднички) направляется в демонстрационный зал компании, где продают машины южнокорейской фирмы «Санг-Йонг»…    
     Далее темп событий стремительно нарастает - вслед за первой кипой приезжает вторая. Ну и день: две подряд блондинки, теперь с разницей в те же двадцать минут - две черные кипы. Но если первый был угрюмым, неулыбчивым фундаменталистом, приверженцем религиозной партии ШАС и рава Овадьи Йосефа, то второй, как мне показалось, - хасид, что потом подтвердилось. Он был «приписан» к вижнецкому подворью.    
     Мы разговорились. Оказалось, что он великолепно знает русский язык. Приехал в Израиль из Москвы. Там, в московском университете, изучал ядерную физику. А здесь - «вернулся» к вере, изучает Тору и молится Б-гу.    
     Я спросил у него, читал ли он работы Рамбама?    
     - Конечно! Что за вопрос?    
     - Тогда вы, наверное, знакомы с идеей Рамбама: работать, а в свободное от работы время изучать Тору. Ибо наряду со служением Б-гу, по мысли философа, нужно также служить обществу и людям.    
     - При всем моем преклонении перед мудрецом нашим и учителем Рамбамом, - сказал он, - эта его идея не кажется мне абсолютной. Ибо процесс постижения Торы настолько сложен, что требует постоянного напряжения и концентрации всех духовных, моральных и физических сил. Если ослабить это напряжение в изучении Торы, то в мире могут произойти непоправимые изменения. Мы, евреи, можем лишиться той необходимой части силы, которую дарует нам , как избранному Им народу, Всевышний.    
     - Вы же в прошлом были физиком, - парирую я. – Вы же знаете о бесконечной протяженности материи. Условно в цифрах это можно выразить так: миллиард, миллиард, миллиард и так далее до бесконечности километров. И там,за бесконечностью этих миллиардов километров находится Он, являясь, по определению Спинозы, причиной Самого Себя. Думаете, что вы со своей Торой ему интересны? Да у него в бесконечных просторах есть миллионы таких планет как Земля. Миллионы таких народов, как наш еврейский. Благодарите Его лишь за то, что получили жизнь. А о своем благополучии вы должны позаботиться сами.    
     Черная кипа спокойно, не перебивая, выслушала меня. На его губах витала улыбка, которая, видимо, должна была мне сказать, что он, денно и нощно изучая Тору, владеет какой-то нечеловеческой тайной, для меня абсолютно непостижимой. И вот эта-то тайна и дает ему возможность принять часть Б-й силы, которая через него, не работающего, а только изучающего Тору и молящегося Б-гу, оберегает еврейский народ…    
     Когда он ушел, я почувствовал какое-то необычное возбуждение. Будто потоки незнакомой энергии подхватили и закружили меня. Я пытался определить происхождение этой энергии. Все вроде бы на своих местах: стоянка, шлагбаум, будка, наконец. А волнение не пропадает. А может…Может я попал в зону взаимодействия двух противоположных полюсов: с одной стороны – светоносного, солнечного блондинок, а с другой - темного, черного кип. Два этих знака - плюс и минус, и создают возникшую энергию. Которая должна в этот необычный день сотворить чудо. Но не вселенских масштабов типа явления Мессии. Или чуть поменьше - прихода начальника из охранной компании с сообщением, что за долгую службу мне повышают минимальную зарплату на два шекеля в час. В условиях автостоянки может быть только одно чудо - я найду деньги! Пускай небольшие - скажем, десять шекелей металлической монетой. Или чуть побольше - двадцать шекелей банкнотой. Я найду их в одной из куч опавших листьев, которые гонит и гонит ветер, дующий со Средиземного моря…    
     Предчувствие находки было столь велико, я так уверовал в чудесную силу действующей на меня энергии, что тут же вышел из будки и стал прохаживаться по площадке, выходить и на улицу Ла-Гардия, проверяя ногой кучи листьев, бумажек, веточек, кофейных стаканчиков. Ни-че-го!!! Неужели блондинки, черные кипы, возбудившая меня энергия - только плод моей фантазии? Нет, блондинки, кипы, энергия, до сих пор действующая на точку где-то в районе солнечного сплетения – это все реальность. А недорогое чудо, стоимостью в 10-20 шекелей – вот это и есть моя обесценившаяся на глазах фантазия…    
     В будку постучали. Я открыл дверь. Передо мной стоял… ну, как бы вам сказать - каблан собственной персоной. За многие годы общения с израильтянами, принадлежащими к различным слоям общества, я почти безошибочно научился определять, кто есть кто. Владельцы компаний и генеральные директора, например. Эти приезжают на шикарных машинах. Одеты по-европей–ски - в черные брюки, дорогие французские рубашки (как правило - без галстука, дань демократическим кибуцным традициям). На ногах – черные итальянские модельные туфли изумительной по выделке кожи. Походка – величественная. Движения – неспешные. Чувство собственного достоинства превышает всякую меру.    
     Левые интеллектуалы. Профессора университетов, корреспонденты различных газет, журналов. Работники телевидения. Писатели. Защитники природы и животных. Люди нетрадиционной сексуальной ориентации. Их машины попроще – тойоты, хонды. Одеты в джинсы, свободные, не стесняющие движений, рубашки, куртки. Смотрят на мир свысока, ибо, обладая высоким коэффициентом IQ, полагают, что знают ответы на все неразрешимые вопросы, которые подбрасывает жизнь. Изъясняются на утонченном музыкальном иврите.    
