Нелли Гутина

Есть передача по нашему местному русскому каналу, которую я люблю смотреть. В ней симпатяга-ведущий в сопровождении красавицы-актрисы ходит от столика к столику и, подсаживаясь то к одной, то к другой теплой компании, всякий раз представляет нам действительно потрясающую, по-настоящему выдающуюся личность, которой он действительно и по-настоящему благодарен за то, что личность пришла на эту передачу. Ведущий, с нарочито утрированным одесским акцентом, объявляет своих гостей весьма предсказуемо: выдающийся, замечательный, потрясающий, красивейший, талантливейший, знаменитейший, самый-самая. По-настоящему.
    А кто б сомневался? Гость может что-то спеть, сыграть, станцевать, продекламировать. И в придачу еще и рассказать что-нибудь забавное. Я ловлю себя на мысли, что смотрю эту передачу не ради песенки, шуточки и скрипочки, а ради того, чтобы увидеть, как ведущий в очередной раз подсядет к столику и представит очередного выдающегося гостя, который зардеет от удовольствия, потому что кто не  любит, когда ему массируют эго.
    А тем более, если это коллективное эго. И вот я сижу перед телевизором, расслабившись под этими пассами – и меня распирает от гордости. Какие же мы, однако, молодцы... И как хорошо, что мы привезли таких выдающихся себя в Израиль, сильно расширив при этом постсоветское пространство.
    В отличие от передачи с заковыристым названием, я не задумывала эту книгу как коллективный эго-трип. И вообще, какая из меня массажистка? Тут бы на скандал не нарваться.
    Я к тому же дала себе слово избегать набора из наиболее часто употребляемых слов – типа миссия, спасение и носители чего-нибудь великого. Тем не менее участники фокусной группы, которым я давала читать рукопись, каким-то образом вышли очень довольные… собой. Важными и крутыми почувствовали себя, говорят, способными продвинуть страну и себя в ней. Готовы, так сказать, спасать Израиль. Некоторые даже интересовались, кого при этом надо бить?
    В общем, тот же массаж после всего.
    А имелось в виду – всего лишь рассказать о неожиданном успехе бренда под названием "сделано в СССР" в нашей отдельно взятой ближневосточной стране. В Израиле собрались бывшие советские люди и их потомки со всех регионов б. СССР и заранее прошу прощения за не вполне корректное употребление слова "русский" (Russian) в тексте и в названии книги. Так сложилось, что СССР на Западе упорно называли "Россией", с тех пор так оно и идет, в том числе и у нас в Израиле. Не о русских речь и даже не об русскоязычных иммигрантах еврейского происхождения, а об израильских мутациях бывшего совка, которого я ни в коем случае не советую из себя выдавливать.
    Да, кстати, маленькое примечание. Поначалу может показаться, что книга написана по-русски, но на самом деле она написана на израильском диалекте русского языка, на котором говорят многие выходцы из б. СССР, прожившие много лет в Израиле или родившиеся здесь в семьях уроженцев из бывшего Союза. Этот изрусский диалект на 90% понятен тем, кто владеет русским языком, хотя многие слова и выражения нуждаются в переводе.
     

Призрак Чингиз-хана бродит по Израилю…

 
    Решаете, куда пойти в пятницу вечером в Тель-Авиве? Откройте "Time Out", этот путеводитель по самому тусовочному городу Израиля, и выбирайте себе пивнушку-паб-клаб согласно рекомендациям профессионального тусовщика:

…В последние годы я перестал чувствовать себя дома. Не то чтобы это я разлюбил свою страну, – наоборот, это она повернулась ко мне спиной. Страна, которая была моей в 80-90-х и в которой было так кайфово жить, отчуждается от меня. Я больше не могу считать своей страну, пресса которой устраивает свистопляску вокруг появления на свет восьмого ребенка депутата от партии "Наш дом Израиль" Анастасии Михаэли, как будто она произвела на свет Чингиз-хана, который избавит нас от арабских варваров. И восьмой ребенок – это еще не конец, заявляет эта Железная матка…

…Чего-чего? Это "Time Out", что ли? Ну да, номер 349. Автор – Нисан Шор. Статья так и называется – "Железная матка".

Спрашивается, за что человек получает деньги в журнале "Time Out"? За то, что пойдет в ресторан, паб, диско и расскажет нам, как и что. Не работа, а удовольствие в прямом и переносном смысле – иди себе, лови кайф, мы тоже, может, зайдем на сейшн и послушаем ди-джея, которого ты рекомендуешь. Только зачем ты нас грузишь своей паранойей, чего митингуешь на пустом месте? И чем тебе насолила красавица из нашего дома? Тем, что попала в израильский Кнессет от патриотической партии или тем, что родила восьмерых детей?

Но пока автор доведет нас до клуба, нам еще много придется выслушать по дороге. Он сетует на то, что ничего не помогло – ни демонстрации, которые мы устраивали, ни статьи, которые мы писали, и никакие наши высказывания против поселений и всего этого говна, и все наши протесты напоминают надоевшую испорченную пластинку, в то время как вся страна охвачена духом национализма и этноцентризма, от которого можно укрыться только в стенах джазового клуба "Блок".

Ну вот, приехали, наконец, в клуб "Блок", который, оказывается, не просто клуб, а убежище, в котором порядочные люди могут укрыться от Либермана, Нетаниягу и… Железной матки, рождающей маленьких чингиз-ханов. А у входа в этот клуб порядочных людей выставлены селекторы, у которых такие высокие моральные критерии, что не только отдельные либерманы, нетаниягу и поселенцы не могут пройти сквозь фэйс-контроль, но и все… Государство Израиль. За то, что оно, как выразился автор "Железной матки", не понимает тех, кто не участвует в оргии патриотизма.

Призрак Чингиз-хана бродит по Израилю. И мешает весело проводить время: какое веселье в разгар нашествия монголов?

В другой статье можно найти статью о любимом доселе ресторане местного бомонда, в котором, к неудовольствию и удивлению последнего, вдруг начали подавать блины с икрой и всякие другие блюда, которые автор статьи называет советскими… Советская кухня? Это что-то новое в кулинарии...

Кто-то перестал чувствовать себя комфортно в своем междусобойчике. Кому-то бьет в ноздри запах чужого духа – тех символических советских кушаний, которые появились в ресторане с французским названием. Кому-то мерещится демографическая угроза Железной матки.

Монголы – это мы. Это мы идем-шагаем по Тель-Авиву, выталкивая на обочину брюзжащих параноиков. Ведь это мы загнали их в блок, это наши правые фаланги дошли до Тель-Авива, и это нас тель-авивские рестораны встречают хлебом-солью, то бишь блинами с икрой.
    А ведь еще недавно нам отводили совсем другое место…
     

Терпентин – осветляющий состав

 
    "Ты знаешь, как у нас называют русских? – спросил меня один приятный интеллигентный человек, с которым я столкнулась на какой-то благотворительном приеме в Герцлии-Питуах. – Терпентин!"
    Он когда-то приехал из Польши и мог даже немного изъясняться по-русски.
    Я поняла и на секунду потеряла дар речи.
    Он, видимо, решил, что я молчу как раз потому, что не поняла юмора, и начал на полном серьезе объяснять – почему.
    Для тех, кто не понял юмора, напомню, что такое терпентин. Так называют химическую жидкость, которая предназначена для того, чтобы разбавить краску. Допустим, вы купили темно-синюю краску, а хотите выкрасить стены в голубой тон. Вы доливаете туда этот состав и получаете более светлый оттенок.
    Если вы до сих пор не поняли, то сейчас поймете, почему у них нас называют терпентином. С точки зрения моего знакомого мы разбавили слишком интенсивный черный колорит многих городков и предместий и несколько осветлили их.
    То ли из-за законов рынка, то ли по воле случая, то ли в результате планированной политики расселения, но в 90-х годах иммигранты очутились на социальной и географической периферии. Этническая однородность периферийных городков так называемого развития и бедных предместий является не слишком афишированным фактом – они заселены вторым и третьим поколением потомков иммигрантов из арабских стран, которые прошли здесь в свое время насильственный процесс пролетаризации.
    Многие населенные пункты были почти полностью этнически гомогенны. Например, до появления русских, в городе Сдероте жили почти исключительно выходцы из стран Северной Африки.
    Мой случайный знакомый выдал эту шуточку с расистским душком, высказав тем самым свое циничное отношение к болезненному процессу, который в свое время в одинаковой степени травмировал и разбавляющих, и разбавляемых.
    Местное население столкнулось с пьяными эксцессами – что, в отличие от нынешних времен, было в новинку лет двадцать назад, а русское население оказалось погруженным в культуру бедности и социальной запущенности. Война цивилизаций приняла в основном позиционный характер. Взаимный антагонизм был канализирован в русло конъюнктурной политики, хотя, бывало, проливалась и кровь.
    С тех пор мы прошли длинный путь.
     

Вкус водки

 
    Со стороны израильский человеческий ландшафт выглядит как обычный мультур-культурный салат. Марокканцы, йемениты, поляки, румыны, англосаксы, ливийцы, иракцы, эфиопы… и т.д. и т.п., см. географический атлас. Кто откуда родом, так его и кличут. Ну и мы, соответственно, русские, из-за того, что на Западе СССР называли Россия.
    Еврейский характер этого мультинационального и многорасового образования выражается в установке на конфессиональную гомогенность, а идеология сводится к лозунгу "Евреи всех стран, объединяйтесь".
    В процессе объединения и израильской переплавки все эти дети разных народов утратили много изначальных качеств и приобрели новые. Однородной массы так и не получилось, и все еще можно различить отдельные компоненты, но вернуть им прежний химический состав уже невозможно.
    Когда-то это было плавильным котлом. Теперь – что-то типа шейкера-смесителя. Израильский коктейль имеет сложный вкус, поскольку состоит из многих слоев, но именно сложность состава и вроде бы несовместимость контрастных элементов делает его напитком, к которому так легко пристраститься. Ваши органы вкуса и зрения как бы фиксируются на том компоненте, вкус которого вы воспринимаете как вкус вашего предпочтения.
    Ощущаете ли вы крепость русской водки?
    Вы скажете, что под русской водкой я подразумеваю нас, израильских русских, и упрекнете меня в приверженности к стереотипам. Но, согласитесь, ассоциация с крепким коктейлем вполне соответствует нашему с вами менталитету. Хотя фактически мы и сами по себе коктейль в коктейле, в котором много чего намешано.
    По мере встряхивания слои утрачивают четкую демаркационную линию, привкус водочного компонента становится все более доминирующим, постепенно меняя весь вкус израильского этнококтейля.
    В лучшую сторону? Или в худшую? В сторону крепости – это уж точно.
    Можно себе представить, что происходит на уровне молекул, если этот шейкер как следует встряхивают…
    "Коктейль? – удивился один мой знакомый, когда я употребила эту метафору в разговоре. – Ну, разве что коктейль Молотова... Адская смесь, а не коктейль. Вот-вот взорвется". Возможно, он прав. Коктейль с горючей смесью – это, пожалуй, круче.
     

Раскроем псевдонимы

 
    Известный писатель Алеф-Бет Иегошуа в одном из интервью газете "Гаарец" определил состав израильского населения следующим образом: палестинцы, религиозные, сефарды, русские и носители израильской секулярной культуры.
    Учитывая племенной состав израильского народа, мы не можем противопоставить нас каким-нибудь им, потому что они столь же неконкретное понятие, как и мы. В категорию русские в Израиле относят постсоветских иммигрантов из всех регионов бывшего СССР, от Прибалтики до Бухары, на том основании, что они принадлежат к семьям, имеющим корни в бывшем СССР. Как-никак общий бэкграунд. У остальных жителей Израиля даже этого нет.
    Классик ивритской литературы употребляет прилагательное израильский в отношении только одной группы израильского населения, которую он называет длинным словом носителиизраильскойсекулярнойкультуры. Это подтверждает наличие некой этнической иерархии, в шкале которой религиозные, сефарды и русские расположены ниже, чем эта группа.
    В отличие от писателя, израильский сленг дает этой группе короткое и не вполне политкорректное определение – АШХи. Или ашахисты. Это ивритская аббревиатура слов, которые в переводе означают Ашкеназы, Левые, Секулярные. Правомерно ли прилагательное израильский в применении только к этому сектору?
    Наиболее адекватно мировоззрение и культуру этого сектора представляет влиятельная газета "Гаарец", визитная карточка недавнего мэйнстрима, который и сегодня превалирует в средствах информации, бизнес-элите и академических учреждениях и который позиционирует себя как оплот секулярной израильской культуры.
    За двадцать лет чтения этой прекрасной газеты я обнаружила, что за ее израильским фасадом просматривается некое образование, трансплантированное на здешнюю почву из Центральной Европы и имеющее там глубокие корни. Издание основано семейством Шокен, принадлежащим к той богатой прослойке немецких евреев, которым удалось вовремя бежать из Германии. Когда некоторое время назад немецкий медиаконцерн приобрел акции этой газеты, его владелец назвал это историческим событием, завершением круга, подчеркивая почти родственную и духовную близость к семейству Шокен.
    Один из редакторов этой газеты стоит во главе общества "Израиль – Германия", цель которого сохранять в Израиле немецкую культуру. Большинство ведущих авторов этой газеты – уроженцы Германии и Польши. Многие из них имеют двойное гражданство и европейские паспорта.
    Один из постоянных авторов газеты "Гаарец" в статье под названием "Израильтянин и поляк" откровенно называет себя без всяких кавычек поляком – потому что: я родился в Польше, и я часть польской культуры... И я также израильтянин потому, что моя культура – израильская и еврейская.
    Кстати, отметим для сравнения, что израильтяне с русскими или советскими корнями, начиная от первых поселенцев и кончая последней волной, никогда не позиционировали себя как собственно русские, несмотря на причастность к русской культуре.
    Решение принять польское гражданство журналист объясняет тем, что начиная с 1968 года партии, за которые он голосовал, не выполняли своих предвыборных обещаний, а также тем, что сегодня с израильском паспортом не очень комфортно путешествовать по Европе. Видимо, в качестве польского гражданина этот носитель израильской секулярной культуры чувствует себя комфортнее, чем в качестве израильтянина.
    Можно ли в нашей мультикультурной стране применять прилагательное израильский только в отношении данной группы населения?
    Израильские русские блогеры, возможно, неправы, когда призывают переместить редакцию газеты "Гаарец" в Берлин, утверждая, что там, в Германии, журналисты этой газеты будут гораздо более на месте, чем в Израиле. В конце концов, все что-то откуда-то привезли. Все прошли на этой земле интенсивные мутационные процессы. Возможно, бывшие немцы, поляки и венгры сегодня не меньше израильтяне, чем все остальные – в том числе и бывшие русские.
    Но и не больше.
     

Изерская федерация племен…

 
    Еще не так давно самым популярным типом израильтянина был человек ниоткуда. Он не рассказывал вам, откуда приехали его бабушки-дедушки и не придавал этому никакого значения. Ему хватало собственно израильской идентификации, и не нужно было подкреплять ее такими дополнительными субидентификациями, как русский, поляк или марокканец. Армейские части, в которых он служил, или кибуц, в котором он вырос, были более значимыми и определяющими факторами его идентичности, чем то, откуда приехали его родители. Израильских родственников моих знакомых слегка покоробило, когда прибывшие из СССР новые родственники назвали их русскими. А ведь бабушки тех и других были родными сестрами…
    Я сама помню этот странный феномен, когда в 70-е годы мы еще застали поколение поселенцев, прибывших в Израиль в начале века из России. Даже принадлежа к разным поколениям, мы были друг другу интересны, хотя приехали из разных стран. Они – из революционной России. Мы – из СССР в период от застоя до распада.
    Но иногда было достаточно вспомнить уроки истории и литературы в советской школе, чтобы восстановить нить преемственности. Когда я, приехав в Израиль в середине 70-х, впервые увидела кибуц, мне показалось, что мне приснился сон Веры Павловны из романа Чернышевского "Что делать?" Когда я увидела в кибуцном музее портреты Гордона – этой перенесенной на израильскую почву версии толстовства (как ни странно, давшей здесь плоды) – я и вовсе почувствовала себя дома. Вернее, в доме, обустроенном на русский лад и обставленном знакомыми предметами. Песни еще были русскими, большей частью военного периода, в альбомах старожилов можно было увидеть фотографии их родственников – русских революционеров.
    Более того, можно было увидеть фотографии самих сионистских патриархов в их прежних форматах, то есть когда они еще были русскими революционерами. Некоторые образы, знакомые из русской истории, плавно перемещались в историю израильскую. Так, например, знаменитый русский революционер Петр Рутенберг, прославившийся убийством попа Гапона, вдруг возник в израильской истории в образе сиониста Пинхаса Рутенберга, воплотившего в жизнь ленинский лозунг об электрификации... всего Израиля.
    Все это было очень нашим – и культурно, и этнически. Иногда, казалось нам, даже слишком нашим, до оскомины знакомым. И при этом – это было квинтэссенцией всего израильского, и никому в голову не приходило базировать на всем этом какую-то дополнительную русскую идентичность.
    Они обустраивали Израиль так, как умели, – а умели они по Толстому – Чернышевскому, и даже потом в значительной мере по Ленину – Сталину, и при этом они считали себя – и имели на то полные основания – подлинными израильтянами. Возможно, были другие группы, которые предлагали альтернативные модели, но именно их русская модель была доминантной.
    В отличие от первых поколений израильтян с русскими корнями, мы приехали в тот период, когда в израильском доме уже были свои правила – ими же установленные.
    Входя в национальный дом, багаж следовало оставить за дверью, лучше всего на помойке. Отказ от прежнего языка, культуры и идентификации был условием присоединения к израильскому мэйнстриму. Революционеры из России сделали свою революцию – на этот раз сионистскую. Классический сионистский императив гласил: строй свою страну и себя в ней – по новой. Но к нашему приезду страна уже не только была построена, но, по мнению многих из нас, сильно нуждалась в перестройке.
    Что касается отдельно взятого себя, то строить его можно было только из имеющихся в наличии материалов – тех, которые имелись в багаже. То есть опять-таки: профессия, язык, менталитет, исторический опыт.
    Но самое главное – предлагалась заведомо нечестная сделка. По сути, предлагалось лишиться всего взамен на ничего. Израильтяне с русскими корнями уже не были мэйнстримом. Ими стали выходцы из стран Центральной и Восточной Европы, дети приехавших сюда в 50-х годах. В отличие от идеологически мобилизованных продуктов русской революции, они не обладали достаточными интеграционными навыками, для того чтобы сделать свою модель универсально израильской.
    Наше превращение в еще одно отдельное израильское племя выглядит чуть ли не противоестественным с учетом нашей разнородности. Среди нас есть евреи, славяне, татары, кавказцы и даже цыгане, но, главным образом, мы смесь всех со всеми.
    И при этом, вне зависимости от состава крови, мы – новые израильтяне, хотя и хранящие в своем багаже память об исчезнувшей исторической родине – СССР.
    В какой-то мере мы воплотили в жизнь классический сионистский императив – достроили страну и себя в ней. Мутировав из экс-совков в динамичное израильское племя, мы превратили Израиль в страну, где даже банкоматы говорят по-русски.
     

…и племенная рознь

 
    Будь наши враги умнее, они бы оставили нас в покое наедине друг с другом, и неизвестно, чем бы это кончилось. Израиль, будучи разобщенным по этническим, культурным, идеологическим и социоэкономическим параметрам, в настоящее время уже представляет собой Изерскую федерацию племен, постоянно враждующих друг с другом.

