Эли Корман

ОЧЕРКИ "БЕСОВ"





"Вероятно, мы находимся еще лишь в преддверии понимания всего смысла "Бесов", всей гениальной поэтики этого романа".
Ю.Карякин


Очерк первый. Неожиданный Петруша


    С одной стороны, Петруша - один из главных, если не главный, бес революции. Эмиссар заграничного центра, создатель революционной "пятерки", ведущий сложную игру в разных слоях общества, умeющий навязывать и проводить свою волю и держать в руках даже тех, кто с ним не согласен, организатор беспорядков и смуты в городе и т.д. и т.п.
    А с другой - ну, почему ему, бедняге, так не везет? Почему его бьют все, кому не лень, а он никого пальцем не тронет? Шатов ему плюнул в лицо (в Швейцарии), Федька избил до бесчувствия, Кириллов прокусил палец, Ставрогин схватил за волосы и бросил наземь.
    Может быть, Петр Верховенский вообще противник насилия? Или только индивидуального? - ведь есть же на свете противники индивидуального террора?
    Допустим. Но почему даже в случаях, когда речь идет о простейшем и невинном физическом контакте, долженствующем утвердить превосходство Петруши над партнером, Петруша от контакта уклоняется?
    Вот он говорит о Лембке: "Знаете, я его ужасно третирую, то есть компрометирую, так и лупит глаза". Нo это Лембке его, а не он Лембке, "покровительственно трепал по плечу".
    Петруша презирает отца, оскорбляет его. "По-мoeмy, он рассчитывал довести старика до отчаяния и тем натолкнуть его на кaкoй-нибудь явный скандал, в известнoм роде". Нo вот картинка: "Петр Степанович с самым фамильярным видом уселся подле него, бесцеремонно поджав под себя ноги, и занял на кушетке гораздо более места, чем сколько требовало уважение к отцу". "Усевшись подле", Петруша мог бы, как бы случайно, толкнуть отца или потеснить плечом. Однако он этого не делает. И это отец ему, а не он отцу, угрожает: "Еще слово, и я надаю тебе пощечин".
    А прошлая их встреча вообще завершилась тем, что отец на него (а не он на отца!) поднял палку, после чего у Петруши, похоже, развилась настоящая фобия: "Что это, вы за палку хватаетесь? Ах нет, вы не за палку... Представьте, мне показалось, что вы палку ищете?"
    Или взять вопрос о "появлениях". Как правило, появления Петруши шумны и бесцеремонны, сопровождаются восклицаниями и резкими движениями. "- Да вы его избалуете! - прокричал Петр Степанович, быстро вбегая в комнату". "- Ого, поймал-таки вас, скрытый градоначальник! - возопил, смеясь, Петр Степанович и накрыл ладонью лежавшую на столе прокламацию. - Это умножит вашу коллекцию, а?"
    А вспомним его самое первое появление, в гостиной Варвары Петровны, имея в виду, что первое впечатление часто оказывается и самым верным: "И вот из соседней залы... раздались скорые приближающиеся шаги, маленькие шаги, чрезвычайно частые; кто-то как будто катился, и вдруг влетел в гостиную... и, право, мне до сих пор кажется, что он заговорил eщe из соседней залы и так и вошел говоря".
    Отчего Петруша так торопится заговорить? А может, он вовсе и не торопится и навязчивая бесцеремонность его появлений попросту вытекает из его характера и никакого тайного смысла не содержит?
    Увы, содержит, и смысл этот - перескочить через этап рукопожатий или, упаси Бог, объятий. Стоит ему однажды войти спокойно, и... "А-а! - приподнялся Кармазинов с дивана, утираясь салфеткой, и с видом чистейшей радости полез лобызаться".
    Разумеется, если речь идет об интересах "нашего дела" - тут без прикасаний не обойтись. "Тем временем капитан, наверно, хотел улизнуть... но Петр Степанович схватил его за руку и не дал уйти". Или, выполняя приказ Ставрогина не оставлять Лизу: " - Ступай, барин чаю просит, некому подать, - оттолкнул его Петр Степанович и прямо взял под руку Лизавету Николаевну".
    Так же и в случае, когда речь не идет о "нашем деле", но инициатива контакта исходит извне, Петруша соглашается на контакт: "быстро подлетел он к ней, чтобы подхватить протянувшуюся к нему ручку весело улыбнувшейся Лизы".
    Но сам, по своей инициативе, Петруша не допускает физических контактов с телом другого человека, будь то мужчина или женщина. Здесь уместно заметить, что, хотя Петруше "лет двадцать семь или около", у него, кажется, нет любовного опыта: "Ну, там в девятой, десятой, это все про любовь, не мое дело". Да, он крутится вокруг Лизы и Юлии Михайловны, но их чары на него не действуют, он крутится исключительно ради "нашего дела". Лизу Петруша, ничтоже сумняшеся, приводит к Ставрогину, Юлию Михайловну безжалостно обманывает и предает.
    Между прочим, одна маленькая деталь его внешнего облика - "клочковатые, едва обозначившиеся усы и бородка" (это в 27 лет!) - позволяет предположить, что его равнодушие к женскому полу - следствие какой-то болезни, какого-то отклонения.
    Удивительно, не правда ли?
    Но из этого удивительного правила есть не менее удивительное исключение - каковым, конечно же, является Ставрогин, но об этом подробно будет рассказано в очерке "Мужские влюбленности".
    
    
    Очерк второй. Cтранная связка
    
    Достоевский после каторги - писатель тенденциозный, антиреволюционный. Полемика с революционными, либеральными и даже просто позитивистскими взглядами становится важным элементом его творчества. Она может составить основное содержание произведения ("Записки из подполья", "Преступление и наказание", "Бесы") либо остаться сосредоточенной в отдельных эпизодах (эпизод "сын Павлищева" в "Идиоте").
    Но странное дело: чем настойчивее заявляют о себе "новые идеи", чем язвительнее и беспощаднее они оспариваются и отвергаются - тем настойчивее и громче звучит мотив злого несовершенства человеческой природы, тем неизбежнее и глубже погружается читатель в темы жестокого сладострастия, насилия над девочкой, пьянства, разврата и проституции, крайнего унижения достоинства и т.д.
    В "Униженных и оскорбленных" возникает где-то на обочине тема "Левиньки и Бориньки", глашатаев "новых идей" - а навстречу, с других обочин, встают темы потаенного разврата князя Валковского и Бубновой, задумавшей продать Нелли.
    В "Записках из подполья", где борьба с позитивистскими идеями общественного прогресса ведется яростно и неотступно, возникают уже не просто темы, а яркие картины: пьяная проститутка, выгнанная на мороз, колотит соленой рыбой о крыльцо и голосит про свою "учась"; в могилу, на дне которой стоит вода, опускают гроб с "девкой", умершей от "болезни", и т.д.
    Кричащие картины язв большого города в "Преступлении и наказании" всем памятны, и говорить о них мы не будем, но заметим, что зло в романе социально окрашено (что, в конечном счете, и обеспечило роману место в школьных программах). А вот в "Бесах" социального зла почти совсем нет. Нет даже там, где по смыслу оно есть. Например, после обыска у него на квартире Степан Трофимович имеет, казалось бы, основания опасаться ареста. Но Хроникер таким образом ведет повествование, чтобы внимание читателя концентрировалось не на действиях власти (очевидным образом превысившей свои полномочия), а на неадекватной и своеобразной реакции Степана Трофимовича. Подчеркиваются смешные и жалкие моменты поведения Степана Трофимовича - например, пятиминутные конвульсивные рыдания или страх, что его "высекут" и об этом узнает "она".
    Столь же искусен Хроникер и там, где речь должна бы идти о подлинной, а не воображаемой порке - о расправе со шпигулинскими рабочими. Бунтующие рабочие и полицейская расправа с ними - эта картина недопустимо социальна, и потому она заслоняется ширмой многословных рассуждений о несуществовании богаделенки Тарапыгиной.
    Вообще тенденция перенесения акцента с социального на, как правило, физиологическое ("конвульсивные рыдания") - характерная черта "Бесов", и отнюдь не случайная.
    Да, зла в "Бесах" много, никак не меньше, чем в "Преступлении и наказании", но дело не в количестве, а в качестве. Зло в "Бесах" мало того что не социальное, оно еще и совершенно особое, с каким-то бесовским вывертом. Кусается Ставрогин, кусаются поручик и Кириллов. Виргинский, "с визгами, криками и слезами" таскающий за волосы Лебядкина. Ставрогин, за шиворот швыряющий наземь Федьку и за волосы - Верховенского.
    "Не было человека, столь заботящегося о красоте и строгости форм в сношениях с друзьями, как Степан Трофимович". И вот этот-то человек "восклицал с какими-то взвизгами и топал ногами" - "Он не смеет меня мучить, не то арестуй, арестуй, арестуй!"
    Но не только Степан Трофимович рыдает и топает ногами. То же делает и Лембке, объясняясь с супругой. Лембке и на Петрушу топает ногами: "- Молчите же, молчите! - затопал по ковру ногами фон Лембке, - и не смейте..."
    Лямшин, обхватив сзади Виргинского, "завизжал каким-то невероятным визгом... звериным голосом... визжал без умолку и без перерыва, выпучив на всех глаза и чрезвычайно раскрыв свой рот, а ногами мелко топотал по земле, точно выбивал по ней барабанную дробь".
    Взрослые люди таскают друг друга за волосы, топочут ногами, визжат, кусаются...
    Это - бесы кривляются; но это не бесы революции. Это - бесы пола.
    
    Очерк третий. Мать уродов
    
    Кажется, Юрий Трифонов назвал "Бесы" гениальной карикатурой. Почему гениальной - понятно, а вот почему карикатурой?
    
    
    * * *
    
    
    Существует немало указаний на то, что местом действия "Бесов" должен был стать Петербург.
    Во-первых, Петербург был местом действия прежних целиком тенденциозных произведений Достоевского: "Записок из подполья" и "Прecтупления и наказания".
    Во-вторых, Достоевскому был близок взгляд на Петербург как на город искусственный, "умышленный", оторванный от подлинно русской жизни. Казалось бы, если где-то и суждено разгуляться бесам революции, то - здесь.
    В-тpeтьих, революционная идея не признает границ, и потому - нуждается в просторе. Ей больше всего подходят бесконечные прямые проспекты каменного Петербурга.
    И вот, вопреки всему этому - ей подсунули для воплощения деревянный губернский город, тонущий в грязи и подверженный огню, город, который "черт в корзине нес, да растрес".
    Художественное пространство романа сжато и изуродовано, и последствия этого многочисленны и глубоки.
    Последствие первое.
    Уродство (или, в лучшем случае, неблагообразие, нелепость) персонажей.
    1. Уродство физическое.
    Оно встречается и до "Бесов", например, в "Преступлении и наказании": хромота и косноязычие Капернаумова; кривые носы "писаришек". Но там оно прячется на заднем плане и не становится двигателем сюжета.
    Иное дело в "Бесах". Уродство не прячется на задворках, а смело и даже назойливо выводится на передний план. Название физического недостатка становится названием главы: "Хромоножка".
    Хромота - двигатель сюжета: не будь Лебядкина хромой и поврежденной в уме, Ставрогин на ней не женился бы и Федька ее не зарезал бы.
    На собрании "наших" присутствует хромой учитель. Он все время сидит, и его хромота не может быть заметна. Тем не менее он упорно именуется хромым: "- Тут не то-с, - ввязался, наконец, xpoмой". "- Почему же вздор-с, - тотчас же подхватил хромой". "- Выходит, стало быть, что и вы не противоречите? - обратился Верховенский к хромому". "Хромой до того озлился, что даже перестал отвечать" и т.д.
    О хромоте ведутся разговоры ("Маврикий Николаевич, будете меня водить хромую?"), слагаются стихи ("В случае, если б она сломала ногу").
    Но хромота - не единственная форма физического уродства, безобразия. О Петруше: "Голова его удлинена к затылку и как бы сплюснута с боков... язык у него во рту, должно быть, какой-нибудь необыкновенно длинный и тонкий, ужасно красный и с чрезвычайно вострым, беспрерывно и невольно вертящимся кончиком".
    О Шигалеве: "В жизнь мою я не видал в лице человека такой мрачности, нахмуренности и пасмурности... Всего более поразили меня его уши неестественной величины, длинные, широкие и толстые, как-то особенно врознь торчавшие".
    О Лебядкине: "толстый, мясистый, курчавый, красный". И в другом месте: "высокий, курчавый, плотный парень, лет сорока, с багровым, несколько опухшим и обрюзглым лицом, со вздрагивающими при каждом движении головы щеками".
    2. Уродство речи
    Петруша: "В преферанс я с превеликим"; "Я всегда отдавал насчет доброты"; "дело ясное, как свечка, и простое, как палец".
    Степан Трофимович: "она меня укроет... или как там".
    Лебядкин: "Часов у меня нет, а из окна одни огороды, так что... отстаешь от событий... но, собственно, не в ропот, потому и не смею, не смею, а единственно лишь от нетерпения, снедаемого всю неделю, чтобы наконец... разрешиться".
    Кириллов: "Лежит больная, с ребенком; по ночам кричит очень, живот. Мать спит, а старуха приносит; я мячом. Мяч из Гамбурга. Я в Гамбурге купил, чтобы бросать и ловить: укрепляет спину. Девочка".
    Эркель: "Я думаю, можно пренебрегать собственною безопасностью жизни... но если может пострадать общее дело, то, я думаю, нельзя сметь пренебрегать собственною безопасностью жизни".
    3. Уродство жеста и поступка
    "Шатов с пачкой в руке, на отлете, как взял, так и просидел целую минуту без ответа, смотря в землю".
    "Но меня особенно поразил в это мгновение следующий после Степана Трофимовича лектор... Теперь он ходил из угла в угол и тоже, как и Степан Трофимович, шептал про себя, но смотрел в землю, а не в зеркало... Но всего интереснее было то, что он с каждым поворотом поднимал вверх свой правый кулак, мотал им в воздухе над головою и вдруг опускал его вниз, как будто разбивая в пpax какого-то сопротивника... Мне стало жутко".
    Еще два примера влияния сжатости пространства на поведение персонажей. В первом Верховенский и Ставрогин идут к "нашим", во втором - к дому Варвары Петровны.
    "- Вы заранее смеетесь, что увидите "наших"? - весело юлил Петр Степанович, то стараясь шагать рядом со своим спутником по узкому кирпичному тротуару, то сбегая даже на улицу, в самую грязь, потому что спутник совершенно не замечал, что идет один по самой середине тротуара, а стало быть, занимает его весь одною своею особой".
    "- Ну зачем вам Шатов? Зачем? - задыхающейся скороговоркой продолжал исступленный, поминутно забегая вперед и хватаясь за локоть Ставрогина, вероятно, и не замечая того".
    Сжатость пространства, но уже другого - пространства петербургской квартиры - сыграла свою роль в преступлении Ставрогина.
    "Тут у меня была одна лишь комната... Сами они помещались рядом, в другой, теснее, и до того, что дверь разделявшая стояла всегда отворенною, чего я и хотел".
    То есть хотел иметь возможность подглядывать. Возможность наблюдать предстоящую экзекуцию определила решение Ставрогина нe объявлять о находке ножика, а во время экзекуции возникла мысль о преступлении.
    Последствие второе
    Пародирование (либо - в ослабленной форме - иронизирование).
    Это явление свойственно не всему тексту романа. Предоставим слово Вяч.Полонскому:
    "В первоначальном замысле "Бесов" Ставрогин, как известно, отсутствовал. Представим себе, какой вид приобрел бы роман без Николая Всеволодовича.
    Это может показаться странным, но с уходом центральной как будто фигуры общий план "тенденциозного" произведения, направленного против либералишек и нигилистов, не рассыпается в прах. Вглядываясь в его воображаемый вид после ухода Ставрогина, мы замечаем любопытные вещи: Ставрогин, выпадая из романа, увлекает за собой целый ряд фигур, связанных только с ним. С Ставрогиным уходят, не разрывая нитей замысла: Даша, Лиза Дроздова с матерью и Маврикием Николаевичем, Марья Тимофеевна Лебядкина с братцем, Алексей Егорович, камердинер Ставрогина, и, наконец, Тихон. Все остальные действующие лица романа остаются на своих местах, потерпев лишь некоторые изменения: Варвара Петровна Ставрогина окажется бездетной, у нее не будет также воспитанницы, и Степан Трофимович Верховенский из гувернера ее сына превращается просто в "друга-приживала"; Шатов будет добросовестно играть роль убиенного студента Иванова... Впрочем, у генеральши Ставрогиной мог быть сын, и Степан Трофимович мог быть его гувернером, но этот генеральский сынок не играл бы той роли, какая предоставлена ему в осуществленном варианте романа... я утверждаю - и мое утверждение не является открытием, - что князь-Ставрогин оказывается... вариантом того именно героя, который стоял в центре "Атеизма" и затем "Жития великого грешника"...
    Но, появившись в романе как бы из другого мира, приведя с собой в роман ряд новых лиц, не связанных органически с основной темой "Бесов", Ставрогин, вместе со своими cпутниками, составил как бы второй план романа, некое параллельное повествование... Два повествования эти отличаются друг от друга по стилю. Николай Ставрогин и его спутники сделаны с помощью приема, резко непохожего на тот, который господствует в "Бесах". Своеобразное построение каждой фигуры в "Бесах", сатирическое подчеркивание психических и физических особенностей вроде огромных ушей Шигалева... придает каждой из них вид карикатуры, гротеска... и только Николай Ставрогин вместе с его спутниками кажутся людьми, случайно зашедшими за кулисы театра масок прямо из зрительного зала... Таковы Лиза Дроздова, Даша, Маврикий Николаевич. Они выпадают из общего стиля "Бесов", сделанные с помощью другого художественного приема. Персонажи подлинной трагедии, они вынуждены выступать в окружении балагана".
    Блестящий анализ. В интересующем нас аспекте пародийности из него следует, что во "втором плане романа" для пародийности нет места (исключением является, очевидно, Лебядкин - вероятно, потому, что он, в отличие от Ставрогина, присутствует в "первоначальном замысле" романа под именем Картузов).
    Но зато в "первом плане" на нее натыкаешься везде. Пародируется "все" и на всех уровнях. Не только в основном тексте, но и в заглавиях: "многочтимый" Степан Трофимович.
    Прежде всего, пародируется сама идея литературы, писательства.
    
    1. Свыше двух тысяч писем написал Степан Трофимович Варваре Петровне.
    Пародийный (и автопародийный) характер этого обстоятельства станет более явным, если учесть, что Достоевский вошел в литературу и прославился именно романом в письмах.
    Воистину, Достоевский в "Бесах" сжег все, чему поклонялся!
    2. Пародийно излагаются его диссертация, его юношеская поэма, "Merci" Кармазинова.
    3. Лебядкин пародийно исполняет стихотворение Фета "Я пришел к тебе с приветом..."
    4. Стихи и письма Лебядкина - пародийны.
    5. Содержание романа Лембке излагается, правда, не пародийно, но зато пародийны обстоятельства его написания: "На русском языке, потихоньку разумеется. Юлия Михайловна знает и позволяет"; "он вдруг начал клеить кирку... Юлия Михайловна даже с каким-то испугом отобрала всю работу, только лишь узнала о ней, и заперла к себе в ящик; взамен того позволила ему писать роман, но потихоньку".
    6. Пародийна "Светлая личность".
    7. Пародийно излагается история замысла издавать литературный журнал.
    8. Апофеоз антилитературной пародийности - "кадриль литературы".
    Пародируются и другие виды искусства:
    музыка ("франко-прусская война");
    опера ("оперная ладья");
    танец (та же "кадриль литературы", "комаринский без цензуры");
    архитектура ("кирка").
    Во-вторых, пародируются герои.
    Степана Трофимовича пародируют сознательно Лямшин ("Либерал сороковых годов") и маленькая Лиза, бессознательно - Кармазинов, который есть не что иное, как пародия на Верховенского. Блаженный Семен Яковлевич - пародия на Тихона, а визит к нему веселой кавалькады - пародия на предстоящий визит Ставрогина к Тихону.
    Ну, а капитан Лебядкин - это вообще человек-пародия. Непонятно лишь, на кого или на что. Скорее всего, на еще не рожденную сентенцию о том, что в человеке все должно быть прекрасно. В самом деле, если в этой сентенции заменить "прекрасно" на "нелепо", то как раз получится Лебядкин. Сама фамилия "Лебядкин" есть пародия нa слово "лебедь". Точнее говоря, "Лебядкин" получается из "лебедь" в результате сжатия пространства. Да, сжатию подвергаются не только "физические" объекты, но и вполне абстрактные, например, - в-третьих - темы прежнего творчества Достоевского.
    Так, бал для гувернанток - пародия на тему бедной гувернантки Дуни Раскольниковой; чтение Евангелия Софьей Матвеевной Степану Трофимовичу - пародия на чтение Евангелия Соней Мармеладовой Раскольникову.
    Петербургская "угловая жизнь" капитана с сестрицей переплелась с "насмешливой жизнью" Ставрогина, и на тему сего переплетения "романист от безделья мог бы испечь роман", очень похожий на "Униженных и оскорбленных".
    Примерно то же можно сказать об истории с поручицей.
    Вообще "Бесы" содержат" как бы комплект сатирических конспектов прежних - "гуманных и прогрессивных" - тем и текстов писателя Федора Достоевского.
    О других последствиях сжатия - в последующих очерках.

    
    Очерк четвертый. Тюбик с пастой

    
    Сжатию подверглись не просто какие-то части текста - "физические" или "абстрактные", - но и сам текст целиком. И вот перед нами один из результатов, одно из последствий.
    Последствие третье.
    Повышение уровня структурированности текста.
    Сжатый текст, как паста из тюбика, пополз вверх и, оказавшись между разделами и частями, застыл, затвердел, образовав новый уровень: главы.
    Таким образом, если не обращать внимания на такие "мелочи", как сноски и эпиграфы, в "Бесах" впервые текст стал пятиуровневым, а именно:
    уровень нулевой - основной текст;
     первый - "названия" разделов (ими
     являются римские цифры);
     второй - названия глав. Например:
     "Глава третья. Чужие грехи";
     третий - названия (то есть номера)
     частей: "Часть вторая";
     четвертый - название романа: "Бесы"
    Важно отметить, что текст второго уровня - это не просто формальное обозначение номера главы. Нет, это настоящий художественный текст. Он может содержать иронию: "несколько подробностей из биографии многочтимого Степана Трофимовича Верховенского". Он может в сжатом, как бы закодированном виде содержать свойство, присущее основному тексту.
    Например: "Глава вторая. Принц Гарри. Сватовство". Из основного текста мы знаем, что, в противоположность шумным появлениям Петруши, появления Ставрогина тихи и почти незаметны. "Принц Гарри" - это Ставрогин, а "Сватовство" - это уже Степан Трофимович. Едва успев появиться в названии главы, Ставрогин - принц Гарри - уступает место Степану Трофимовичу, не желая привлекать к себе внимание.
    
    * * *
    
    Хотя пятиуровневость возникла в силу вполне определенных причин, а именно - сжатости пространства провинциального города, она не исчезает с их исчезновением. Место действия "Подростка" - Петербург, но пятиуровневость осталась!
    Но! текстовое наполнение ушло из второго уровня; остались лишь формальные маловыразителные обозначения глав: "Глава первая", "Глава вторая", "Глава третья"...
    А вот в "Братьях Карамазовых" действие снова перенесено в провинцию, и, как по мановению волшебной палочки, пятиуровневость наполняется плотью, "пастой" художественного текста! Теперь все разделы (первый уровень) получают имена, место глав (второй уровень) занимают книги, а части (третий уровень) так и остаются частями.
    То, что вместо глав появились книги, означает усиление автономности единиц второго уровня. Иными словами, появляются центробежные тенденции, poмaн разбухает на глазах. Возможно, это объясняется раздвоенностью художественного пространства: город и монастырь.
    "Братья Карамазовы" - это "лишь один момент из первой юности моего героя", а главный роман еще впереди, сообщают нам в предисловии.
    Надо полагать, этот главный роман был бы по объему еще больше, по композиции еще рыхлее. Словом, у нас на глазах происходит вырождение приема (пятиуровневости), и предисловие "От автора" есть, по сути, извинение перед читателем за шаг назад в художественности - и обещание исправиться в следующем романе.
    
    * * *
    
    Почему сжатость пространства приводит к появлению новых структурных уровней?
    Пусть некое сознание (скажем, повествователь) описывает некое пространство. Описывая пространство, сознание движется по нему, "обводит его взглядом". Если пространство обширно и открыто, взгляду не на чем остановиться и плавному течению текста нет препон.
    Если же пространство сжато, взгляд то и дело натыкается на что-нибудь или на кого-нибудь, приходится описывать "объект натыкания" (а он, если он одушевленный, начинает говорить или действовать), текст становится прерывистым и ветвящимся и возникает необходимость его дополнительного членения.
    
    
    Очерк пятый. Море и кормчий
    
    
    Рассмотрим романы Достоевского (начиная с "Преступления и наказания") с точки зрения наличия в них главного героя.
    
НАЗВАНИЕ РОМАНА ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ
"Преступление и наказание" Раскольников
"Игрок" Игрок
"Идиот" Идиот
"Бесы" ?
"Подросток" Подросток
"Братья Карамазовы" ?

    В трех случаях на главного героя прямо указывает название; в одном случае указывает косвенно (тот, кто совершил преступление и понес наказание); в двух случаях наличие главного героя неочевидно.
    Информацию, заключенную в таблице, можно свести в два правила:
    1. Если действие романа происходит за границей ("Игрок") либо в Петербурге (то есть если пространство обширно), то в романе есть бесспорный, очевидный главный герой; а если в русской провинции (то есть если пространство сжато), то такого очевидного героя нет.
    2. Если в названии романа присутствует существительное во множественном числе, то очевидного главного героя нет; а если в названии нет множественного числа, то очевиден главный герой.
    Займемся первым правилом. Если пространство обширно, то, чтобы в нем не потеряться, нужен, согласно китайской пословице, кормчий - проводник, Вергилий. Очевидный главный герой является, таким образом, средством организации пространства.
    Если же пространство сжато, то его точки между собой сближены, его обитатели (персонажи) между собой сближены, и разница между главным и всеми остальными - теряется.
    По поводу второго правила заметим следующее. В названии "Преступление и наказание" присутствуют два существительных в единственном числе - своеобразное двойственное число. Это двойственное число соответствует пограничной хронологической позиции "Преступления и наказания": этот роман отделяет первоначальный период творчества, в котором второе правило еще не устоялось, от заключительного, в котором оно не знает исключений.
    Итак, последствие четвертое:
    В "Бесах" нет очевидного, бесспорного главного героя.
    
    
    Очерк шестой. Тайна Николая Ставрогина
    
    
    Ставрогин, быть может, самый трагический гepой Достоевского - а, может, и всей мировой литературы. Но природа этого трагизма до сих пор не раскрыта.
    Трагичен король Лир, но зато и понятен. Ставрогин же - загадочен.
    Понятно, что oн был загадочен, когда глава "У Тихона" была неизвестна. Но и теперь, когда мы знаем о нем "все", - загадочность не исчезает! Она отступает, как линия горизонта, и не дает к себе приблизиться.
    Загадочность Ставрогина - сущностная, глубинная. Не фактов не хватает нам о Ставрогине, а концепции. Сущностной. Глубинной.
    
    * * *
    
    Пожалуй, ничто так не затрудняет понимание образа Ставрогина, как некритическое принятие замечания Хроникера: "Николай Всеволодович принадлежал к тем натурам, которые страха не ведают". Да, на дуэли, под дулом пистолета, он бесстрашен. Ночью на мосту, наедине с вoopуженным разбойником - бесстрашен. Но объявить о браке - боится. Но показаться смешным - боится. Указания Тихона на то, что в реакция общества на "Исповедь" будет присутствовать и смех, достаточно, чтобы Ставрогин отказался от публикации и покаяния. Поэтому Кириллов или, скажем, "смешной человек" - смелее Ставрогина: они не боятся показаться смешными.
    Свидетели брака дали слово молчать. Надо полагать, революционеры, вступая в "общество", тоже давали слово молчать. Но насколько же первый запрет сильнее второго! Верховенский и Ставрогин могут между собой открыто говорить о "нашем деле" (в главе "Иван-царевич", например), но о браке - ни-ни! Приведем фрагменты из разговора Верховенского со Ставрогиным перед ночным путешествием последнего, добавляя в скобках слова, которые подразумевались, но не были произнесены:
    "Я, главное, хотел узнать, в какой степени вы боитесь (оглашения брака)".
    "- Так Липутин знает (о браке)?
    - Невозможно было (не открыть ему), но Липутин, сами знаете, не смеет (никому сказать)..."
    "Кстати, я все ждал, что ваша матушка так вдруг и брякнет мне главный вопрос (был ли формальный брак)".
    Сила Ставрогина огромна, непомерна. Она, как гора, стоит перед глазами, застит свет и не позволяет разглядеть: а что же там, по ту сторону? А там - ущелье, провал, пропасть. Сиречь - слабость. Да, Ставрогин слаб, и наиболее проницательные персонажи романа видят это.
    Даша: "Боже! И этот человек хочет обойтись без меня!"
    Лиза: "вы, конечно, всякого безногого и безрукого стоите".
    Верховeнский: "Какая вы "ладья", старая вы, дырявая дровяная барка на слом!"
    Кириллов: "вы не сильный человек".
    
    
    * * *
    
    
    Вот он выходит из дома - в дождь, в темноту. Дверца, смазанная заранее, не скрипит. Куда идет и зачем?
    Он сегодня обещал матери, что через пять дней посватается к Лизе. А идет он к своей тайной жене, Марии Ставрогиной, Хромоножке, чтобы известить ее о предстоящем завтра объявлении их брака. Да по пути пригласить Кириллова секундантом на дуэль, каковую назначить тоже на завтра. Но ведь на дуэли можно быть убитым? искалеченным? Ну, это пустяки: на этот случай он попросит Шатова (к которому oн как раз собирается зайти предупредить, что его, Шатова, хотят убить) не оставлять и впредь своим вниманием Xpoмoнoжку. А "Исповедь" пусть пока полежит: быть может, очень скоро Ставрогин ее обнародует. И Даша пусть пока подождет: быть может,очень скоро Ставрогин ее "кликнет".
    Каждая цель, которую себе ставит Ставрогин, огромна и под стать его силе. Но их совершенно вопиющая несовместимость, их взаимоуничтожающая противоречивость не позволяют говорить о силе. Ставрогин попросту неспособен сделать выбор и следовать ему, и он отдается потоку событий: пусть события сделают выбор за него! Не сила это, а слабость.
    "Что это, я книгу уронил", - говорит Верховенский. Книга, должно быть, лежала отдельно от остальных - быть может, на столе. Быть может, Ставрогин как раз читал ее, когда ему принесли письмо от Гаганова. Ну, и какую же книгу читал Ставрогин перед своим судьбоносным ночным путешествием? "Женщины Бальзака, с картинками".
    
    
    * * *
    
    
    Вaжнейшее качество Ставрогина - извращенность. В его отношениях с женщинами обязательно должно присутствовать какое-нибудь унизительное для женщины (а еще лучше - и для Cтаврогина) обстоятельство. Если же таковых не оказывается, если Ставрогин женщину уважает (как Лизу, например), то его постигает неудача.
    В связи с извращенностью Ставрогина рассмотрим два эпизода, смысл которых обычно ускользает от читателя.
    
    1. Почему Ставрогин не убил Шатова?
    Ну, допустим, что убивать в гостиной, в доме своей матери, "при всех" - и в самом деле неуместно. Но почему нe убил потом? Больше того: предупредил его об опасности, отстаивал перед Верховенским ("Я вам Шатова не уступлю")...
    Самому не убить - это еще можно понять, но не позволять другим убивать - это уж такое невероятное благородство, за которым не может не скрываться какое-нибудь извращение. И точно: "Всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое и, главное, смешное положение, в каковых мне случалось бывать в моей жизни, всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение... Когда я получал пощечины (а я получил их две в мою жизнь), то и тут это было, несмотря на ужасный гнев. Но если сдержать при этом гнев, то наслаждение превысит все, что можно вообразить".
    Если допустить, что и в случае с Шатовым "это было", то все становится на свои места: Шатов доставил Ставрогину "неимоверное наслаждение", за что же его убивать?
    
    2. Почему Ставрогин не пресек избиения своей жены Лебядкиным?
    Тут нам могут возразить, что он попросту о них не знал. Нет, отвечаем мы, не знать он никак не мог.
    Липутин сообщает Степану Трофимовичу, в присутствии Кириллова и Хроникера: "Капитан Лебядкин ежедневно свою прекрасную сестрицу, помешанную, нагайкой стегает, настоящей казацкой-с, по утрам и по вечерам".
    Спустя какое-то время вот что Шатов говорит Хроникеру: "Я его давеча прибил, когда он опять ее бить начал... за волосы от нее отволок". И далее: "...он ведь ее и не кормит. Старуха из флигеля принесет иной раз чего-нибудь Христа ради..."
    Вот разговор Лизы с Шатовым, в присутотвии Маврикия Николаевича и Хроникера:
    "- Он, говорят, с какой-то сестрой? - спросила Лиза.
    - Да, с сестрой.
    - Он, говорят, ее тиранит, правда это?"
    В гостиной Варвары Петровны Петр Степанович "при всех" (кроме Ставрогина) сообщает: "Здесь он ее не кормит, бьет, тиранит..."
    Спрашивается: может ли обо всем этом ничего не знать Ставрогин? Cтаврогин, до которого дошли даже такие тонкие слухи, что Петр Степанович "у берейтора верхом хочет учиться", что Шатова хотят убить, а Лебядкин хочет ехать в Петербург с доносом? Ясно, что Ставрогин знает. Какой еще смысл может иметь его вопрос Хромоножке: "Я слышал, вам с братом худо было жить без меня?"
    И вот он предъявляет этому "брату" ряд претензий: "Сухо и кратко перечислил он все преступления капитана: пьянство, вранье, трату денег, назначавшихся Мaрье Тимофеевне, то, что ее взяли из монастыря, дерзкие письма с угрозами опубликовать тайну, поступок с Дарьей Павловной и пр. и пр." Тут самое время прошептать, подражая Лямшину: "Уж будто и все". В самом деле: почему Ставрогин молчит о самом вопиющем преступлении капитана?
    Разумеется, это попросту недоработка Достоевского-писателя. Но такое объяснение дается извне текстовой реальности, а нам бы хотелось объяснения изнутри. Что ж, вот оно: Ставрогин молчит потому, что нечисты его собственные помыслы относительно жены; ему, может, самому хотелось бы стегать ее плеткой, и уж во всяком случае - избавиться от нее, "зарезать". Эти его тайные (быть может, и для него самого) помыслы угадываются, однако, Верховенским и Федькой, которые возвращают их ему в виде намеков.
    
    
    * * *
    
    
    Двойственность правит бал в романе, двойственность. Oна - в двойном объявлении жанра: роман и хроника. Ну, а поскольку жанров - два, то и эпиграфов - два. Она - в распадении одной главы на две. Точнее говоря, существуют две главы с названием "Ночь" и две главы с названием "Праздник". Сам праздник состоит из двух отделений. По тексту рассеяны двусоставные слова: мухоедство, миловзоры, трагироманы, хромоножка, книгоноша, причем последнее - двуродовое, то есть может относиться и к женщине, и к мужчине. Роман, по сути дела, состоит из двух романов: один - о тайной революционной организации, и второй - о Ставрогине. Хроникер - с одной стороны, обычный молодой человек, а с другой - вездесущий дух, которому ведомо, как происходило самоубийство Кириллова и о чем говорили Ставрогин с Хромоножкой за закрытой дверью в ее комнате в Заречье. Двойной жизнью, согласно Лембке, должны жить "учреждения": "Видите, надо, чтобы все эти учреждения - земские ли, судебные ли - жили, так сказать, двойственною жизнью, то есть надобно, чтобы они были (я согласен, что это необходимо), ну, а с другой стороны, надо, чтобы их и не было". Революционеры "от неумения вести дело ужасно любят обвинять в шпионстве", то есть в двойной игре.
    Пишет Л.Сараскина, проницательный исследователь "Бесов": "Тайна прошлого", "тайна брака", "тайна семьи", "тайна убийства" - та или иная тайна держит в тисках едва ли не каждого персонажа романа. Любое слово двусмысленно, всякая интрига - с двойным дном, с каждым человеком связана какая-то легенда, и все люди - вовсе не те, за кого себя выдают...
    И "помолвка" оборачивается трескучим скандалом, именины - сборищем заговорщиков, "праздник гувернанток" - разбоем и пожаром, "роковая страсть" - вечной разлукой и гибелью, "последняя надежда" - гримасой отвращения и петлей. Не только люди, но и события оказываются ряжеными, они только п р и т в о р я ю т с я благопристойными и приличными, однако п о д в и д о м одного происходит совсем другое, п о д л и ч и н о й дозволенного таится запрещенное, п о д м а с к о й легального совершается подпольное".
    В романе происходит удвоение, утроение, словом, гнездование - имен. Так, имя "Андрей Антонович" носят и фон Лембке, и Блюм. Более того, от "Андрея" происходит "купец Андреев", а "Антон" - это имя Хроникера. Сопоставим также: Агафья - "работница Липутина" и Агаша - "любимая горничная Варвары Петровны". Далее:
    НИКОЛАЙ - Николай Ставрогин, Маврикий Николаевич, Лизавета Николаевна.
    ПЕТР - Варвара Петровна, Петр Степанович, Петр Михайлович (клубный старичок).
    ФОМА - Фомка (соратник Федьки), Фомушка (слуга), Фомин переулок. Кроме того, "фомка" - это воровской инструмент.
    СЕМЕН - Семен Егорович (Кармазинов), Семен Яковлевич, Никон Семеныч.
    ПАВЕЛ - Артемий Павлович Гаганов, Дарья Павловна, Иван Павлович.
    МАТВЕЙ - Софья Матвеевна, Федор Матвеевич, станция Матвеево.
    МИХАИЛ - Юлия Михайловна, Степанида Михайловна (мать Матреши), Петр Михайлович еще раз.
    АЛЕКСЕЙ - Алексей Егорович, Алеша Телятников, Алексей Нилыч (Кириллов).
    МАРИЯ - Мария Лебядкина-Ставрогина, Марья Шатова, Марья служанка.
    И так далее.
    
    
    * * *
    
    
    0днако наивысшая концентрация двойственности - вокруг Ставрогина. Все, что с ним связано, - двойственно, тройственно, многозначно, допускает разные толкования.
    В Петербурге он жил "одновременно" на трех квартирах, "здесь" живет на двух: в городском доме матери и в Скворешниках. Он гражданин России и - швейцарского кантона.
    Он бывал на Афоне, в Египте и Палестине; в Швейцарии, Исландии и Германии. Он проповедовал Шатову идеи религиозного избранничества русского народа, а Кириллову - атеизм.
    Ему "все навязывают какое-то знамя", каждый свое, но он обманывает все ожидания. Он "член общества", но его подозревают и в связях с тайной полицией. Впрочем, он, кажется, состоял еще в одном обществе, очень специфическом: "А правда ли, что вы... принадлежали в Петербурге к скотскому сладострастному секретному обществу?"
    Все дамы от него без ума, но при этом разделились на два лагеря: в одном обожают, в другом ненавидят. Его собственная жена называет его князем и принимает за кого-то другого. Выгнанный ею, он испытывает "неутолимую злобу" и тут же - желание хохотать.
    Относящиеся к Ставрогину определения зачастую оказываются двусоставными: "Принц Гарри", "Премудрый змий", "Иван-царевич", "сокол и князь", "сыч и купчишка", "человеконенавистник", "кровопийца" (двуродовое).
    В отличие от других персонажей, пребывающих лишь в одной психической реальности, он пребывает еще в двух. Одна из них - состояние "задумчивости", настигающее его в самых неподходящих ситуациях. Во время визита к Тихону: "Он с минуту осматривался в кабинете, видимо не замечая рассматриваемого; он думал и, конечно, не знал о чем. Его разбудила тишина". "Тихон остановился. Гость его снова и внезапно впал опять в свою давешнюю задумчивость. Молчание продолжалось долго, минуты две.
    - Вы наблюдали за мной? - спросил он вдруг тревожно и подозрительно".
    После известия об убийстве Лебядкиных: "- Так вы так-то? Так вы так-то? Так вы ничего не боитесь? - накинулся он на Ставрогина в совершенном бешенстве...
    Ставрогин стоял среди залы и не отвечал ни слова. Он захватил левою рукой слегка клок своих волос и потерянно улыбался. Петр Степанович сильно дернул его за рукав.
    - Пропали вы, что ли?..
    - А, это вы трещите? - разглядел его, наконец, Ставрогин".
    Задумчивость может переходить в сон, близкий к летаргическому. "Минуты две он простоял у стола в том же положении, по-видимому, очень задумавшись... Он медленно уселся на диван, на свое прежнее место в углу, и закрыл глаза, как бы от усталости...
    Скоро он забылся совсем... Ее как бы поразило, что он так скоро заснул и что может так спать, так прямо сидя и так неподвижно; даже дыхания почти нельзя было заметить...
    Проспал он долго, более часу, и все в таком же оцепенении; ни один мускул лица его не двинулся, ни малейшего движения во всем теле не выказалось; брови были все так же сурово сдвинуты".
    И еще одна психическая реальность, в которой он иногда пребывает, - галлюцинации.
    Двойственность Ставрогина переходит даже на его вещи: листочки "Исповеди" "с первого взгляда очень походили на прокламацию".
    
    
    * * *
    
    
    Но все ставрогинские двойственности и многозначности имеют источником одну фундаментальную, глубочайшую двойственность: двойственность психо-половой ориентации. Ставрогин - женщина! и в этом вся его тайна. Ставрогин - женщина, но ни он, ни окружающие об этом не знают, и отсюда - загадочность. Мужская красота - опасная вещь, она может скрывать нарушение психо-половой ориентации.
    Полонский прав, говоря, что Ставрогин и его спутники - персонажи подлинной трагедии и сделаны с помощью особого художественного приема, но он не учитывает, что они все равно оказываются в сжатом пространстве города, а это даром не проходит. Да, внешность Ставрогина не пострадала, его безупречные манеры, которые он может явить, если захочет, - не пострадали; но вот захочет ли? - его психика безнадежно раздвоена. Слабость, боязнь показаться смешным, неумение сделать выбор и следовать ему - женские черты. От изуродованной психики можно ожидать чего угодно.
    Возьмем, например, вопрос о дополнительных психических реальностях - откуда они? В раздвоенной психике наличествуют и мужское и женское начала, они мешают друг другу, и отсюда - ставрогинские равнодушие и вялость. Тем не менее в каждый момент времени какое-то из них, как правило, превалирует, и Ставрогин ведет себя соответствующим образом. Но иногда они, оказываясь примерно равными по силе, уравновешивают друг друга, происходит взаимоблокировка - ситуация, которая в боксе называется "клинч", а в тексте романа - "впадение в задумчивость". Если блокировка абсолютная и длительная, она переходит в почти летаргический сон.
    Объединяясь в различных пропорциях и комбинациях, мужская и женская части психики заставляют Ставрогина совершать либо извращенные, либо просто дикие, невозможные в человеческом обществе поступки.
    
    
    * * *
    
    
    Наша трактовка образа Ставрогина, вполне возможно, будет подвергнута критике. В частности, критике может быть подвергнут отказ от социального подхода. В этой связи стоит, может быть, уже сейчас привести в нашу защиту один косвенный аргумент.
    Социальная трактовка Ставрогина за 130 лет существования романа ни на йоту не уменьшила загадочности этого героя, и уже хотя бы по этой одной причине является, осторожно выражаясь, недостаточной. Больше того, эта трактовка была сознательно применена и сознательно же отвергнута уже в самом романе!
    "Чего жe проще? - возвысила вдруг голос Юлия Михайловна... Разве возможно удивление, что Ставрогин дрался с Гагановым и не отвечал студенту? Не мог же он вызвать на поединок бывшего крепостного своего человека!
    Слова знаменателыные! Простая и ясная мысль... Cлова, имевшие необыкновенные последствия".
    Слова знаменательные и остроумные, мысль простая и ясная, - но увы! все это не имеет никакого отношения к истине.
    Подобным же образом ошибся и Липутин, посчитав поступок Ставрогина с Гагановым-старшим чем-то вроде "вызова дворянству". Ставрогин "угадал, что Липутин зовет его теперь вследствие вчерашнего скандала в клубе и что он, как местный либерал, от этого скандала в восторге, искренно думает, что так и надо поступать с клубными старшинами и что это очень хорошо".
    Что ж, в тот же день Ставрогин наглядно доказал Липутину ошибочность его предположения. Липутин получил наглядный и крепкий урок: поведение Ставрогина нельзя мотивировать социально!
    
    
    Очерк седьмой. Мужские влюбленности
    
    
    В психике Ставрогина присутствует женская составляющая. Поэтому в него влюбляются не только женщины, но и мужчины.
    (Последнее обстоятельство было замечено уже давно, мы здесь не совершаем никакого открытия. С.Н.Булгаков: "Ставрогину принадлежит центральное место в романе, в него все почти более или менее влюблены, и мужчины и женщины". Н.А.Бердяев: "Все влюблены в Ставрогина, и мужчины и женщины. П.Верховенский и Шатов не менее, чем Лиза и Хромоножка". Мы только хотим конкретизировать и обосновать эти давние утверждения.
    Да, Шатов и Верховенский влюблены в Ставрогина. Можно указать четыре признака (или, если угодно, четыре этапа) влюбленности: смущение, прикосновения, поцелуи, признания в любви.
    
    1. Смущение при упоминании имени Ставрогина
    1а. Верховенский
    "Но, кстати, позвольте одно словцо: ведь если этот Кириллов был секундантом у Ставрогина, то и господин Ставрогин в таком случае...
    - Что Ставрогин?
    - То есть если они такие друзья?
    - Э, нет, нет, нет! Вот тут маху дали, хоть вы и хитры... Гм, Ставрогин - это совершенно противоположное, то есть совершенно... Avis au lecteur.
    - Неужели! и может ли быть? - с недоверчивостью произнес Лембке...
    - Я ничего не знаю, ничего не знаю, совсем ничего. Adieu. Avis au lecteur, - вдруг и явно уклонился Петр Степанович.
    Он полетел к дверям".
    Назойливое повторение французского выражения, для речи Петруши нехарактерное, свидетельствует о сильном смущении. Кстати, привести бесцеремонного, не лезущего за словом в карман Петрушу в смущение не так-то просто.
    1б. Шатов
    "- ... Да как же вы оттуда выбрались?
    - Я к одному человеку в Европу написал, и он мне прислал сто рублей.
    Шатов, разговаривая, все время по обычаю своему упорно смотрел в землю, даже когда и горячился. Тут же вдруг поднял голову:
    - А хотите знать имя человека?
    - Кто же таков?
    - Николай Ставрогин.
    Он вдруг встал, повернулся к своему липовому письменному столу и начал на нем что-то шарить".
    Еще пример.
    "...мне о вас Петр Степанович Верховенский в Швейцарии говорил, - торопливо прибавила она. - Он очень умный человек, не правда ли?
    Шатов мгновенным, едва скользнувшим взглядом посмотрел на нее, но тотчас же опустил глаза.
    - Мне и Николай Всеволодович о вас тоже много говорил...
    Шатов вдруг покраснел".
    
    
    2. Прикосновения
    2а. Верховенский
    "- Вы и к Шатову заходили... вы Марью Тимофеевну хотите опубликовать, - бежал он за ним и как-то вдруг в рассеянности ухватился за его плечо.
    Николай Всеволодович вдруг стряс с себя его руку и быстро к нему оборотился, грозно нахмурившись. Петр Степанович поглядел на него, улыбаясь странною длинною улыбкой".
    "В горячке речи он приблизился к Ставрогину вплоть и стал было хватать его за лацкан сюртука (ей-богу, может быть нарочно). Ставрогин сильным движением ударил его по руке".
    2б. Шатов
    "- А! Так я и думал! Слушайте!
    - Что с вами, Шатов?
    Шатов закрыл лицо руками, повернулся, но вдруг крепко схватил за плечо Ставрогина.
    - Знаете ли, знаете ли вы по крайней мере, - прокричал он, - для чего вы все это наделали и для чего решаетесь на такую кару теперь?"
    "Он встал со стула. Шатов неистово бросился вслед за ним.
    - Целуйте землю, облейте слезами, просите прощения! - вскричал он, схватывая его за плечо".
    Прикасания Шатова, продиктованные взыскательной и ревнивой любовью, могут показаться грубыми, но на самом деле они целомудренны, и Ставрогин, чувствуя это, их не пресекает, а двусмысленные прикасания Верховенского - пресекает.
    
    
    3. Поцелуи
    За. Верховенский
    "Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк...
    Он вдруг поцеловал у него руку"
    3б. Шатов
    Поскольку Шатов по убеждениям почвенник, то и его поцелуи - "почвенные":
    "Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдете?"
    Нет никаких оснований понимать слова Шатова в каком-то возвышенно-переносном смысле: все так и будет, как он сказал. На дворе дождь и грязь, и следы Ставрогина - грязные, поэтому мотив целования следов ног любимого существа соединяется с мотивом целования земли.
    
    
    4. Признания
    4а. Верховенский
    Целый абзац, от "Ставрогин, вы красавец!" до уже цитированного "Вы предводитель, вы солнце" есть признание в любви - извращенной, бесовской, но в "Бесах" все извращено.
    4б. Шатов
    "Ставрогин, для чего я осужден в вас верить во веки веков? Разве мог бы я так говорить с другим?.. Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдете? Я не могу вас вырвать из моего сердца, Николай Ставрогин!"
    Показателен ответ Ставрогина:
    "- Мне жаль, что я не могу вас любить, Шатов".
    
    
    * * *
    
    
    Пора признать: назвав прикасания Шатова целомудренными, мы несколько погрешили против истины. Было, было у Шатова еще одно, совершенно особое, "прикасание" к Ставрогину - прикасание, ставшее одним из кульминационных эпизодов романа; прикасание, после которого Ставрогин восемь дней просидел дома; прикасание, в котором в полной мере проявилась двойственность натуры Ставрогина.
    
    
    Очерк восьмой. Пощечина кулаком
    
    
    В поступке Шатова заключена некая странность: "Шатов и ударил-то по-особенному, вовсе не так, как обыкновенно принято давать пощечины (если только можно так выразиться), не ладонью, а всем кулаком..."
    Из-за этой странности двоится название поступка: Ставрогин и Петр Верховенский говорят о пощечине ("А о пощечине слышали?", "Ну, вот пощечину дал"), а Шатов - об ударе по лицу: "Понимаете ли, что вы должны простить мне этот удар по лицу..."
    Так все-таки: пощечина или удар по лицу?
    Сопоставим две цитаты:
    "размахнулся... и изо всей силы ударил его по щеке";
    "извернулся и изо всей силы ударил его по щеке".
    Первая относится к Шатову и Ставрогину, вторая - к Федьке и Верховенскому. Если не считать многоточия, цитаты отличаются лишь первым словом. Но во втором случае никакой двойственности нет - уж про Федьку-то никто не скажет, что он дал пощечину: он хотел ударить и ударил. Двойственность возникает, стало быть, эа счет слова "размахнулся", предполагающего пощечину, - в отличие от слова "извернулся", предполагающего удар кулаком.
    Обратимся теперь к причинам поступка Шатова. Их изложение темно и сбивчиво, но все же можно указать на два момента:
    1. Причиной (возможно, не единственной) поступка стал брак Ставрогина с Хромоножкой ("Марья Тимофеевна Лебядкина - моя законная, обвенчанная со мною жена... Ведь вы меня за нее ударили?").
    2. У слова "падение" ("Я за ваше падение... за ложь") есть, помимо "общечеловеческого", специфический "женский" смысл.
    Ключевым для понимания поступка Шатова является слово "измена", которое в текст не вошло - ситуация не такая уж исключительная: с аналогичным случаем мы столкнемся в очерке "Падение с лошади". У слова "измена" два смысла: измена любовная, "женская", и - измена идеолога провозглашаемой им идее.
    Ставрогин - идеолог (во всяком случае, таким его видит Шатов: "учитель, вещавший огромные слова") национально-религиозного возрождения русского народа. Но он изменил провозглашенной им идее, выронил знамя ("Вы, вы одни могли бы поднять это знамя!"). Кроме того, вступив в брак с Хромоножкой, он изменил Шатову как женщина, "пал".
    В тот момент, когда, стоя перед Ставрогиным и глядя ему в лицо, Шатов сжал кулак, чтобы наказать изменника, он ощутил женскую составляющую натуры Ставрогина. Эта составляющая не смогла разжать шатовский кулак, но смогла изменить его траекторию.
    Ставрогин - женщина, а женщине за измену дают пощечину, и потому - "размахнулся". Но Ставрогин и мужчина, идеолог, а идеологу-изменнику полагается нечто большее, чем пощечина, и потому - кулаком.
    
