Арон Черняк

Воображение есть, власти нет

    1. Апорея. 2. Артефактная природа. 3. Гетерокосм литературного произведения. 4. Дезиллюзионистский акт. 5. Метафикциональность. 6. Милезис. 7. Онтологический паритет и приоритет. 8. "Парадоксалистская" литература. 9. Рекуррентные повествовательные структуры. 10. Солипсистское повествование. 11. Стратегия повествовательного парадокса. 12. Фикциональный.
    Эта лавина терминов, в большинстве своем малопонятных или непонятных вовсе, обрушивается на читателя сравнительно небольшого эссе Марка Амусина "Власть воображения" ("22", 120). При этом термины и словосочетания сии вовсе не являются эпизодическими, некоторые многократно повторяются, варьируются; например, термин "метафикциональный" встречается не менее 15 раз. Совокупность некоторых указанных терминов составляет как бы лексический костяк статьи М. Амусина, вокруг которого строится повествование. Создается впечатление, что автор организует некий лексический штурм читателя. Читатель, оглушенный беспрерывными атаками, пытается прорваться через терминологический частокол, чтобы уяснить сущность и смысл предлагаемого произведения. Автор время от времени поясняет те или иные термины - и тогда в некоторых случаях изложение автора смахивает на язык словаря. Но этого читателю недостаточно, и он вынужден обращаться к энциклопедиям, словарям иностранных слов и пр. Есть тут своя положительная сторона: статья М. Амусина выступает как стимул к самообразованию читателя. К сожалению, усилия читателя не всегда приводят к желательным результатам. Например, словосочетание "гетерокосм литературного произведения" остается за пределами моего понимания, ибо термин "гетерокосм" отсутствует в фундаментальном издании "Советский энциклопедический словарь" (М., 1990). Автор сам не щадит некоторые применяемые термины: метафикциональность объявляет "диким словом", постмодернизм - "словом-посмешищем". Возникает вопрос: зачем потребовалась эта несусветная лексическая дымовая завеса?
    Тут мы подходим к коренному, сущностному вопросу: в чем сюжет статьи М. Амусина? Что он показывает, объясняет, доказывает? К каким выводам приходит? Статья воспринимается как изложение характерных черт литературы постмодернизма. Автор предпринял попытку заменить термин "постмодернизм" другим и рассмотреть его специфические черты. Поэтому можно говорить в значительной мере о терминологическом характере статьи. Как автор работ по терминологии (см. Черняк А. Я. "Проблемы типологии книги". Книга. Исследования и материалы. Т. 65. М., 1993), хочу отметить сложность выполнения подобной задачи.
    Термины, ставшие обычными, трудно отменить или изменить - в силу их укорененности в сознании людей. "Постмодернизм" по своему звучанию термин хронологический и дословно означает: после модернизма. Это понятие не раскрывает никаких сущностных характеристик, которые оно призвано охватить. Существуют ли они вообще? Автор не делает никакой попытки дать такое, сущностное определение, он ограничивается лишь обвинением термина "постмодернизм" в тавтологичности.
    Введение нового термина "метафикциональность" ясности не вносит. Сам М. Амусин от определения этого понятия как такового уходит. Он подменяет его дефиницией "метафикциональной прозы", другими слова осуществляет некорректную с научных позиций подмену определения сущности термина определением поля его применения. "К метафикциональной прозе, - пишет автор, - принадлежат произведения, в которых, помимо прочего, речь идет о самой литературе, о правилах и рецептах выделки художественных текстов, а также о пресловутом соотношении "реальности" и творческого вымысла, их взаимодействии и взаимовлиянии". В лучшем случае указанное определение имеет в виду литературу, сюжет которой - сама литература. Эта литература - производная от художественной литературы, комментирующая ее и т. п. Обнимает ли метафикциональность как тематическая литературная стратегия всю полноту понятия "постмодернизм"?
    Очевидно, тематический критерий несостоятелен, необходим более сущностный подход. По иронии судьбы подобный подход мы находим на страницах того же номера журнала "22". Перевернув 40 страниц, наталкиваемся на статью А. Воронеля "Мы" и "Они", где термин "постмодернизм также присутствует. "В конце ХХ века, - пишет автор, - стало модно отрицать свою зависимость от идеологий, и потому мысль большинства ладей попала в плен случайных впечатлений: поветрий в масс-медиа, обаяния кинозвезд и теледикторов, кратких словесных формул ("make love not war!") и местных колдунов. В науке, литературе и политике это называется теперь постмодернизмом". А. Воронель привлекает также цитату из работы известного философа К. Гирца, в которой постмодернизм характеризуется сходным образом. В этих оценках содержатся, на наш взгляд, КОРНЕВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ более широкого и сущностного определения понятия "постмодернизм".
    М. Амусин отмечает, что в ХХ веке метафикциональная литературная стратегия выросла количественно и приобрела новое качество, так что в литературе намечается переход от создания словесных аналогов объектов реальной жизни к воспроизведению самого процесса художественного претворения реальности, т. е. литературы. Этому процессу автор придает поистине эпохальное значение. Он считает, что в последние десятилетия эта литературная стратегия из укромного, маргинального места вдруг переместилась в центр критического (а отчасти и читательского) интереса. Перед нами - весьма сомнительное утверждение, особенно в отношении читательского интереса. Автор объясняет этот перенос центра тяжести убеждением в "исчерпанности тем и средств литературы, в близкой смерти романа" и объявляет метафикциональность "эксплуатацией последнего ресурса, разработкой новой, доселе неприкосновенной тематической жилы"; другими словами, якорем спасения от тематической и методологической смерти литературы. Ни больше, ни меньше!
    Автор декларирует возникновение нового понимания соотношения литературы, языка и действительности. Не темы, идеи, мировоззренческие принципы писателей являются ныне "главными первоэлементами литературной вселенной", а словесные знаки, грамматические и синтаксические конструкции. Иными словами, на смену мысли приходят начертательный знак, грамматика и синтаксис, т. е. сугубо формальные элементы текста. На смену понимания литературы как отображения действительности врывается "дерзкая и амбициозная идея эстетико-смысловой автономности и "связности" текста". Создаваемый таким образом, по своим правилам и кодам, текст обеспечивает художественный мир независимого бытия. Логичным завершением всего этого служит отрицание тезиса о том, что литература вторична, производна по отношению к действительности, - этот тезис квалифицируется как "бесполетное мнение". И вот литература отправляется в дерзкий и плодотворный полет за достижением сначала независимости ("онтологический паритет", как пишет автор) по отношению к действительности, а затем и первенства ("онтологический приоритет"). Действо это объявляется ничем иным, как борьбой за "жизненное пространство", - какова сила известных штампов! Итак, провозглашается первичность литературы и вторичность действительности. При этом М. Амусин ссылается на Оскара Уайльда, который выдвинул положение о вторичности мира по отношению к искусству, - однако, подчеркнем, в шутливой форме. От себя добавим, что близкие высказывания принадлежат французскому поэту P. Гилю (1862-1925) и его последователю В. Брюсову. М. Амусин не возражает против мысли, что "объективная реальность" не является таковой, что жизнь есть сон или порождение фантазии и утверждает, что эта мысль ныне возрождается с новой силой. Он приводит примеры литературных произведений, в которых демонстрируется ирреальность, "фиктивность", обманчивость действительности. Можно предположить здесь влияние "теории символов" знаменитого физика и физиолога Г. Гельмгольца, смысл которой состоит в признании невозможности адекватного отображения реальных свойств вещей. Более вероятно другое - авторы указанных произведений на самом деле рассматривают не саму действительность, а свое, субъективное ее восприятие.
    Мы вовсе не намерены начисто отбросить проблему "первичности" литературы и "вторичности" действительности. Она в принципе не нова и по своему смыслу и значимости далеко выходят за рамки литературоведения. Это проблема серьезного, специального научного изучения, а не громких деклараций. К сожалению, именно в таком декларативном звучании она выступает как краеугольный камень здания метафикциональности, которое описывает М. Амусин.
    Другой краеугольный камень - новая концепция читателя, точнее, соотношения в системе автор - читатель. Последнему отводится гораздо более активная, чем раньше, роль в процессе восприятия литературного текста. М. Амусин видит в читателе, наряду с автором, одного из строителей этого невещественного мира (т. е. литературы. - А. Ч.), гаранта его существования. Читателю "вменяется свобода и сопряженная с ней ответственность" - упорядочить этот мир, "вчитать" в него смысл и ценности. В завершающей части эссе М. Амусин углубляет характеристику постмодернизма, вводя понятие о более высокой фазе метафикциональной литературы. Он обозначил эту фазу как стратегию повествовательного парадокса. Она ставит перед читателем апорию - трудно разрешимое противоречие. Это и есть проявление онтологического приоритета, оно служит орудием пересмотра постулата о первичности "действительности" по отношению к "книге".
    Стратегия повествовательного парадокса разрушает привычную ориентацию в мире: три измерения в пространстве, однонаправленное течение времени, самотождественность личности. В этом автор видит проявление борьбы литературы за "повышение бытийного статуса". Подобное контрнаступление литературы якобы вызвано коренными изменениями в жизни, возникновением и быстрым развитием новых средств компьютерной техники, телевизионных средств и т. п.
    Здесь необходимо остановиться, ибо перед нами нечто новое. Похоже, автор (или его подзащитная литература) напуган достижениями научно-технического прогресса. Перед его мысленным прогностическим взором встает неизбежность странного мира, в котором человечество может приобрести "новые органы, новые чувства и интеллектуальные способности, новые способы ориентации". В истории науки и техники длительное время обсуждается тезис о процессе создания новых научно-технических средств, которые выступают в качестве продолжения наших органов чувств. (Это особенно относится к германской историко-технической школе.) Однако речь не идет о существенных изменениях природы человека, его интеллектуального уровня (никто не может сказать, кто умнее: Аристотель или Эйнштейн) или чувственной системы. В этом смысле коренные, насущные ценности Homo sapiens остаются, во всяком случае, в исторически обозримое время, без изменения.
    В частности, в области художественной литературы прогресс идет крайне медленно, а по мнению некоторых исследователей, он не идет вообще. Лучшие произведения античности, Ренессанса, XVIII-XIX веков до сих пор поражают нас своим художественным, нравственным, психологическим уровнем. Развитие художественной литературы и научно-технический прогресс процессы неаналогичные, не идут рука об руку; хотя эти явления связаны, но весьма особыми линиями. Художественная литература не является и деловым аспектом общего литературного потока (как научная, учебная, справочная литература) или служебным средством. Ее сфера - человеческие чувства, ее назначение - в значительной мере рекреационное (связанное с досугом, отдыхом). Современный человек все более устает от сложностей, парадоксов, напряжения бурно развивающегося научно-технического прогресса. Нужно ли переносить все это в сферу литературы? Здесь необходима количественная и содержательная осторожность, разумные границы. Ведь именно в художественной литературе человек ищет и находит пристанище в бегстве от бездушия и тягот научно-технического прогресса. Может быть, все-таки лучше оставить художественной литературе ее сущностный статус и значимость? Оставить, так сказать, Богово Богу, а кесарево - кесарю?
    Со стороны читательской статья М. Амусина повисает в воздухе. Между тем близкое соседство (в одной рубрике - "Литературная рефлексия") этой статьи с эссе Л. Аннинского "Песнь пепси" свидетельствует о возможности написать на непростую тему интересно и понятно.
    
    

---

Объявления: