* * * Такая южная страна, А флаг ее морозен, снежен. Он скандинавен, он норвежен - Нетающая белизна. Снежинка изображена На зимнем поле, посредине, И парой параллельных линий Синеет свежая лыжня. А за границей полотна, Конечно, лес, и на опушке Стоит, как водится, избушка, На сосны глядя в два окна. Такая вьюжная страна... Такая южная страна - И странно выглядит сосна В курортно-пальмовом пейзаже, Где посторонним персонажем Чужую жизнь прожить должна. В тяжелый сон погружена Она, иных краев частица. Ей санный путь далекий снится, Фиорды, хрупкая луна. Ей снится, будто спит она, И только сон - и солнце злое, И пыль, и пальмы, и алоэ... Как жарок свет, как тень жирна! * * * Так долго здесь живу - почти привыкла, Что из окна я вижу Назарет. Не тот фламандский, влажный, со снежком На красной черепице - настоящий Нацерет - жесткую горбушку на горе, Куда взбирается автобус раскаленный. Привыкла к опрокинутой луне И к черному удушью летней ночи, К огням арабских деревень в долине И к ноющим мелодиям Востока, К тому, что под окном растет маслина, А на газоне пальма жестяная. Я изучила быт соседей, их родню Горластую, что на шашлык приходит в гости. Мне кажется фантазией придурка Прибрежный лес и мокрый шорох листьев, Пустой осенний пляж, где мы гуляли, И возвращались каждый раз с находкой: То с янтарем, то с веточкой дубовой... Взбредет же в голову! Да разве это было? * * * Дела упорно не идут на лад. Жить, как другие, - непосильная задача. Там, на Луне, у нас, конечно, все иначе, А здесь - некстати все и невпопад. В тяжелой форме протекает жизнь: Я падаю туда, где нет соломы, И все блины - не только первый - комом, А бутерброды - только маслом вниз. Недосягаемы, как прежде, журавли. Но где же столь надежные синицы? В моих руках синицам не сидится - Они старались, да прижиться не смогли. * * * Как дым, как испарения Земли, Уносятся молитвы наши в небо - В пустоты гулкие, в зияющую небыль, И нет ответа, сколько ни моли. Не раздается голос громовой, Не загораются слова на небе ночью. Лишь месяц бесполезной запятой Плывет среди созвездий-многоточий. * * * Когда я маленькой была, считала 3eмлю плоской, Огромным блюдцем (говорят, что круглая она), А небо - куполом. И с ним особенной полоской Земля надежно, навсегда по краю скреплена. И если очень далеко я отойду от дома, Упрусь в упругий горизонт, на небо подышу, Потру - я, как через стекло, увижу незнакомый Соседний мир и с неба вдруг ладошкой помашу. Вот удивятся все тогда? "Вот это да!.." - все скажут. И с той, и с этой стороны сбегутся делать дверь. А может, две, а может быть, туннель пророют даже - Ходи себе туда-сюда хоть целый день теперь. Соседний мир - почти как наш, но улицы там уже, И невысокие дома стоят на них тесней. Там все таинственней: и снег, и дождь, и даже лужи, Сирень, каштаны, фонари и тень от фонарей... Но может, там давным-давно пробили дверь наружу, А я забыла, что жила с т о й стороны дверей. * * * Я так свои фантазии люблю? А этот вымысел бесспорно был удачен - Прекрасный, обаятельный фантом: И голос ласковый, и мягкие манеры. Причем буквально из подручных средств, Из бросового вроде матерьяла. Но сколько было вложено труда! Не удивительно, что я его любила. Мне приходилось с самых первых дней То склеивать все заново, то красить. И целый день, бывало, уходил - Хотела я добиться совершенства И добивалась на короткий срок. Но быстро осыпалась позолота. А вскоре он рассыпался совсем. Исчез, как и положено фантому. И черная зияет пустота, Не заживает, корчится от боли Фантомной... * * * В моих воздушных замках - тишина. Давно не слышно музыки и пенья, От стен осевших веет запустеньем, И в сводчатых подвалах нет вина. Где сад я разводила столько лет, И где была ажурная беседка, Там вешает белье моя соседка, С друзьями в домино стучит сосед. Я в этих замках не живу давно. Мне с милым в шалаше уютно было. И я ключи кому-то подарила, Не то бы потеряла все равно. Но обветшал шалаш с недавних пор, С тех пор, когда его покинул малый. А у меня ни воли нет, ни силы В порядок привести жилье и двор. Я снова стала замок воздвигать Красивей и воздушней, чем бывало, Рискуя, что не хватит матерьяла, Ведь все трудней становится дышать. Но это - пустяки и ерунда! Я жду гостей на новоселье в среду В свой самый лучший замок перееду. Теперь, я полагаю, навсегда. UNSTILL LIFE Кто, когда, какого черта Обозвал натурой мертвой Фруктов звонкий разнобой? Кто назвать посмел облыжно Жизнью тихой, неподвижной Цветовой контраст взрывной? Полыхают апельсины, А на сливах - словно иней, Иней патины седой. Драгоценный луч в стакане Преломился в каждой грани Многоцветной полосой. Все живет, и все в движенье: Пятна света, пятна тени В складках скатерти льняной. И дрожит в извивах линий Воздух розовый и синий, Мотыльковый, золотой. И горит вода в графине. И огонь ее - живой! * * * Среди фарфоровых скорлупок, хрусталя - Морозной сливы драгоценное мерцанье, Дробящийся огонь горит в стакане И в льдистых гранях вазы-корабля. По зыби скатерти, по легким волнам ткани, Вдоль рюмок-бакенов уверенно руля, Груз слив и абрикосов, сладкой дани, Пираты-персики увозят на закланье К владеньям ананаса-короля. Уже сгружаются бананов штабеля. Вновь ломти дыни отплывают на заданье. Им фейерверк устроен на прощанье - И виноградных кистей вензеля Взлетают в небо, сердце веселя.