Как известно, правыми в Израиле называют сторонников поселенческой политики, а левыми – ее противников. Обе стороны выступают под знаменами определенных идеологий. Как это свойственно любым идеологиям, эти идеологии содержат как рациональные, так и иррациональные компоненты. В данной статье я хочу рассмотреть природу иррациональных компонентов обеих идеологий, используя данные социальной психологии, а именно, тот ее раздел, который называют психологией толпы. Начнем по-еврейски, справа.
Идеология правого израильского лагеря, несомненно, содержит ряд вполне рациональных и обоснованных элементов. Действительно, победители первой мировой войны поделили территорию Оттоманской империи абсолютно произвольно, руководствуясь своими стратегическими интересами, и совершенно несправедливо по отношению к еврейскому народу. Эта несправедливость была еще более усугублена в 1922 году разделом Страны Израиля на Палестину и Иорданию. В результате, когда, после победы в Шестидневной войне, территории Иудеи и Самарии перешли под контроль Государства Израиль, под его управлением оказались проживавшие там арабы, которые никогда не были отдельным («палестинским») народом и никогда не имели своего государства. Таким образом, эти территории являются не только ничейной землей, но и населены людьми без гражданства. Эта ситуация открыла для Государства Израиль абсолютно легитимную возможность добиваться пересмотра произвольных решений стран-победительниц с учетом справедливых нужд еврейского народа. Эти нужды тоже более чем обоснованы, ибо постоянные попытки арабских стран уничтожить Израиль делают остро необходимым приобретение Израилем дополнительных территорий, что существенно увеличивает его безопасность.
Эта же идеология, однако, содержит существенный иррациональный компонент, а именно, утверждение о том, что вся земля Израиля дарована еврейскому народу Господом Богом нашим. Поэтому она наша! Такое утверждение дважды иррационально. Во-первых, мы живем в мире, управляемом международным правом. С этой точки зрения такое обоснование нашего присутствия в Иудее и Самарии совершенно неприемлемо. С точки зрения международного права эти территории являются оккупированными, и страна-победительница обязана отступить к своим довоенным границам. Во-вторых, такое утверждение совершенно неверно с точки зрения иудаизма. Каждый мало-мальски знакомый с Торой знает, что Господь Бог наш не подарил нам эту землю, а сдал внаем за определенную квартплату. Он неоднократно предупреждал еврейский народ о том, что неуплата приведет к выселению. Однако, наши предки не вняли Гласу Божию и были безжалостно выселены в галут. Таким образом, даже с религиозной точки зрения эта земля нам не принадлежит. Обратное утверждение абсолютно иррационально.
Левая идеология также содержит как рациональные, так и иррациональные элементы. Адептами левой идеологии является, главным образом, радикальная интеллигенция, сосредоточившаяся в университетах. Израильские левые радикалы призывают заключить немедленный мир с врагом, обладающим ментальностью первобытных племен, которому чужды понятия “мирный договор», «компромисс» и «права человека” и который считает, что «если враг не сдается, его уничтожают”. Степень «разумности» таких призывов к миру хорошо иллюстрирует гениальная фраза Карела Чапека: “Мы, кролики, заключили договор с голубями не есть друг друга. Посмотрим, что скажут на это волки!” С другой стороны, в израильском обществе есть множество людей, которые хорошо понимают, с кем государству Израиля приходится иметь дело и которые ищут рациональное решение проблемы, избегая иррациональных решений, предлагаемых как «левой» так и «правой» идеологиями. Но они в меньшинстве. К тому же каждая из сторон немедленно зачисляет и их в своих противников. Правые их клеймят “левыми”, а левые “правыми”. И это чрезвычайно осложняет нормальное функционирование израильского общества.
Иррациональное поведение людских сообществ, исповедующих некую идеологию, детально изучил Густав ЛеБон, один из самых влиятельных, если не самый влиятельный исследователь массовой психологии. Он ввел в обращение термин “организованная толпа”. Толпа в общепринятом смысле является доброкачественной, так как каждый из составляющих ее индивидов ведет себя совершенно рационально. Например, толпа на железнодорожном вокзале состоит из массы людей, которые преследуют свои совершенно рациональные цели, уезжают, провожают, приезжают, встречают, покупают билеты и т.п. Психология членов этой толпы ничем не отличается от психологии индивидуальных людей, ее составляющих. В противоположность этому, в организованной толпе, по наблюдениям ЛеБона, психология ее членов существенно отличается от психологии индивидуальных людей. В ней происходит так называемая деиндивидуализация ее членов. Человек толпы утрачивает свою индивидуальную способность рационально оценивать ситуацию и моральную ответственность за свои поступки. ЛеБон пишет, что человек толпы спускается на несколько ступенек по лестнице цивилизации. Вне толпы он может быть культурным человеком, а попав в толпу, он становится варваром и рабом. Что же происходит на этих нижних ступенях цивилизации?
