"При чтении Спинозы нас охватывает то же чувство, что и при созерцании великой природы в ее пронизанном жизнью покое. Лес возносящихся к небу мыслей, цветущие вершины которых волнуются в движении, меж тем как непоколебимые стволы уходят корнями в вечную землю. Некое дуновение проносится в творениях Спинозы, поистине неизъяснимое. Это как бы веяние грядущего. Дух еврейских пророков еще покоится, быть может, на их позднем потомке. При том в нем чувствуется сосредоточенность, какая-то самоуверенная гордость, какая-то величавость мыслей: она также кажется унаследованной, ибо Спиноза принадлежал к тем семьям-мученикам, которые в те годы изгонялись ультракатолическими королями из Испании. С этим сочетается еще терпение голландца, также никогда не изменившее этому человеку ни в жизни, ни в его произведениях". Таким предстает Спиноза и его учение в очерке Генриха Гейне "К истории религии и философии в Германии".
Барух Спиноза (правильнее Д'Эспиноза, 1632-1677), один из величайших философов мира, родившийся и умерший в Голландии, по крови и воспитанию был евреем. Он не перестал им быть и после херема (проклятия, отлучения от общины), который был наложен на него в 1656 году. Отлученный Спиноза не перешел в христианство. Многое в его жизни, полной перипетий, загадочно. Сама его личность окружена легендами, которые при ближайшем рассмотрении являют свою несостоятельность. Репутация безбожника и опасного "матерьялиста", тянущаяся за ним, как шлейф, из века в век, обеспечила ему терпимость ревнителей советской идеологии, его не "клевали", как философов-идеалистов, начиная с Платона и кончая Лосевым, но его и не читали.
Стоит вчитаться в работы Спинозы - и эта ложная репутация рушится. Теорема 15 его знаменитой "Этики" звучит так: "Все, что только существует, существует в Боге, и без Бога ничто не может ни существовать, ни быть представляемо". Согласитесь, назвать атеистом человека, написавшего эти слова, можно лишь по злому умыслу. А Спиноза не просто выдвигает тезис, но и доказывает свою теорему, используя при этом привычную терминологию своих противников-схоластов: все эти субстанции, модусы, акциденции, бесконечные величины. К этим терминам прибегал и его ближайший предшественник, восставший против догматической схоластики, Декарт, которому Спиноза многим обязан.
Почти все задаются вопросами: в чем причина отлучения и каковы его последствия? Юный Спиноза блестяще закончил в Амстердаме общинную школу, которая славилась в еврейском мире. Он прекрасно знал Библию, Талмуд, религиозную философию, древнееврейскую поэзию. Не забудем, что среди его сочинений имеется "Очерк грамматики еврейского языка". Вне школы он изучал, помимо родного испанского, португальский (в ту пору - язык общины), голландский и латинский языки. Посещая школу латинского языка известного вольнодумца ван ден Энде, он основательно изучил математику и естествознание, приобщился к основам древнегреческого языка. Латинский язык вывел Спинозу за пределы иудаизма, на латинском написано его раннее сочинение "Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье" (1658-1660). Он стал и зачинателем библейской критики, опередив тюбингенскую школу на два столетия. Забегая вперед, можно сказать, что, подвергнув Священное Писание историческому исследованию, Спиноза пришел к заключению, что Библию нельзя рассматривать как слово Божье, продиктованное Богом. Это, по его мнению, человеческий документ, составленный разными авторами, в разное время и при различных обстоятельствах. Но она остается словом Божьим в истинном значении этого слова, то есть в том смысле, что в ней проповедуется истинная религия. А сущность религии заключается, по его мнению, не столько в следовании догмам, не в строгом соблюдении обрядов, сколько в любви к Богу. Лучшее выражение этой любви - благочестие и послушание, ведущие к добродетельной жизни. Эти мысли он изложит в своем "Богословско-политическом трактате" (1670) и разовьет в "Этике" (издана после его смерти в 1677 году).
Крамольные идеи бродили в его голове с юности, и он щедро делился ими с друзьями. Смелость и независимость мысли и суждений молодого философа, видимо, навлекли на него гнев общинных старейшин. В обосновании херема говорится, что Спиноза распространял чудовищно ложные учения и не поддавался никаким увещеваниям. Действительно, не в его характере было отступаться от того, что он считал правильным. В ту пору херем в испано-португальских общинах был частым явлением и служил средством поддержания дисциплины. Им наказывали и за меньший грех, нежели инакомыслие. Любое неповиновение грозило отлучением от общины.
Спиноза, в отличие от несчастного Уриэля Акосты, не был в Голландии чужаком, и то, что соплеменники от него отвернулись, не сделало его изгоем. В Амстердаме он остался душой кружка образованных людей, куда входили, например, врач и писатель, лютеранин Мейер и доктор медицины Боуместер, доктор Шуллер, немец родом, купец Иеллес, владелец типографии и книжной лавки Ян Риувертс и Симон де Фрис. Последний даже предложил сделать Спинозу своим наследником. Философ отклонил предложение, однако согласился принимать от друга 300 гульденов ежегодно. Кружок "спинозистов" продолжал изучать и пропагандировать идеи учителя (а учитель был подчас моложе своих последователей!). Чем жил Спиноза в дальнейшем? Не желая всецело зависеть от друзей (отец его умер за два года до отлучения), он научился шлифовать стекла и достиг такого мастерства, что оптики охотно покупали его товар. Остальное время было заполнено научными и философскими занятиями.
Спиноза унаследовал от рано умершей матери хрупкое здоровье (туберкулез). Он знал о своей болезни и потому отказался от мысли жениться, вел жизнь скромную и размеренную. Бедность не угнетала его, он научился довольствоваться малым, более всего ценил возможность познания и независимого труда. Ценя уединение, он все же не был анахоретом, он был любезным, благовоспитанным, полным достоинства человеком, многие искали общения с ним.
В Амстердаме в 1663 году были опубликованы его "Основы философии Декарта", единственное произведение, которое вышло при жизни под его именем. Финансировал издание Иеллес, а предисловие написал Людовик Мейер, разъяснив особенности "геометрического метода" Спинозы. Книга выросла из лекций, которые он читал единственному ученику (бывают же такие счастливчики!), студенту теологического факультета Лейденского университета, сыну зажиточного амстердамского купца, который ради постоянного общения поселился в одном доме с философом.
Почему именно о Декарте? Великий философ, математик, физик и физиолог Рене Декарт (1596-1650), всемирно известный своим постулатом "Cogito ergo sum" ("Мыслю, следовательно, существую"), был старшим современником Спинозы и в известной степени его соотечественником. Француз по рождению, Декарт всю сознательную жизнь провел в Голландии, по образованию и благосостоянию превосходившей в ту пору все европейские государства. Тихая, молчаливая страна была подходящей почвой для занятия философией. Ее республиканское устройство способствовало свободомыслию. Учение Декарта, его "новая философия" (в ее основе - дуализм души и тела, "мыслящей" и "протяженной" субстанций) завоевали умы голландской профессуры. Не только в голландских, но в бельгийских и ближайших университетах Германии философия была преобразована в духе учения Декарта. Не занимая кафедры, он первым заявил о самостоятельности философии как науки. До этого философию изучали как придаток теологии, курсы богословия и философии читали одни и те же профессора.
Философия Декарта способствовала рождению Спинозы-философа. Он развил идеи Декарта; пытаясь решить вопросы, поставленные, гением Декарта, создал собственную систему философии. У Декарта он заимствовал математический метод изложения, который придал его сочинениям жесткую форму. О Боге, о душе, о человеческих влечениях он пишет так, как если бы речь шла о линиях, поверхностях, телах. Гейне считал геометрическую аргументацию недостатком обоих - Декарта и Спинозы. Но математика в ту пору была наиболее чтимой из всех наук.
При параллельном чтении сочинений двух философов выявляются и различия позиций: в то время как Декарт придерживался дуализма, исходил из предпосылки существования двух субстанций - материи и духа, или бытия и сознания, Спиноза был монистом, то есть отстаивал принцип абсолютного их единства. Согласно его учению, бытие и мышление - атрибуты одной субстанции, имя которой - Бог. Мир, по Спинозе, тождествен Богу. Бог деистов правит миром сверху, как системой, отдельной от него. Бог пантеиста Спинозы пребывает в самом мире, ибо он и есть мир.
Идея монизма не нова. Спиноза почерпнул ее из еврейской философии. Хотя его пантеистическая система противоречит традиционным еврейским верованиям, он стоит в ряду еврейских философов нового времени, открывая ряд либеральных интерпретаторов иудаизма. Его идеи сложились под влиянием средневековых еврейских мыслителей. Иоэль в своей книге "К генезису учения Спинозы" (1871) указал на зависимость Спинозы от еврейского религиозного философа Хасдая Крескаса, жившего в Барселоне в XIV веке и поколебавшего непогрешимость аристотелевского учения. Бог, согласно Крескасу, есть абсолютное добро, и природа его состоит в вечном излучении благости.
Крескас полемизировал с Маймонидом, выдающимся философом XII века, которого Спиноза не раз сочувственно цитирует. Маймонид утверждал единство Бога, полагая, что Бог есть субстанция, а материя и дух - его творение. Греческая философия признавала первичную материю субстанцией наряду с Богом. Маймонид, возражая Аристотелю, поставил материю в подчиненное положение по отношению к Богу.
Еще дальше пошел еврейский мыслитель XII века Ибн-Гвироль, которого называют "еврейским Платоном". Его идеи знакомы Спинозе через каббалистику. Ибн-Гвироль утверждал, что материя есть эманация Бога, а потому ей присуща и духовность, хотя она менее духовна, чем мир интеллекта.
Спинозе были известны и теории сторонника Аристотеля - Герсонида, еврейского философа, астронома, математика и врача XIV века, под высказыванием которого: "Тора не может запретить нам считать верным то, признания чего требует наш разум" - он готов был подписаться. Герсонид в свое время также был объявлен еретиком, что делало его особенно близким "маленькому еврею из Амстердама" (Гейне). Долг Спинозы еврейской философской мысли сильнее всего скажется в главном его сочинении - в "Этике". В книге о Декарте он показал себя его продолжателем. При меньшей научной эрудиции он обладал большей последовательностью, чем Декарт, у него сильнее было развито интуитивно-мистическое начало.
Везде Спинозу окружали друзья и почитатели, среди них встречались и знатные люди, и выдающиеся ученые. Один из них - естествоиспытатель Христиан Гюйгенс (автор волновой теории света), с которым Спинозу сближал интерес к Декарту и к механике (к тому же Гюйгенс тоже умел отлично шлифовать оптические стекла). По приглашению французского правительства (самого Людовика XIV) Гюйгенс переехал в Париж, где стал членом только открывшейся Академии наук, но его тесная связь со Спинозой продолжалась.
Близким другом Спинозы был также Генрих Ольденбург, княжеского рода, представлявший Нижнюю Саксонию в Англии и ставший ученым секретарем лондонского Королевского общества. Он посещал Спинозу в его скромном жилище, их переписка длилась семнадцать лет.
Значительную роль в жизни Спинозы сыграл Ян де Витт, лидер республиканской партии, вставший во главе Голландии в очень неспокойное время, в 1653 году. Страна только вышла из войны с кромвелевской Англией, ущерб был велик. Неожиданная смерть Вильгельма II, лидера партии принцев Оранских, позволила прийти к власти республиканцам. Ян де Витт и его старший брат Корнелиус сумели добиться экономического подъема Голландии и победы в новой войне с Англией, где в это время королевская власть была уже восстановлена. Это возбудило зависть и алчность французского короля Людовика XIV. Вначале его войска заняли Фландрию (по сей день жители старинного Брюгге не могут говорить спокойно об этих событиях), затем Король-солнце вторгся в Голландию и захватил треть ее, обосновавшись в Утрехте. Растерявшегося Яна де Витта отстранили от власти. Молодой принц Оранский стал спасителем отечества. Оранжисты распространяли клеветнические слухи об измене Яна и Корнелиуса де Витт, и они были растерзаны озверевшей толпой. Случилось это 29 июня 1672 года чуть ли не на глазах Спинозы. Это был, может быть, единственный случай, когда он плакал в отчаянии.
Общение с мудрым правителем, каким, несомненно, был де Витт, его покровительство помогли Спинозе закончить и анонимно (!) опубликовать "Богословско-политический трактат". Ради этого он переехала Гаагу в 1670 году. Его сосредоточенность на Ветхом Завете и истории еврейского народа, библейская критика дали основание думать, что трактат написан в ответ на наложенный на него херем, однако последующие исследования доказали безосновательность этих предположений. Спекулятивный склад ума, созерцательность Спинозы не отменяли его интереса к современности. Между тем злобой дня в Европе того времени являлось вторжение кальвинистского духовенства в государственную жизнь и его претензии на исключительную и руководящую роль в области умственной жизни. При этом свои непомерные притязания церковники основывали на авторитете Ветхого завета, себя же они уподобляли библейским пророкам. Спиноза, живший в стране, которой управляли свободомыслящие и веротерпимые люди, понимал опасность партии оранжистов, которую поддерживали клерикалы, и потому он выступил против иерархов церкви в интересах свободной общественности. Направляя свою критику на библейских пророков, Спиноза метил в кальвинистов. Целью трактата было раз и навсегда установить отношения между религией и разумом, государством и церковью. Спиноза доказал, что философия не имеет ничего общего с теологией и никак не может быть её прислужницей. Он отстаивал свободу мысли, свободу совести. Религия, которой он не отрицал, есть в его философско-этической системе религия разума.
Книга Спинозы вызвала в Европе настоящую бурю. Ярости богословов не было границ, они первыми обвинили анонимного автора в атеизме: "Автор построил здание своего атеизма с искусством сатаны". Картезианцы поспешили отмежеваться от сочинения, чтобы снять с себя ответственность. Переведенная на голландский язык, книга была запрещена и конфискована сразу же после издания в 1671 году. Спустя три года она была осуждена специальным указом нового правителя. Продолжая работать над "Этикой", Спиноза не рассчитывал увидеть ее опубликованной. Она была известна в рукописи только его ученикам и друзьям.
Тем не менее, известность Спинозы росла. Неожиданно он становится объектом внимания двух монархов Европы. Спустя три недели после гибели братьев де Витт принц Конде, главнокомандующий французскими оккупационными войсками, приглашает Спинозу в Утрехт, где ему обещают высокое покровительство при условии, что он посвятит одно из своих сочинений французскому монарху. Ответив, что он посвящает свои сочинения только истине, Спиноза возвращается в Гаагу. Полгода спустя он получает предложение курфюрста Пфальцского занять место ординарного профессора философии в Гейдельбергском университете. Профессор богословия Фабрициус в письме, написанном по поручению курфюрста Карла Людовика, обещает: "Вы будете пользоваться совершенной свободой философствования; он (курфюрст. - Г.И.) только надеется, что вы не злоупотребите этой свободой для подрыва и нанесения вреда господствующей религии". Но и это лестное предложение Спиноза отклоняет.
"Этика, доказанная в геометрическом порядке" состоит из пяти частей, в которых трактуется: I. О Боге. II. О природе и происхождении души. III. О происхождении и природе аффектов. IV. О человеческом рабстве или о силах аффектов. V. О могуществе разума или о человеческой свободе.
Пантеистическое мировоззрение Спинозы рационалистично, то есть это воззрение, видящее в разуме сущность человека. Определяя смысл человеческой жизни, ради чего пишется книга, Спиноза исходит из понятия Бога. Завершая первую часть своего труда, "окаянный безбожник" Спиноза пишет: "Я раскрыл, таким образом, природу Бога и его свойства, а именно - что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует по одной только необходимости своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей; что все существует в Боге и таким образом зависит от него; что без него ничего не может ни существовать, ни быть представляемо; и, наконец, что все предопределено Богом и именно не из свободы воли или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества".
Бывшие граждане страны Советов, "мы диалектику, учили не по Гегелю", а потому многие положения спинозовской "Этики" повергнут нас в изумление. Читателя подстерегает там много неожиданных открытий.
