(Приключения одного проекта)
Памяти Юры Штерна посвящается
Идея создания такого Музея возникла у меня примерно за год до нашей репатриации, то есть в конце 1989 года, когда со дня на день ожидался вызов из Израиля. Тогда я впервые всерьез задумался не о том, что мне и моей семье может дать родина наших предков, а что я могу принести ей, кроме убытка в виде "корзины абсорбции".
Перебрав в памяти все то, чему "учился понемногу" и чему все-таки выучился, я пришел к выводу, что наиболее продуктивными, в профессиональном плане, были последние 15 лет работы в Библиотеке им. Ленина (ныне – Российская государственная библиотека). Именно в эти годы, работая рядом с крупными историками книги, опытнейшими библиографами и мастерами выставочной экспозиции Отдела редких книг, я прошел настоящую книговедческую школу, за что был и остаюсь благодарен своим бывшим сослуживцам. Вместе с ними довелось мне участвовать и в разработке двух экспозиций Музея книги, первая из которых была открыта в 1983 году, а вторая – под нее была отведена анфилада залов великолепного здания Дома Пашкова – так и не была осуществлена.
Накопленный за эти годы теоретический и практический опыт создания музея книги плюс приобретенные мною историко-книжные знания в области русского и европейского книгоиздания, искусства книги и библиофилии – вот главный профессиональный багаж, который я мог взять с собой в Эрец-Исраэль.
И вот возмечталось мне создать в Иерусалиме – духовном центре всего еврейского народа – уникальный Музей еврейской книги, который бы наглядно, с помощью самых современных музейных средств, мог рассказать о многовековом пути еврейской книги в диаспоре и в Эрец-Исраэль, включая и современное книгоиздание в Израиле. Более того, наряду с основной хронологически развернутой экспозицией, мне представлялся ряд отдельных залов, каждый из которых акцентировал внимание на важнейших особенностях еврейского народа как Народа Книги. Так, первый из этих залов должен был показать беспрецедентную популярность в мировом книгоиздании "Книги книг" – Библии; второй – познакомил бы посетителей с обширной литературой по иудаике, выходившей едва ли не на всех языках мира; третий – выявил бы и показал вклад евреев-издателей в мировое книгоиздание. Не менее важной задачей нового музея могло бы стать приобщение молодежи и школьников к богатствам отечественной и мировой книжной культуры. И с этой целью экспозиция должна была бы открываться вводным залом дидактического характера под условным названием "Всё о книге", где в сжатой, но выразительной и образной форме (с широким применением аудиовизуальных средств), могли бы быть экспонированы, например, великие книги мира, отражены основные издательские и типографские процессы создания книги, выставлены лучшие образцы книжного искусства, рассказано об издательских историях и судьбах замечательных книг… (Убежденность в успехе подобной экспозиции базировалась на моей многолетней работе в Музее книги бывшей "Ленинки", построенной именно по этому принципу.)
Идея создания Музея еврейской книги настолько захватила меня, что я готов был тут же начать ее разработку. Однако прежде необходимо было выяснить: нет ли уже в Израиле такого музея. Из доступной мне тогда литературы я узнал, что в Иерусалиме сравнительно недавно был открыт так называемый Храм книги и что в нем демонстрируются как оригиналы, так и искусно сделанные копии древнейших "свитков Мертвого моря", найденных в середине прошлого века в Кумранских пещерах. Этот музей имеет лишь косвенное отношение к понятию "музей книги" и, скорее, воспринимается как своеобразный памятник нашей древней письменности. Таким образом, убедившись, что идея создания Музея еврейской книги вполне актуальна, я приступил к подготовке первого варианта этого проекта, который поместился, поначалу, на трех машинописных страничках.
Музей в Цфате: миф или реальность?
Приободренный мечтой о создании Музея книги для "Народа Книги", я с энтузиазмом стал готовиться к предстоящему переезду в Иерусалим. Надеясь на продолжение своей научно-исследовательской и музейной деятельности, я переслал всю свою книговедческо-искусствоведческую библиотеку, а также домашний архив в Израиль, для чего пришлось отправить свыше 300 книжных посылок, общим весом около тонны…
Однажды, во время упаковки очередной партии книг, мне под руку попался израильский буклет "Мир израильской книги", подготовленный к Международной книжной ярмарке в Москве 1985 г. Перелистав его, я неожиданно наткнулся на заголовок: "Музей истории книгопечатания в Цфате" и там же, на развороте, увидел цветной фотоколлаж из различных экспонатов этого музея. Это произвело на меня довольно сильное впечатление, и я мысленно отругал себя за попытку "изобрести велосипед"... Позже я утешился мыслью, что предложу свои услуги музею в Цфате.
Спустя некоторое время я неожиданно встретил в главной московской синагоге Юру Штерна, прибывшего в командировку из Израиля. После радостных объятий и обмена важнейшими новостями, я спросил его, что он знает о Музее книги в Цфате. С минуту поморщив лоб, Юра сознался, что, к своему стыду, о таком музее ничего не слышал, хотя в Цфате, за девять лет жизни в стране, бывал не раз. И тут он вспомнил, что на днях в Москву должен был приехать мэр Цфата, который обещал побывать на выставке израильской книги, устроенной в Министерстве сельского хозяйства. Юра предложил устроить мне встречу с мэром. "Уж он-то расскажет тебе подробно об этом музее!" – с энтузиазмом добавил он.
В назначенное время мы встретились со Штерном на выставке, дождались появления молодого красавца-мэра, и вскоре я был ему представлен. Каково же было мое удивление, когда на просьбу рассказать о Музее истории книгопечатания мэр Цфата ответил, что про такой музей не слыхал (!), но знает, что первая еврейская типография на территории Эрец-Исраэль была именно в Цфате... Помнится, Юра, переводивший нашу беседу, был сконфужен не меньше мэра…
Несколько позже, уже поселившись в Иерусалиме, я продолжал наводить справки об интересовавшем меня музее. Большинство знакомых и незнакомых, к которым я обращался, о нем ничего не слыхали. Наконец, воспользовавшись ульпановской экскурсией, я добрался до Цфата. Опущу подробности своего посещения этого музея, лишь отмечу, что главными экспонатами, разместившимися в трех небольших залах Музея печатного искусства (так, на самом деле, назывался этот музей), были несколько небольших печатных станков, на одном из которых в 1947 году были отпечатаны первые почтовые марки Государства Израиль; макеты типографских цехов с игрушечными человечками, изображавшими наборщиков, печатников и переплетчиков; занимавшая полстены карта распространения еврейского книгопечатания в XV-XIX вв. со светящимися лампочками; наконец, десятка два книг – все остальные витрины трех залов были заполнены исключительно эстампами местных художников. В целом же экспозиция представляла набор случайных экспонатов, к сожалению не отражавших ни многовековую историю еврейского книгопечатания, ни саму идею подобного музея. (Позже я узнал, что этот музей, основанный в 1954 г. председателем профсоюза печатников Цви Асафом – настоящим энтузиастом своего дела, – был многие годы вполне серьезным музейным учреждением, но со смертью его основателя пришел в упадок. А недавно мне стало известно, что все издания, хранившиеся в этом музее, были переданы в Иерусалим, в Национальную библиотеку…)
После знакомства с музеем в Цфате я окончательно укрепился в мысли продолжить разработку своего проекта, что активно поддержал и Юра. Однако прежде всего мне надо было выяснить – согласится ли Еврейская национальная и университетская библиотека, владеющая богатейшим собранием старинных рукописей и первопечатных книг, стать "крышей" для будущего музея или, по крайней мере, его полноценным партнером?
В поисках куратора, или От Шацмана к Кассуто и обратно
Как показывает международный опыт создания музеев книги в других странах – например, в Германии, Англии или в бывшем СССР, – национальные библиотеки являются наиболее естественной базой для создания подобных музеев. Этой информацией и своими мыслями о создании музея еврейской книги я решил поделиться с Исраэлем Шацманом – директором Еврейской национальной и университетской библиотеки. Организации этой первой встречи способствовал известный филолог, профессор Еврейского университета в Иерусалиме Дмитрий Сегал. Он же выступил в качестве переводчика (я в то время еще учился в ульпане и только постигал азы иврита). Профессор Еврейского университета, специалист по истории древнего мира, Шацман произвел на меня впечатление весьма интеллигентного и доброжелательного, но, увы, не "книжного" человека.
Идея создания Музея еврейской книги ему, с общекультурной точки зрения, показалась интересной и нужной, однако не вызвала особого энтузиазма. Понимая важность участия в этом деле Национальной библиотеки, он, тем не менее, не брался за курирование этого проекта, ссылаясь на финансовые трудности библиотеки. В заключение беседы он посоветовал мне не спешить с обнародованием проекта в столь кратком варианте, предлагая расширить и углубить его, а затем постараться получить ряд отзывов от крупных деятелей израильской культуры и науки.
Последовав совету Шацмана, я в течение года доработал свой проект. Теперь, помимо краткого изложения научной концепции музея, он содержал: аннотированную тематическую структуру экспозиции; конкретный, расписанный по годам, план реализации проекта, рассчитанный на подготовку Музея к 1996 году, то есть к 3000-летию Иерусалима; предварительную смету расходов, необходимых для осуществления проекта; наконец, перечень предполагаемых в Музее видов научно-просветительской деятельности. Все 20 страниц текста были переведены на английский язык, отредактированы профессиональным редактором, а затем набраны на компьютере и распечатаны на лазерном принтере, то есть проект получил вполне приличный полиграфический вид (отмечу попутно, что в начале 90-х гг. я временно работал в Библиотеке Хайфского университета, еще не имел собственного компьютера, да и не вполне владел техникой работы на нем, а потому до сих пор благодарен ряду его сотрудников, которые мне помогли!). Подобрав ряд подходящих к теме гравюр и рисунков, я оформил текст проекта, а затем тиражировал его в 50-ти экз.
Следующим этапом стал сбор отзывов на новый вариант проекта. Советуясь с Юрой и другими сведущими людьми, я узнавал, к кому из известных представителей израильской и мировой культуры стоит обратиться за отзывом. Некоторым из них, например, тогдашнему президенту Израиля Хаиму Герцогу, культурологу сэру Исайе Берлину или историку Мартину Гилберту (оба из Оксфорда) я посылал экземпляры проекта с сопроводительным письмом. С другими созванивался, предлагал познакомиться с проектом и уточнял адрес для его пересылки или договаривался о встрече. Как правило, идея создания Музея еврейской книги в Иерусалиме находила живой отклик у этих людей, и они с готовностью шли навстречу моей просьбе об отзыве. Из многих интересных встреч упомяну только об одной, принципиально важной для меня как автора проекта. Она произошла в Тель-Авиве, в квартире известного журналиста и библиофила Йозефа Олицкого, автора единственной монографии, посвященной истории книгопечатания в Израиле. Узнав о моем проекте, он горячо поддержал эту идею и пригласил меня к себе домой, чтобы лично познакомиться. Просмотрев текст проекта, Йозеф – человек немолодой и много видевший на своем веку – высоко оценил его профессиональный уровень и дал ряд ценных советов, которыми я воспользовался при подготовке второго варианта. В своем отзыве, который он позже прислал мне домой, были и такие слова: "Я глубоко тронут Вашим проектом создания Музея еврейской книги… Оправдано ли основание такого музея в Израиле? Безусловно!.. Каждое культурное дело требует самопожертвования, то есть, как у нас говорят, для него должен найтись свой "сумасшедший". Только таким образом и были созданы многие наши прекрасные культурные учреждения". Остается добавить, что многие из авторов полученных мною отзывов, согласились принять участие в "Инициативном комитете по созданию Музея…", в который вошло свыше 20-ти человек. Приведу лишь несколько цитат из их отзывов.
Проф. Хаим Бейнарт, историк: ...В этой идее я вижу большое благословение для всей еврейской культуры и, особенно, для Иерусалима как Вечного города...
Проф. Дов Ной, историк фольклора, литературовед: ...Вы не первый, кто задумался об адекватном визуальном выражении идеи "Народа Книги" – выражении, которое является столь основополагающим и столь самоочевидным.
Вы, однако, первый, насколько мне известно, кто способен сочетать эту абстрактную идею с подлинными знаниями в академической области и с профессиональным музейным опытом. Я надеюсь (и желаю), что Вы найдете "открытые уши" и "открытое сердце" в каком-либо компетентном учреждении, а затем – какие-нибудь "открытые руки" достойного спонсора.