Отступим на минуту от психологии к биологии. Рабство и варварство рождаются уже в сообществах социальных животных. Оказалось, что в борьбе за выживание наиболее приспособленными являются животные, объединённые в коллектив. Их способность выжить и произвести здоровое потомство выше, чем у индивидов. Но за это они платят особую цену. Наиболее приспособленным оказывается коллектив, представляющий собою жесткую иерархию. Во главе такого коллектива стоит доминантный лидер, который единолично принимает все жизненно важные решения и добивается их выполнения, остальные же члены коллектива являются его абсолютно покорными рабами. Это явление связано с появлением новых инстинктов, свойственных только социальным животным.
Прежде всего, членов социального сообщества объединяет не-преодолимое стремление находиться в «стаде», “быть как все”. Социальные психологи называют это стремление «инстинктом агрегации». Принадлежность к коллективу (племени, стае или стаду) создает у социальных животных огромный душевный комфорт. Теряя самостоятельность и освобождаясь от бремени ответственности, они приобретают чувство уверенности и испытывают, выражаясь по-советски, «чувство глубокого удовлетворения». А социальное животное, почему-либо оказавшееся вне коллектива, испытывает, напротив, глубочайшую душевную травму. Другая особенность иерархического коллектива связана с так называемым “стадным инстинктом”. Он обеспечивает полнейшую готовность у подчиненных членов стаи или племени беспрекословно и бездумно выполнять любые приказы лидера, вплоть до приказа прыгнуть в пропасть. Таким образом, этот инстинкт настолько силен, что порой преодолевает даже инстинкт самосохранения. (Можно думать, что террористы-самоубийцы руководствуются именно этим стадным инстинктом). Так в процессе формирования социальных животных рождается рабство.
Среди множества инстинктов, управляющих поведением всех живых существ, имеются два, которые у социальных животных приобретают особое значение. Они очень способствуют сплочению их членов в единый коллектив. Это, во-первых, инстинкт распознавания «свой-чужой». Здесь не место обсуждать все детали работы этого инстинкта. Достаточно только сказать, что благодаря способности распознавать чужое наш организм способен бороться с такими внешними врагами как болезнетворные микробы и вирусы, а также со своими собственными клетками, которые переродились в раковые. Во-вторых, «территориальный инстинкт». Многие индивидуальные и социальные животные занимают некую выбранную ими территорию, считают ее своей и яростно защищают от вторжения чужих. У таких социальных животных, как шимпанзе или первобытные люди, территориальный инстинкт настолько силен, что некоторые ученые называют его «территориальным императивом».
Действительно, территория является для любого коллектива одним из важнейших факторов выживания. Более того, самосохранение и непрерывное самовоспроизведение (т.е. размножение) членов коллектива требуют постоянного расширения этой территории. Ограниченная территория создает серьезные ограничения для выживания. В результате непрерывного размножения плотность членов стада на данной территории увеличивается, а это ведет к определенным гормональным изменениям в организме животных, и они попросту перестают размножаться. Кроме того, увеличение плотности усиливает внутрисемейную агрессию, которая при оптимальной плотности успешно регулируется. В результате, если территорию не увеличить, коллектив может погибнуть. Вновь захваченная территория не только снижает плотность популяции, но также и содержит дополнительные источники пищи, которые способствуют росту и усилению коллектива. Таким образом, расширение территории является критически необходимым для выживания и воспроизведения.