Человеческая душа, по Спинозе, есть часть мировой души. Человек не способен действовать по свободной воле, ибо все его поступки (как, впрочем, и бездействие) определяются единым, всеобъемлющим бытием, иначе говоря - Богом. По формальной логике, Спиноза вроде бы приходит к полному отрицанию нравственности, поскольку отсутствует ответственность за действия. Но плодотворность теории Спинозы для этики
как раз и заключалась в том, что он различал разумные действия и действия под влиянием аффектов. Человек, подчиненный аффектам, или страстям души, несвободен в своих действиях. Причиной аффектов - вражды, зависти, страха, скорби и др. - являются заблуждения, невежество. Чтобы достичь свободы, нужно совершенствовать свой разум. Свобода заключается в познании, в укрощении аффектов, наконец, в успокоении души, которое рождается от созерцания Бога. Истинное познание природы страстей освобождает и исцеляет от них - так достигается свобода.
Вот некоторые из "теорем" Спинозы:
"* Любовь и желание могут быть чрезмерны.
* Веселость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот - меланхолия всегда вредна.
* Ненависть никогда не может быть хороша.
* Аффекты превозношения и презрения всегда дурны.
* Величайшее самомнение или самоуничижение есть величайшее незнание самого себя.
* Объятый самомнением любит присутствие прихлебателей или льстецов, присутствие же людей прямых ненавидит.
* Кто руководствуется страхом и делает добро для того, чтобы избежать зла, тот не руководствуется разумом.
* Сострадание в человеке, живущем по руководству разума, само по себе дурно и бесполезно.
* Раскаяние не составляет добродетели, иными словами, оно не возникает из разума; но тот, кто раскаивается в каком-либо поступке, вдвойне жалок и бессилен.
* Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.
* Человек свободный, живущий среди невежд, старается, насколько возможно, отклонять от себя их благодеяния.
* Одни только люди свободные бывают наиболее благодарными по отношению друг к другу.
* Человек, руководствующийся разумом, является более свободным в государстве, где он живет сообразно с общими постановлениями, чем в одиночестве, где он повинуется только самому себе".
Уверена, что некоторые из теорем вызовут недоумение, несогласие, в частности осуждение раскаяния и сострадания как неразумных и недобродетельных аффектов. Но это вполне в духе Спинозы: он считал, что человеколюбие должно проистекать из разума, а не из аффекта. Самое интересное следить за доказательствами теорем, не стану лишать читателя этого удовольствия. Читайте "Этику"!
Спиноза учит нравственному совершенствованию. В его основе - знание и познание. Познание сопряжено, по его разумению, с радостью и блаженством. Блаженство - это не награда за добродетель, а сама добродетель. Высшее блаженство заключено в усовершенствовании общества, которое должно заботиться о духовном и телесном здоровье своих граждан, особенно молодежи. Спиноза первым стал создавать не только индивидуальную, но социальную этику, при этом он принадлежал к философам, которые "объясняли мир", и никогда не претендовал на то, чтобы изменить его. Он не давал конкретных рекомендаций. Правда, в нескольких теоремах он представил тип будущего общества с его требованиями гуманности и справедливости. Нынешняя модель западной
цивилизации учитывает эти фундаментальные идеи лишь в самом общем виде. Современный мир озабочен и обеспокоен духовным и телесным здоровьем / нездоровьем молодежи. Непохоже, однако, чтобы те, от кого зависит сегодня усовершенствование общества, достигли хотя бы первой ступени блаженства. Правда, Спиноза в том неповинен.
Спиноза в своей "Этике" знал лишь Бога и человечество, в ней не осталось места национальным различиям. По словам Альберта Эйнштейна, Спиноза был творцом "космической религиозности". Но в глазах несведущих потомков он прослыл атеистом.
В конце XVIII века интерес к Спинозе пробудимся в Германии. К тому времени немецкие философы переросли деизм, который еще находил поддержку у французских энциклопедистов, в частности у Вольтера, насмехавшегося над Спинозой. В 1785 году президент Баварской академии, религиозный философ Фридрих Якоби, в ту пору еще близкий друг Гете, опубликовал трактат "Об учении Спинозы. Письма господину Мозесу Мендельсону", предварив его гетевским "Гимном о Прометее". Якоби в трактате изложил свой последний разговор с Лессингом, во время которого он прочел мэтру гетевского "Прометея". "Лессинг: Позиция, с которой написано это стихотворение, - это моя собственная позиция. Ортодоксальные представления о Божестве теперь уже не для меня. Я не могу ими довольствоваться. Одно и все. По-иному я не мыслю. То же имеется в виду и тут. Должен сказать, что стихотворение мне очень нравится. Я: Значит, вы более или менее согласны со Спинозой? Лессинг: Если надо быть согласным с кем-то, то я не мог бы назвать никого другого".
Мендельсон, друг Лессинга, из желания защитить его от обвинений в атеизме возразил Якоби. Разгорелся спор. Гете в письме Якоби пишет: "Гердера (немецкий историк, философ-просветитель. - Г.И.) очень развлекает мысль, что я по этому случаю пойду вместе с Лессингом на костер". Гердер не раз отмечал "зацикленность" Гете на Спинозе: "Хоть бы раз Гете взял в руки какую-нибудь другую латинскую книгу, кроме Спинозы!" Гете, однако, был не одинок в своем увлечении: пантеизм стал тайной религией молодых поэтов и философов-романтиков. В "споре о пантеизме", а фактически в полемике о Спинозе приняли живейшее участие Гете, Форстер, Кант. Молодой Шеллинг пишет Гегелю, с которым он в одно время обучался в Тюбингенском университете: "За это время я стал спинозистом".
Якоби, открывший полемику с Мендельсоном, спинозистом не был, ибо для него "спинозизм был атеизм", а отпадение от Бога, как он справедливо полагал, ведет к нравственному падению. В системе Спинозы Якоби видел атеистический фатализм, она была для него лишь собранием формул, построением разума. Якоби же был, по словам Гегеля, "предводителем партии непосредственного знания, веры, человеком, полностью отрицающим значение рассудка". Гейне запальчиво назвал Якоби "старой маркитанткой религиозной армии".
Для Гете было чрезвычайно важно, что Спиноза подтвердил неразрывную связь Бога и природы. Этот философ обусловил ценность и достоинство единичных явлений тем, что установил обратную связь их бытия с божественной субстанцией. Пусть Гегель считал, что "учение Спинозы было философией субстанциальности, а не пантеизмом" ("Лекции по философии религии"), а для него, Гете, Спиноза прежде всего философ, убедительно идентифицирующий Бога с Природой.
Природа, по мнению Гете, средство к успокоению современной души, вечный животворящий родник. "Природа немедленно отвергает, как несостоятельного, любого из тех, кто изучает и наблюдает ее недостаточно чисто и честно". Прачувство живого бытия,
единого в Боге, которое было ведомо и Спинозе, запечатлел Гете в стихотворении зрелой поры:
Когда в бескрайности природы,
Где, повторяясь, все течет,
Растут бесчисленные своды,
И каждый свод врастает в свод,
Тогда звезда и червь убогий
Равны пред мощью бытия,
И мнится нам покоем в Боге
Вся мировая толчея.
(Пер. А.Ревича)
На Гете производили впечатление не только спокойная строгость и точность в аргументации этики, но и сама личность Спинозы, его жизнь, такая простая, достойная и гордая. В автобиографической книге "Поэзия и правда" Гете отдал дань уважения этому "гению знания" и "самому чистому мудрецу", как позже назовет Спинозу Ницше. Предоставим слово Гете, ведь лучше не скажешь: "Этот великий ум, так решительно на меня воздействовавший и оказавший такое влияние на весь строй моего мышления, был Спиноза. После того как я везде и всюду тщетно искал средство, которое помогло бы формированию моей неучтимой и прихотливой сути, я напал наконец, на его "Этику". Что я вынес из трактата Спинозы и что, напротив, в него привнес, в этом я не сумел бы дать себе отчета. Как бы то ни было, он успокоил мои разбушевавшиеся страсти, и словно бы в свободной и необъятной перспективе передо мной открылся весь чувственный и весь нравственный мир. Но прежде всего захватило меня в этом мыслителе полнейшее бескорыстие, светившееся в каждом из его положений. Удивительное речение: "Кто доподлинно возлюбил Бога, не станет требовать, чтобы Бог отвечал ему тем же", со всеми предпосылками, на которых оно основывается, со всеми следствиями, которые из него вытекают, заполонило все мои мысли... Все уравнивающее спокойствие Спинозы резко контрастировало с моей все будоражащей душевной смутой, его математическая метода была как бы зеркальным отражением моего образно-поэтического мышления, и его строго теоретическая метода истолкования, которая многими считалась недопустимой, в применении к нравственным проблемам, как раз сделала меня его верным учеником и страстным почитателем".
Спиноза укрепил веру автора "Фауста" в Божественное начало в этом мире. При этом Гете характеризовал себя как "решительного нехристианина". "Предпосылок христианского миросозерцания - дьявола и первородного греха - Гете не принимал,
следуя своему учителю Спинозе", - пишет, сокрушаясь, русский богослов Сергей Соловьев в статье "Гете и христианство".
Гете был обязан Спинозе не только как мыслитель, но и как поэт. "Гете был Спинозой поэзии", по словам Гейне: "Учение Спинозы вылетело из математической куколки, и порхает вокруг нас в виде гетевской песни. Отсюда ярость наших ортодоксов и пиетистов против песен Гете".
Спиноза сыграл заметную роль в философской революции, которую переживала Германия на исходе XVIII века. Он стал ее соучастником благодаря молодому Шеллингу, на первых порах ревностному продолжателю Спинозы. "Шеллинг вновь восстановил природу в ее законных правах, он стремился к примирению духа и природы, он хотел восстановить их в предвечной мировой душе" (Гейне). Ум Шеллинга, строгая мысль влекут его к автору "Этики". Но когда в 1801-1802 гг. он изложил в нескольких статьях свою философию, теоретик иенских романтиков Фридрих Шлегель откликнулся так: "Это действительно спинозизм. Но без любви, то есть без того единственного, что я ценю в Спинозе". Через несколько лет он повторит свой приговор: "Он вполне владеет буквой Спинозы, но только ею. Духа же Спинозы, а именно любви и красоты, короче говоря, того в Спинозе, что несравненно лучше его системы, в нем нет и следа".
Да, Шеллинг метался между Спинозой и Платоном, между Фихте и Кантом. Ум с сердцем были у него явно не в ладу. Если Гете был поэтом-мыслителем, то Шеллинг чем далее, тем больше становился мыслителем-поэтом. В мюнхенских лекциях 1827 года встречаем его признание: "Спинозизм, невзирая на множество нападок и мнимых опровержений, никогда не становился чем-то пройденным в подлинном смысле слова, никогда не был по-настоящему преодолен, и, должно быть, никто не может надеяться достичь в философии истины и совершенства, не погрузившись хотя бы отчасти в своей жизни в бездну спинозизма".
Гегель довольно часто цитирует Спинозу, ссылается на него, полемизирует с ним и идет дальше. Он ясно понял и указал противоположность между философией Спинозы и материализмом. Материализм принижает дух до поглощающей его материи и тем самым разрушает основу нравственного воспитания человеческого рода. Спиноза одухотворяет материю и все подчиняет возвышенному нравственному закону: "Высшее определение, предназначение человека - это его направленность к Богу, чистая любовь к Богу, как говорит Спиноза, sub specie aeterni" ("В аспекте вечности" - лат.). Гегель своим авторитетом перечеркнул ложный знак равенства между спинозизмом и атеизмом и снял клеймо безбожника с "маленького амстердамского еврея".
Мимо Спинозы не мог пройти и Ницше, в своей философии как никто другой сосредоточенный на проблемах морали. Быть может, этот бесконечно одинокий мученик познания лучше других понял трагедию Спинозы, трагедию свободного ума и страдальца "во имя истины". В программном произведении "По ту сторону добра и зла" есть у него строки-предостережения, обращенные к философам, друзьям познания, к этим рыцарям печального образа: "Окружите себя людьми, подобными саду... изберите себе хорошее одиночество, свободное, веселое, легкое одиночество, которое даст и вам право оставаться еще в каком-нибудь смысле хорошими! Какими ядовитыми, какими хитрыми, какими дурными делает людей всякая долгая война, которую нельзя вести открытою силой! Какими личными делает их долгий страх, долгое наблюдение за врагами, за возможными врагами! Эти изгнанники общества, эти долго преследуемые, злобно травимые, - такие отшельники по принуждению, эти Спинозы или Джордано Бруно - становятся всегда в конце концов рафинированными мстителями и отравителями, хотя бы и под прикрытием духовного маскарада и, может быть, бессознательно для самих себя (доройтесь хоть раз до дна этики и теологии Спинозы!)..."
Надо думать, ему удалось "дорыться". В частности он нашел союзника в Спинозе в своих, идущих вразрез с большинством, взглядах на проблему сострадания. И в сочинении "К генеалогии морали", которое явилось дополнением к книге "По ту сторону добра и зла", Ницше пишет о том, что разошелся со своим великим учителем Шопенгауэром в оценке сострадания, самоотречения, самопожертвования, которые Шопенгауэр "так долго озолачивал, обожествлял и опотусторонивал, покуда они не остались у него подобием "ценностей в себе". Ницше видит в этих инстинктах величайшую опасность, приманку и соблазн для человечества.
Предвижу хор возмущенных голосов: - Как?! Разве сострадание не благо? Ведь оно смягчает сердца! Разве не в сострадании весь пафос христианства? А этот Ницше, чего
вообще можно ждать от родителя "сверхчеловека", этой "белокурой бестии"? Конечно, тем, кто знает Ницше по цитатам, вроде "Толкни слабого!", очень трудно что-либо доказать. Но все же предлагаю прочесть афоризм 225 из "По ту сторону добра и зла", который объяснит, о каком "слабом" говорил философ и что он имел в виду под "сверхчеловеком". Предлагаю поразмыслить над его словами о страдании и сострадании: "Воспитание страдания, великого страдания - разве вы не знаете, что только это воспитание во всем возвышало до сих пор человека?.. В человеке тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель и седьмой день - понимаете ли вы это противоречие? И понимаете ли вы, что ваше сострадание относится к "твари в человеке", к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, - к тому, что страдает по необходимости и должно страдать? А наше сострадание - разве вы не понимаете, к кому относится наше обратное сострадание, когда оно защищается от вашего сострадания, как от самой худшей изнеженности и слабости?"
Философия самого Ницше явилась гигантским экспериментом саморазрушения "твари" в человеке для созидания в нем "творца", которого он назвал "сверхчеловеком". Теперь, надеюсь, станет понятно, почему он считал сострадание никчемным и был рад тому, что Платон, Спиноза, Ларошфуко и Кант, четыре ума, различные во всем, сходились в одном: в низкой оценке сострадания. Впрочем, согласна с тем, что это философствование на лезвии ножа, то есть очень опасно, отсюда легко соскользнуть в бездну. Подчас Ницше избирает Спинозу не союзником, а оппонентом. Так, в "Веселой науке", написанной в виде отрывков, фрагмент 333 "Что значит познавать?" открывается словами Спинозы из "Политического трактата": "Не смеяться, не плакать, не клясть, а понимать", - говорит Спиноза с подобающей ему простотой и возвышенностью. А между тем, что же, в сущности, есть это понимать, как не форма, в которой нами одновременно воспринимаются перечисленные три действия? По мысли Ницше, познание включает в себя борьбу всех трех сторон, трех побуждений. Познание - это не примирение побуждений, а организация их отношений друг к другу. Эти побуждения способны теребить друг друга и причинять друг другу боль. Возможно даже, - заключает Ницше, - что в нашей воюющей душе свершается некое скрытое геройство, но наверняка в ней нет ничего Божественного, вечно-в-себе-покоящегося, как полагал Спиноза". Даже к заблуждениям Спинозы Ницше относится как к заблуждениям великого философа.
Зачин из Генриха Гейне задал тон нашей беседе о Спинозе. Позволим поэту подвести итоги. Честнее и лучше о значимости наследия философа для Германии конца XVIII - XIX вв. не сказать: "Все наши новейшие философы, быть может, не отдавая себе в том отчета, смотрят сквозь очки, отшлифованные Барухом Спинозой".