Александр Воронель
НАКАНУНЕ ПЕРЕМЕН
Часто именно ложные идеи поддерживают людей, а иной раз и обеспечивают им победу. Если бы большевики с самого начала не были одержимы утопической мечтой, они просто-напросто проиграли бы гражданскую войну и никакой советской власти в России бы не было. Если бы руководство Израиля в 1947 г. не было, в основном, просоветским, СССР не позволил бы ООН проголосовать за признание еврейского государства, и, возможно, его бы тоже не было. Если бы политика этого государства в течение долгих лет не опиралась на вдохновляющие мечты о мире с арабскими соседями, Израиль не смог бы вырасти в десять раз за 50 лет. Таким образом, жесткая политическая реальность зачастую строится на неверных и расплывчатых иллюзиях.
Именно с этой точки зрения я попробую проанализировать сегодняшнюю ситуацию в израильско-палестинском конфликте. Мне придется отказаться от политкорректности и согласия со многими общепринятыми стереотипами. Сами эти стереотипы, сложившиеся в результате прошлых удач, стали теперь в значительной степени причиной (или, по крайней мере, стимулами) сегодняшнего конфликта. Мне не обойтись без краткой истории вопроса.
С конца Х1Х века по множеству причин, которые сегодня нет смысла разбирать, наметился заметный приток евреев (и еврейских капиталов) в Палестину, тогда еще заброшенную провинцию отсталой Оттоманской империи.
Насколько она была заброшена, видно из того факта, что когда после неудачной войны из России бежали черкесы, турецкое правительство не нашло более пустого места для их расселения, чем Палестина. Они и сейчас здесь живут...
Идеи Отцов сионизма были основаны на оценке ситуации того времени, включавшей почти пустую землю и редкое неразвитое население, для которого возведение еврейских поселений представляло несомненное (материальное) благо.
Международная пресса старательно умалчивает, что в течение примерно ста лет Еврейский фонд - "Керен каемет" - собирал деньги со всех евреев мира и скупал неиспользованные земли в Палестине для еврейских поселений. Моя собственная бабушка в Харькове тайком показывала мне (60 лет скрывавшийся ею) сертификат, выданный ей "КК" в 1912 г. на что-то около половины квадратного метра земли в Палестине, купленной на ее трудовые деньги.
В результате связанного с еврейским поселением оживления экономики возникла также и усиленная тяга в Палестину окрестного арабского населения из Египта и Сирии, открывшего для себя новые возможности заработка. Этот поток резко усилился после Первой Мировой войны при британском управлении и до самого 1947 г. возрастал пропорционально притоку евреев. Жизненный уровень арабского населения Палестины отставал от еврейского, но был выше, чем в других арабских странах.
С самого начала понимание между лидерами двух групп было исключено из-за их разного положения в мире. Еврейское руководство было выборным и зависело от общественного мнения в Европе и разных идейных течений, а арабское - наследственным (хотя в угоду англичанам случались формальные выборы) и зависимым от поддержки родственных кланов (в том числе и из соседних стран).
Еврейская политика по отношению к арабам в течение десятилетий исходила из мифических интересов "арабских трудящихся" (Бен-Гурион: "Только в узких кругах арабской верхушки есть эгоистические причины бояться еврейской иммиграции... Могут ли быть сомнения, что только помощь еврейских рабочих приведет к развитию арабского рабочего класса?"), ставила своей целью сомнительное "взаимовыгодное сосуществование" и стремилась юридически обосновать свои достижения. То есть старательно закрывала глаза на качественное отличие арабского, феодального общества от европейских стереотипов. Этим она скорее импонировала британской администрации.
Арабская политика, направляемая трезвыми и проницательными аристократами, напротив, исключала всякий долговременный компромисс, отрицала законность договорных сделок с евреями и периодически (в 1920-1921, 1929 и 1936-1938) инициировала кровавые стычки (чтобы не сказать погромы). К тому же главный муфтий Иерусалима Хадж Амин Аль-Хусейни и военный лидер арабов Аль-Каукджи были открытыми сторонниками Гитлера и не скрывали своей враждебности к Британской империи. Хотя это не могло понравиться администрации, но внушало ей скорее страх, чем отвращение.
Британское правительство, избрав знакомую нам политику "умиротворения", которая позже нашла свое завершение в Мюнхенском соглашении с Гитлером, почти полностью потеряло контроль над обеими сторонами и, после Второй мировой войны, предпочло отказаться от управления Палестиной.
Решение 1947 г. разделить Палестину на два государства отразило не столько стремление членов ООН к справедливости, сколько их полное равнодушие к судьбам обоих народов. Никто не спросил, смогут ли эти государства существовать вообще и, в частности, в намеченных границах. Зная немного одного из участников этого судьбоносного решения, я подозреваю, что именно он и запланировал эту вечную войну, которая позволила бы СССР, наконец, протянуть свои руки прямо на Ближний Восток и в Средиземноморье, минуя турецкий барьер.
Легкость образования новых нестабильных государств на Ближнем Востоке после падения Оттоманской империи создала благоприятную атмосферу для авантюризма вождей. Любой достаточно смелый офицер или предводитель небольшой шайки имел шанс возглавить новое государство. В такой атмосфере и пришлось Израилю вести свою Войну за Независимость, в которой каждая из соседних арабских стран призывала население Палестины к общеарабской Священной войне, а каждый полевой командир видел себя будущим Президентом. Так как никакого арабского государства из этого не получилось, главарям, которым пришлось с боями уводить свои ополчения в соседние страны, осталось только винить в этом коварный Израиль. Так возник "многострадальный палестинский народ" и неразрешимая проблема "беженцев".
Несмотря на постоянную враждебность арабского мира, господствующим стремлением еврейского истеблишмента на протяжении последующих десятилетий было "укрепление еврейско-арабской дружбы". В этом отношении израильское леволиберальное крыло вполне унаследовало британское политическое лицемерие. Всячески превознося "еврейско-арабскую дружбу", все израильские правительства, однако, укрепляли пограничные поселения и стратегические опорные пункты. Я не хочу, чтобы у читателя возникло впечатление, что я или кто-нибудь другой в Израиле против еврейско-арабской дружбы. Я только решительно против распространения заведомо ложного утверждения, что такая дружба где-нибудь в заметных масштабах существует. К сожалению, иллюзия, что если не называть беду по имени, она, быть может, и минует, укоренена в человеческом сознании, и мы сами скрываем от себя неприятную правду.
Многолетние попытки отрицать несовместимость арабских и еврейских интересов в Палестине разрушили единство еврейского народа в Израиле. Этот раскол впервые обнаружился еще в 30-х годах в сионистском движении и привел к отделению либеральной партии В.Жаботинского от социалистических партий. Впоследствии наследники Жаботинского превратились в израильскую парламентскую оппозицию, которой впервые удалось почувствовать вкус власти только в 1977 г. - через тридцать лет после решения о независимости. У правой оппозиции, кроме политического чутья Жаботинского, была еще по крайней мере одна причина для скептического отношения к арабскому миролюбию. По социальным причинам оппозиция включила гораздо большее число выходцев из арабских стран, для которых арабская культура вовсе не была закрытой книгой.
Политический парадокс заключается в том, что первый шаг к миру удалось сделать именно правому правительству Бегина, а не миролюбивому правительству Рабочей партии. Воинственная риторика правых, может быть, и раздражает арабские правительства, но остается им вполне понятной. Мирные предложения левых ставят арабов в тупик из-за невозможности уловить, в чем же их обманывают ("В чем наебка?")... - Наконец, благодаря безмерной щедрости предложений предыдущего израильского премьера Эхуда Барака, Арафат понял суть дела: евреи просто хотят забыть навсегда о нем и о его требованиях! Этого не вынесла его душа, и он начал "интифаду Аль-Акса".
