Русскоговорящему читателю поэта
Павла Лукаша (живет в
Израиле) представлять нет необходимости. Начиная с 1993 года
вышло три сборника его стихов.
Сегодня мы можем поздравить этого автора еще раз. Издана
его четвертая книга. Этот сборник отличается от трех предыдущих
прежде всего тем, что это - проза. Рассказы и повести.
Пользуясь представительским правом, скажу следующее. В
этих текстах нет или почти нет привычного, а порою уже
набившего оскомину бесконечного описания места, времени и
смысла действия, т. е. мотивации тех или иных мыслей, слов и
поступков героев, вымышленных ли, реальных - неважно. Нет и
заунывного флоберовско-тургеневского живописания родной-чужой
природы, которой попробуй-ка откажи в так называемом Втором
Плане. Отсутствует здесь и цвет, - даже иллюстрации (С. Лукаш)
черно-белые и подчеркнуто прозрачные. Не наблюдается и
"авторских отступлений", кстати сказать, - совершенно
бездарное словосочетание, привнесенное в творческую мастерскую
Создателей из продуваемого всеми ветрами критического угла
зрения - литературоведческой братией. Да простят мне последние
этот оборот речи.
Автор - суть его герои. Сторонний он наблюдатель, или
участник действа, угадываемый, или "имеющийся в виду". Но в
этом сборнике нет и привычного-необычного образа Автора.
Так что же и кто здесь есть? - спросите вы. Отвечаю, - Мы.
От первой до последней страницы - именно мы. Во всей своей
красе. Вот и давайте полюбуемся. Но оговорюсь сразу, - я не буду
пересказывать сюжеты и знакомить вас с действующими лицами, ибо
нет занятия более неблагодарного.
Открывает сборник рассказ "Трио в соседней квартире".
Герои (Мали, Лир и Лис) знают друг друга еще со школьной
скамьи, а потому вовсе не заботятся о том, что и как они
творят-говорят и, благодаря этому, - перед нами та самая
прелесть просторечия, которую искусственно воссоздать можно,
лишь обладая неоспоримым знанием предмета, здесь - умением
двумя-тремя фразами, прямой речью, сказать о своих героях если
не все, то - главное.
Перед нами - опять классический треугольник, но с
несколько иным уклоном. Не любовный, а дружеский, что ли. И
это в наше недружелюбное время уже само по себе интересно тем,
что отношения между Мали и Лиром-Лисом все время балансируют
на грани чего-то вроде недозволенного, но могущего
случиться, а может, уже и случившегося когда-то.
Недосказанные фразы, недодуманные мысли, недосовершенные
поступки. Казалось бы, что в этом нового? Инфантилизм?
Так об этом уже столько сказано-написано, что впору памятник
ему поставить, неприкаянному. Это и происходит. В очередной
раз. Но - так весело, я бы сказал, задиристо, что когда
рассказ заканчивается так же, как начинается - полуфразой, не
не знаю, что будете чувствовать вы, но мне по прочтении стало
немножечко грустно. Не захотелось расставаться вот так сразу
с его такими, может быть, непритязательно-необязательными
персонажами.
А инфантилизм, в какие бы костюмы его ни рядили
сторонники одежды цвета хаки и стоячих воротничков, - имеет
право на существование уже потому, что, как правило, не
агрессивен, а при наличии мало-мальской "внутренней культуры"
- еще и интересен. Да-да. И уж во всяком случае - более
симпатичен, чем неистребимая похмельная тупость "героя"
маленькой повести, озаглавленной "Недалекий". Думаю, название
говорит само за себя. Вот, к примеру, образец-эрзац его
мыслей. Цитирую.
"Если я хороший, кто же тогда плохой?", - и далее
садомазохистское: "Если не любить меня сильно, то жить со мною
нельзя", - и опять поворот: "Хорошо, что они этого не понимают".
"Они" - это прежде всего, семья, затем, конечно же, и все
все остальные, то есть, - мы. Но в первую очередь, как потом
оказывается, - армейский недруг. Тоже, впрочем, лицо не
очень-то приятное во всех отношениях. Отличное лишь тем, что
он, в конце концов, все свои счета оплачивает сам и чуть ли
не по гамбургскому счету. Однако читайте, читайте. И может
быть, вы пожалеете "недалекого" за то, что он - никого не
пожалел и, случись ему ступить на те же грабли вторично, -
поступит точно так же. Ибо несмотря ни на что, а точнее - взирая
со стороны на все, происходящее с ним и с другими, - этот "герой" не
способен не только учиться на своих ошибках; он вообще не понимает, почему
с ним что-то происходит. В его помыслах напрочь отсутствует
причинно-следственная связь. А, следовательно, нет и не предвидится
результата, нет накопления так называемого опыта жизни, осознания судьбы.
Своеобразный бег на месте. Отсюда и название.
Здесь, пожалуй, нужно отметить следующее. Павел Лукаш как прозаик
меньше всего похож на изобретателя велосипеда. Более того. Стиль его
произведений настолько традиционен, лишен каких бы то ни было текстовых
излишеств, что порой манера его письма напоминает схему. Или - сценарии к
не поставленным еще короткометражным фильмам. Но я уже говорил о том, что
"второго плана", задника, на фоне которого происходят события,
в повествовании практически нет. В данном случае я не берусь
судить, хорошо это или плохо. Отмечу одно. Некоторая
ходульность, заданность сюжетных линий несомненно облегчает
непосредственное восприятие предложенных событий в рассказах и
повестях. Своеобразная очищенность (иногда даже выхолащивание)
образов может показаться недостаточным профессионализмом Автора,
стремлением уклониться от более подробного разговора,
нежеланием или неумением выявить и показать изнанку души своих
подопечных. Кто знает, так ли это? Лично мне как рядовому
читателю подобная видимая простота текста скорее помогает,
чем мешает. Я чаще благодарен Автору за предоставленную
возможность самому разбираться в происходящем, чем недоволен
недостатком "запасных ходов", могущих и долженствующих
привести меня к определенному, изначально заданному
результату.
В этом сборнике 232 страницы и 14 заголовков, под
которыми "выставлены напоказ" одноактные драмы и комедии,
зарисовки на тему и даже просто листочки, как бы случайно
выхваченные то ли из дневников Автора, то ли оставленные на
благосклонное рассмотрение редактора; фигура последнего,
впрочем, в Израиле - более чем эфемерна. Книги здесь издаются
за счет тех, кто их пишет, и, наверное, это правильно. Ибо
поточный или штучный, но они (книги) - такой же товар, и стоят ровно
столько денег, сколько мы, читатели, готовы за них заплатить. И потому я
не буду утомлять вероятных претендентов на обладание этим небольших
размеров томика в серой глянцевой обложке подробным описанием своих чувств
и мыслей. Просто добавлю следующее. Сборник прозы Павла Лукаша можно
брать с собой в дорогу; его очень легко читать, сидя на лавочке в
городском сквере, где невольно произнесенный вслух текст легко
перекликается с обрывками фраз случайных прохожих. Так и кажется, что не
читаешь небольшую повесть "От двух Алексов", а просто -
слышишь ее из уст сидящих рядом, немало поживших ИТР-овцев
(надеюсь, расшифровывать нет необходимости?), непритязательных
на вид, но и себе на уме, конечно. Или, опять-таки по ошибке забредя не в
тот подъезд и поднявшись на последний этаж, становишься невольным
свидетелем безалаберного существования вечных студентов, живущих Бог
ведает как и жующих черт знает что (новелла "Что доктор прописал"). Или,
прогуливаясь ранним утром по тенистому тротуару, вдруг видишь "старого кота
на подоконнике. Это литературный кот". И мимоходом узнаешь,
что зовут его Арсений. Так во всяком случае, "говорит немолодой
член клуба молодому". Дальше прислушиваться, наверное,
неудобно. Лучше прочесть, тем более, что рассказ небольшой и
называется он "Клуб по интересам". Или... нет, это все-таки -
лучше один раз увидеть своими глазами... (рассказ "Новая
история одного шедевра").
В заключение хотелось бы сказать следующее. Насколько мне
известно, Павел Лукаш впервые представляет на суд читателя
свою книгу прозы. И в этом смысле - первый шаг всегда самый
ответственный, иногда - решающий. Нам, читателям, в очередной
раз предоставлена уникальная возможность быть свидетелями "на
процессе" и только от нас, а не от предполагаемых "присяжных",
зависит теперь судьба этой книги. Речь не идет о снисхождении.
Автор в этом не нуждается. Давайте просто попробуем понять что
происходит с нами, и, может быть, тогда с нами с нами этого не случится.
А книга называется "То, что доктор прописал".
Тель-Авив, 2001.
Объявления: