(Последние фестивали в Акко 2009-2010 гг.)
Йом-Кипур 2008 года. По сообщениям прессы, 300 человек ночью приблизились на машинах к еврейским домам и магазинам и устроили погром. Более 100 автомобилей было повреждено, не менее 50 магазинов разбито. "Это наша хрустальная ночь"... "Я сам слышал, как они с топорами кричали "Смерть евреям" и полицейская машина ехала рядом, сопровождая". "Акко – это арабский город", – поддерживая выступления соплеменников, заявил в кнессете Ахмад Тиби. "Акко – это еврейский город в демократическом государстве Израиль", – возражал ему Руби Ривлин… 500 полицейских прибыли тогда в город, чтобы защищать евреев и арабов друг от друга, ибо и евреи не остались в долгу – сожгли несколько арабских домов, за что показательно поплатились первыми: Международный фестиваль альтернативного театра, который должен был состояться через пару дней на праздник радости и свободы в шалашах, был решительно отменен мэром Шимоном Ланкри: "Я несу ответственность за безопасность жителей и гостей города".
Тысячи подписей деятелей искусства (и моя в том числе), подготовивших творческий форум, с просьбой провести его, несмотря ни на что, не помогли. Шок от пожаров, разбитых окон, кровавых драк поколебал у многих вообще веру в возможности единения на поле культуры. Отодвинутый на Хануку в декабре 2008 г. 29-й театральный ритуал следа не оставил… как после похорон…
Каким же выглядел фестивальный Акко после полицейской терапии в 2009-м, тем более, в 2010 г.? Вернул ли надежду на взаимопонимание? Принес ли художественные открытия? И вообще, в какой мере дано искусству вмешиваться в человеческую психологию? Что происходит на сцене в принципе – манипуляции с сознанием или пробуждение совести? Где границы и как их проявить в хаосе образов? Кто те творцы, которым удается выразить главное?!
Два фестиваля 2009-2010 гг. осветили путь альтернативного театра Акко как дорогу к взаимопониманию через покаяние даже ценой художественных компромиссов во имя реакции на духовную боль…
"Санаторий" Офера Амрама, "Ключевые слова" Мартина Могильнера, "Шоковая терапия" Йоава Барталя, "Отец" Варды Бен- Хур, "Стена плача" Пабло Зальцмана – уже сами названия тогда в 2009-м зеркально отражали активную позицию творцов, не оставшихся безучастными к происшедшему и по-своему пытавшихся прокомментировать и по возможности аудиовизуально залечить раны времени…
Без слов, лишь в диалогической пантомиме создавал свой образ мира Офер Амрам, уравняв в правах несовершенства врачей и больных в авторском спектакле "Санаторий", где все меняются местами. Израильский вариант чеховской "Палаты № 6", узнаваемый в силу сочетания формального порядка и реакций больных, привязанных к своим мучителям, и наоборот – врачей, оказывающихся такими же мучениками обязательных законов лечения во имя всеобщей тишины. Среди белизны палат и безмолвия безнадежности возникал в спектакле звук непрекращающейся общей боли… "Мы все нуждаемся в лечении, нам всем нужен санаторий" – подтекст действия прочитывался без напряжения… Спектакль, сделанный в стиле философской пантомимы, призывал к взаимному милосердию.
Крик о помощи к Отцу пронизывал комедию ансамбля режиссера Варды Бен-Хур в спектакле "Татэ!" Четверо поселенцев встречаются в последние часы перед Йом-Кипуром, чтобы успеть закончить свои ежедневные семейные дела перед Судным днем. У каждого свои маленькие смешные проблемы, которые они не могут решить. Еще не начался День приговора, а они, уже предощущая его, требуют ответа у Отца, закрутившего их жизни в непреодолимый узел… Режиссер Варда Бен Хур и актеры Амихай Хазан, Идо Левингер, Омри Верч в феерической шутке, лирической автосатире неожиданно представили публике масштаб, величие дня Йом-Кипура как духовного отчета перед Всевышним, ожидания, даже требования справедливого суда!.. Непосредственная детски наивная презентация прозвучала на фоне происшедшего универсальной еврейской актуалией…
Однако фестиваль в целом неслучайно был назван "арабским". Главный приз получил спектакль театра "Эль Хакауати" из Восточного Иерусалима "Аба Убу на мясном рынке" по Альфреду Жарри, в постановке Франсуа Абу Саляма, сценограф – Франсин Гаспар. Это был действительно гениальный спектакль, в котором соединились европейская театральная культура и арабский менталитет. Знаменитый текст французского драматурга был представлен в свободной интерпретации как зеркало подсознания современных арабов.
Как и оригинальный текст Жарри "Король Убю", представлявший собой пародию на бесящуюся с жиру Францию, "Аба Убу" из "Эль Хакауати" был сделан как автосатира на зажравшуюся от обилия мяса, потонувшую в крови палестинскую "хамулу" – многочисленную семью, где нет преданности друг другу, но есть жажда власти любой ценой даже за счет убийства брата… Действие происходит в мясной лавке, границы которой раздвигаются актерами в диалоге с умершими родителями, оживающими телятами и ослами. Их отрезанные головы превращались вдруг в игровые маски для актуальной политической декларации, средством припечатать не только себя, но и правителей Израиля…
Авторская страсть к жестокому бурлеску была блистательно использована постановщиками, представившими абсурдную мазохистскую автосатиру, где зрители приглашались в смеховые судьи шизофреников, утерявших последние идеалы собственной свободы... Франсуа Абу Салям создал гармонию разрушенной эстетики, сюрреалистический театр современного арабского черного юмора – образ уничтожающей кровавой самокритики…
Однако спектакль, как и требовалось у Жарри, при всех эскападах оставлял неадекватное ощущение – огромной духовной силы и… угрозы. Образ недооцененной опасности… Как театровед, я была в восторге, как еврейка – в ужасе…
Но в области искусства диалог все-таки был возможен, хотя он определенно был в пользу шифров арабского сознания. Значимым арабским событием был и спектакль "Потрясение исправляет" Йоава Барталя по пьесе Мирьям Кейни с прекрасным ансамблем арабских актеров из театрального центра Акко, продемонстрировавших свою версию событий, как естественную реакцию на унизительные правила игры, установленные местной властью.
Дальнейшее распределение призов вызвало у многих фанов сцены интуитивный протест. Лишний раз я убедилась, что политические манипуляции с публикой все-таки нереальны, если они выходят за пределы художественного языка, превращаясь в подобие общепринятой прессы…
Вторая премия была вручена Мартину Могильнеру за спектакль "Ключевые слова", основанный на журналистских текстах Эльдара Гальора, описавшего сцены на КПП проверки документов… Действо разыгрывалось между стульями девочками-израильтянками, требовавшими от каждого зрителя реакции на то, что происходило в центре, где актер – араб, весь в белом, как "ангел", изображал беременную соплеменницу, которую не пропускали на КПП в роддом из-за отсутствия разрешения на въезд… Агрессивная рациональная режиссура не втягивала, но, наоборот, вызывала чувство протеста своей однобокой публицистичностью, не игрой, не перевоплощением, но дешевым розыгрышем – не убеждала, а разубеждала…
Искусство привлекает не констатацией фактов, подобной репортажу с демонстрации, но жизнью человеческого духа, которую могут выразить только тонко чувствующие, видящие невидимое, не подвластные времени таланты… Однако в тот год фестивальная комиссия на художественные особенности обращала внимание только у арабов, которые к тому же сами себя высекли…
Эпилог фестиваля-2009 был неожиданным. На четвертый день с неба вдруг грянул гром и полил бурный потоп, смывая все следы прошедшей трагедии. Пропала и без того немногочисленная публика. Воздух был чист, и в нем чувствовалось легкое дыхание после пережитых страданий – катарсис в природе оставлял надежду на возрождение…
С сомнением и тоской ехала я на нынешний Суккот в Акко. Обитаем ли на этот раз будет город? Наставленные на каждом углу полицейские никого не проверяли. При этом никто из них не знал, где же спектакли. Может, они стояли для обещания спокойствия многочисленным туристам? Благо они снова пожаловали именно в эти дни и на экскурсии, и на фестиваль, где в саму программу были включены представления из Испании, Швеции, Франции, Австрии, Румынии, Германии, Голландии, Словении…
Древний архитектурный центр быстро наполнялся любопытствующими и даже пытающимися радоваться, несмотря на количество приготовленных (но скрытых!) пистолетов. Подъему настроения способствовал и праздничный базар, где яркие краски, музыка голосов и рукотворные чудеса (вроде киоска фруктов внутри огромной освещенной тыквы!) подводили прямо к уличным представлениям. В этом году они были не менее значимы, чем закрытые конкурсные зрелища. Из 300 участников – более 200 работали в открытых декорах старого города. Из 90 спектаклей – 65 были доступны каждому. Актеры играли прямо в публике, привлекая к диалогу или раздражая невыносимыми для слуха скандалами, демонстративно развенчивая наглое себялюбие грубой дерзкой шуткой. На огромной сцене восточной стены – как на каменной вертикали – акробаты из Румынии развертывали на фоне музыкальной видеоанимации колоссальное зрелище о беспредельных возможностях преодоления страха и отчаяния (театр "Экстрим", автор-исполнитель Дорел Моиз, виртуальный дизайн Сурин Олексюк). Долго звучал в ночи ансамбль фольклора Ами Хэфеца, зажигая публику латиноамериканскими ритмами…
В 2010 году в свой 31-й альтернативный фестиваль город Акко все-таки взорвался фейерверком праздника!.. Но на этот раз факел покаяния пронесли по его сценам именно евреи…
Два уличных спектакля стали в этом смысле особо значимыми. Оба были посвящены персонажам из еврейской истории. Пророку Ионе и Йошуа а-Ноцри, известному как Иисус. Первый спектакль назывался "И спустился в Яффо, и поднялся в Акко" – музыкальный перформанс по танахическому тексту "Иона", театр "Левиатан", режиссер Элиан Вальджи. Второе действо принадлежало режиссеру театра "Орто Де" Инону Цафриру "Виа Долороза – сейчас" – совместный проект артистов из Хорватии и Израиля… Оба спектакля в разной форме по сути были вопросом к публике – кто может спасти? Неужели снова нужны герои, которые пожертвуют собой ради всеобщего мира и спокойствия, подобно пророку Ионе и спасителю Иисусу, искупившему смертью своей всеобщие грехи?