Я сильно забежал вперед в своем изложении, но в этом шутливом преувеличении содержится зерно всей проблемы. Еврейское государство может обойтись и без палестинцев, и без поселений (и, возможно, даже без Аль-Аксы, хотя это уже почти святотатство), а вот Палестинское государство самодостаточно существовать не может. Это было очевидно еще в 1947 г. арабским соседям, которые оккупировали его территорию, пока мания величия (и безответственная поддержка СССР) не толкнула Г.А.Насера на Шестидневную войну. Это было очевидно и всем американским и европейским экспертам по международным делам, которые зачастили в Израиль с 80-х, когда уже стало ясно, что ни Египет, ни Иордания получить обратно палестинские территории не захотят. Однако впоследствии и США, и Европейское сообщество изменили своей реалистической позиции в угоду арабским режимам, для которых престижные соображения, связанные с торжеством ислама, важнее фактических достижений.
За годы "израильской оккупации" простые палестинцы нашли для себя более выгодным работать в Израиле или продавать туда свою примитивную продукцию, чем развивать собственное хозяйство. Напротив, их самозваные политические руководители занялись последовательным разрушением этих налаживающихся экономических связей. Спустя тридцать лет после решения ООН стало ясно, что для образования нового государства в современном мире недостаточно одного лишь революционного энтузиазма и честолюбия вождей. Требуется еще многое: в частности, солидарный интерес достаточно большой группы предприимчивых, квалифицированных людей, готовых тратить свои силы (и средства) на организацию основной инфраструктуры (дороги, водопровод, связь, электричество, продуктивные отрасли хозяйства, здравоохранение, образование), а не только на пропаганду и вооружение... Восемь палестинских университетов (фактически колледжей) были основаны за время "израильской оккупации" при активном содействии израильских властей, но вместо центров будущей образованности они, в результате "академической неприкосновенности", превратились в склады оружия палестинских боевиков.
Все демократии оказываются слабы по отношению к террору, но Израиль имеет столетний опыт успешной борьбы с терроризмом. Этот опыт, однако, требует беспощадной уверенности в своей правоте. Это то единственное, чего Израилю постоянно недостает. Я уже упоминал, что в результате завышенных оценок перспектив мирного сосуществования израильский народ на время потерял ощущение своего единства перед лицом смертельной опасности. Многим людям стало казаться, что стоит нам отказаться от "каких-то там поселений", и - войне конец.
На самом деле тогда-то только мы и увидим настоящее начало. Терроризм - это норма, с которой Ближний Восток жил веками, и единственное изменение, которое внес ХХ век, состоит в усовершенствовании орудий убийства. Израильская политика в отношении арабов вообще, и арабов Палестины в частности, так долго питалась ложными представлениями об "общечеловеческих ценностях", внушенных европейским воспитанием, что и сейчас не все израильтяне освободились от этой слепоты.
Теперь при "правительстве национального единства" все негодование наших прозревших граждан направлено на "коварство" Арафата, но, по существу, скорее напротив, израильский истеблишмент и европейское общественное мнение в течение длительного времени невольно вводили арабов в заблуждение. Соглашение в Осло, Нобелевские премии и широкое сочувствие "справедливой палестинской борьбе" создали у них ложное впечатление, что их победа близка. Свою победу они, конечно, представляли совсем не так, как израильские и европейские миротворцы.1
Они представляют ее примерно так же, как афганские талибы (или, что то же самое, их противники - Северный альянс). То есть как конец еврейского государства, их безраздельное господство на всей территории Израиля и передел имущества в соответствии с их представлением о справедливости. Возможные при таком исходе кровавые жертвы сами собой разумеются, как оправданное возмездие евреям за их высокомерие. Воображение европейских либералов почему-то останавливается перед неизбежными последствиями победы того "справедливого дела", которому они так искренне сочувствуют. Горячие прения в Кнессете и бесчисленные демонстрации борцов за мир арабы интерпретируют как предвестники новой серии уступок.
Еще чуть-чуть припугнуть жалких евреев, нажать на американцев, и Израиль в их руках! Фундаментальная разница в ментальности неустранима в политике. Рациональные, словесные объяснения на уровне народов неприменимы.
Сэмюэль Хантингтон не выдумал проблему массового взаимного непонимания цивилизаций. Как добросовестный ученый он ее только обозначил.
Расширение кругозора рядового человека и глобализация сыграли с западной цивилизацией злую шутку. До тех пор пока мусульманский мир пребывал в глубоком сне, Европа могла безнаказанно отождествлять свою победоносную историю с историей человечества. Прогресс в известной нам со школьных лет истории - это развитие и экспансия Европы. Великими географическими открытиями мы называем заморские плавания европейцев. В центре истории средних веков у нас стоит борьба пап и императоров, а не история Халифата. Для всего этого есть свои причины. Но мусульманин видит это как свою вековую обиду...
Европейское образование и масс-медиа разбудили в широких кругах мусульман дремлющую амбицию. Они не хотят привыкнуть к своему положению на обочине. Каждый народ хочет быть в центре истории. Против Запада стали выступать отнюдь не бедные и невежественные, а скорее богатые и образованные. Точнее - амбициозные.
Вся изобретательность интеллектуальных элит мусульманских народов, вся их немалая предприимчивость и творческая потенция сосредоточились на компенсации их комплекса неполноценности, на мести европейцам за их историческое превосходство. Само это превосходство, полное невнимание европейских народов к мусульманскому миру они воспринимают как проявление злой воли и величайшую несправедливость. Так ребенок мстит родителям за невнимание. Он готов затеять пожар, чтобы родители, наконец, испугались и сосредоточились на его персоне.
Израиль в этом конфликте лишь второстепенный персонаж, выбранный как мишень для ненависти из-за своей относительно большей доступности - "слабое звено".
Претензии палестинских лидеров направлены не по адресу. Палестинцы живут не хуже жителей других арабских стран. Израиль не мог бы взять их за руку, благополучно провести через все лабиринты их собственной истории, пронести над омутами и без потерь посадить на сухое место меж молочных рек. Израиль не может "дать" им государство. Бюджет своего государства и свою инфраструктуру они должны обеспечить себе сами. Никакие наши уступки не скомпенсируют палестинцам фундаментального культурного отставания, на которое обрекла их собственная история.
Но террор является как раз тем полем, на котором они вполне конкурентоспособны и могут приковать к себе внимание всего мира. Это и есть тот единственный товар, который их вожди выносят на международный рынок.
Солдатское мужество во многих (особенно молодых и бедных) обществах более распространенная добродетель, чем интеллект и трудолюбие. Война, таким образом, становится тем простейшим средством конкуренции цивилизаций, которое в первую очередь привлекает внимание амбициозных лидеров. Поэтому творческие способности мусульманских народов сосредоточились в основном в военно-политической сфере, позволяющей напомнить о себе наиболее действенным образом.
Война - не худшее из человеческих занятий и имеет позади себя многотысячелетнюю престижную традицию. Культура войны в большом почете у мусульманских народов. Военная профессия к тому же единственная массовая техническая профессия во многих мусульманских странах, обеспечивающая вполне современный уровень cпециалистов. Народные массы очень ценят своих военных героев. Духовные лидеры ислама поощряют это настроение. Причины для войны всегда находятся, и почетное поражение совсем не позорит погибших. Эта культурная ситуация поощряет все новые и новые темпераментные группы во всех мусульманских странах пытать свое счастье.
Взбудораженный и подбодренный силой нефти арабский мир переживает сейчас кризис самоопределения. Их харизматические вожди психологически подошли приблизительно к уровню, на котором находились в начале прошлого века Россия или Германия, хотя народы, в основном, не перешли еще и через грань Просвещения. У честолюбивых людей в их мире всегда находится место подвигу. Все современные арабские диктаторы начинали как супермены-воители, сильной рукой и террором захватившие власть в своих странах.
В этом еще не окончательно сложившемся мире существует и подспудная тяга к национальному единству. Г.А.Насер был первый, кто откровенно претендовал на роль всеарабского лидера. М.Каддафи и Х.Асад остались непризнанными кандидатами. Широкие массы охотно участвуют, как пушечное мясо, в войнах диктаторов за престиж. Саддам Хусейн затеял войну с Ираном, а потом и против США не из-за объявленных им нелепых причин, а в своей личной борьбе за общенациональную популярность. Сотни тысяч граждан Ирака погибли, но зато среди оставшихся в живых его авторитет непреклонного вождя неизмеримо вырос. Жажда сосредоточить на себе внимание сильнее в выдающихся людях, чем в мелких. Ричард Львиное Сердце или Наполеон тоже воевали не за благополучие своих подданных.
Арафат годами умудрялся приковывать внимание арабской аудитории. Сначала он прославился своими успешными террористическими операциями. Затем, сумев под страхом смерти обложить палестинских выходцев всего мира налогом в свою пользу, он показал себя также выдающимся организатором. Наконец, связавшись с КГБ, он сумел развернуть такую успешную пропагандистскую кампанию вокруг "палестинского дела", что популярность его на Западе сравнялась с популярностью Фиделя Кастро и Че Гевары. Собственно, это и справедливо, поскольку те двое ничем не лучше его. В ходе этой кампании "палестинское дело" каким-то образом включило и мировую "антиколониальную революцию".
Из года в год посещая одни и те же университеты в Германии и США, я мог судить об уровне популярности "палестинского дела" по площади, занимаемой им на студенческих досках объявлений. Меня поражало, что до самого конца существования СССР борьба за права палестинцев уверенно опережала даже борьбу за права гомосексуалистов. Похоже, не было в мире более угнетенных народов. В начале 90-х палестинцы совершенно исчезли с доски объявлений...
В ходе "перестройки" Арафат лишился поддержки СССР и cтал стремительно падать в финансовую пропасть. В 1987 г. он начал "интифаду" (восстание), заставшую тогдашнее израильское правительство врасплох (все события в демократических странах застают их правительства врасплох). Экономические связи "оккупированных территорий" с Израилем прервались, палестинцы резко обеднели, международное общественное мнение было возмущено. Не без внутренней борьбы израильское правительство протянуло тонущему Арафату руку для заключения мирного соглашения. Здесь-то и сказался его выдающийся стратегический и дипломатический талант, совершенно таинственным образом давший ему возможность завоевать беспрецедентное доверие большой части израильского политического бомонда.
В Осло ему удалось невероятное: соглашение с Израилем предусматривало "территории в обмен на мир"! Такую формулу мог придумать только человек (кто бы это первоначально ни был), готовый полностью пренебречь западной логической культурой. Материальную вещь (территорию) невозможно обменять на расплывчатое, абстрактное понятие (мир). Что такое территории, знают все (хотя позже выяснилось, что сколько и какие именно территории, тоже осталось не до конца ясным), а что такое "мир" разные люди и народы понимают в корне по-разному. Можно думать, что имелись в виду только разговоры о мире. Тогда следует считать, что у нас и сейчас мир; ведь сегодня в военных действиях участвуют не разом все 40 тысяч бойцов Арафата, а то одни, то другие. В промежутках между терактами еще остается время для переговоров.
В результате такого мира Арафат безопасно переселился из Туниса на палестинскую территорию вместе с основным составом своих боевиков и тут столкнулся с по-настоящему трудной проблемой создания государства на пустом месте. Некоторое время он перебивался за счет западных пожертвований на мирный процесс, продолжая громко разоблачать Израиль, который по-прежнему не отдает ему поселений (что бы он делал с поселениями, если бы их получил?). Когда эта карта была уже отыграна, а деньги на развитие разворованы соратниками, Арафат стал все больше склоняться к защите общих мусульманских святынь и разжигать "священную войну", чтобы получить поддержку от фундаменталистов и вызвать действенные симпатии всего мусульманского мира. В сентябре 2000 года он начал "интифаду Аль-Акса" за "святые места", которым, впрочем, ничто не угрожало.
Трудно сказать, знал ли он заранее о надвигающейся акции 11 сентября и поспешил выскочить вперед, или просто чутье политического авантюриста подсказало ему более надежную опору, чем европейские гуманисты. Между прочим, он мог и располагать информацией, так как, конечно, в "Аль-Каэде" есть палестинцы.
После 11 сентября 2001 весь мир переменился. В первую очередь арабский мир. Бин-Ладен сразу затенил всех претендентов на первенство и превратился в неформального лидера, права которого неоспоримы. Ни Арафат, ни Саддам уже не смогут претендовать на большее, чем стать его последователями. К тому же, в отличие от них, он настоящий мусульманин и не запятнан предательствами и политиканством. Как бы ни кончилось сегодняшнее сражение против терроризма, Бин-Ладену обеспечено тайное поклонение и благоговейная память десятков миллионов мусульман. Их внимание останавливается не на ужасе напрасно пролитой крови, а на престижном балансе, который теперь якобы уравнивает их с американцами. Подобно этому и палестинцам кажется, что, убив десяток случайных прохожих в Израиле, они как-то повышают свой статус ("заставили с собой считаться!").
Но мир переменился и для Запада. Урок, который Бин-Ладен ему преподнес, ткнув пальцем в его солнечное сплетение, по своему сокрушительному смыслу напоминает нападение японцев на Пирл-Харбор или бомбардировки английской территории ракетами U-2 из Германии.
Пирл-Харбор кончился для Японии атомной бомбой, Германия была разгромлена и разделена на 45 лет... Такова природа демократических обществ. Патологическая трусость и уступчивость в Мюнхенских переговорах (пока еще была надежда войны избежать) довершилась целеустремленной жестокостью в войне, когда она оказалась неизбежна.
Психологическая слабость нашего правительства, которое разрешило десяткам тысяч профессиональных боевиков высадиться на территории Палестины (и сесть на шею ее населению) в надежде заключить мир, характеризовала тогда не местную ситуацию, а общую тенденцию Запада по возможности уклоняться от военного конфликта. Но с годами стало очевидно, что местная ситуация не оставляет такой возможности. А миролюбие Запада истощилось уже почти до того последнего предела, за которым начинаются ковровые бомбардировки.
Наша страна сейчас находится на пороге болезненных важных решений. Антитеррористическая война означает для демократического общества серьезное изменение стиля жизни и поведения. Она означает также нарушение многих заповедей привычного нам гуманизма. Ничего хорошего от такой войны не только врагам, но и нам самим не следует ожидать. Однако не исключено, что всему свободному миру этой войны не избежать. И нам в Израиле тоже рано или поздно не обойтись одними булавочными уколами. Мы можем дождаться американской инициативы в смене курса всей антитеррористической коалиции или сами стать ее инициаторами. Все равно в обоих случаях именно нас будут винить в зверствах против "мирного" населения и нарушениях прав человека. Желательно, конечно, проявить максимум осторожности в этом исключительно деликатном и одновременно "грязном" деле, но только не за счет увеличения количества жертв с нашей стороны. Боюсь, что с чувством абсолютной правоты, которое так согревало сердца первых поселенцев, израильтянину придется расстаться.
1 Вспомним, что и русские интеллигенты всей душой жаждали "победы революции". То, что произошло в 1917 году, было воспринято ими как неожиданность. Но русские аристократы, которые лучше знали свой народ, знали также, чего ожидать от него, и не заблуждались.