Наблюдая социальный хаос, который постепенно захлестывал перестроечный СССР, российский мыслитель Василий Налимов написал: "Расслабленность ищет комфорта (пассионарию он не нужен) или обращается к внешним возбуждающим средствам. В лишенном пассионарности обществе все время возникают отдельные локальные протуберанцы, которые могут восприниматься как бессмысленная агрессия, граничащая с безумием".  В этих словах Налимова имеется явная загадка. Казалось бы, люди с пониженной энергией должны сидеть тихо и не учинять беспорядков. Тем не менее Налимов апеллирует в своем высказывании к некой очевидности. Опыт и интуиция людей, привыкших размышлять об общественных проблемах, подтверждают эту очевидность.  В истории русской мысли идея о "граничащей с безумием агрессии" слабых, расслабленных людей наиболее четко выражена Вересаевым в книге "Живая жизнь". Там Вересаев отмечает, что люди, у которых не хватает "силы жизни", склонны к эпизодическим проявлениям экстаза, буйства, проявлениям мнимого избытка сил, причем эти вспышки явно патологические по характеру, хотя часто и грандиозные по кратковременной мощи. Примерами таких вспышек Вересаев считает экстатические радения у сектантов - людей нездоровых, возбудимых и изнуренных постами, и припадки у кликуш, и буйство домашних животных, оказавшихся на свободе, и буйство античных вакханок, в обычные, непраздничные дни живших затворницами, и, наконец, поведение таких героев Достоевского, как Раскольников или Кириллов, которые пытаются почерпнуть силу у дьявола, - ибо силы от Бога они лишены.  Вересаев высказывает предположение, что одна из причин таких приступов буйства - накопление не имеющей выхода энергии.  "У существа гармонического, проявляющегося свободно, избыток сил непременно разряжается в действии. Но жизнь слабого встречает разнообразнейшие преграды такому разряжению. Мешают внешние условия, мешают временное состояние самого существа, мешает, наконец, основная его организация, соединение резко противоборствующих инстинктов и устремлений. Тогда силы уродливо скопляются и сжимаются внутри, как пар в замкнутом пространстве, получается "избыток сил", который разрешается взрывом. В жизни человеческой много дисгармонии, - поэтому много и дионисического избытка сил, и вытекающего из него оргийного безумия".  Это значит, что тe, кого считают людьми с пониженной волей к жизни, на самом деле лишь не могут проявлять ее вовне, но энергия в них есть, она кипит и накапливается. Суждение о том, что эти люди, этот народ, не имеют внутренней энергии, выносится на основе внешних признаков, но внешность иногда обманчива: подспудно идет подготовка взрыва. Когда общественные условия не дают простора для созидательной инициативы, начинают готовиться бессмысленные вспышки насилия, но до того, как они произойдут, люди выглядят ослабленными и деградировавшими.  Другой аспект проблемы "пассионарность и насилие" - преступность в обществах с низкой пассионарностью. Конрад Лоренц утверждал, что коллективные эмоции, которые обозначаются такими словами, как "воодушевление" и "энтузиазм", в сущности представляют собой агрессию, возбужденную в человеке для защиты своего сообщества - будь то нация, племя или семья. Кстати, это воодушевление, по Лоренцу, гасит конфликты внутри сообщества, направляя агрессию вовне. С этой точки зрения понятно, почему, когда в нации падает "пассионарность" - способность к воодушевлению, - у народа падает боеспособность, но одновременно растет преступность. Падение пассионарности - это падение чувства братства и общности между членами нации. Вследствие этого люди перестают "стоять друг за друга". Разложившиеся войска плохо сражаются, зато хорошо мародерствуют. Что такое вообще "дух войск"? Полк, в котором присутствует "высокий боевой дух", хорошо сражается с врагами, а разложившийся полк небоеспособен, зато опасен для окружающих. Да и внутри него узы товарищества, как правило, ослаблены.  Когда в народе исчезает чувство общности, у агрессии пропадает стержень, который концентрировал ее на внешнем враге, и агрессия децентрализуется, рассеивается на мелкие окружающие цели, на взаимные конфликты между членами сообщества. Наличие внешнего врага несомненно способствует сплочению обществ, и те правительства, которые заинтересованы в сплочении своей нации, всегда пытаются обеспечить ей внешнего врага, хотя бы тех же евреев.  О связи между преступностью, чувством принадлежности и общим "энергетическим тонусом" членов сообщества читаем у французского социолога Московичи: "Преступление и все, ему подобное, сигнализирует о снижении тонуса, уменьшении рвения, необходимого для уважения предписаний и запретов. Оно сигнализирует повсеместное ослабление коллективного сознания и у того, кто его нарушает, и у тех, кто становится жертвой нарушителя, как ослабленная пружина, не дающая ответной реакции. Общие нормы и установления сознательно не ставятся под сомнение. Однако они как будто утрачивают свою силу, в них меньше верят или не верят вообще. Преступление, таким образом, становится симптомом апатии членов группы: они с меньшей живостью поддерживают свои традиции и вяло относятся к выполнению своих обязанностей".7  Это высказывание Московичи следует применить к современному российскому обществу, где, как известно, ослабли не только государственные законы, но и законы воровского мира. Даже уголовные авторитеты теперь не защищены от агрессии своих подчиненных. Эту ситуацию в криминальном мире называют вышедшим из блатного жаргона словом "беспредел" - словом, которое еще раз подтверждает, как правы были философы, которые считали повседневную речь источником мудрости. Слово "беспредел" - потрясающе философское, и если перевести его на латынь, a затем обратно на русский, то в результате получим "инфинитив" - "неопределенность", и это точно отражает ситуацию, в которой сегодня вынуждены жить бандиты, - в ней нет точных правил, не действуют никакие законы, ни у кого нет пределов и ограничителей.  Есть еще замечательный жаргонизм - "отморозок". Он не такой точный, как "беспредел", это слово скорее метафорическое, но в нем содержится однозначное отношение к "беспредельным" бандитам как к носителям некоторого внутреннего ущерба. "Отморозки" и "беспредельщики" - это самые страшные и кровавые бандиты, но повседневная речь в своей мудрости улавливает, что сила этих бандитов не в наличии чего-то, а в отсутствии, в неких лакунах, "вымороженных" в их внутреннем мире. Грубо говоря, это те, кто не имеет никаких сдерживающих рефлексов (которые, как указывает Лоренц, всегда имеются у хищников, но отсутствуют у всеядных животных). Это те, кто может убить не только женщину и ребенка, но и своего вожака или товарища, те, кто убивает вопреки договоренностям, a иногда даже вопреки собственной выгоде. Это - "бешеные псы". Здесь смыкается тема преступности и тема бессмысленной, граничащей с безумием агрессии.  И поскольку никто, даже сам создатель этого термина Лев Гумилев, не знал, что такое пассионарность, - гораздо проще объяснить происходящее сегодня с Россией по-другому. Российское население в силу целого ряда причин поразила утрата чувства внутренней общности и беспорядочное насилие - естественный спутник этого явления. Что требовать с рядовых граждан, если даже разбойники и абреки утратили чувство побратимства и "кунакства" внутри своих шаек?  Внезапный, с исторической точки зрения мгновенный распад социальных связей, катастрофическая индивидуализация - вот диагноз, который следует поставить постперестроечной России.  
IV. ЛЮДИ ПУСТОТЫ
 Ильф и Петров - не коллективный Достоевский, они не выписывают характеров, проявляя чудеса психологического анализа, и все же созданные ими карикатурные образы людей отличаются удивительной цельностью, закругленностью и потрясающим своеобразием, ни одного из них не спутаешь с другим. На этом фоне цельных карикатур выделяется странная фигура подпольного миллионера Корейко, персонажа "Золотого теленка". Личность этого персонажа вся состоит из противоречий и пробелов. Сведений о нем в романе дано немало, но цельная картина личности не выписывается.  Главная загадка Корейко - он умеет заработать деньги, но совершенно не умеет и не хочет их тратить. Понятное дело: риск, советское время, но ведь и зарабатывать было рискованно! Корейко - подпольный человек в философском смысле слова. Он прячет не только деньги, он в самом широком значении человек с зарытым талантом. Он живет, почти не проявляя тех удивительных свойств и способностей, которые позволили ему заработать миллионы. Более того, он живет, не проявляя потребностей. Между Корейко-деятелем и Корейко-человеком - странный контраст. С одной стороны - авантюрист, комбинатор, гений, с другой - серая, бесцветная личность. Странная скрытность, скрывающая пустоту. Внешность Корейко не соответствует его прошлому, и такой тонкий физиономист и знаток людей, как Остап Бендер, не может угадать, кто из двух людей - Корейко. Остап как личность - куда блистательнее Корейко, но кто из них более великий комбинатор? Все, что может сделать Остап, - это отнять у Корейко одну десятую его капиталов. Более того, даже проведя самое тщательное расследование, Остап так и не сумел узнать, сколько же на самом деле удалось добыть безличному махинатору. "По моим подсчетам, у вас уже есть миллионов шесть", - говорит Остап Корейко. Между тем авторы в начале романа сообщают, что чемодан скромного счетовода содержит десть миллионов. Еще штрих к портрету подпольного миллионера: он обладает феноменальными математическими способностями, легко складывает и перемножает в уме многозначные числа.  Итак, умственные способности Корейко прекрасны, организационные способности просто безмерны, но души, кажется, нет вовсе, во всяком случае она слишком бесцветна и никак не гармонирует со способностями. В этом и противоречивость образа подпольного миллионера: у других людей способности кажутся вытекающими из свойств личности, кажутся их продолжением - у Корейко они взялись ниоткуда и нипочему. Кем был Корейко до того, как стать махинатором? Никем, праздношатающимся городским оболтусом, мечтавшим найти кошелек. И из этих пустых мечтаний вдруг вырастают потрясающие воображение аферы?  Литература знает классических ростовщиков, которые тоже не тратят то, что заработали. Но Корейко не относится к этой категории. Про его скупость в романе ничего не говорится. Корейко ждет, когда вернется капитализм, он вроде бы запуган советским строем, но ведь, повторим, в то же самое время он не боится проворачивать свои аферы. Служа в "Геркулесе" счетоводом и завтракая кипятком, он через подставных лиц обкрадывает собственную организацию - и не боится. А тратить боится! Значит - голос его потребностей не так велик, чтобы пересилить мелочный страх.  Теперь перенесемся из мира художественной литературы 20-х годов в мир кинематографа позднесоветского периода.  Вот знаменитая детективная лента "Место встречи изменить нельзя". Конечно, братья Вайнеры вкупе со Станиславом Говорухиным - тоже не коллективный Достоевский. И все же и об этом фильме можно сказать, что все образы в нем выписаны, все персонажи своеобразны и в этом своеобразии даже забавны. Кроме одного - главного отрицательного персонажа, бандита Фокса. Редкий случай, когда положительные персонажи выглядят выразительнее отрицательных.  Ключевая фраза, которая характеризует героя и которая опять превращает эту личность в совокупность пробелов и несообразностей, в загадку, - это характеристика, данная убийце Фоксу карманником Кирпичом: "По замашкам вроде бы фраер, но не фраер, это точно, ему чел