Александр Воронель

    Неожиданность прихода к власти Ариэля Шарона и громадный перевес на выборах, который он получил, говорят о чем-то таком новом, что еще внятно не сформулировано.
     Как-то в начале 80-х, когда проф. Юваль Неэман, мой университетский коллега, гениальный физик и будущий министр науки, был увлечен созданием крайне правой партии Тхия ("Возрождение"), я откровенно спросил его: "Что тебя (в Израиле ведь все на ты) связывает с этими крайними, нетерпимыми людьми? Ведь ты-то совершенный либерал". Он мне ответил: "Во всех странах нормальный политический спектр состоит на большую долю из центра, а также правого и левого крыла. Левое крыло стремится к изменениям, а правое старается сохранить то, что есть. Почти все евреи, съехавшиеся в Израиль, происходят из левого крыла своих стран и не представляют себе никакой иной позиции. У нас в стране нет нормального спектра. Весь спектр сильно смещен влево. Наши граждане не привыкли думать о вопросах существования. Для этого у коренного населения стран диаспоры всегда хватало сторонников консервативных партий".
     "Но ведь и тебя нельзя назвать консерватором. Ты ведь, в сущности, типичный интеллектуал, для которого всегда во главе угла свобода".
    "Это правда, но свобода тоже нуждается в защите. Евреи России или США, в основном, не задумывались, как сохранить порядок, который предполагает свободу, а только о том, "как его переделать". Однако вне упорядоченного государства не может быть и свободы. Сколько ни толкай нашу политику вправо, мы все еще останемся далеко влево от нормы. Плюрализм западного общества возможен лишь потому, что он уравновешен их консервативным бытом. У нас такой здоровый консерватизм еще не привился. Младшее поколение израильтян уже привыкло, что у нас есть государство, но им еще невдомек насколько хрупко его существование. А я помню время, когда государства не было и наше существование висело на волоске. Я знаю, насколько оно непрочно и как сильно зависит от всякой случайности".
    Спустя десять лет после этого разговора ясно обозначилось, что все-таки правое крыло у нас есть. "Русская" группа, не ведавшая западных определений "левых" и "правых", сыграла заметную роль в этом сдвиге. С тех пор борьба между правыми и левыми достигала порой такого накала, что, казалось, могла перерасти в гражданскую войну. Идеологически мотивированные противники готовы были уничтожить друг друга, и часто хотелось спросить: А где же центр - ну, то есть "болото"?
     Все партии борются за справедливость, как будто ничто другое в жизни им не дорого. А кто же представляет в Кнессете обывателя, то есть человека, который просто хочет жить, справедливо это или нет? Ведь устойчивость общества, его существование и благосостояние повсюду поддерживается золотой серединой. Казалось, в нашей стране нет обывателя, нет центра. Одни одержимые правдолюбцы (и честолюбцы) разных толков.
     В 1999 пришел к власти Эхуд Барак. И начал свои переговоры с Арафатом. Кто был согласен, кто не согласен. Но все-таки казалось, что была перспектива. Ведь переговоры были о мире! Ну, допустим, не тот будет мир, что мы хотим, заберут у нас что-то... Перес зато предлагал нам острова в море строить и в ту сторону расширяться... Тоже ведь блестящая идея... А также в области "компьюта" мы впереди планеты всей... И, главное, мир!
     Потом стали просачиваться слухи, будто Барак слишком много отдает. Плохо, конечно. Но левые подбадривали - зато мир! И вдруг выяснилось, что нет и мира. Не просто сейчас его нет, в настоящем, а нет его и в программе. Израиль вернулся к уровню 1947 года. Арафат еще подумает, посмотрит на наше поведение и решит, признать наше существование или нет!.. Что же мы тут делали пятьдесят три года?"
     Ведь нас уже почти убедили, что мир зависит только от нас. Вот мы еще что-нибудь уступим, потеснимся и будет мир. Неважно, что границы неровные или там дороги простреливаются - мы же к миру готовимся, не к войне. Наиболее передовые, развитые израильтяне будут всемерно палестинцам помогать, а отсталые и подозрительные, которые им не доверяют, убедятся со временем...
     Однако взрывы автобусов и дискотек, обстрел жилых кварталов и дикая антиизраильская пропаганда на территориях говорят сами за себя. И понемногу в душах поселился страх и предательская мысль, что мы для них, может быть, все на одно лицо, и никакие прогрессивные наши убеждения нас не спасут. Что, пожалуй, если им еще и Иерусалим уступить, они в два счета до нас до всех доберутся...
     Кто же нас спасет и защитит? Разве что Шарон?
     Неожиданно в сознании гражданина выплыла из прошлого и захватила воображение фигура Спасителя отечества, человека, который возьмет на себя непосильную для обывателя ответственность... Брал ведь уже много раз. И поведет. И прикажет... И не испугается. Все благородное негодование, которое годами обрушивала на Шарона израильская журналистика опало как шелуха перед страхом обывателя. Выяснилась поразительная невосприимчивость народа к журналистике и равнодушие к пропаганде. Вдруг открылось, что инстинкт политического самосохранения еще живет. Просто приглушен был до времени вольготной жизнью, умилением перед собственной справедливостью и разнообразием возможностей.
Генерал де Голль, генерал Жуков, генерал Шарон... Такая роль не случайно выпадает генералам. Часто именно строптивым генералам.
     За пятьдесят лет вырос в Израиле средний класс. Идеология идеологией, справедливость справедливостью, а "коль дело-то до петли доходит", появился и у израильтян трезвый взгляд и здоровый консерватизм.
     Аполитичное "болото" вспучилось и вручило Ариэлю Шарону свою судьбу. Выдержит ли он это в свои 73 года?