Ортодоксы ненавидят геев, а геи ненавидят ортодоксов, поселенцы ненавидят леваков, леваки ненавидят поселенцев, ашкеназы ненавидят сефардов, сефарды – ашкеназов, религиозные – светских, светские – религиозных, бедные ненавидят богатых, богатые – бедных, йеки ненавидят ост-юден, а ост-юден – немецких евреев, болельщики "Маккаби" ненавидят болельщиков "Апоэля", и все вместе взятые ненавидят арабов…

Так описывает ситуацию известный израильский журналист Гидеон Леви.
    Интересно, где во всем этом изрусы? Несмотря на то, что мы любим пожаловаться, как нас не любят, мы замечаем, что сегодня все в Израиле хотят лечиться у русских врачей, учиться у русских учителей, набирать на работу русских программистов и русских продавщиц. Русский акцент почти наверняка обеспечит вам скидку как в престижном ювелирном магазине, так и на овощном прилавке.
    Перефразируя Гидеона Леви можно сказать, что ашкеназы любят русских за то, что они не сефарды, сефарды любят их за то, что они не поланим (так у нас называют выходцев из Польши, а заодно и всей Восточной Европы), светские любят русских за то, что они не религиозные, религиозные – за то, что они не левые, а арабы – за то, что им иногда удается жениться на наших женщинах.
    Конечно, можно выделить влиятельную прослойку тех, кого отличает стойкое неприятие нашей политической культуры, хотя, скорее всего, их всех можно разместить на террасах пары десятков кафешек северных кварталов Тель-Авива.
    ИФП, хоть и раздираема племенной рознью, хорошо вооружена и очень опасна для внешних врагов. Если последние слишком сильно ее провоцируют, племена ИФП временно заключают перемирие друг с другом и отправляются в поход, чтобы отмстить неразумным палсам, хамасникам, хизбалайцам и мало ли кому еще. После этого они возвращаются к своему основному занятию – войне друг с другом, которую ведут с помощью самых продвинутых политтехнологий и с использованием иностранных специалистов. Потому что у каждого племени свои понятия, и каждое норовит обустроить Израиль по понятиям. Ну и мы, конечно, туда же.
    В стране, находящейся в состоянии латентной гражданской войны, чрезвычайно актуален вопрос, кто с кем и против кого. Израильским элитам не привыкать к секторальной политике. Многолетний руководитель израильской парадипломатической организации Яков Кедми, в прошлом диссидент Яша Казаков, считает, что эти же элиты сами стимулировали секторализацию израильского общества, и объясняет это тем, что разбитое на секторы общество легче контролировать.
    Что-то в этом есть. Во-первых, один сектор всегда можно стравить с другим, играя на культурных различиях. А во-вторых, во главе секторов стоят обычно племенные вожди, которых можно купить.
    Когда здесь появились изрусы, то на них стали сильно рассчитывать выходцы из Центральной Европы, родители которых, прибыв в Израиль в 50-х годах, называли своих сефардских соседей не иначе, как шварце хайес, что в переводе с идиш означает черные животные, а в 90-х их дети уже называли русских – терпентином. К этническому моменту примешивались также соображения культурно-идеологического порядка. Русские, в основном, не лезли заселять арабские территории и не были озабочены библейскими святынями. Кроме того, потребители культуры, сидя в концертных залах, обнаружили к своей радости новых соседей по ряду. Было чувство типа – нашего полку прибыло. Я помню, как известный израильский писатель Йорам Канюк, человек леволиберальных воззрений, с которым я случайно столкнулась на одной интеллигентской тусовке, доверительно сказал мне, как он рад, что благодаря нам в стране стало больше ашкеназов, носителей европейской культуры.
    Напротив, у других племен изрусы вызвали настороженное отношение вплоть до паранойи. Особенно всполошились религиозные сефарды. Мы выставляли в окнах наши советские елки, а они говорили – рождественское дерево. Мы гуляли наш Новый год – а они нам приписывали ритуал в честь какого-то католического святого по имени Сильвестр… При этом они сильно доставали нас своим МВД и выгоняли жениться на Кипр. При таком раскладе нас запросто можно было надрочить на всяких черных, и под этим соусом мы и пикнуть не успели, как нас сделали господа Ословские, которые неоднократно использовали русских вслепую.
    Как все переменилось! Теперь уже соседи по концертным залам смотрят на нас, как на монголов, теперь уже не периферия, а тель-авивская тусовка видит в нас орды чингиз-ханов, теперь наши братья-ашкеназы строят заградительную стену, чтобы выдавить нас из МИДа, а местные интеллектуалы определяют нас как угрозу для демократии…
     

Народ, однако

 
    …Однажды вечером, вскоре после очередной войны в Ливане, я гуляла со своей собакой. Впереди не спеша шли двое израильских мужиков, и я услышала их разговор. Судя по разговору, это были резервисты, вернувшиеся с войны. Они обсуждали, как решать какие-то конкретные военные задачи на местности. Я, конечно, мало что из этого понимала. Но меня поразило, что в свое свободное время они так обстоятельно решают задачу, хотя они уже на гражданке.
    В эту минуту я почувствовала, что я люблю свой народ конкретно.
    На меня часто это накатывает по разным поводам. Скажем, какой-то парень вскочил в бульдозер, который оседлал террорист, и сам его убил. Мог бы дождаться полиции или вообще того, кто уполномочен. Мог бы убежать, пройти мимо. Он же не был при исполнении или что-то в этом роде… Ну, где еще, в каком народе, есть такие мужики, которые вот так, запросто, проходя, набрасываются на врага, рискуя жизнью? У меня до сих пор стоит перед глазами эта картина – высокий парень в вязаной ермолке, белых шортах и синей майке, вскочивший на ступеньки бульдозера, управляемого террористом. Террорист пытается въехать в толпу. А парень одной рукой стреляет в него, второй выхватывает у него руль. И все это в реал тайм.
    Или вот я слушаю, как по радио девушка-пожарная рассказывает, как она тушила лесной пожар. В жаркий летний день, при температуре, как в микроволновке… Это покруче, чем коня на скаку остановит…
    А чего она вообще подалась в пожарные? Люблю адреналин, говорит.
    А Бар Рафаэли в бикини на обложке знаменитого журнала "Sport Illustrated"? Сверхкрасавица, на которую пялился Саркози на глазах всех мировых телекамер – это при самой Карле Бруни.
    Что такое для меня израильский народ? Израильский мачо, израильская суперженщина, и даже фрэха под руку с арсом. И наша израильская военщина, этот особый израильский милитаристский шик… Я вдруг поняла, что означает выражение любовь к народу.
    При этом – что такое израильский народ? В сущности, тот же концепт, что в СССР, то есть историческая общность, при полном отсутствии общности. Ну, что у меня общего, скажем, с человеком, чьи родители родились в горах Атлас? Или, допустим, в Аддис-Абебе?
    Но когда у нас очередная война, все натягивают на себя униформу израильской идентичности, а что там под ней, перестает быть важным на какое-то время. Так советский солдат воевал во время Великой Отечественной, а был ли он при этом украинцем, русским или грузином – неважно. Да и само отечество тоже не было конкретно Россией, Украиной или Грузией, а было – СССР. А те, у кого отечество было конкретно Украина или Россия, или Литва, воевали у Власова или в "Галичине-СС", или отлавливали советских партизан.
    По аналогии с Израилем я понимаю, что была такая порода под названием советский человек. Возможно, это была искусственно выведенная порода, как, впрочем, и наша, израильская. Но этот советский человек совершил самое большое военное усилие в истории человечества, победил в Великой Отечественной. Не русский человек, не украинский, не грузинский, а именно человек в униформе советской идентичности, натянутой поверх своей первоначальной.
    Вот так и у нас. Израильский народ. Я никогда не скажу: еврейский народ. Потому что еврейский народ есть и в Москве, и в Бруклине, а израильский народ – только у нас, и он может быть даже не стопроцентно еврейским. Потому что много чего намешано. Израильский народ создан искусственно и даже, быть может, не из самого лучшего еврейского материала. Но какой продукт получился, какой народ – и мы в нем: четверть!
    Израильский народ – это, конечно, абстракция, но я его почему-то люблю вполне конкретно.
     