    
    ОЧЕРК ДЕВЯТЫЙ. НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ
    
    
    He сразу после швейцарского разговора со Ставрогиным Шатов пришел к почвенничеству. Это произошло лишь в Америке.
    Странным образом обращение Шатова к почвенничеству совпало по времени с любовной связью Ставрогина с женой Шатова в Париже.
    И вот Шатов, находящийся в отчаянном положении, без работы и без денег, посылает из Америки в Париж, Ставрогину, своему учителю и кумиру, письмо на шести почтовых листках (для сравнения: "Исповедь" Ставрогина уместится на трех).
    Надо полагать, письмо не содержало прямой просьбы о помощи, а целиком было посвящено "Богу и родине".
    Прекрасно. Но вопрос вот в чем: сочиняя письмо, знал ли Шатов, догадывался ли, что Ставрогин - любовник его жены?
    Похоже, что знал. Больше того: похоже, что письмо Шатова было индульгенцией. Шатов отпускал Ставрогину (самим фактом письма) грех его связи со своей женой - "ради высших соображений". А по сути - из-за своей извращенной любви к нему.
    Конечно, письмо означало не только отпущение грехов, но и просьбу о помощи - но этот смысл не был главным.
    Ставрогин, разумеется, предпочел первого, главного смысла не заметить; на второй же отозвался, выслав сто рублей.
    Кстати: почему рублей? Ведь Шатов находится в Америке, стало быть, посылать надо американскую валюту? Или, на худой конец, французскую, так как Ставрогин - во Франции.
    Очевидно, рубли посылаются "для русизма" - чтоб Шатову было приятно.
    Прошло два года. И вот Ставрогин приходит к Шатову, и Шатов возвращает ему долг - сто рублей. Больше о них в тексте романа ничего не говорится. Но нетрудно проследить их дальнейшую - весьма поучительную - судьбу.
    Ставрогин, будучи джентльменом ("это был самый изящный джентльмен из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть"), носит деньги в портмоне - стало быть, шатовские деньги пошли туда же. И вот сцена с Федькой: "Николай Всеволодович громко захохотал и, вынув из кармана портмоне, в котором было рублей до пятидесяти мелкими кредитками, выбросил ему одну бумажку из пачки, затем другую, третью, четвертую... Николай Всеволодович кинул в него, наконец, всею пачкой, и продолжая хохотать, пустился по переулку на этот раз уже один. Бродяга остался искать, ерзая на коленках в грязи".
    Мелкими - до пятидесяти, а крупными? Не пятьдесят рублей досталось Федьке, а сто пятьдесят!
    Шатов нарушил неписаный кодекс мужской чести: мужчина не пишет восторженных писем любовнику своей жены и не принимает от него денежной помощи.
    Эти сто рублей были изначально прокляты, и то, что они, в конце концов, пошли в задаток наемному убийце - закономерно.
    
    
    ОЧЕРК ДЕСЯТЫЙ. ПАДЕНИЕ С ЛОШАДИ
    
    
    Если в психике Ставрогина скрыто присутствует женское начало, то в психике Лизы - мужское.
    1. Лиза - амазонка, то есть:
    а. носит мужской костюм;
    б. ездит верхом.
    2. В паре Лиза - Маврикий она - ведущая. Это и Маврикий признает: "Вы и тогда меня водить будете, Лизавета Николаевна" (то есть сломав себе ногу при падении с лошади).
    Здесь надо сделать два замечания:
    а. слово "водить" характеризует отношения внутри еще одной пары -Юлии Михайловны и Андрея Антоновича. "Утверждали, что... Лембке был так фрапирован, что "расстроился в рассудке", и она теперь его "водит" помешанного";
    б. почти сразу же вслед за первым появлением Лизы в тексте -появляется и тема сломанной ноги. Как в связи с железнодорожной катастрофой ("Ноги сломали! - вскричала Лиза, - мама, мама, а мы с вами хотели exaть на прошлой неделе в Матвеево, вот бы тоже ноги сломали"), - так и в связи с падением с лошади. Здесь угадывается мотив подавленного соперничества: Лиза "хотела бы" сломать себе ногу, чтобы сравняться с Хромоножкой и повторить ее судьбу.
    3. Ее тянет заниматься "мужским" делом - книгоиздательством.
    4. В отношениях со Ставрогиным Лиза как минимум дважды пытается проявить инициативу, и обе попытки заканчиваются трагически:
    а. не только Ставрогин губит Лизу, но и она - Ставрогина. В приемной зале губернаторского дома внезапным и вызывающим, провоцирующим обращением к Ставрогину она предотвратила публичное признание последнего в поступке с Матрешей (мотив публичного прочтения листков с описанием преступления будет реализован в "Братьях Карамазовых");
    б) придя "первая" к Ставрогину, она погубила и себя, и Лебядкиных, и - еще раз - Ставрогина.
    5. Она "по-мужски" ведет себя со Степаном Трофимовичем:
    а. она, сидя на коне, наклоняется и целует его, он же "протягивает голову". Здесь мужская и женская роли поменялись местами - характерная для романа ситуация. Впрочем, можно считать, что в этой сцене Степан Трофимович ведет себя как девочка - не хватает только коротенького платьица. Но Лиза в любом случае ведет себя как мужчина. А относительно Степана Трофимовича запомним для дальнейшего: он ведет себя либо как женщина, либо как ребенок, но не как мужчина;
    б. она первая наносит ему визит;
    в. она дарит ему цветы.
    
    Сочетание мужского и женского стереотипов поведения стало причиной гибели Лизы. Появление амазонки в консервативном провинциальном городе вызвало ненависть как в "обществе", так и в "народе". (Кстати, нелепая "капитанская любовь" началась ведь с ненависти: "Он до того сперва возненавидел Лизавету Николаевну за то, что она ездит верхом, что чуть не ругал ее вслух на улице; да и ругал же!")
    Но ненависть "общества" преходяща и неопасна. Иное дело "народная" ненависть: упорная, не прощающая. Лиза же, как нарочно, дразнит "народ" двойственностью своего поведения: "Она соскочила с лошади, сняла свою круглую шляпу, перчатки, упала на колени пред образом, прямо на грязный тротуар (этот грязный тротуар должен больше всего возмущать "народ": не должна барышня так вести себя!) и благоговейно доложила три земных поклона... сняла свои бриллиантовые серьги (отказ от признаков своего женского естества!) и положила на блюдо... (А куда, кстати, она дела шляпу и перчатки? Неужели на тротуар положила?)
    Народ молчал, не выказывая ни порицания, ни одобрения; Лизвета Николаевна села на коня в загрязненном своем платье и ускакала".
    Народ молчал, но это молчание - осуждающее. Народ молчал и копил ненависть. Поведение Лизы - чередование мужского и женского стереотипов - должно народу представляться поведением оборотня, чередующего мужское и женское обличья.
    И когда Лиза появляется на пожаре,на этот раз пешая, на этот раз в женском, более того: в праздничном, "светло-зеленом, пышном, в кружевах", платье - но измятом! но загрязненном! (загрязненность - символ "падения", падения в "женском" смысле), - народ понимает, что падение с лошади началось и не может устоять перед соблазном завершить его так, как того требует его темное изуверское чувство справедливости.
    
    
    * * *
    
    
    Подозрение в оборотничестве, в ведьмовстве настолько чудовищно, что оно не только не высказывается вслух, но, по-видимому, даже в мыслях не формулируется. Но в глубинах народного подсознания оно присутствует. И здесь оно странным, пугающим, страшным образом смыкается с революционностью: название созданной Нечаевым организации - "Народная расправа", - которое нигде в тексте не упоминается, угадывается там, где речь идет о расправе с Лизой.
    "Буйство толпы над Лизой" - это народная расправа с оборотнем, принимающим то мужское, то женское обличье, с ведьмой, "предавшейся блуду" и наславшей смерть на дом соперницы.
    
    * * *
    
    Справедливости ради надо сказать, что если бы в характере Лизы не было мужских черт, она погибла бы от чего-нибудь другого. Ибо подлинная причина гибели (причина высокого уровня, хронотопическая причина) - смертоносное сочетание страдательного имени ЛИЗАВЕТА с отчеством НИКОЛАЕВНА, которое является именем Ставрогина, "быть может, непримиримейшего ее врага". На более низком уровне эта смертоносность реализуется, как мы видели, в смертоносном же сочетании мужских и женских черт характера, психики - но могла бы реализоваться и в чем-нибудь другом.
    
    
    ОЧЕРК ОДИННАДЦАТЫЙ. ГЕРОЙ И ЕГО ПОЛЕ
    
    
    В очерке "Море и кормчий" мы установили: "В "Бесах" нет очевидного, бесспорного главного героя".
    Ну, а неочевидный - есть?
    Представим себе, что читателям романа предложен вопрос: "Кто главный герой "Бесов"?" - и попытаемся предугадать наиболее вероятные ответы.
    Большинство, вероятно, назовет Ставрогина - личность яркую, значительную, загадочную.
    Кто-то, быть может, назовет Петра Верховенского - вождя революционной организации; ведь это с его приездом начинают шевелиться бесы, это он организатор беспорядков и смуты в городе.
    Кто-то, искушенный в литературоведческих штудиях, назовет, быть может. Хроникера - ведь это он ведет повествование, это его стараниями мы узнаём о событиях в городе, "без него и романа бы не было".
    Кто-то скажет, что в романе вообще нет главного героя.
    Кто-то сочтет главным героем Шатова - "носителя русской идеи".
    И, вероятно, очень немногие назовут Степана Трофимовича Верховенского - ну, разве может этот почти комический персонаж быть главным? Подобно Варваре Петровне, "в двадцать лет отвыкшей даже от мысли о чем-нибудь серьезном и решительном во всем, что исходило лично от Степана Трофимовича", читатель не готов признать СТ главным героем.
    Теоретически мы все умны. Теоретически мы знаем, что литературный герой - и в том числе главный герой - может быть каким угодно: смешным, глупым, злым, наглым, робким... Теоретически знаем, но когда доходит до дела, нас завораживает иронически-развенчивающая, под видом уважения, интонация Хроникера: и в науке-то СТ ничего, кажется, не сделал, и честную девушку в грехах заподозрил... да и вообще, разве он мужчина? так... размазня, "баба", "жалкая, впрочем, баба". Разве "жалкая, впрочем, баба" может быть главным героем?
    Может. И является. Доказать это не так уж сложно, и мы это сделаем. Сложнее другое. Сложнее понять, что то обстоятельство, что СТ - "не мужчина", это не просто "художественная подробность", вроде цвета глаз, которую можно легко заменить на другую или просто отбросить, - нет, это основа основ, это то, что сделало роман столь глубоким и столь трудным для понимания.
    
    
    * * *
    
    
    Итак, мы утверждаем, что главный герой "Бесов" - Степан Трофимович Верховенский (СТ).
    1. Об этом говорит композиция романа: если отбросить "Заключение", то окажется, что первая и последняя главы посвящены СТ, образуя как бы обрамляющую рамку - магнитную рамку, излучающую, наводящую некое поле, силовыми линиями которого пронизан весь текст. Что это за поле, станет ясно из дальнейшего.
    2. Три стихии романа - либерально-идейная, революционно-бесовская и уголовно-разбойная -имеют СТ своим источником:
    а. либерально-идейная
    СТ - идеолог либерализма, "либерал сороковых годов". "Бесспорно, что и он некоторое время принадлежал к знаменитой плеяде - иных прославленных деятелей нашего прошедшего поколения, и одно время... его имя... произносилось чуть не наряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только что начинавшего тогда за границей Герцена".
    В городе вокруг него сформировался либеральный кружок: Липутин, Виргинский, Лямшин, Шатов, Хроникер.
    б. революционно-бесовская
    Один из участников либерального кружка, Шатов, вошел в "Общество". Трое других - Липутин, Виргинский, Лямшин - в "пятерку". Организатором "пятерки" и главным революционным бесом стал сын СТ, Петруша. Членом "Общества" и автором его устава стал воспитанник СТ - Ставрогин.
    в. уголовно-разбойная
    Проигранный СТ в карты, Федька становится разбойником, и его услугами наемного убийцы пользуется Петруша.
    3. СТ явился воспитателем Лизы, Даши, Ставрогина,в какой-то степени - Петруши.
    4. Излюбленный прием Достоевского - собрать всех героев вместе и устроить скандал. Первый такой скандал в романе происходит в гостиной Варвары Петровны. А собрались они все (причем Ставрогин, например, специально вызван из Петербурга) в связи с предполагаемой женитьбой СТ.
    5. Столь многими нитями связан СТ со столь многими персонажами, что, удалив его из текста (как Полонский удалил Ставрогина), мы разрушим весь роман. И не случайно Хроникер, описав смерть СТ, сразу переходит к "Заключению".
    Итак, СТ - главный герой, это теперь ясно. И в то же время - "баба".
    1. Он живет на содержании у женщины (Варвары Петровны). Здесь опять перестановка мужской и женской ролей, столь характерная для "Бесов".
    2. Он болтлив, ему нужен "конфидент", которому бы он поверял свои тайны.
    3. Он слезлив, и одна из обязанностей "конфидента" - подставлять ему плечо для рыданий на нем.
    4. Его чуть не выдали замуж.
    "- Excellent amie! - задрожал вдруг его голос, - я... я никогда не мог вообразить, что вы решитесь выдать меня... за другую... женщину!
    - Вы не девица, Степан Трофимович; только девиц выдают, а вы сами женитесь, - ядовито прошипела Варвара Петровна".
    5. Его припадки холерины, связанные с нервными потрясениями и истерическими самоосуждениями, очень напоминают женские истерики.
    6. Он мягок и нерешителен.
    7. К женщинам он испытывает лишь платонические чувства. "О, не краснейте и не бойтесь меня как мужчину... я не могу не жить подле женщины, но только подле".
    С первой женой три последних года он жил в разлуке, на второй женился "без всякой особенной надобности", затем последовали 22 года странной дружбы с Варварой Петровной.
    
    Итак, повторяем: СТ - главный герой. И в то же время он - женщина, "жалкая, впрочем, баба". Сочетание этих двух обстоятельств создает совершенно особую атмосферу психо-половой напряженности, психо-половой патологии. Поскольку СТ - главный герой, а также благодаря композиции романа, его (героя) личная психо-половая патология силовыми линиями пронизывает весь текст, индуцируя и в других героях те или иные разновидности психо-половой патологии. Мы посвятили отдельные очерки трем героям романа - Петруше, Ставрогину и Лизе - и убедились, что эти герои страдают различными формами психо-половой патологии, но ведь это в них от СТ!
    Петруша. "В Петербурге, когда я был еще гимназистом, не он ли будил меня по два раза в ночь, обнимал меня и плакал, как баба, и как вы думаете, что рассказывал мне по ночам-то? Вот те же скоромные анекдоты про мою мать! От него я от первого и услыхал".
    Ставрогин. "Надо отдать справедливость Степану Трофимовичу, он умел привязать к себе своего воспитанника. Весь секрет его заключался в том, что он и сам был ребенок... Он не задумался сделать своим другом такое маленькое существо, едва лишь оно капельку подросло... Он не раз пробуждал своего десяти- или одиннадцатилетнего друга ночью, единственно чтоб излить пред ним в слезах свои оскорбленные чувства или открыть ему какой-нибудь домашний секрет, не замечая, что это совсем уж непозволительно. Они бросались друг другу в объятия и плакали... Надо думать, что педагог несколько расстроил нервы своего воспитанника".
    Не только нервы, но и психо-половую ориентацию. Да, мужские объятия, сдобренные слезами, - опасная вещь!
    Лиза. "Лизавета Николаевна Тушина училась у него с восьми лет до одиннадцати. Но он сам влюбился в прелестного ребенка и рассказывал ей какие-то поэмы об устройстве мира, земли, об истории человечества... Лиза, которая млела за этими рассказами, чрезвычайно смешно передразнивала у себя дома Степана Трофимовича. Тот узнал про это и раз подглядел ее врасплох. Сконфуженная Лиза бросилась к нему в объятия и заплакала. Степан Трофимович тоже, от восторга".
    "Мне вспомнился в это мгновение рассказ о том, что она была чуть не больна, когда ее увезли одиннадцати лет в Петербург, в болезни будто бы плакала и спрашивала Степана Трофимовича".
    
    Но не только они - практически все, кто общался с СТ, переняли от него психо-половую патологию, неблагополучие. Мужские черты в характере Варвары Петровны совершенно очевидны. С Дашей тоже не все в порядке. В Швейцарии билась об заклад, что никогда не выйдет замуж, а Ставрогину говорит: "Я не могу быть ничьей женой".
    Лямшин не женат и не интересуется женщинами. Виргинскому жена изменяет. От Шатова жена сбежала. Липутин женат, но... "Липутин мошенник, но я у него одну точку знаю". А точка эта вот какая: "Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать.
    Липутин разинул рот и побледнел".
    Из этой точки выросла потом целая линия: "С ним случилось почти невероятное дело, которое даже трудно и объяснить... Некоторое время он разыскивал Ставрогина и Петра Степановича и вдруг запил и стал развратничать безо всякой меры, как человек, совершенно потерявший всякий здравый смысл и понятие о своем положении. Его и арестовали в Петербурге где-то в доме терпимости и нетрезвого".
    Вообще, роман "Бесы" - это кунсткамера всевозможных психо-половых патологий, из которых очень многие имеют источником СТ.
    
    
    * * *
    
    
    Но почему мы обвиняем СТ? Ведь если за физическое уродство персонажей ответственна сжатость пространства, то, очевидно, за уродство психическое - она же?
    Потому что - "Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят". Поскольку пространство сжато, бесы пола (то есть различные формы психо-половой патологии) не могут не войти в город, но входят они - через СТ.
    
    
    ОЧЕРК ДВЕНАДЦАТЫЙ. ИМЕНА НА ПОВЕРКЕ
    
    
    

Будут звать тебя по имени -
    
     Не расслышь.
    
     М.Цветаева
    
    
    В свете проблемы пола, пронизывающей "Бесы", рассмотрим имена некоторых героев.
    
    1. Виргинский
    Латинское слово virginitas (девственность) перешло во французский (virginite) и английский (virginity) языки с тем же значением. (Напомним, что Достоевский свободно владел французским языком).
    Термин "девственность" по отношению к Виргинскому можно понимать двояко/ Во-первых, в переносном смысле, как невежественность, открытость чуждым идейным влияниям, некритическое, восторженное принятие "новых идей": "Я никогда, никогда не отстану от этих светлых надежд", - говаривал он мне с сияющими глазами. О "светлых надеждах" он говорил всегда тихо, с сладостию, полушепотом, как бы секретно".
    Во-вторых, можно понимать и буквально. Супруга Виргинского "вдруг объявила ему, что он отставлен и что она предпочитает Лебядкина". Грубо говоря, Виргинский не живет с женой, то есть вынужден "соблюдать девственность".
    В этой связи отметим, что оборот "с сладостию", в сочетании с полушепотом, секретностью и сияющими глазами, указывает на то, что теперь не жена, а "светлые надежды" - объект вожделений Виргинского.
    
    2. Матреша
    Это имя созвучно слову "матрешка". Случайно ли?
    Одна из постоянных, навязчиво повторяющихся тем Достоевского - насилие над девочкой. Приверженность писателя этой теме породила немало домыслов о том, что в его жизни имел место соответствующий эпизод.
    После "Бесов" эта тема исчезает (ее слабым отдаленным эхом можно считать историю с Лизаветой Смердящей в "Братьях Карамазовых") - то есть в "Бесах" эта тема исчерпана, раскрыта до конца.
    Но ведь "Бесы" - роман тенденциозный, идеологический, антиреволюционный? - Да, таким, и только таким, он был поначалу задуман.
    Но затем в замысел вошла тема Ставрогина, образовав внутренний слой, вторую матрешку. Ее (а также всего романа) средоточием, ее логическим и художественным центром, ее нервным узлом является глава "У Тихона" - третья матрешка.
    А главное в главе "У Тихона", ее центр - "Исповедь" Ставрогина, матрешка четвертая. А центр "Исповеди", то, из-за чего она написана, - история с Матрешей, матрешка пятая и последняя. Дальше двигаться некуда, "дальше - тишина".
    Таким образом, в имени "Матреша" закодировано матрешечное строение "Бесов" с точки зрения темы "насилие над девочкой".
    
    3. Ставрогин
    То, что фамилия "Ставрогин" говорящая - не подлежит никакому сомнению, но услышать, что она говорит - весьма непросто.
    В зтом слове 9 букв: 6 согласных, 3 гласных. Оно интуитивно ощущается как необычайно информативное - очевидно, из-за удачного чередования согласных и гласных, а также потому, что каждая буква встречается только один раз.
    Предположим, что эти удачи неслучайны и что ощущение информативности не обманывет нас. Тогда мы должны предположить, что слово "Ставрогин" является укороченной зашифровкой (упаковкой) некоторого сообщения, некоторого первоначального текста.
    Как проходила упаковка? Очевидно, пробелы между словами и, может быть, некоторые буквы отбрасывались, и их придется восстанавливать по догадке. Удвоенные буквы, если таковые были, паковались в одну.
    Для расшифровки применим метод многопроходного чтения, позволяющий одну и ту же букву читать многократно.
    Движемся по слову от начала к концу до тех пор, пока не получим что-нибудь осмысленное - слово или часть слова.
    СТАВ
    Это первый проход. Теперь в исходном слове отбросим первую букву - С - и сделаем проход по оставшемуся "слову" (ТАВРОГИН).
    ТАВРО
    Это второй проход. Теперь снова отбрасываем первую букву, получаем АВРОГИН. Делаем проход (третий по счету), который ничего осмысленного не дает.
    Отбрасываем букву. ВРОГИН. Делаем четвертый проход. Ничего осмысленного.
    РОГИН. Пятый проход.
    РОГ или РОГИ.
    РОГИ - это, очевидно, рога.
    У нас уже набралось материала на целую фразу:
    СТАВ(ЯТ) ТАВРО РОГА
    В скобках стоят буквы, восстановленные по догадке.
    Что за рога, чьи рога? Поскольку речь идет о Ставрогине, на однозначный ответ рассчитывать не приходится. Но ясно одно: речь не идет о рогах обманутого мужа - не только по фактической неприменимости такого толкования (Ставрогин как муж не был обманут), но, главным образом, потому, что пошлость такого толкования противоречила бы трагической силе образа Ставрогина.
    Если вспомнить о бесовских галлюцинациях Ставрогина, то можно предложить такое толкование: СТАВЯТ ТАВРО РОГА ЧЁРТА
    То есть Ставрогин мечен тавром чёрта, находится во власти чёрта.
    Попробуем, однако, читать дальше, а когда слово будет исчерпано, вернемся к его началу и начнем вторую серию проходов.
    СТАВ(ЯТ) ТАВРО РОГИ (М)ИН(О)ТАВР(А)
    То есть:
    СТАВЯТ ТАВРО РОГА МИНОТАВРА
    Минотавр - чудовище с головой быка (значит, рога - бычьи) и туловищем человека, рожденное от противоестественного греха царицы Пасифаи с быком. Ставрогин - "красавец, гордый как бог", но его извращенность влечет его к низкому, запретному, противоестественному, как царицу Пасифаю влекло к быку.
    
    
    ОЧЕРК ТРИНАДЦАТЫЙ. ВТОРЫЕ ВОРОТА
    
    
    Степан Трофимович - это ворота, через которые бесы пола входят в город. Но войти в город мало. В провинциальном городе с прочными сословными перегородками, с прочными семейными устоями и старыми предрассудками - им не разгуляться.
    Чтобы расшатать жизненные устои города, бесы пола (и состоящие с ними в родстве бесы революции) должны вступить в союз с властью. Но союз с властью возможен лишь при условии, что власть станет раздвоенной, что в ней проявится и будет доминировать женский элемент. Вот почему в романе появляется губернаторская чета: фон Лембке и Юлия Михайловна.
    И сразу начинают происходить события известной направленности. "Я помню, образовался тогда как-то сам собою довольно обширный кружок, центр которого, пожалуй, и вправду что находился в гостиной Юлии Михайловны. В этом интимном кружке, толпившемся около нее, конечно между молодежью, позволялось и даже вошло в правило делать разные шалости - действительно иногда довольно развязные".
    Принцип новой политики Юлии Михайловны - "ласка". "Ласка" призвана отвлечь молодежь от революционных идей, "удержать ее на краю". Уверенная, что она привлекла и покорила Петра Степановича ("Он предан мне всем сердцем и во всем меня слушается... Он фанатически, фанатически предан мне"), Юлия Михайловна сама целиком подпадает под его влияние, становится игрушкой в его руках. Уверенная, что "окружена", она не замечает, как зреет заговор, имеющий целью превратить праздник в грандиозный скандал.
    Праздник - это апофеоз новой политики. Праздник "демократический", перемешивающий все сословия и поднимающий со дна всякую "сволочь".
    Губернаторская чета - это вторые ворота, внутригородские, через которые происходит смешение сословий и снуют бесы пола.
    Поскольку, с одной стороны, романная роль фон Лембке и Юлии Михайловны огромна, а с другой - эти двое от СТ не зависят и сформировались самостоятельно, постольку обе истории этих двух формирований изложены достаточно подробно (о Юлии Михайловне рассказывает Варвара Петровна, вернувшись из Швейцарии; об Андрее Антоновиче - Хроникер в разделе третьем главы "Все в ожидании"). И опять имеем перестановку мужской и женской ролей, опять ведущей в паре является она, и опять это приводит к трагическим последствиям.
    
    
    ОЧЕРК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ. СОВРЕМЕННЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
    
    
    Связь революционного бесовства с проблемами пола Достоевский скорее ощущал чутьем художника, чем формулировал сознательно и явно. Те, кого интересуют более строгие (но все еще литературные, а не собственно научные) формулировки этой проблемы, могут обратиться к "1984" Дж.Оруэлла. При этом следует, конечно, помнить, что в английском романе бесы революции уже находятся у власти.
    Джулия носит алый кушак - эмблему Молодежного антиполового союза. "Именно женщины, и молодые в первую очередь, были самыми фанатичными приверженцами партии, глотателями лозунгов, добровольными шпионами и вынюхивателями ереси".
    "Маленькая холодная церемония", к которой Кэтрин принуждала Уинстона, "всегда в один и тот же день недели", именовалась ею - "наш партийный долг". Церемонию эту Кэтрин "терпеть не могла, но помешать ей нельзя было никакими силами". - И тут двойственность! Было бы, кстати, интересно проверить, не является ли знаменитое оруэлловское "двоемыслие" одним из изводов достоевской двойственности.
    Джулия "поняла смысл пуританства, насаждаемого партией. Дело не только в том, что половой инстинкт творит свой собственный мир, который неподвластен партии, а значит, должен быть по возможности уничтожен. Еще важнее то, что половой голод вызывает истерию, а она желательна, ибо ее можно преобразовать в военное неистовство и в поклонение вождю".
    "Между воздержанием и политической правоверностью есть прямая и тесная связь. Как еще разогреть до нужного градуса ненависть, страх и кретинскую доверчивость, если не закупорив наглухо какой-то могучий инстинкт, дабы он превратился в топливо? Половое влечение было опасно для партии, и партия поставила его себе на службу".
    Партия запретила развод. В то же время она "стремилась убить половой инстинкт, а раз убить нельзя, то хотя бы извратить и запачкать". "Ее подлинной необъявленной целью было лишить половой акт удовольствия (у Ставрогина в "Исповеди": "предаваясь разврату, в котором не находил удовольствия")... Все браки между членами партии утверждал особый комитет, и... если создавалось впечатление, что будущие супруги привлекательны друг для друга, им отказывали в разрешении".
    Брак Ставрогина с Хромоножкой не вызвал бы возражений.
    Вот почему Ставрогин, будучи чуждым "Обществу", все-таки вступает в него. И надежды Петруши на дальнейшее участие Ставрогина в революции - не так уж и беспочвенны.
    
    
    ОЧЕРК ПЯТНАДЦАТЫЙ. KOРМЧИЕ ЗВЕЗДЫ
    
    
    Параллели с Оруэллом очевидны. Но и отличия велики.
    "Половой инстинкт творит свой собственный мир" - сформулировано в "1984". Но "свой собственный мир" в "Бесах" намного своеобразнее, сложнее, уродливее, чем в английском романе. В "Бесах" нарушены традиционные отношения полов, возникают какие-то странные люди-гибриды - то ли мужчины, то ли нет.
    Вот, скажем. Кармазинов. "Господин Кармазинов был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки, с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что вовсе и не шло к плотно округленным частям начала его ног... На коленях его был развернут до полу шерстяной клетчатый плед".
    Это описание скорее женщины, чем мужчины. А вот как ведет себя этот странный экземпляр человеческой породы: при встрече якобы "лезет лобызаться", а на самом деле - подставляет щеку для поцелуя.
    Случайно ли, что Хромоножка, убежденная, что у нее был ребенок, не помнит, мальчик или девочка? Что на собрании "наших" обсуждается женский вопрос? Что Петруша дважды пытается завести со Ставрогиным разговор о скопцах: "Кстати: здесь скопцы есть в уезде, любопытный народ..." и "Мы пустим легенду получше, чем у скопцов..."
    
    
    * * *
    
    
    Суть примененного в "Бесах" приема состоит в том, что дискредитация революционных и либеральных идей достигается путем уподобления их носителей половым извращенцам, а социальная революция уподобляется революции полов.
    В чем, например, суть "первого шага", придуманного Петрушей?
    В том, чтобы посадить на престол скрытого (не знающего о себе) транссексуала Ставрогина (а рядом с ним, быть может, окажется царица-транссексуалка Лизавета). И тогда под царственным покровительством царя-транссексуала революционеры-извращенцы во главе со скрытым скопцом Петром Верховенским приберут к рукам всю исполнительную власть.
    В этом гениально-бредовом плане уживаются элементы двух легенд: монархической (скрывающийся царь) и скопческой (скопец-мессия с Востока).
    В "Бесах" гениально уловлен присущий русской жизни мотив смены пола (или отказа от пола). Он - в шествиях ряженых, то есть "сменивших пол". Он - в практике скопчества, укорененного в самой что ни на есть народной, крестьянской среде,
    В романе этот мотив не менее гениально увязан с мотивом социальной революции.
    
    
    * * *
    
    
    В заключение продолжим цитату, начало которой поставлено эпиграфом к этой серии очерков: "Вот когда мы рассмотрим его (роман "Бесы") в большом контексте русской и мировой литературы... когда включим роман в развивающуюся систему образов, символов, знаков - в систему всего языка этой литературы, этой культуры, - вот тогда лишь, наверное, приоткроется нам наконец самое тайное, самое пронзительное в нем, тогда поражены будем... какие глубокие, крепкие фольклорные, народные корни у романа, по каким звездам он сориентирован..."
    
    

    
    

Объявления: Купить и установить планку weaver. Оно стоит того. | Ассоциация СРО Объединение Курских Проектировщиков