     Чиновники из министерств, налогового управления, тель-авивского муниципалетета, полицейские ведут себя по-хозяйски, постоянно пользуясь до злоупотребления частичкой власти, которой наделило их государство. Иногда я могу ошибиться: спутать, например, какого-нибудь высококвалифицированного рабочего с аккуратно подстриженными усами и бородой, наделенного от природы внутренней интеллигентностью, могу спутать, повторяю, с левым интеллектуалом.    
     Но вот израильского каблана нельзя спутать ни с кем. Он, как правило, чрезмерно полный и при этом весьма энергичный человек. Одет неопрятно. Но самая главная деталь, которая исключает любую ошибку в определении его профессии - спущенные штаны. Неизвестно, почему они спущены: или потому, что необъятный живот не дает возможности застегнуть их на нужном месте, или потому, что каблан, неосознанно оголив сзади копчик – этот рудиментарный орган, продолжением которого, по теории Дарвина, когда-то был обезьяний хвост, затем отпавший в процессе длительной эволюции, желает продемонстрировать нам свою неограниченную мужскую волю, не знающую преград в достижении поставленной цели.    
     Как бы то ни было, а передо мной стоял классический израильский каблан. И в присущей кабланам размашистой манере с едва уловимым оттенком требовательного нахальства просит:    
     - Хабиби! Дай мне поставить на стоянке машину.    
     - Не могу!    
     - Почему?    
     - Стоянка только для клиентов фирмы, - объясняю. – Каждые полчаса меня проверяют. Машины со стороны могут стоить мне места работы.    
     - Но я не надолго, - говорит каблан. - Машина здесь, рядом, стоит на тротуаре. А мне не хочется быть нарушителем правил.    
     Законопослушный каблан. Это что-то новое. А может дать ему заехать?    
     - Сколько времени вам нужно?    
     - Пять минут.    
     - Пять минут европейских или азиатских?    
     - Как это понимать? - удивленно спрашивает каблан.    
     - А так и понимать. Мы ведь находимся в Азии…    
     - Разве мы не в Европе? – еще больше удивляется каблан.    
     - Нет, мы не в Европе. Израиль находится в Азии. И в двухстах километрах западнее – уже Африка. А в Азии – своеобразное ощущение времени. Вернее, этого ощущения нет вовсе. Когда вы мне говорите пять минут, то имеете в виду вовсе не время, а скорость, с которой надеетесь справиться с делом, ради которого приехали. А будет это пять минут или час зависит ну, скажем, от израильского чиновника, его желания в данную минуту работать, или выпить стакан растворимого кофе с молоком. У европейцев же, тем более американцев, время – это деньги! Поэтому я и спрашиваю, о каких пяти минутах идет разговор?    
     Он немного подумал, что-то прикинул в уме и сказал:    
     - Полчаса европейских!    
     Потом на площадку въехал серебристый «Мерседес» одной из последних моделей. Ну что тут скажешь - превзойти немецкий технический гений вряд ли кому под силу.    
     Ровно через полчаса каблан вернулся.    
     - Ну вот видишь, полчаса европейских. А ты говоришь – Азия!    
     Потом в его руке что-то мелькнуло. И в следущий момент в нагрудном кармане моей форменной рубашки затрепетала, словно пойманная бабочка в сачке, купюра в… 50 шекелей. Я попытался спасти девственную чистоту моей совести.    
     - Нет, нет! Денег не нужно! Заберите их!    
     - Возьми, возьми деньги! Купи себе бутылку сока. Сэндвич. Я ведь знаю, как мало вы, шомеры, зарабатываете.    
     А теперь самое главное. Я ничуть не сомневался в своей проницательности и силе интуиции. Но решил все-таки проверить себя и полюбопытствовать, чем он занимается.    
     - Я каблан! Работаю с тель-авивским муниципалитетом по очистке канализаций и вывозу нечистот.    
     Потом он направился к машине и через несколько секунд серебристый «Мерседес», похожий на волшебную птицу, расправил передние крылья и гордо полетел над улицей Ла-Гардия…    
     Итак, чудо свершилось! И довольно интересным способом: деньги пришли ко мне не из мусорной кучи, а через каблана, занимающегося очисткой канализаций и вывозом дерьма. Я вытащил из кармана 50 шекелей и может быть впервые в жизни с предельной тщательностью стал изучать денежную купюру.На ней же был изображен фиолетовый Шай Агнон на фоне его огромной библиотеки. На голове – кипа. Очки. Лицо крайне сосредоточенно – он склонился над рукописью. Слева от него, столбиком, даны слова из Нобелевской речи.    
     Я понюхал купюру. Нет, ничем не пахнет. Ни единой молекулы запаха. Значит, прав был римский император Веспасиан. Это он, необычайно изобретательный в деле пополнения казны, впервые в древнеримской истории ввел налог на общественные туалеты - «латрины». А когда его сын, будущий император Тит - разрушитель второго Храма, стал упрекать отца за неблагоуханный налог, Веспасиан тут же заставил сына понюхать деньги: «Ну как, пахнут они?» И получив отрицательный ответ, заметил: «Странно, а ведь они из мочи!» Так «мочевой налог» породил единственный афоризм, оставшийся в веках после императора Веспасиана - «non olet pecunia” - «деньги не пахнут»…    
     И эти 50 шекелей ничем не пахли. Зато тонким интеллектуальным ароматом благоухала книга, которую я на них купил, - «Русский роман» Меира Шалева.