…Но слова все же есть только слова – и даже величайший Писатель – Бог – останавливается перед вечной проблемой – умопостигаемого, которое может быть в одних случаях верно, а в других неверно понятым. В мировой Игре неразрешима тайна взаимодействия необходимости и случайности: ведь если необходимость – точное установление Всевышнего, то случайность – самопроизвольное отклонение от необходимости; может быть, даже нечто, вотще отрицающее необходимость.
Как это случается?
Постулат о всеведении Бога, прозревающего вещи от начала к концу и возводящего их от конца к началу, тем самым говорит о решении принятом. Тут не было бы никакой Игры, если бы элемент ее не вводился случаями, обусловленными выбором: если будете поступать так-то, то будет то-то, а если иначе – то-то. Прогнозирован различный исход, составляющие моменты которого во все более мельчающем многообразии бытия человеческому уму непредставимы. Это – непринятые решения. Насколько прозревает (и зачем?) их Бог? Если все наперед просчитано, то чем отличается смысл такого счета от в миллионный раз повторенной таблицы умножения, вызубренной каждым из нас давным-давно, еще в детстве?
Для человека является само собой разумеющимся, что знание – это одно, а чувствование – нечто совсем другое. Если человек создан "по образу и подобию Всевышнего", то само понятие о Боге живом предполагает радование и печалование Его по мере течения жизни. Бог, не запускающий рулетку, не бросающий кости, не ведущий игру в бисер – обладал бы мертвой душой. Поэтому и существование в мире зла (вопрос, на который не находил ответа Иов) есть следствие дарованной человеку свободы воли, от давления на которую Творец – до известных пределов – отказался.
С тем Бог и предвосхищает только то, что исходит от животной души человека, а не от его духовных возможностей, которые принципиально должны быть непредсказуемы, несмотря на то, что человек, по словам Всевышнего, "стал как один из нас". Ведь и ангелы, то есть чисто духовные сущности, обязанные выполнять Волю Всевышнего, иногда отклоняются от нее, превышают полномочия и за это наказываются. Так и с человеком. С той разницей, что человек несравненно свободней ангела и, соответственно, непредсказуемей. И, самое главное, творческая воля, возвышающая его над ангелами, не просто уподобляет человека Богу, но, по-видимому, способна подсказывать Самому Творцу новые идеи. Сюрпризы, которые этими идеями преподносятся, отнюдь не отвергаются, но исследуются до последней черты проницания их Всевышним. Потому-то благочестивые друзья Иова получили выговор, а дерзостный Иов – оправдан.
Не значит ли это, что человек является не только генератором идей и их аккумулятором, но и сам же проводит им проверку на испытательном полигоне бытия, инициируя себя в качестве биологического робота на границе между животной и высшей сущностями? Не ради ли совершенствования? И до каких пределов?
Где начинается и на чем кончается интерес Всевышнего? Или – поставим вопрос иначе: Сам Бог – совершенствуется или не совершенствуется? Учится или не учится? О чем свидетельствует тот мир, который был создан по закону немедленного воздаяния за любой проступок? Он тут же самоуничтожился. Так что же это – ошибка Бога? А допотопная модель собственного нашего мира – разве не оказалась она несостоятельной? Не откорректировал ли Всевышний уже в ходе существования нашего мира правила Игры?
Да и по этим – снисходящим – правилам разве не раскололся мир на весьма интересные для Бога (порукой – их немалые исторические сроки) религиозные модели? Вовсе это не означает, будто какая-либо из них, кроме той, что целиком основана на Синайском Откровении, для нашего мира является истинной; этот мир, без сомнения, закончится так, как ему судил Всевышний по правилам этой партии Игры. Но не будет ничего невозможного в том, чтобы следующий мир оказался построенным на идее христианства. Разумеется, это будет не совсем та идея, которая имеет место здесь, на этой земле, но устроение следующего мира, надо полагать, будет исходить из брошенного христианством Богу вопроса о собственной Его экзистенции.
Свобода выбора для Самого Бога! Есть у нее предел или нет? Почему Он совершает чудеса, считаясь с законами природы, под видом случайности? При этом декларируя Свою Волю, то есть необходимость!
Это все вопросы вопросов, вопросы вечные – и нет большей бессмыслицы, нежели полагать, будто какие-то мистические учения располагают на них ответами. Ignoramus et ignorabimus – "мы не знаем и не узнаем".
Итак, нам остается только слабая возможность двигаться в направлении к постижению, продвигаться лишь двумя путями: путем религиозного сознания (к которому неизбежно приходит и "научное") и путем, условно говоря, "художественного". Стало быть, чем же все-таки отличается религиозное сознание от художественного и могут ли они соединяться в одном лице? То, что это возможно, свидетельствует высший из всех примеров – солнце Торы, творение недосягаемого Писателя; на нашем же человеческом уровне весь остальной свод ТАНАХа и в особенности вдохновение псалмопевцев – Давида, Асафа, сыновей Кораха – убеждает, что чаемое соединение возможно – и как исследование Божественных установлений, и как творческое исследование, хотя, казалось бы, между ними – непроходимый барьер, ибо религиозное сознание воплощает "страх небес", а художественное – бесстрашие.