Как правило, однако, на соседней территории обитает другое племя, и для успешного расширения своей территории надо этих соседей изгнать, поработить или уничтожить. И тут вступает в действие система распознавания “свой-чужой”. У социальных животных она играет особо важную роль. Она резко усиливает их территориальный инстинкт, снабжая его очень мощным дополнительным мотивом. Для членов данного племени члены соседнего племени – чужие. А чужие - это, как правило, смертельные враги. Не случайно во многих примитивных племенах слово “человек” определяет только члена данного племени, а особи, заселяющие соседнюю территорию, не считаются людьми. Поэтому никаких «прав», присущих людям, у них нет. Их территорию следует захватить, а живущих там «чужих» поработить или даже уничтожить. Так, с появлением социальных животных возникает варварство.
Таковы вкратце свойства первобытных племен. И вот к этому первобытному состоянию, по утверждению ЛеБона, возвращается толпа. Здесь очень уместно забежать вперед и привести яркий современный пример возвращения культурной нации к варварству. Речь идет о гитлеровской Германии. Ее лидер («вожак стаи») Гитлер обладал огромной силой внушения и глубочайшей верой в свою правоту. Он сумел перевести инстинктивные импульсы первобытных племен в некую националистическую идеологию. А с помощью настойчивой и изощренной пропаганды этой идеологии удалось пробудить в немецких массах врожденные инстинкты и внушить им, что они – высшая раса на земле, что многие другие народы – недочеловеки и что немцам критически необходимо жизненное пространство (новые территории). В результате народ передовой культуры превратился в стадо рабов, бездумно и беспрекословно подчинявшихся «вожаку», а Германия, страна, достигшая столь высокого уровня в культуре, науке, технологии, медицине, легко и быстро скатилась до нацистского варварства.
Современные народы и государства отошли от рабства и варварства на разные расстояния. Дальше всех – демократические государства Запада. Хотя и при такой форме правления в этих государствах основной формой организации индивидуумов осталась иерархическая структура, которая, по-видимому, остается наиболее эффективной формой управления коллективом. Это одно из лучших изобретений эволюции.
Однако в демократических странах иерархическая структура претерпела существенные усовершенствования. Борьба за власть перестала быть кровавой, лидеров выбирают и притом на ограниченный срок, а их власть законодательно ограничена. Жители демократических стран не обязаны бездумно подчиняться всем решениям лидера. У них есть ряд гарантированных законом прав и свобод, а за выполнением законов следит свободная пресса и независимая судебная система и т.п. Благодаря всем этим процессам в демократических странах лидер несет ответственность, главным образом, за благополучие всего коллектива, а граждане – за свои собственные решения.
Возникновение описанных выше особенностей либеральной демократии оказалось возможным благодаря фундаментальному биологическому факту: характер и интеллект являются независимыми друг от друга свойствами человеческой психики. Характер, который определяет склонность подчиняться или повелевать, является врожденным свойством, который очень мало зависит от внешней среды. Среда способна контролировать только интенсивность этих врожденных склонностей. С другой стороны, интеллект и творческие способности, хотя тоже являются врожденными, но не свойствами, а лишь возможностями. Для своей реализации эти возможности нуждаются в наличии определенных факторов внешней среды .
Биологические механизмы развития интеллекта были рассмотрены мной в другой статье («Окна» 29.12.11.). Здесь я хочу обсудить социальные аспекты этой проблемы. Как уже было сказано, судьба рабов полностью зависит от воли лидера. Возможны разные варианты. Например, - инициатива наказуема, и тогда одаренный член племени как огня боится реализовать свой талант. В другом случае, - лидер не препятствует талантливому крестьянину произвести избыток сельскохозяйственного продукта, а частично присваивает его. И наконец, некоторые одаренные лидеры поняли, что им выгоднее позволить законным образом продать избыток продукта и заплатить налог, чем отбирать этот продукт силой. Так, появилась, с одной стороны, первая и наиболее важная свобода, свобода торговли, а с другой стороны, первое ограничение власти лидера.
Начатый этими событиями длительный процесс ограничения власти лидера и освобождения подчинённых привел , можно сказать, к революционным результатам. Власть единого лидера закончилась и перешла в руки выбранного всем сообществом правительства. Последнее, в свою очередь, ограничено совершенно законной оппозицией. На родине демократии, Великобритании, по сей день существуют «правительство ее величества» и «оппозиция ее величества». Граждане этих стран постепенно получили полную свободу благодаря «Декларации прав человека», свободной прессе, независимой судебной системе и прочим институтам либеральной демократии. Параллельно этому и в связи с этим происходило все нарастающее освобождение индивида от власти «лидеров», а способность учиться и развивать интеллект оказалась чрезвычайно востребованной. Потенциальные индивидуальные способности у индивидов не зависят от его места в иерархической структуре. У самого последнего винтика могут быть гениальные потенции, а какой-либо из лидеров может быть лишен всяких творческих способностей. Люди, находившиеся на низких ступенях иерархии, но обладавшие большими способностями к усвоению новых знаний и творческой одарённостью, стали со временем процветать и приобретать все большее влияние. Они открывали новые пути в бизнесе, технологии, науке, культуре, и т.п., становились эффективными профессионалами во всех прикладных областях и постепенно поднялись также до вершин государственного руководства. Все это привело к тому, что утраченная в процессе формирования социального коллектива ответственность индивида за собственное выживание возрастала, а ответственность вожаков существенно уменьшалась. Так складывалось то, что мы называем сегодня «гражданским обществом». Здесь, однако, следует особо подчеркнуть, что приобретение истинной свободы – процесс медленный и болезненный. Недаром А.П.Чехов говорил, что он выдавливал из себя раба по капле. Более того, истинная свобода должна быть обязательно связана с ответственностью. Без ответственности нет никакой свободы.
Государства, в которых постепенно сложилось гражданское общество, находятся в меньшинстве. Большинство государств ушли от рабства и варварства на очень короткое расстояние. Для них демократические государства – чужие, а моральные ценности этих государств – пустой звук. Это, однако, не мешает им быть полноправными членами ООН и голосовать за резолюции, которые осуждают нарушения прав человека в демократических странах. Это противоестественное явление является частью так называемой войны цивилизаций, о которой так долго говорили все, кому не лень.
Однако, даже появление гражданского общества не означало, будто все инстинкты первобытных племен были вычеркнуты из репертуара общественной жизни. Произошло лишь существенное снижение их интенсивности, они были, так сказать, «загнаны в подполье». Но они сохранили потенциальную способность к возрождению в благоприятных для этого условиях. Эти условия возрождения первобытных инстинктов как раз и были главным предметом изучения ЛеБона в его книге « Психология народов и масс». В этой книге он впервые вводит понятие «организованной толпы». Он называет такой толпой любую группу людей, от шести человек до отдельного народа в целом, которые под влиянием какого либо фактора вернулись по гениальному определению Пушкина, «к заветам темной старины”.
Какие же именно факторы, по ЛеБону, способны превратить группу современных людей или даже целый народ в варварскую толпу? Наиболее часто, говорит он, это происходит под влиянием доминантного вожака, обладающего искренней верой в свою правоту, упорной волей, и, главное, огромным обаянием (т.н. «харизма»). Этим последним свойством обладают немногие лица, и оно сообщает им какое-то особое очарование, почти магически действующее на окружающих. Такой вожак, прежде всего, обращается к чувствам, эмоциям группы людей, но ни в коем случае не к их разуму. “Простое утверждение, - говорит ЛеБон, - не подкрепляемое никакими рассуждениями и никакими доказательствами, служит одним из самых верных средств, чтобы заставить идею проникнуть в душу толпы”. Простое, но часто повторяемое утверждение приобретает способность проникать в самые глубокие инстинктивные области подсознания, которые как раз и управляют поведением толпы. Постоянное повторение способствует тому, что внушаемые толпе идеи, чувства и верования приобретают свойства заразной болезни. Верования, скрепившие первые группы людей в толпу, с легкостью заражают многих других, которые ранее эти верования совершенно не разделяли. Причем для того, чтобы «заразиться», нет необходимости прямого контакта с уже «зараженным» - идеи, охватившие массы, распространяются как бы по воздуху, и оказывают свое действие на расстоянии. Таким образом, для образования организованной толпы вовсе не нужно, чтобы ее члены находились в тесном контакте друг с другом, как это имеет место в обычной, неорганизованной толпе.
Одной из важных причин присоединения к толпе является одиночество многих людей в современном цивилизованном обществе. Как мы уже говорили выше, социальные особи, не включенные в коллектив, испытывают большой душевный дискомфорт, даже если они, благодаря своим индивидуальным усилиям, достигли большого успеха. Люди являются социальными животными, общение с другими особями столь же жизненно необходимо для них, как пища. Присоединение к толпе не мешает их разумной профессиональной деятельности и в то же время, присоединившись к толпе, они получают душевный комфорт. И что интересно: именно эти люди, влившись в толпу, способны не только разделять, но зачастую и наиболее яростно, наиболее страстно защищать (и даже развивать) ее верования, порой самые иррациональные. Причем этот явный диссонанс между их личным, профессиональным здравым смыслом и бездумным подчинением идеологии толпы им совершенно не мешает. Таким образом даже самое просвещенное общество может превратиться в единую, организованную толпу.
Самая поразительная черта такой толпы состоит, как мы уже сказали, в том, что входящие в нее члены теряют свои особые индивидуальные черты. Вне зависимости от их ума, уровня образования, характера и образа жизни у них образуется «коллективная душа», которая заставляет их, во-первых, чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. И, во-вторых, все они думают, действуют и реагируют на критику совершенно одинаково. Теперь они взаимно заменяемы. Даже самые умные люди, выдающиеся профессионалы, обладатели исключительного интеллекта, оказавшись в толпе, теряют свои качества. “В толпе происходит накопление только глупости, а не ума”, - пишет ЛеБон. Иными словами, сознательная деятельность индивидов сменяется и подменяется бессознательной деятельностью коллектива как целого. В результате толпа становится анонимной и полностью лишается чувства ответственности. Это чувство, сдерживающее низменные инстинкты отдельного человека, в толпе совершенно исчезает. Далее, члены такой толпы демонстрируют чрезвычайную нетерпимость к любым мнениям, которые отличаются от внушенных им верований, поскольку они потеряли способность думать, рассуждать и сомневаться, как это свойственно членам стада, стаи или племени. Именно поэтому можно говорить, что образование толпы – это возвращение от цивилизации к первобытному варварству и рабству. Замечательно уловил психологию этого превращения Владимир Маяковский. В своей поэме “Владимир Ильич Ленин” он писал о беззаветной преданности вождю: “Сейчас прозвучали б слова чудотворца, чтоб нам умереть и его разбудят, - плотина улиц в распашку растворится, и с песней на смерть ринутся люди”. Именно об этом мы говорили выше: стадный инстинкт превозмогает даже инстинкт самосохранения. А вот что говорил тот же поэт о чувствах, вызываемых принадлежностью к стаду: “Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз. Сильнее и чище нельзя причаститься к великому чувству по имени “класс”. Здесь поэт нашел удивительно точное определение идеологии – чувство. Действительно, содержательная суть идеологии не имеет никакого значения. Идеология может быть любой - марксистской, националистической, религиозной. В ней важно другое: любая идеология это, прежде всего, важнейший фактор агрегации во имя великой цели - распространения «нашей, единственно правильной» доктрины на весь мир, будь то освобождение рабочего класса от оков капитализма во всем мире, завоевание для высшей расы жизненного пространства во всем мире или создание всемирного халифата. Нет более важной, святой обязанности, чем спасти весь мир, а спасти его можно, лишь распространив на него нашу доктрину.
Но особенно точные слова нашел Маяковский, говоря о сплочении новоявленного стада: «А если в партию сгрудились малые, - сдайся, враг, замри и ляг! Партия – рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак». «Враг», то есть «чужой», и «кулак», то есть «сила, насилие, агрессия» – вот главные инстинкты, превращающие свободное общество в толпу.
После всех этих рассуждений я могу предположить, что в израильском обществе сегодня тоже сформировались сегодня две большие толпы – «правая» и «левая». Существенную часть израильских «правых» объединяет постоянно повторяющееся утверждение из разряда иррациональных верований: «Это наша земля». Нетрудно заметить, что привлекательность лозунга: «Это наше» - обусловлена тем, что он, по сути, является выражением присущего всем нам территориального императива.
Перейдем теперь к левой толпе. Начнем с Европы, в которой война цивилизаций приобрела весьма странную форму. В последние несколько десятков лет там поселились миллионы эмигрантов из мусульманских стран. Они абсолютно отвергают европейскую культуру и иудео-христианские моральные нормы и продолжают жить по законам шариата. Но самое главное состоит в том, что они совершенно не скрывают своих истинных намерений – полностью ликвидировать христианство и установить во всей Европе законы шариата. Для достижения этой цели они строят в Европе множество мечетей и религиозных школ, куда привлекают многочисленную мусульманскую молодежь, которая часто нигде не работает. Европейские власти не только ничего не противопоставляют этому современному нашествию варваров, но и платят им щедрое социальное пособие
Это явно противоречащее здравому смыслу поведение убедительно объясняет профессор Бременского университета, социолог, экономист и исследователь геноцида Гуннар Хайнзон. По его мнению, в ответ на ничем не прикрытую агрессию леволиберальная интеллигенция пошла по пути умиротворения агрессора. То, что такое умиротворение в свое время привело к Мюнхенскому соглашению с Гитлером, которое, в свою очередь, привело ко второй мировой войне, со всеми ее ужасными последствиями для «умиротворителей», их ничему не научило. Более того, чтобы оправдать свои действия эта «прогрессивная» интеллигенция (точнее – ее радикально «левая» часть), создала новую идеологию, в центре которой находится так называемый «мультикультурализм». Это означает, что Европейская культура, для которой человеческая жизнь имеет высочайшую ценность и людоедская культура, призывающая убивать «неверных», если они не соглашаются принять ислам, равноценны и должны гармонически слиться в одно целое.
Эта идеология умиротворения то и дело включает в себя также анти-капитализм, антиколониализм, антиамериканизм, антисионизм, политкорректность и борьбу за права человека доведенные до абсурда. Вера в то, что субъективный опыт важнее морального императива и любого представления об истине и объективности — переворачивает понятия правильного и неправильного с ног на голову. С такого рода «прогрессивной интеллигенцией» невозможно вести рациональную дискуссию по всему широкому спектру жгучих общественных вопросов, поскольку по каждому такому вопросу для нее существует только одна точка зрения, не допускающая отклонений. Это происходит потому, что вместо того, чтобы приходить к какому-то выводу на основе фактов, лево-радикальная интеллигенция, напротив, неизбежно искажает факты таким образом, чтобы они соответствовали более важной для нее идее. Поэтому идеология такого рода, по сути, отрицает здравый смысл и истину. Перед нами явно «организованная толпа» по ЛеБону, которая, главным образом, сконцентрировалась в университетах. Хранители разума превратились в его разрушителей. По всей видимости, идеологи левой толпы в Израиле «заразились» идеологией этой западной толпы.
Очевидно, что содержание радикальной идеологии, будь то левая, правая или любая другая никак не влияет на поведение ее адептов. Они нетерпимы к чужому мнению, уверены в том, что их мировоззрение является единственно верным, и что тот, кто думает иначе, - враг. Выходцам из бывшего СССР это очень хорошо знакомо.
Понимание психологии толпы крайне важно для граждан демократических государств, поскольку наличие «толп» затрудняет функционирование любого современного государства. Как замечает ЛеБон, даже в демократической стране политики бессильны перед верованиями толпы, и поэтому они сами все более и более руководствуются импульсивными настроениями толпы, которая руководствуется не разумом, а одними лишь чувствами. Более того, в некорых случаях наличие толпы выгодно той или иной партии из электоральных соображений. В результате, партии и парламенты сами склонны превращаться в толпу.
К счастью, на фоне этой печальной картины проблескивает луч надежды. Тот же ЛеБон показал, что всегда есть отдельные особи, которые не поддаются эмоциям толпы и полностью сохраняют способность рационально оценивать обстановку. Мы только что видели это на примере Израиля. Такие люди малочисленны и поэтому не могут успешно бороться с предубеждениями толпы. Однако, они могут отвлечь толпу путем какого-либо нового внушения. ЛеБон показал, что харизматический лидер с одинаковым успехом может внушить или ненависть, или любовь. Таким образом, если среди особей, устойчивых против влияния толпы появится харизматический лидер, он может, например, внушить, что самое главное - это справедливость и сострадание. Так что, как говорят в израильской армии, «положение безвыходное, но не безнадежное».
Я закончу на оптимистической ноте. Законопослушный гражданин демократического сообщества прекрасно знает, что он подвержен сильным эмоциональным импульсам, агрессивным, сексуальным и т.п. Он, однако, способен усилием воли контролировать эти импульсы. А вот о существовании серьезной опасности попасть под влияние толпы и лишиться способности рационально мыслить ему, как правило, ничего не известно. Задача этой статьи - привлечь его внимание к этой опасности. И если он поймет, что ему угрожает, он, возможно, научится противостоять этой угрозе. Ибо понимание – это ключ к решению всех проблем.