Если театр "Левиатан" в прямом диалоге со зрителями на фоне белых каменных балюстрад использовал визуальные библейские цитаты, совмещая историю и современность, то "Орто Де", следуя своей давно избранной художественной системе, разговаривал с залом без слов, языком символов – представляя зрителям результат – авторское решение уравнения времени – знаковую концепцию проблемы (подобно объездившему мир спектаклю "Аваним" ("Камни"), что до сих пор идет в театре "Симта"). На сцене в одинаковых черных костюмах двуликая группа в масках хищников на лице и Иисуса на затылке. Актеры, играя на противоположностях, доказывали визуально, что в каждом скрыта тоска по милосердию и любви, ради которой они готовы отдать свое сердце. Дуализм масок театра "Орто Де" воспринимался зрителем вопросом без ответа, ибо в любом из нас, по мнению постановщиков, скрыт архетип милосердного героя и социально равнодушного эгоиста, мутанта-хищника, и все зависит только от внутреннего выбора. Как гром, прозвучал в конце снова звук очищающего потопа, от которого двуликие манекены прикрылись черными зонтиками... Продолжать или прекратить успешную самозащиту неучастия в происходящем рядом с тобой – решать было застывшему от напряженной работы мысли зрителю…
Конкурсные спектакли подтвердили эту линию самоанализа, духовного счета между историей и современностью. Такова была идея призового спектакля "Минута молчания" Ариэля Леви и Хилы Голан, в котором Израиль представляет Германию, а Германия – сионизм… Рассказ, основанный на подлинной истории бабушки Рахель, немецкой еврейки, которая умела "любить по-еврейски, по-немецки – на ее собственном неповторимом языке". Спектакль сопровождался фильмом Эяля Сивана "Рабы памяти" 1991 г. и производил впечатление непрекращающегося спора о современной еврейской – израильской ментальности, которая по мысли постановщиков связана с немецкими "вражескими" корнями, где был общим изначальный, еще не разрушенный ненавистью мир любви и сердечных привязанностей…
Этой же теме проверки первоначального генерального плана создания Израиля как государства спасения для евреев, рожденного в голове австрийского элитарного журналиста, был посвящен авторский спектакль Рони Синая "Переодетый" с иерусалимским театром "Инкубатор". Фигура Герцля в исполнении Даниэля Шапиро была представлена здесь двулико – не то как реакция исторического персонажа на современный Израиль, куда он попал на психосеансе у Фрейда (Янон Сазу), не то как розыгрыш с переодеванием школьного недотепы ради достижения неразделенной любви… При этом "святая корова" – Герцль – не сумасшедший (как у Йосефа Мунди в его пьесе "И все-таки она вертится", что до сих пор в репертуаре театра "Симта"), но искренне верующий в еврейские идеалы интеллигент, восприятие которым привычных уже реалий видится как наивное, устаревшее… Каков путь развития страны? В чем и в ком ее перспектива, если корни нашей государственности, по мысли артистов, Германия и Австрия, и мы изначально больны их культурой, бедой и виной, как бы мы ни хотели себя от них отделить?
Множество спектаклей касались темы Катастрофы: самым сильным впечатлением о еврейской трагедии был для меня драм-балет "Шоа-лайт", что может быть переведено как "Легкая Катастрофа", театра "Сизиф" Рони Адельмана из Иерусалима. Не развлекательное кабаре с тремя идеальными красавицами в успокаивающих сверкающих зеленых костюмах, но параллельный им тяжелый перформанс со спокойными убийствами и чтением книг над горой трупов – предложил постановщик зрителю без надежды на взаимопонимание и ответ...
"Нас приучают к здоровому – зеленому – легкому восприятию Катастрофы, так проще ее продать. Я здесь родился и в этом живу… Я показал, что мы колеблемся между забвением и памятью и не замечаем, что все живо в нас…" Хореограф, получивший образование в Голландии, Рони Адельман создал почти бессловесный пластический "экшн", который при всех постановочных неточностях, связанных с незаполненностью огромного сценического пространства "Амфи", поражал бескомпромиссностью поиска пути к избавлению… В эпилоге Рам Мизрахи, игравший араба-христианина, предлагал публике в противовес увиденному распять себя на магендовиде, чтобы вспомнили, что "все хороши!", снова призывая каждого к покаянию и искуплению… Не оформленная достаточно профессионально буря аудиовизуальных пластических страстей Рони Адельмана заслужила тем не менее высокую оценку "нового актуального языка искусства, который лишь пробивается"…
Высшую премию и три специальных приза (за музыку, графику и режиссуру) заслуженно получил спектакль "Обновляющая педагогика" Эрана Тоболя. Тема современной духовной Катастрофы была преподнесена здесь в стиле серьезного смеха Чарли Чаплина. Если бы я не вспомнила великого клоуна, все действо показалось бы мне трагедией, где улыбки надо было уничтожать в зародыше. Такова была реакция и большинства зрителей, которые, по словам актеров, "потом стеснялись, что участвовали в этом ужасе"...
Магнетическое решение изначально настраивало на легкую увлекательную игру актеров со зрителями, которых у входа в зал, украшенный математически рассчитанными гирляндами оранжево-черных шаров, "приглашали на конгресс по современному воспитанию" главные идеологи Новой Педагогики Плофенбах и Цофенхайм (Эран Тоболь и Идо Йона). Спектакль начинался с программки, "с вешалки", с двери, с фойе, где каждая мелочь – была абсолютно правдивой выдумкой. Аккуратные еврейские детки записывали в журнал каждого зрителя и выдавали ему на руки черно-оранжевый пятизначный номер для входа в "кампф" – детский лагерь, образ будущей педагогики, где каждый сантиметр был строго упорядочен, "чист и прекрасен": место для игр, классы, подобные длинным баракам, кошерная столовая… Если бы не очаровательные лица "киндерлах", которые проводили зрителей между стеклянными макетами и убедительно объясняли достоинства будущей революции в израильском просвещении… сердце бы не забилось тревожно – их нежные личики гасили ощущение, что все это напоминает о порядке в Освенциме… "Битте, тухес!" – огромный улыбающийся толстяк Гросс (Галь Исраэли), добрый надзиратель с роликом туалетной бумаги на животе приглашал присесть. Дети рассаживали, подобно "ангелам" сцены, подчиняясь командам "учителей": Флофенбаха и Цуфенхайма, Вагины (Ади Равид), Эйнцузиген (Карин Сруя), Драйхдрайха (Эрез Даскаль), Вагнера (Эуд Варди)…
Действие разворачивалось как серия доказательств выгоды единения в преподавании, то есть в создании будущего общества немецкой пунктуальности, любви к порядку и данной от природы еврейской мозговой гениальности. "Лекторы" – посланники немецкой нации, прозревшие после поражения в войне и перевернувшие идеи нацизма (не забывая при этом "красоту" его первооснов!), с радушными объятьями обращались к публике, приглашая каждого в сообщники и единомышленники. Актеры блистательно использовали национальные манеры поведения и немецкую грамматику, разговаривая с публикой на германо-иврито-английском джибрише, вызывая невольные ответные улыбки и взаимопонимание, настолько безобидно начинался этот "юбунг" – невинное психофизическое упражнение…
Однако член педколлектива, якобы образцовый еврей Драйхдрайх (Третий рейх), уже обученный немецкой дисциплине, почему-то вдруг начал возмущаться ролью живой мишени в учебной сцене "Самозащиты", когда Цуфенхайм, демонстрируя с улыбкой зрителям, как надо себя вести для "протекции" (защита, англ.), вытащил огромный автомат, чтобы стрелять в живого человека…
"Конгресс" начал разваливаться, и чтобы поддержать высокую планку процесса, успокаивающая всех Вагина приглашала гостей к столу на демонстрацию того, как надо поедать "кошерную" пищу в идеальном воспитательном учреждении. Зрители вместе с "ингелах" окружали стол, к которому приглашались только учителя и "избранные счастливчики", а стулья зала оказывались вдруг решающей сценой... Тут происходил непредвиденный еврейский бунт!
Вагина, как ходячая кукла в мини юбке с огромными очками, режиссируя порядком еды, не давая никому прожевать, поднимала вверх вилку с ножом, требуя всех по команде моментально застыть. Все подчинялись под величественные звуки музыки "Полета валькирий" Вагнера, упивавшегося красотой чистого идеала… И лишь Драйхдрайх демонстративно продолжал жевать, разрушая порядок – "орднунг", унижавший его человеческое достоинство… Цофенхайм, еле сдерживаясь, срывался на крик, резкостью напоминавший лающих овчарок. Еврей, не подчиняясь и разрушая до конца "обучающую наглядность новой педагогики", скрывался в публике для самозащиты. Чтобы сохранить приличия, директор Флофенбах заставлял бунтовщика вернуться на "задворки заведения" и под отвлекающий на столе, как на сцене, канкан Вагины , душил еврея там, где только что сидели подобные ему улыбающиеся и все забывшие его соплеменники. Тело Драйхдрайха в черном мешке втаскивали на стол для демонстрации результата нарушения правил поведения! Однако мертвая тишина сменяла радостный процесс "конгресса", ибо стол для каждого в этот момент превращался в алтарь памяти о непрекращающейся еврейской боли... Чувствуя, что "показательный урок" провалился, его участники с тихим свистом исчезали, предчувствуя наказание… На прощание они просили одного из образцовых "ингелах" петь песню на идиш, предлагая зрителям самим решать, на каком они свете… Зал был потрясен, не в силах разойтись…
Группа выпускников театрального факультета Хайфского университета 2007 г., уже получившая первую премию на уличном фестивале в Бат-Яме в 2009 г. с теми же масками Флофенбаха и Цуфенхайма, которые приехали в Израиль заключать мир – "цугенфриден" – Эран Тоболь и Идо Йона поставили себе психологическую цель: "Мы хотели экспериментировать и посмотреть, куда приведет публику магическое понятие силы, куда может прийти общество, которое легко увлекается подавляющей все системой. Мы поняли, что сила разрушает даже тех, кто владеет ею…" Актеры блистательно использовали господствующую в Израиле отрицательную реакцию на все немецкое, ломая трафареты, доказывая вновь, что грань, отделяющая нас от врагов наших, хрупка и относительна…
Как преодолеть духовную Катастрофу, которая продолжается и сегодня? Как жить в настоящем, а не мнимом мире? Как преодолеть ненависть? Как дышать и думать дальше – особенно в Акко после перенесенных кровавых столкновений?
Легендарный режиссер, один из первых организаторов фестиваля, директор театра " Шломи" Дуду Мааян предложил как возможный итог многоязыковое ритуальное действо "Семейный стол", длившееся около четырех часов и вызвавшее требования бесконечного повторения… Почему? Потому что постановщик уже смотрит на нашу боль из австрийского далека, где он ныне работает и растит детей. Он предложил зрителям европейский миротворческий рецепт – в нашей современной мировой деревне, где все так близко, хрупко и непрочно, – прислушаться, вглядеться друг в друга!.. Для этого в первом акте актеры провели зрителей по переулкам Старого Акко в семи разных направлениях, где своей импровизацией предлагали почувствовать атмосферу, красоту старого Акко, в котором в основном живут сейчас арабы. (Первая часть так и называлась "Погружение Израиля в Старый Город". Как человеческие ручейки, собирались вместе зрители в огромный амфитеатр на берегу моря к общему застолью, где актеры, растворившись в публике, были и хозяевами и героями симультанного действа, происходившего на столе, как на огромной сцене. Острая еда сопровождалась жаркими спорами и страстными напевами на хорватском, испанском, эфиопском, цыганском, чешском, английском, индийском... зажигая и без того разогретую публику, которая не только сидела, но повисла на стенах под открытым небом и подпевала из окружающих окон… И только один полуобнаженный актер в белом, как статуя, с закрытыми глазами, длинными усами и неулыбающимся ртом контрастировал всеобщей радости и веселым шуткам. Он явно напоминал онемевшего средиземноморского араба-христианина. Его одевали, украшали, передвигали вместе с постаментом из угла в угол, даже пытались с ним флиртовать, шутить... Однако он был неподвижен. Лишь в конце, когда все замолчали, он вдруг "ожил" – открыл глаза с одной только фразой, которая прозвучала через динамик откуда-то сверху, как голос статуи Командора: "Тистакель алай!"(Взгляни на меня, всмотрись внимательно! Я такой же, как ты… Между нами нет разницы . Мы одного рода…)
Это был уже не призыв, а высший приказ к личному счету грехов ненависти к кому-либо живущему на земле, превративший на миг всех присутствующих – и израильтян, и иностранцев за "семейным столом" – в безмолвные статуи…
Маисра Масари – бессменный актер местного театрального центра – был единственным арабским постановщиком ивритского спектакля "Асли", не включенного в официальную программу. Действо, обозначенное как "аккская комедия", было создано драматургом Рои Рашкасом по идее Моти Тамама, играющего роль Асли – безработного аккского шалопая-еврея, ради денег вдохновенно изображающего на улицах "несчастного гонимого араба"… Его родственник (Рафаэль Сэйди), наивно принимая его перевоплощение за чистую монету, чуть не убивает его… Жена (Сигалит Шимони), сломленная его жертвами ради искусства, решает отправить его в Тель-Авив на учебу. Но "непризнанный талант" выбирает остаться дома "асли" – шлимазлом – с мечтой вновь блеснуть раз в год меж альтернативных звезд!..
Все зрелище, где рядом кафе со зрителями, квадрат сцены и белье на веревке на аккском балконе было кривым зеркалом фестиваля, где с точки зрения местных жителей евреи играют в арабов для международного признания и получения личной финансовой выгоды… Эту разоблачительную комедию блистательно сыграла Мейталь Мор – Пици, представившая свою героиню, как молодую ярко выраженную ашкеназку-энтузиастку с цитатами предательства от Анат Кам, готовую оплачивать от имени Нового израильского фонда любую проарабскую антиеврейскую игру… И лишь один актер – араб Халиль Каддура демонстративно сидел напротив, не произнося ни слова, прикрывшись газетой…
"Почему он молчал?!" – мучила я режиссера после спектакля. "Я намеренно заставил его безмолвствовать, потому что это не наш фестиваль. Нет ни одного спектакля на арабском языке, на котором я могу летать. Но сцена – это единственное место, где еще можно представить себя. Я окончил Бейт-Цви, но у нас есть огромное художественное богатство, и я мечтаю об арабской театральной школе, о Чехове и Шекспире на арабском". – "Но ведь в программе есть твой спектакль "Журналистская вечеринка" в театре "Эль Лаз" – победитель арабского фестиваля " Мисрахид"-2010?" –"Его отменили, так как зрители не пришли… Мы участвуем во всем этом так же, как во Франции, Германии или Америке. Но если бы у меня был бюджет, я бы сделал в Израиле международный театральный фестиваль на арабском языке! Нам есть что показать…"
В последние минуты я добралась на пристань в театр "Эль Лаз" имени Гетаса Мазена, наследника российско-украинской театральной школы, успевшего поставить в 2005 году на арабском мифический спектакль "Шантиан" ("Старое белье"), потрясший тогда единством европейской и арабской культур, новым, не изведанным еще мышлением в искусстве...
Его сердце разорвалось в 52 года… В свете ночных фонарей лицо легендарного режиссера мерцало как живое… Тоска по творчеству Гетаса Мазена мучает многих, кто его видел, как по творчеству Ханоха Левина. Оба – как поэтические грани одного театрального кристалла, имя которому – домашнее пространство Святой земли…
На прощание я спросила М.Масари, как он воспринял столкновения в Акко 2008 года, и услышала странные слова надежды: "Не было о чем говорить. Какой-то один наш хулиган потревожил евреев. Надо было немедленно вызвать полицию и все… А из этого сделали событие! Нет и не было в Акко войны. Это все раздутый прессой "праздник", приведший позже к столкновениям. Почему они молчат сейчас о том, что происходит в Лоде? Ведь ситуация похожая… Никто не кричит на улицу, когда в одном доме спорят братья!"
Прошедшие два фестиваля во множестве взаимоисключающих спектаклей подтвердили мысль о "доме для братьев", где они живут вместе, и лишь милосердие и взаимное покаяние могут осветить им путь…