Сэр Исайя Берлин, философ и культуролог (Великобритания): …Считаю, что проект иерусалимского Музея еврейской книги – как один из важнейших объектов сохранения еврейской культуры – следует всемерно поддержать.
Проф. Бейт-Арье Малахи, историк книги, председатель Международного консультативного совета Еврейской национальной и университетской библиотеки: ...Создание Музея еврейской книги в Иерусалиме – великолепное и волнующее предложение. Такой музей сыграет существенную национальную и международную роль в сохранении и поддержке еврейской культурной традиции и, без сомнения, будет отвечать общественным интересам и желаниям.
Проф. Авраам Б. Иегошуа, писатель: ...Это одна из наиболее простых и здравых идей из тех, о которых, когда они реализуются, с удивлением говорят: "Почему же они раньше не были осуществлены?!" Я поддерживаю это предложение и уверен, что интеллектуалы Израиля благословят это, так же как и я.
Проф. Бецалель Наркис, историк искусства, председатель Академического комитета Центра еврейского искусства: ...Я знаю несколько таких музеев в мире, видел и Музей книги в Москве, в создании которого Вы участвовали. Я ценю Вашу энергию и усилия по созданию такого музея в Иерусалиме. В самом деле, необходимо, чтобы "Народ Книги" имел свой собственный Музей книги.
Сбор отзывов занял несколько месяцев, после чего я вновь встретился с проф. Шацманом. Хотя обновленный проект, да еще с тремя десятками отзывов, произвел на директора Национальной библиотеки хорошее впечатление, он вновь выставил свои условия: Библиотека готова быть соорганизатором музея только при условии, что инициаторы проекта будут располагать достаточно большой первоначальной суммой, чтобы дело обрело солидный материальный фундамент. Причем он подчеркнул, что Еврейская национальная и университетская библиотека в сборе средств принимать участия не будет, так как сама собирает пожертвования для себя.
Зная заранее о сверхскромном бюджете Библиотеки, я с самого начала не рассчитывал на ее материальное участие в проекте. Куда важнее было заручиться поддержкой Библиотеки как хранителя ценнейших музейных экспонатов, а потому я предложил Шацману вернуться к нашему разговору после того, как попытаюсь организовать сбор средств в пользу будущего музея. Облегченно вздохнув, директор с готовностью согласился...
Мне представлялось, что важным шагом в кампании сбора средств должно быть издание специального проспекта, знакомящего с проектом музея и с цитатами из упомянутых отзывов деятелей культуры и науки. Кроме того, в этом проспекте должен был быть указан номер счета, на который можно переводить предполагаемые пожертвования. И, наконец, важно было приложить к проспекту несколько рисунков архитектурных фантазий на тему будущего здания Музея книги.
И снова за советом я обратился к Юре. Как обычно, он без проволочек откликнулся, полностью одобрив мой план. Затем обсудил его с членами "Инициативного комитета...", причем получил не только моральную, но и материальную поддержку: известный собиратель иудаики и библиофил Билл Гросс, а также ныне покойный антиквар-букинист Яков Тверский взяли на себя расходы по изданию проекта музея в виде буклета.
Не менее важным оказался вопрос о получении номера счета. Какой именно счет устроил бы будущих спонсоров? Проект носит общественный характер, а потому уместно указать счет амуты (то есть некоммерческой ассоциации). Именно так мы и поступили, зарегистрировав в министерстве внутренних дел амуту "Friends of the Jewish Book" ("Друзья еврейской книги"), созданную на базе "Инициативного комитета по созданию Музея еврейской книги в Иерусалиме". Не вдаваясь в подробности этого непростого организационного момента, хочу здесь отметить только, что из 11-ти учредителей пятеро – выходцы из России, трое – из США, двое – местные уроженцы и один – из Англии.
(Тут следует отметить, что появление как первого, так и второго вариантов проекта не прошло незамеченным: на них откликнулись не только русскоязычные газеты, но также иврито- и англоязычная пресса. Первая публикация под названием "Мечта репатрианта о Музее еврейской книги" появилась в англоязычной газете Хайфского университета "Фокус" летом 1992 г., что понятно, так как именно там и рождался мой проект. Несколько позже, осенью того же года, появились статьи в двух русскоязычных газетах – хайфском "Вестнике" и в незадолго до того созданном при "Вестях" приложении "Окна". Однако если журналист "Вестника" Григорий Хешван дал соответствующее теме название "Человек книги", то Михаил Хейфец решил удивить не только меня, но и многих других читателей "Окон", дав своему интервью весьма экстравагантное название: "Зачем Израилю Юниверг"… А в 1993 г., вскоре после выхода из печати второго варианта проекта, появились публикации в ивритской газете "Давар" и в англоязычной "Джерузалем пост".)
Прежде чем разослать буклет предполагаемым спонсорам в Израиле и за рубежом, мы решили вступить в переговоры с широко известной в международных кругах организацией Керен Иерушалаим (Фонд Иерусалима), которая занималась мобилизацией средств на нужды города и на реализацию различных культурных программ. Мы надеялись заинтересовать руководство Фонда в сборе средств для Музея еврейской книги, для чего и состоялись две встречи с заместителем директора Йоси Фишером.
Фишер – простой в общении мужчина лет 60-ти – очень тепло отнесся к нашему проекту, с которым успел ознакомиться заранее. В разговорах с ним выяснилось, что для обращения к спонсорам со столь серьезным предложением требуется выполнение трех обязательных условий. Первое – наличие хорошо продуманного и репрезентативно оформленного проекта; второе – группа энтузиастов, руководимая лидером-профессионалом и официально зарегистрированная в качестве некоммерческой ассоциации (амуты), позволяющей принимать пожертвования (в том числе списываемые с налогов); наконец, важной составной частью этого "классического триединства" является куратор проекта, в роли которого может выступить какая-либо государственная организация или учреждение, так или иначе связанные с тематикой проекта, а главное – искренне заинтересованные в его реализации.
Признав, что первые два условия нами были успешно выполнены, Фишер призвал нас, не теряя времени, заняться поисками куратора. В нашем случае, по его мнению, им могли бы быть Национальная библиотека, министерство образования или, к примеру, Иерусалимский муниципалитет. На этом наши переговоры были завершены, и мы расстались с надеждой встретиться вновь по выполнении третьего, и последнего, условия.
Очередная встреча с проф. Шацманом снова ни к чему не привела, а потому мы решили попытать счастья в переговорах с новыми, незадолго до того избранными руководителями Иерусалимского муниципалитета. Вначале думали обратиться напрямую к новому мэру Эхуду Ольмерту, однако, поразмыслив, решили прежде заручиться поддержкой двух его заместителей по культуре. (К этому времени, то есть к лету 1993 г., я уже возвратился из Хайфы в Иерусалим, где продолжала жить моя семья, и вскоре начал работать в редакции Краткой еврейской энциклопедии в качестве художественного редактора.)
Начали с Давида Кассуто – израильского архитектора. Как весьма образованный и интеллигентный человек, он сразу же высоко оценил идею проекта и, узнав о колебаниях директора Национальной библиотеки, посоветовал пойти иным путем. Кассуто вспомнил о первом здании "общееврейского национального книгохранилища" – скромном двухэтажном особняке на улице Эфиопия в Иерусалиме, построенном в 1902 г. иерусалимской ложей Бней-Брит для своей библиотеки "Мидраш Абарбанель", ставшей впоследствии ядром Национальной и университетской библиотеки. Это здание до сих пор существует, но только памятная табличка напоминает о былом; ко времени нашей встречи его помещения сдавались в аренду религиозным и военным организациям. Заместитель мэра предложил попробовать вернуть зданию его книжное прошлое и устроить в нем первоначальную экспозицию Музея еврейской книги. Обещав нам свою поддержку, если мэр обратится к нему за советом, Кассуто рекомендовал написать письмо Ольмерту, но после встречи с его первым заместителем по культуре Раананом Динуром.
На протяжении нескольких месяцев я упорно пытался встретиться с Динуром, но дальше его секретаря так и не пробился. Под разными предлогами встреча откладывалась, все материалы приходилось оставлять у секретаря, а затем названивать ей и получать невразумительные ответы. Наконец, мне стало ясно, что Динура, в отличие от Кассуто, проект не заинтересовал. Эта печальная догадка на какое-то время охладила мой пыл, вызвав чувство обиды на равнодушие чиновника, не пожелавшего встретиться и хотя бы объяснить свою позицию.
На наше счастье, вскоре после этого мне позвонила Элизабет, секретарь директора Национальной библиотеки, и пригласила на встречу с проф. И.Шацманом... Вместе со мной пришли еще два члена нашей амуты: д-р Авраам Гринбаум (ее ученый секретарь) и д-р Исраэль Коэн. Нас ждал приятный сюрприз: руководство библиотеки наконец-то проявило заинтересованность в нашем проекте! Дело в том, что в связи с нехваткой места для хранения новых книжных поступлений было решено построить на территории университетского кампуса Гиват-Рам, неподалеку от Национальной библиотеки, еще одно здание, где предполагается разместить Отдел редких книг, Отдел рукописей, Институт микрофильмирования еврейских рукописей и… Музей еврейской книги! Думается, что включение в проект музея было не случайным: последний мог более других привлечь внимание спонсоров.
На этот раз проф. Шацман был особенно любезен с нами, подробно рассказал о планируемых для строительства территориях, о том, что библиотека уже обратилась с просьбой о финансировании в правительство и в Фонд Ротшильда (Яд а-Надив), а также о том, что в ближайшее время начнет работать специальная комиссия, составленная из представителей Фонда и правительства. От ее решения и зависела постройка нового здания, а следовательно – и музея. В конце беседы Шацман попросил шесть экземпляров буклета с проектом для членов комиссии, уверив, что в случае получения необходимых средств будущий музей будет создаваться только согласно этому проекту и при нашем участии.
В течение последующих полутора лет мы периодически созванивались с Шацманом, но ничем конкретным он не мог нас порадовать – окончательного решения комиссии к тому времени все еще не было. А в начале 1998 года – за год до завершения второй каденции – Шацман неожиданно ушел с поста директора, и его сменила проф. Сара Яффет – специалист по библеистике, также преподававшая в Еврейском университете. Знакомство с ней состоялось спустя несколько месяцев, когда она успела по-настоящему войти в дела библиотеки. Первая встреча была очень важна и, помимо двух упомянутых выше членов нашей амуты, я попросил принять в ней участие Юру Штерна, в то время уже члена кнессета.
Проф. Сара Яффет – немолодая, но по-деловому энергичная женщина – встретила нас очень приветливо и гостеприимно. Я сразу же обратил внимание, что на ее столе лежит папка с моим буклетом и другими материалами проекта Музея еврейской книги. После чаепития и непринужденной беседы, во время которой директор обнаружила достаточное знакомство с проектом, мы попросили ее рассказать, как обстоят дела с новым зданием. Оказывается, решение комиссии по этому вопросу уже существует и сводится к тому, что фонд Яд а-Надив, финансировавший в свое время строительство зданий кнессета и Верховного суда, готов выделить необходимые средства при одном условии: Национальная и университетская библиотека должна выйти из состава Еврейского университета и стать Национальной библиотекой Израиля! Это обусловлено тем, что фонд, по его уставу, может спонсировать только общенациональные проекты. Университет вообще-то не возражал против такого решения, тем более что оно означало существенную экономию для его бюджета. Последнее слово было за правительством: готово ли оно взять на себя финансирование Национальной библиотеки? Об этом и шла речь на нашей встрече. Юра активно участвовал в этой беседе и пообещал прозондировать почву в кнессете. Предстояли серьезные переговоры с министерствами финансов и образования, в руках которых, по сути, и была судьба будущего Музея книги.
К сожалению, из-за нестабильности политической и экономической ситуации в стране, трудно было вести серьезные переговоры с упомянутыми министерствами. В этом мы убедились, когда несколько лет назад, вместе с Юрой, сразу откликнувшимся на мое предложение участвовать в очередной встрече, посетили нового директора Национальной и, пока что, университетской библиотеки проф. Йорама Цафрира. Из примерно двухчасовой беседы с уже немолодым доброжелательным и улыбчивым профессором археологии нам стало ясно одно: без выхода Национальной библиотеки из подчинения Еврейского университета не может быть разговора ни о новом здании, ни о возможности создания в нем Музея еврейской книги. На какое-то время деятельность членов нашей амуты, к сожалению, поутихла, так как теперь все зависело от дальнейшей судьбы и нового статуса Национальной библиотеки.
Тем не менее не хотелось терять зря время, и я, несмотря на организацию ежемесячных заседаний Иерусалимского клуба библиофилов, откликнулся на предложение раввина Михаила Ривкина – в то время многолетнего сотрудника Центра консервативного иудаизма "Мидрешет Йерушалаим" – и в апреле 2004 г. мы с ним и с сотрудником Библиотеки им. Ш.З.Шокена раввином Барухом Йониным основали Клуб любителей еврейской книги. И вот уже 4 года, под эгидой "Мидрешет Йерушалаим" около 30-ти человек собираются в зале, где размещается богатейшая частная еврейская библиотека Шокена, подаренная им в 50-е гг. Иерусалиму, и знакомятся с еврейским литературным наследием и с историей еврейского книгопечатания.
"Бернард Шоу" и "Гехал Шломо", или Под сенью Маймонида
Неожиданно, осенью 2004 г., возник совершенно новый и по-своему захватывающий план создания Музея в короткие сроки, казавшийся фантастическим и, в то же время, наиболее реальным и близким к осуществлению. И тут роль парламентария Юрия Штерна была весьма важной (а потому и рассказ будет более подробным), но, к сожалению, не определяющей. Однако все по порядку…
В начале октября 2004 г. мне позвонила директор Иерусалимской русской библиотеки Клара Эльберт и пригласила на очередную презентацию. На этот раз это был трехтомник "Энциклопедия древнееврейских имен, фамилий, колен" (М/., 2003-2004), подготовленный под общей редакцией проф. В.Р.Ириной-Коган. Проработав 10 лет в редакции Краткой еврейской энциклопедии, я решил познакомиться с еще одним родственным по тематике изданием. Читальный зал был заполнен народом, заинтригованным названием энциклопедии и жаждавшим понять, что нового может дать им шикарно изданный трехтомник.
Не останавливаясь подробно на характеристике этого странного издания, смутившего не только меня, но и многих моих коллег по работе в Краткой еврейской энциклопедии, замечу лишь, что до сих пор не могу понять, зачем оно было предпринято. Достаточно сказать, что 4/5 первого тома занимала фотогалерея "Мужские и женские лики", а 2/3 второго тома – фотогалереи "Лики семейные – мишпаха" и "Лики коэнов, левитов, исраэлитов", то есть, попросту говоря, семейные фотографии российских евреев XIX – первой половины XX вв. Когда на презентации я задал составителям энциклопедии вопрос, почему все фото без подписей, которые придали бы им дополнительную информативную ценность, меня сразу осадили, сказав, что это не имеет значения, так как задача была иная, более обобщающая… (Только позже мне удалось узнать, что две трети этих фотографий – из семейных архивов самих авторов энциклопедии…) Как бы то ни было, все закончилось легким угощением на третьем этаже библиотеки и интеллигентской тусовкой.
Во время легких кулуарных бесед я спросил у Клары, кто такой Михаил Черной-Барановский, указанный среди четырех авторов энциклопедии с израильской стороны? "Ну, как же, – удивилась Клара моей неосведомленности. – Это же один из местных бывших российских олигархов – Михаил Черной!" И чтобы окончательно просветить меня, добавила: "А Вероника – не просто профессор, а ректор Государственной классической Академии им. Маймонида в Москве!" Сраженный такой неожиданной информацией, я, недолго думая, разыскал в кулуарных лабиринтах профессора с двойной фамилией и, воспользовавшись паузой между ее беседами с тусующимися гостями, подошел к ней и представился. Будучи хорошо знаком с таким типом инициативных, властных и честолюбивых женщин, каким без сомнения является Ирина-Коган, я сразу перешел к делу и предложил ей познакомиться с моим музейным проектом – благо один из экземпляров брошюры с текстом проекта находился в моем портфеле. Она бегло перелистала брошюру и, видимо, заинтересовавшись, тут же вручила мне свою визитную карточку, предложив связаться с ней через три дня, то есть 13 октября.
Позвонив в назначенное время, я сначала попал на ее брата Эммануила, и только после того, как он выяснил, по какому поводу я звоню, он дал мне номер ее пелефона. Связавшись, наконец, с самой г-жой Ириной-Коган, видимо, предупрежденной братом о моем звонке, я был приглашен ею на встречу в тот же вечер, на 8 часов, в ресторане… "Бернард Шоу". Когда я заметил, что не помню такого ресторана в Иерусалиме, она снисходительно пояснила, что он находится в районе Старого Яффо, близ Тель-Авива… Я несколько опешил, но все же согласился, так как понимал, что другого шанса встретиться и поговорить может и не представиться.
Мне повезло – мой старший сын как раз собирался ехать в Тель-Авив и с удовольствием взялся подбросить меня до места. Немного покружив в Старом Яффо в поисках ресторана "Бернард Шоу", о котором мало кто знал даже из местных жителей, мы, в конце концов, его отыскали. Сын уехал, а я подошел к группе людей, сидевших на улице, близ входа в ресторан, за длинным столом, составленным из нескольких обычных квадратных столов. Вечер выдался на редкость теплый для октября, и вся московская компания, причастная к работе над энциклопедией и сопровождавшая г-жу Ирину-Коган в этой поездке, оживленно беседовала после легкого ужина.
Я подошел к столику Вероники Рафаиловны и поздоровался. Она предложила мне сесть за ее столик на свободное место, напротив нее. Справа от меня сидел ее брат Эммануил, не принимавший участия в беседе. Разговор вскоре перешел на проект Музея еврейской книги. Вероника Рафаиловна сказала, что проект интересный и им стоит всерьез заняться. Более того, у нее уже есть человек, который готов поддержать проект и выделить для этой цели 10 млн долларов… После этих слов у меня перехватило дыхание, и я не стал спрашивать: кто же этот человек? Это было ясно и так после выхода трехтомной энциклопедии, субсидированной Михаилом Черным…
Оглушив меня этим заявлением, г-жа Ирина-Коган уже могла диктовать условия. Главное из них она объявила сразу и безапелляционно: для успешной реализации проекта ей потребуется решить еще одну важную проблему, связанную с вызволением из давнего плена знаменитой библиотеки И.И.Шнеерсона, находящейся ныне в Российской государственной библиотеке (РГБ, бывш. Ленинке). Она-то, по ее мнению, и должна лечь в основу будущего Музея еврейской книги.
Тут следует пояснить, что библиотека шестого Любавичского Ребе рабби Иосифа Ицхака Шнеерсона в годы Гражданской войны была сдана ее владельцем на временное хранение в один из московских складов, но после его ареста и нахождения в лагерях все 12 тысяч книг были реквизированы и переданы в фонд Румянцевской библиотеки, переименованной в 1925 г. в Библиотеку им. Ленина. Только после перестройки, в начале 90-х гг., зять владельца – знаменитый Любавичский Ребе рабби Менахем Мендл, проживавший в США, – попытался через своих приверженцев, членов религиозного движения ХАБАД, вернуть принадлежавшую семье библиотеку, главной ценностью которой были не сами по себе издания, вышедшие, в основном, в XIX веке, а маргиналии (автографы на полях книги), оставленные рабби Шнеерсоном при их чтении. Остается добавить, что все атаки хабадников, в прямом и переносном смысле, были отбиты сотрудниками Библиотеки при поддержке властей. Более того, чтобы снять главное обвинение истцов, что книги из этого собрания недоступны исследователям и просто читателям, Отдел восточной литературы РГБ, получивший в свое распоряжение здание бывшего Музея им. М.И.Калинина, находящееся напротив Дома Пашкова, открыл там специальный читальный зал, где можно заказывать и читать книги на еврейских языках, хранящиеся в фондах РГБ, в том числе из библиотеки Шнеерсона.
Не скрою, что меня смутил этот, во многом авантюрный, хотя и оригинальный, замысел г-жи Ириной-Коган. Мне показалось, что ее не столько волнует создание Музея как такового, сколько реализация собственных честолюбивых замыслов: еще бы, сколько людей (причем, часто довольно высокого ранга) из разных стран безуспешно пытались добиться возвращения этой библиотеки ее наследникам, и только ей удалось придумать, как это сделать бескровно и к общему удовольствию!.. Тут надо заметить, что Вероника Рафаиловна, привыкшая добиваться осуществления своих замыслов любой ценой, была давно, еще в начале 90-х гг., уязвлена неуступчивостью руководства РГБ и российских властей в этом вопросе. Дело в том, что она с самого начала борьбы хабадников за библиотеку была привлечена ими для ведения необходимых переговоров. По ее словам, хабадники поверили в нее после того, как она сумела отыскать в 40-миллионном фонде крупнейшего книгохранилища России затерянную в его недрах библиотеку Шнеерсона. Будучи давним читателем Ленинки, Вероника Рафаиловна умела работать с ее карточными каталогами и, будучи ознакомлена с примерным составом библиотеки Шнеерсона, за несколько дней пересмотрела десятки еврейских книг, в том числе русскую иудаику, за вторую половину XIX века, пока не наткнулась на книги с пометами самого Шнеерсона. Выявив их шифр, она получила ключ и ко всем другим книгам из этого собрания. В результате удалось выявить около 12 тысяч разного рода изданий, составлявших когда-то личную библиотеку Шнеерсона. Однако, даже имея в руках этот перечень, г-жа Ирина-Коган не смогла преуспеть в возвращении книг знаменитого раввина его законному наследнику: после нескольких сложных комбинаций, не увенчавшихся успехом, ей пришлось отступить. Однако, как известно, неудовлетворенное желание разъедает изнутри, и, судя по всему, Вероника Рафаиловна лишь временно отошла в сторону, ожидая подходящего случая, чтобы возобновить борьбу… Видимо, предложенный мною проект создания Музея еврейской книги был воспринят ею как реальный шанс добиться "сатисфакции" за давнюю неудачу.
Как бы то ни было, но факт нашей взаимной заинтересованности в осуществлении этого проекта был налицо, и мы приступили к реальным переговорам относительно наших дальнейших шагов в этом направлении. Понятно, что без участия и поддержки серьезных государственных или правительственных структур, даже при наличии необходимых средств, трудно было бы успешно решить эту задачу, а потому Вероника Рафаиловна сразу же спросила меня, к кому из депутатов кнессета можно было бы обратиться за поддержкой. И тут, конечно же, всплыло имя Юрия Штерна как давнего сторонника этого проекта. Московская гостья реагировала мгновенно: "Вы можете сейчас меня с ним соединить?" Я тут же набрал по мобильнику его телефон и – к счастью! – Юра сразу ответил. Объяснив ему суть дела и получив его согласие на участие в дальнейших переговорах, я передал аппарат Веронике Рафаиловне.
После короткого разговора они договорились встретиться вместе со мной для серьезной беседы в ближайшую пятницу, в кафе Музея Анны Тихо в Иерусалиме. Вскоре после этого звонка, ответив еще на ряд вопросов моей собеседницы, я покинул ресторан "Бернард Шоу" в приподнятом настроении и с большими надеждами на будущее…
В пятницу, к 12-ти часам дня, я приехал в Музей Анны Тихо на ул. Невиим вместе со своей женой, Любой. Я решил ее пригласить, потому что она уже несколько лет возглавляла иерусалимский Театральный музей и архив им. И.Гура и хорошо разбиралась в местной музейной жизни. Войдя в уютный дворик Музея и подойдя к столикам кафе, находящимся под открытым небом, я сразу заметил г-жу Ирину-Коган со своим братом Эммануилом, приветственно махнувшим нам рукой. Мы поздоровались, я представил Любу, и мы сели за столик. Вскоре подошел и Юра. Беседа завязалась сразу, но довольно издалека: вспомнили Московский университет, который оба заканчивали (правда, разные факультеты: Юра – экономический, а Вероника Рафаиловна – философский); коснулись своего отношения к Александру Зиновьеву – одному из самых знаменитых из их тогдашних преподавателей, а позже – видному деятелю русской эмиграции, автору ряда нашумевших книг и статей; обсудили и упомянутую ранее трехтомную энциклопедию, с которой Юра успел познакомиться в Русской библиотеке по рекомендации ее директора, Клары Эльберт.
Наконец, перешли непосредственно к теме нашей встречи, к путям реализации проекта Музея еврейской книги. Вероника Рафаиловна рассказала Юре, как депутату кнессета, о своем замысле привлечения библиотеки Шнеерсона в качестве основы будущего музея (что активно поддерживал и будущий спонсор проекта). И хотя Юра, конечно же, уже знал от меня об этой идее и о каком спонсоре идет речь, – он все внимательно выслушал, лишь уточняя детали. Затем Вероника Рафаиловна обратилась к нему, интересуясь его возможностями найти подходящее помещение для будущего музея и степенью его близости к тогдашнему президенту Кацаву, от которого требовалось подписать письмо к российскому президенту с просьбой передать библиотеку Шнеерсона в создаваемый в Иерусалиме Музей книги… Таков был главный козырь этой затеи, и именно на этом месте она неожиданно попросила нас с Любой на время покинуть их для конфиденциальной беседы.
Мы несколько опешили, переглянулись с Юрой, который недоуменно пожал плечами, но, для пользы дела, решили не возражать. Мы пересели на одну из скамеек, которые находились во дворе, недалеко от кафе, и со стороны наблюдали за оживленной беседой двух бывших выпускников МГУ, один из которых предпочел остаться в Москве и заняться историей еврейской философии, а позже возглавил Академию Маймонида, а другой стал одним из лидеров еврейского национального движения в СССР и оказался в Израиле, став видным государственным деятелем… Через полчаса нас вновь позвали к столу и сообщили, что все обговорено и недели через две они вновь выйдут на связь по телефону или по электронной почте. А еще через 15 минут мы распрощались и, поймав такси, вместе с Юрой отправились домой. Я не стал расспрашивать Юру, о чем они полчаса секретничали, – мне было важно, что он, как и я, был обнадежен этой встречей и готов был всерьез заняться продвижением этого полуфантастического проекта…
С этого времени события стали развиваться довольно быстро. Уже через неделю Юра позвонил мне и предложил принять участие во встрече с тогдашним директором Нового иерусалимского фонда Цви Равивом. Мы встретились в кафе "Анжель", недалеко от супермаркета в Найоте, заказали по стакану сока и по чашечке кофе, и проговорили с полчаса. Высокий, грузный и солидный Равив – человек с многолетним опытом административной работы в столичных учреждениях – с явным удовольствием участвовал в этих переговорах. В ходе беседы выяснилось, что идея создания Музея еврейской книги в Иерусалиме пришлась как нельзя более кстати. Незадолго до того к нему обратился Шамай Кинан – председатель амуты, владеющей пятиэтажным зданием "Гехал Шломо", рядом с главной синагогой Иерусалима, расположенной на ул. Кинг-Джордж, – и попросил помочь ему найти спонсора, который был бы заинтересован в реализации их проекта: создании Центра еврейского наследия. Дело в том, что в "Гехал Шломо" находится Музей Исаака и Эдит Вольфсон, посвященный жизни нашего народа, отраженной в традиционном еврейском искусстве, и занимает всего несколько комнат на 3-м этаже здания. Кроме него, существует небольшая и довольно запущенная библиотека, не менее запущенный большой актовый зал и ресторан. Пустующие помещения на остальных этажах сдаются в аренду, в основном, различным религиозным организациям для проведения их занятий. Такая ситуация возникла после переезда в другое место находившейся в этом здании престижной приемной главного ашкеназского раввина – тот период изобиловал встречами и приемами местных и иностранных гостей. В период межвременья и возникла идея создания в "Гехал Шломо" ранее упомянутого Центра еврейского наследия. Цви Равив познакомился с нарядным цветным буклетом, посвященным этому проекту, и обещал предложить его вниманию возможных спонсоров. Вскоре после этого и состоялся его разговор со Штерном о Музее книги, каковой заинтересовал его в качестве органичной составляющей будущего Центра еврейского наследия, да к тому же и обеспеченной собственным спонсором…
Итогом нашей весьма доброжелательной встречи стал план ближайших действий, первым пунктом которого была встреча с Шамаем Кинаном и осмотр здания "Гехал Шломо". И эта встреча вскоре состоялась. Помимо осмотра здания, Музея еврейского искусства и библиотеки, мы обсудили ближайшие перспективы нашего сотрудничества и сроки составления необходимых писем и документов. Юра Штерн обязался составить проект письма президента Израиля для правительства России о передаче в Музей библиотеки рабби И.И.Шнеерсона; Цви Равив, в свою очередь, составит и передаст письмо от Нового иерусалимского фонда в амуту "Гехал Шломо"; Шамай Кинан пообещал на ближайшем собрании своей амуты провести решение о поддержке идеи включения Музея еврейской книги в состав будущего Центра еврейского наследия. Мы с Кинаном обменялись буклетами наших проектов и договорились о встрече в ближайшие дни для более тесного личного знакомства и детального обсуждения наших планов… Во время оживленных переговоров Кинана с депутатом кнессета и директором солидного фонда я больше молчал и лишь согласно и радостно кивал, до конца не веря, что все воодушевлены моей давней затеей, к тому времени успевшей покрыться заметным слоем патины, и что до ее реализации осталось сделать несколько решительных, но, казалось, не столь сложных шагов…
Видимо, мое состояние в какой-то мере передалось и участникам нашего "тайного заговора", а потому все с энтузиазмом приняли предложение секретарши Кинана выпить в честь успешного завершения наших переговоров. Вскоре появился поднос с бокалами красного вина, и мы дружно подняли бокалы, провозглашая тосты в честь рождения будущего Музея еврейской книги! После этого каждый из нас почувствовал прилив искреннего энтузиазма, связанного с пониманием того, что мы закладываем краеугольный камень в основание нового проекта необычайной важности. И тогда, не сговариваясь, мы протянули руки в центр нашего круга и, наподобие клятвы "один за всех и все за одного", выстроили пирамиду из наших рук и поздравили друг друга с близкой победой!
…Прошла неделя, полная горячечного энтузиазма: все были озабочены выполнением своих обязательств. Я по электронной почте послал Веронике Ириной-Коган сообщение о достигнутых успехах в поиске здания под будущий музей, и она тут же попросила прислать фотографии здания снаружи и внутри, что я и сделал, просканировав эти сюжеты из буклета проекта Центра еврейского наследия. Затем Вероника Рафаиловна прислала в канцелярию Юры Штерна десяток вопросов, связанных со зданием "Гехал Шломо". Юра переправил их Кинану, а я во время встречи с ним получил официальный ответ на все вопросы, зафиксированные затем в ответном письме Цви Равива на бланке Нового иерусалимского фонда… Чуть позже г-жа Ирина-Коган попросила своего брата Эммануила, в то время вновь гостившего в Израиле, встретиться со мной, осмотреть здание "Гехал Шломо", а также привезти ей буклет будущего Центра еврейского наследия и упомянутое письмо.
Мы созвонились и встретились с Эммануилом у входа в "Гехал Шломо" – у здания, уже воспринимаемого мною к тому времени как будущий Центр еврейского наследия, большую часть которого будет занимать наш Музей книги!.. Эммануил Коган оказался не один: вместе с ним меня ждала Клара Эльберт, любезно сопровождавшая "гостя столицы". Ей, давно и хорошо знакомой с моим проектом, было интересно присутствовать при столь важном этапе его продвижения.
В течение получаса мы прошлись по всем этажам здания и заглянули в ряд его помещений, большая часть которых пустовала. Во время нашего путешествия я пытался эскизно прикинуть размещение тех или иных залов будущего музея, делясь размышлениями по этому поводу со своими спутниками. И если Клара искренне радовалась за выстроенные мною перспективы, то Эммануил все больше мрачнел и нервничал и где-то в районе 5-го этажа вдруг резко прервал меня и спросил: "А где Ваша смета на переоборудование этого здания под музей?! Вы ее подготовили?" Я запнулся на полуслове от неожиданного вопроса и резонно заметил, что, во-первых, никто не просил меня об этом, а во-вторых, пока не подписано основное соглашение между сторонами, рано браться за составление сметы. Тогда московский посланник повышенным и еще более нервным тоном заметил, что не понимает, зачем же мы зря теряем время… Сознаюсь, что мне стоило большого труда сдержаться, чтобы не ответить ему в том же тоне. К тому же рядом стояла Клара, явно огорченная таким неожиданным поворотом дела, и я постарался как-то успокоить Эммануила и тут же передал ему обещанные буклет и письмо. После этого мы спустились в лифте на первый этаж и вскоре, под обескураженным взглядом Клары, сухо распрощались с господином Коганом…
Вся эта история очень насторожила меня: ведь если Эммануил позволил себе так вести себя, значит, на это благословила его г-жа Ирина-Коган, уполномочившая брата провести эту встречу. Видимо, там, в Москве, у нее что-то не получается с этим проектом, и скорее всего, это связано с библиотекой Шнеерсона, с которой РГБ, видимо, не спешит расстаться. Этими догадками, как и описанием нашей встречи с г-ном Коганом, я поделился с Юрой Штерном. Он искренне огорчился, добавив, что еще до того его смутило долгое молчание Вероники Рафаиловны в ответ на его электронное послание по поводу дел с музеем. Не удалось ему связаться с ней и по телефону, а потому Юра попросил меня попытаться это сделать в ближайшее время, чтобы окончательно прояснить ситуацию. В тот же день я засел за телефон, но, увы, не застал ее ни на работе, ни дома. Юра подсказал мне еще один ее телефон – на даче. Тут мне повезло больше: трубку сняла какая-то женщина, подтвердившая, что г-жа Ирина-Коган действительно тут живет. Когда же я попросил передать ей трубку, женщина спросила: "А кто это звонит?" Я представился, подчеркнув, что звоню из Иерусалима. Та ответила, что сейчас же сообщит о моем звонке Веронике Рафаиловне. В течение нескольких минут никто не брал дачную трубку, лишь слышны были отдаленные голоса. Наконец, женщина вернулась к телефону и сказала, что Вероника Рафаиловна не может подойти к телефону, так как плохо себя чувствует… Две повторные попытки в течение недели выйти на связь с г-жой Ириной-Коган закончились столь же безуспешно, а потому мы с Юрой сделали вывод, что она просто самоустранилась, не посчитав нужным как-то объяснить свое поведение даже столь серьезному партнеру, как депутат кнессета!.. В результате мы остались без посредницы, которая, по ее словам, была тесно связана с "таинственным" спонсором, обещавшим выделить необходимые средства на реализацию проекта. В одночасье рухнули все наши планы, связанные со зданием "Гехал Шломо", и под их обломками оказались и Центр еврейского наследия во главе с Шамаем Кинаном, и благие намерения Нового иерусалимского фонда, инициированные Цви Равивом… А главное, пострадало дело, в случае успешной реализации которого "Народ Книги" имел бы собственный Музей книги, по словам Исайи Берлина – "один из важнейших объектов сохранения еврейской культуры"!
Эпилог, или Продолжение следует?
…Два года спустя, во время завершающей стадии неизлечимой болезни Юры Штерна, он попросил меня помочь ему продолжить запись на магнитофон своих воспоминаний (это было нужно для его будущей мемуарной книги). Я, конечно, согласился. В одну из последних наших встреч у него дома, когда мы закончили очередную запись, относившуюся к московскому периоду, я подумал, что его 25-летняя жизнь в Израиле была более чем насыщенной и вполне успешной: ведь удалось реализовать немало достойных замыслов и законопроектов… Я сказал об этом Юре. Он помолчал, а затем с грустью заметил: "И все же многое не успел… Особенно обидно за Музей еврейской книги, такой нужный не только нам, израильтянам, но и всему нашему народу! А ведь мы были так близки к цели!.."
Увы, Юра Штерн не дожил до важного момента в судьбе Еврейской национальной и университетской библиотеки, когда в ноябре 2007 г. кнессет поддержал законопроект группы депутатов (уверен, что и Юра участвовал в продвижении этого проекта!) об обретении Библиотекой статуса общенационального самостоятельного учреждения. А из этого следовало, что вскоре, на средства ротшильдовского фонда Яд а-Надив, может начаться строительство того самого нового здания Национальной библиотеки, где, дай Бог, найдется место и для Музея еврейской книги! Доживем ли?!
оглавление номера все номера журнала "22" Тель-Авивский клуб литераторов