Самый израильский из всех иностранных

 
    Я никогда не забуду, как много лет назад мой старший сын вернулся из садика, раскрыл свои большие невинные глазки и пролепетал – лехи кибенимат!
    Я поняла тогда, что русский язык в Израиле имеет глубокие корни.
    Однажды мой муж, который работает врачом в одной из крупных больниц, рассказал, что к ним в больницу пришли циркуляры, в которых предписывалось говорить на рабочем месте только на иврите. Запрещалось разговаривать на других языках, а именно по-русски. Он отнесся к этому с пониманием.
    – Представь себе, – сказал он, – что сидят две русские медсестры и одна нерусская. Входит русскоязычный врач. И они втроем обсуждают, допустим, состояние больного…
    – И третья медсестра должна это слышать, ничего не понимая? – спросила я.
    – Не только медсестра, но и сам больной, – ответил он.
    Говорят, русский язык в Израиле – это временное явление. На самом же деле русский язык вполне органичен в языке, который немыслим без суфиксов -чик и -ник. Кибуц-ник, говорим мы. Голан-чик. Некоторые выражения кажутся грамматической калькой: аль тизайен ли эт а-моах. То есть не еби мне мозги.
    Возможно, наш русский язык – это на самом деле не русский язык, а особый его диалект. Который, может быть, даже станет когда-нибудь самостоятельным языком типа ладино или идиша. Русские из России даже сейчас уже не поймут его без словаря.
    – Гуфия у тебя кла-ас! – сказала одна девушка другой.
    – Восемьсот шакалов отдала! – ответила та.
    Ну, восемьсот шекелей за маечку, подумаешь. Но восемьсот шакалов – это звучит круто.
    Интернет с его токбэками каждый день обогащает мой словарь изрусского диалекта. Знаете ли вы, кто такие домовые? Правильно, члены партии "Наш дом Израиль". А что такое прокадимцы? Правильно. А что такое гиюрня? А кто такие изеры, мизраханы, датишники, арабуши и рашки? Не знаете? Тогда вы просто ахшавники и либерасты, идите учите изрусский или можете пойти кибенимат.
    Мы, конечно, сильно достаем тех, кто не понимает по-русски. Но есть такие предприятия, где даже заседания умудряются проводить по-русски. И, говорят, есть даже такие муниципалитеты.
    Ну, на работе это может мешать, понятно. Но многих почему-то нервируют русские субтитры в телевизионных программах и фильмах. Для некоторых это вопрос принципиальный.
    Корреспондент израильского ТВ Гидеон Кутц устроил мне почти сцену по этому поводу, когда мы случайно встретились на Парижской книжной ярмарке. Вы презираете нашу культуру, сказал он, вы хотите здесь статус национального меньшинства. Вы культивируете русский язык, как заслон от израильской культуры. Вы настолько ленивы, что для вас нужно писать субтитры по-русски... Зачем вы приехали сюда, если вы не можете принять никакой другой культуры, кроме русской, и не хотите переходить на иврит?
    Я что-то сказала на тему мультикультурализма. В ответ он обвинил меня в том, что под этим соусом я протаскиваю русский расизм.
    Как ни странно, особенно негодуют те, кто приехали сюда в 50-х годах из Восточной Европы, а не уроженцы страны из семейств ее основателей. Дело в том, что первые поколения поселенцев, которые приехали из России, приняли решение об отказе от родного языка самостоятельно и сознательно. Те же, кто приехал в 50-х, сделали это под прессом, заплатив эту цену за вхождение в мэйнстрим. Они заплатили, а мы не хотим. Мы сами по себе мэйнстрим. Им обидно.
    Что можно им ответить?
    Лично мне плевать на культуру. Я и сама не терплю эту позу носителей великой культуры, в которую становятся некоторые здешние русские. И тамошние русские тоже. Русская культура кажется мне высокомерной и холодной. Да, конечно, они сохранили с прошлого и позапрошлого веков доброкачественные культурные консервы типа толстых-достоевских, но не всем же доступна эта черная икра от культуры, так чего же кичиться?
    Может, я могу обойтись без русского языка?
    Да я жить без него не могу. Я в этом каждый раз убеждаюсь, когда включаю местное ТВ – и тут же переключаю на русский израильский канал. И совсем не потому, что я не понимаю языка или нуждаюсь в субтитрах. Я просто не могу жить без местного рунета, без всех этих захав.ру и изрусов.
    Понимаешь, пыталась я объяснить тому же Гидеону, медиа на русском языке – это платформа, на которой мы выращиваем наших либерманов.
    Русский язык в Израиле – это локальное общественно-политическое явление. Это медиум, который и есть месидж. Если бы не русский язык, мы бы превратились в политических обезьян, копирующих электоральные привычки мэйнстрима. Мы бы не могли формировать альтернативную политическую культуру.
    Хотя наш русский и не имеет статуса бывшего еврейского языка, как ладино и идиш, русский, я бы сказала, – самый израильский из всех иностранных языков. Язык первых сионистских дебатов и публицистики, язык социалистов и ревизионистов, язык двух наших революций, и язык 25% израильских солдат. Язык охранников и скорой помощи – стигма, которая обернулась метафорой.
    Русский язык в Израиле – это мутант, точно так же как мутантами являются его носители. Многие профессиональные деятели культуры, писатели и редакторы предъявляют претензии – если уж решили говорить по-русски, говорите правильно. Но что такое правильно по-изрусски, решают наши дети-билингвы. Сегодня я намерен рано лягнуть спать, предупредил меня мой сын. Ладно, иди лягни, не буду тебе мешать.
    Есть изрусский, а есть и иврус. Иврус – это иврит после инфузии русских слов. На нем говорят политики из наших. Иврус – язык точный, минималистский и не терпящий политкорректности. Народу нравится.
    – Дывай, дывай, – одобрительно закивал мой знакомый сабра, услышав по ТВ какое-то заявление Либермана.
     

Мочить в сортире? Хочу тоже!

 
    Русский язык для изрусов – это предмет информационного комфорта. Включил себе ТВ – и пожалуйста. Все тебе по-русски, и кино, и домино, и никакого напряга. Но канал ТВ – он же канал влияния.
    Самое большое влияние осуществляется посредством формата под названием Большой Концерт. По случаю Нового года, Дня Победы, Дня милиции, Дня железнодорожника, Дня десантника, Дня… Дней много. Большой Концерт – один на всех в тех или иных вариациях. Большой Концерт заключает обычно какая-нибудь песня, где поется о большой любви к Родине. Ну, например:
     

…Я хочу весь мир одеть в березовые ситцы,

Я привык тобой гордиться,

Без тебя мне жизни нет…

 
    Поскольку у нас в Израиле отсутствует телевизионный формат БК, то и местный аналог подобной патриотической песни у нас немыслим, как, наверно, немыслим в какой-либо другой западной стране.
    Этот факт нас очень напрягает. Слушая БК по российским каналам, мы начинаем ощущать острый дефицит патриотизма – продукта, который нам не поставляет местное ТВ. Мы начинаем обвинять его в непатриотизме и заодно и весь левый истеблишмент. Мы хотим наладить импорт этого дефицитного, как нам кажется, продукта. Частично нам это даже удалось. По поводу Дня Победы мы устраиваем наш собственный БК в Израильском музее боевой славы и усаживаем в первые ряды первых лиц нашего государства – премьера, президента, министра обороны и всех остальных – рядом с ветеранами. Произносятся речи, зачитываются поздравления, выступают российские и израильские звезды, в общем все, как мы любим. Но почему-то наше грандиозное мероприятие транслируется в полном формате только по русскоязычному каналу. Выходит, израильтяне не желают смотреть наш БК? Это опять-таки нас очень напрягает.
    Я не думаю, что российские каналы служат инструментом политического влияния России, но они в какой-то мере стали проводниками советско-российской политической культуры. И в этой культуре патриотизм в моде, и его носят так, чтобы всем было видно. Можно сказать, что российское ТВ воспитывает в нас настоящих израильских патриотов. Израильтяне часто обижаются на то, что мы постоянно учим их патриотизму. А один колумнист даже написал о том, как ему надоело слушать патриотические речи с русским акцентом. Они убеждены, что израильский патриот должен как минимум научиться прилично изъясняться на национальном языке. Но даже когда мы начинаем говорить на иврите без акцента как такового, в нас все еще чувствуется другой акцент, который не имеет ничего общего с фонетикой, и этот акцент, в отличие от фонетического, неистребим.
    С внешней политикой России изрусский человек, чаще всего, не согласен – из-за того, что Россия часто воспринимается им как друг врага. Но, так же как и Россия, он не хочет отдавать свои Курилы – то есть Голаны – в обмен на мирный договор. Во время войны с Грузией он, скорее, склонялся на сторону маленькой Грузии. Но при этом он, по примеру русских, хочет присоединить свои абхазию с осетией, то есть Иудею и Самарию. При всей симпатии к грузинам он разделяет антипатию российских ТВ ко всяким правозащитникам и предъявляет претензии к западным средствам информации, которые очень напоминают аналогичные претензии русских. Его самая любимая цитата из Путина – мочить в сортире.
    Российское влияние можно сравнить с влиянием соседа по столику в ресторане, с аппетитом пожирающего громадный бифштекс. Мы тоже хотим Большой Концерт, и чтоб с Патриотической Песней, которой все будут подпевать стоя, и чтоб все клялись в любви к Родине. Однажды к нам приехал певец Розенбаум и сочинил песню "Ерушалаим" в ритме марша. Мы были довольны. Песня висела на сайте партии "Наш дом Израиль" во время предвыборной кампании. Как выяснилось, помогло.
    Российское влияние посредством русского ТВ в Израиле сводится к поговорке о примере, который заразителен. А дурной пример или хороший, это всего лишь вопрос интерпретации.

Инженерия

 
    Звезды новой экономики – менеджеры и программисты – на всех широтах похожи друг на друга. Но давайте присмотримся к другому типажу, который встречается только в одном времени и в одном пространстве. Давайте присмотримся к уникальному человеческому подвиду, который называется Советский Инженер.
    Советский Инженер – это что-то вроде национальности, потому что он узнаваем. Что-то в нем есть такое, чего нет у других. А при виде Женщины-Инженера мне и вовсе хочется немедленно восстановить Советский Союз, потому что такую породу выводили только там. Женщина-врач, женщина-адвокат, женщина-менеджер – это пожалуйста, это есть у всех, а вот Женщина-Инженер…
    Советский Инженер как вид возник в эпоху индустриализации и с тех пор несет на себя печать Больших Проектов. В некотором смысле эту породу потом скрещивали и улучшали в советских НИИ, и с тех пор Инженер приобрел фамильные черты человека, который постоянно Решает Задачу. Хотя Советский Инженер – порода наднациональная, но для еврейского народа особенно ценная, потому что в какой-то мере символизирует все советское еврейство, вернее его лучшую часть. Как писал Юра Штерн, советские евреи – это единственные в еврейском народе носители индустриальной культуры (цитата из интервью Ю.Штерна Моше Кенигштейну, сборник "Русское лицо Израиля"). Опять-таки – адвокаты, врачи, менеджеры, они и в Америке адвокаты, врачи, менеджеры. Профессора – они тоже везде профессора. А вот Советские Инженеры…
    Советский Инженер может стать всем. Олигархом. Продюсером. Журналистом. Писателем. Философом. Всем, кем ему будет интересно быть. Больше всего он любит Решать Задачи, и если вы его подрядите на это дело, он решит любые. Если вы, конечно, грамотно их перед ним поставите.
    Инженерия – это самый ценный человеческий ресурс изрусов. К сожалению, этот ресурс недовостребован и недопредставлен на всех уровнях. Вся наша система направлена на то, чтобы заставить Инженерию перестать генерировать идеи, отказаться от Больших Проектов и больших амбиций, потому что у нас ничего никому не нужно. Журналистка газеты "Новости недели" Виктория Мартынова опубликовала расследование на тему, как наши инженеры пытаются продвинуть свои идеи и как их при этом используют. Впрочем, используют – это в лучшем случае. Потому что чаще всего никому ничего не нужно.

А между тем умение наших инженеров решать грамотно поставленные задачи легендарно. Во всяком случае, согласно нашим народным преданиям.

Многие из нас свято верят, что наши инженеры и ученые могут все. Перестроить. Реконструировать. Изобрести. Запатентовать. Запрограммировать.

Мешает жара? Они могут изменить климат. Среда загрязнена? Они вам ее очистят.

Нет нефти? Они найдут или, в крайнем случае, сделают.

Иранские ракеты? Они превратят их в бумеранги.

Землетрясение? Они и с этим справятся.

Они реализуют вам любую сумасшедшую идею самым рациональным способом. Они разработают вам любую mission impossible. Инженеры старой советской чеканки – это парадоксальный продукт недостатков советской культуры. В советские времена гуманитарные области культуры были изолированы от мировых тенденций. Общественные науки были скованы идеологическими ограничениями. Поэтому лучшие умы устремлялись в область точных и прикладных наук – даже если их призвание было в другом. В результате мы имеем инженеров и программистов, которые несравненно более гуманитарно развиты, чем их западные коллеги, и более продвинуты в интеллектуальном отношении, чем их земляки-гуманитарии. Наши инженеры – в широком классовом понимании этого слова – зачастую думают лучше, чем наши интеллектуалы, и даже пишут интереснее, чем наши писатели. В советской культуре именно они были интеллектуальным авангардом, что, видимо, закрепилось в последующих поколениях. Не случайно лучший израильский толстый журнал на русском языке "22" был основан профессорами точных наук, а в его публицистике задают тон инженеры и физики.

Инженерия – самая большая профессиональная группа среди изрусов. Борис Дубсон в своей книге "Бедность и богатство в Израиле" называет цифру 100000. Сравните с количеством врачей, которые на втором месте, – 40000. С появлением интернета инженеры наконец обрели голос, потому что умеют излагать свои мысли в соответствии с критериями новой медиа – сжато и точно, без тех излишеств и стилистических украшений, которыми обычно увлекается наша пишущая братия. К сожалению или к счастью, наши инженеры слишком много работают, и у них нет времени на то, чтобы делать политическую карьеру. Их мозги, масштабность их системного мышления – все это может пригодиться не только для того, чтобы поднять технологический уровень страны, но и для того, чтобы решать глобальные задачи.
    Наша Инженерия обладает необыкновенным зарядом социального творчества. В отличие от других народов и групп, think tank которых формируется из профессиональных интеллектуалов, у нас мозговой трест – эти Наши Инженеры. Не писатели, не журналисты и даже не ученые – а именно инженеры.
     

Isra.ru

 
    Интернет-революция положила конец концентрации медийного ресурса в руках прессы и телевидения, лишив старые медиа монопольного статуса держателей информации и формирователей общественного мнения. Хотя то же самое можно сказать о СМИ на всех языках, русскому Израилю новые медиа дали, пожалуй, больше, чем всем другим, потому что наши медиа отражают настрой широкой аудитории, а не узкой группы. Электронные аналоги ивритских газет вынуждены фильтровать токбэки, не выдерживая потока негативных реакций, которые вызывают статьи их публицистов. Публикации в наших сетевых источников не вызывают такого количества протестных реакций, а мнения публицистов не являются диаметрально противоположными мнениям адресной аудитории.
    В какой-то степени сетевые издания окончательно сформировали русский Израиль и дали ему голос.
    Интернет стал всемирной платформой для появления нового типа автора – блогера. При этом ничто в мире не может сравниться с изрусской блогосферой. Возможно, это объясняется не только особыми характеристиками изрусского блогера, но и вакуумом, возникшим в изрусских средствах информации. Русскоязычные журналисты, которые работали в старых медийных форматах, оказались в положении слишком зависимом, чтобы соответствовать запросам своей собственной аудитории.
    Но при этом изрусский социум обладал ресурсом, позволявшим ему полностью перейти на медийное самообслуживание. Интернет вывел на сцену носителя мутировавшего гена той особой породы, которую выводили в советских НИИ, – я имею в виду породу гуманитарно развитого технократа. Благодаря ему блогорама русского сетевого пространства выглядит интереснее, чем любого другого.

Изрусский медиатехнарь – идеальный автор нового медиаформата, а в Израиле – он вообще яркая звезда, поскольку луна не светит на медийном небосклоне. В отличие от бумаги, которая все стерпит, в отличие от телеэкрана, в который вы так или иначе уставились, никого нельзя заставить кликнуть мышкой. Поэтому если в наших печатных медиа вы можете легко вычислить журналистов-назначенцев, которые обслуживают те или иные политические интересы, то в сетевом формате они просто не тиражируются в сети.
    Как формирователь – или выразитель – общественного мнения, звезда новой медиа имеет еще одно уникальное свойство: в отличие от журналиста или интеллектуала, его невозможно купить. И не только потому, что, в отличие от того же журналиста, он, скорее всего, сидит на хорошей зарплате где-нибудь в хай-теке, а еще и потому, что его… слишком много.
     

"Гаарец" начинает и… проигрывает

 
    В этой связи понятно, почему именно русскоязычное сетевое издание стало мишенью для самых агрессивных нападок, которые ивритские издания когда-либо позволяли себе в адрес русских. Правда, ни одно бумажное издание не могло бы себе позволить такой смелой публикации как сетевое. Когда сайт "Изрус" опубликовал статью, в которой были названы имена израильских дипломатов, замешанных в неприглядных историях, включая скандалы на сексуальной почве, газета "Гаарец" опубликовала на первой странице статью с совершенно нелепыми претензиями к изданию. Меня это так поразило, что я позвонила автору статьи. Можешь ли ты опровергнуть информацию, которую опубликовал "Изрус"? – спросила я. В ответ он начал утверждать, что статья анонимная и заказная. Возможно, сказала я, но меня как потребителя информации это не интересует. Мне важно, достоверна она или нет. И если она достоверна, то для меня не имеет значения, кто ее инициировал. Он попытался загнать меня в темный угол дискуссии о дискриминации русских в МИДе. "Изрус" утверждает, что русских дискриминируют в МИДе, сказал он, и это бездоказательное утверждение ты называешь достоверной информацией? Проблема дискриминации меня занимает в данном случае гораздо меньше, чем то, что наш МИД является авгиевыми конюшнями согласно вашим же публикациям, ответила я. А если это не так, я бы очень хотела услышать от тебя, что "Изрус" все эти факты выдумал. Наш разговор продолжался в таком духе еще минут десять, причем от ответа по поводу достоверности информации он увиливал, пытаясь переводить разговор на тему тесных связей между редактором сетевого издания и Либерманом. Наличие связей, сказала я, это не сенсация в нашей стране, где многие журналисты дружат с политиками, а иногда сами ими становятся. А вот то, что нас за рубежом представляют дипломаты, замешанные в скандалах на сексуальной почве, это имеет значение, и будет очень жаль, если ваша газета не вынесет на повестку дня то, что общественность имеет право знать.

Честно говоря, меня удивило, что эта газета решила напрямую атаковать популярное сетевое издание в частности и русскоязычную аудиторию вообще. Ведь, судя по токбэкам и форумам, израильские русские – регулярные читатели "Гаареца", хотя на сетевых форумах и токбэках они называют эту газету Гавнярицем. Русскоязычные печатные средства информации всегда были коллегиальны и никаких выпадов против этой газеты себе не позволяли, хотя поводов было достаточно.

В моем архиве хранится статья ведущего журналиста газеты "Гаарец", опубликованная накануне ликвидации поселенческого проекта в секторе Газы. Статья называлась "Рыба с чипсами". После размежевания, пишет автор, палестинцы превратят сектор Газы в место, куда израильтяне будут ездить в рестораны, где можно будет поесть рыбу с чипсами за десять шекелей. Это убедит израильтян в том, что отступление – это хорошо, и последуют другие отступления. Биби говорит, что из Газы будут обстреливать ракетами Сдерот и Ашкелон? Ха-ха!.. Фантазия, да и только. Биби просто рассчитывает получить голоса всех наших отверженных… Но если палестинцы будут кормить их рыбой за десять шекелей в ресторанах Газы, то они не выберут Биби…

И это, представьте себе, прогнозы, оценки и стиль ведущего колумниста элитной газеты, который публикуется почти ежедневно. Причем это не единственный экземпляр, я выбрала именно этого автора – Нехемию Страсслера, потому что он особенно плодовит, а в общем не особенно выделяется из хора, который и по сей день повторяет мантру о мире, который вот-вот, и вообще уже давно бы, если бы не...

Согласно оценке большинства авторов этой газеты главная стратегическая угроза это не Иран, это не "Хизбалла" и не палестинцы, а еврейские поселенцы. Если и существует стратегическая угроза Израилю, пишет ведущий колумнист этой газеты Цви Барель в ноябре 2009 года, то она находится на холмах Иудеи и Самарии, и наше государство ведет войну за существование с Государством Поселенцев.

Прогнозы комментаторов газеты обычно не реализуются. Это наводит на мысль, что их держат не для того, чтобы они снабжали читателей реалистическим анализом, а затем, чтобы выдавали желаемое – элитой – за действительное или, по крайней мере, возможное.
    Вот уже лет двадцать подряд газета внедряет веру в скорое пришествие мира с нашими внешними врагами. Гораздо меньше она озабочена миром с врагами внутренними. Когда речь заходит о внутренних врагах, газета "Гаарец" начинает походить на сборище параноиков, подверженных приступам паники.
    У этой элиты паника давно подменила стратегию. Везде им мерещатся враги – то поселенцы, то либерманы, то религиозные, то весь неразумный израильский народ, вместе взятый… Дежурные объекты ненависти сменяют друг друга, но паника растет.
    Правда, надо отдать должное, это единственная газета, которая имеет журналистку, – Лили Галили, много лет специализирующуюся на освещении русских дел. Ее статьи напоминают статьи западных корреспондентов, аккредитованных в СССР в эпоху холодной войны, которые пытались объяснить западным читателям, что же происходит за "железным занавесом".
    История с сетевым изданием "Изрус" закончилась тем, что "Изрус" подал на "Гаарец" в суд и выиграл процесс.
     

"Объясните нам Либермана!"

 

Объясните нам Либермана! С такой просьбой журналистка Лили Галили обратилась… к послу Российской Федерации в Израиле.
    Нет, вы вообще врубаетесь? Израильская журналистка просит посла иностранного государства – России – объяснить ее стране – Израилю, – что собой представляет министр иностранных дел ее государства! При этом речь идет об одном из самых заметных израильских политиков, который приехал в Израиль в ранней юности и живет здесь уже лет сорок!
    Причем речь идет о журналистке, которая специализируется по теме израильских русских и сама же объясняет их читателям самой интеллектуальной израильской газеты. И хотя она это делает уже многие годы и вполне владеет материей, ей, видимо, так и не удалось объяснить Либермана своим читателям. Понадобилась помощь посла иностранного государства.
    И самое интересное, Петр Стегний, не только дипломат, но доктор исторических наук и автор нескольких книг, ей действительно объясняет – насколько ему позволяет его дипломатический статус – феномен Либермана, введя его в широкий контекст различий в политической культуре между Западом и Россией. "Вы понимаете, – говорит он ей, – что в качестве дипломата я не могу дать вам исчерпывающего объяснения. Но я очень его уважаю, он – естественный лидер. Типа героя, реализовавшего местную версию американской мечты. Эта мечта в какой-то мере – постсоветский феномен, и в какой-то мере Израиль – постсоветская страна…"
    У нас в стране бывали премьеры и министры иностранных дел, которые родились не в Израиле. Родной язык Менахема Бегина был польский. При этом невозможно представить себе ситуацию, чтобы корреспондент израильской газеты просил посла Польши объяснить ему Бегина… Или, допустим, Шимона Переса.
    Во время визита Либермана в Россию газета "Нью-Йорк таймс" посвятила Либерману большую статью, тоже пытаясь понять его феномен. И за разъяснениями обратилась к… российским политологам и журналистам.
    А что? Не израильских же журналистов спрашивать. Им самим нужно объяснять, что собой представляет их же министр.
    – А вы сами понимаете Либермана? – добивалась журналистка израильской газеты у российского посла.
    Он-то понимает. Он дипломатично объяснил ей, что Либерман – первый министр иностранных дел за пределами бывшего СССР, который говорит по-русски, и что язык – это не только лингвистика, но и менталитет.
     

Лингвополитика

 
    Я не знаю, откуда в иврит попало слово жлоб и кто его внедрил – выходцы из России или из Польши, но жлоб репатриировался – в лингвистическом смысле этого слова вместе со второй волной поселенцев, то есть еще в 20-е годы прошлого столетия. В последнее время жлоб почти вышел из употребления.
    И вдруг израильские средства информации вовсю начали употреблять слово жлоб, насилуя при этом ивритскую фонетику, в применении к политику, который родился в Молдавии, закончил советскую школу и проделал большой путь от грузчика в аэропорту до одного из самых влиятельных политиков в Израиле.
    Авигдор Либерман уже побывал распутиным, путиным и даже сталиным, а также фашистом и расистом, а также вышибалой, но звание жлоба он получил после выборов 2009-го, когда некоторые журналисты пытались доказать, насколько мало подходит Либерману должность министра иностранных дел – его стиль груб, его манеры брутальны, не говоря уже о совсем недипломатических выражениях, которые он употребляет.
    Из всех секторальных политиков, а у нас в стране система явно или скрыто секторальна, Либерман – единственный, кто сумел выйти за рамки сектора и стать политиком общенационального масштаба. И это при том, что он возглавляет партию, которая еще вчера считалась абсолютно русской.
    Когда я спросила одного молодого сабру, демонстрировавшего поддержку Либерману, чем тот его привлекает, он ответил: его способ выражаться. Когда я попросила уточнить, он употребил выражение – эт а-дугрийут шело.

Дугрийут – если я правильно передаю это в русской транскрипции, – происходит от арабского слова дугри, что означает откровенно. В какой-то мере это похоже на то, что на английском называется стрэйт ток, то есть разговор без обиняков.
    Либерман завоевывает сердца молодых уроженцев Израиля именно тем, что употребляет выражения, которые часто являются калькой с русского? Либерман, с его русским акцентом, больше понятен тем, чей родной язык иврит, чем все остальные израильские политики?
    Возможно, чтобы понять этот феномен, нужно поговорить о... национальном характере. Как ни удивительно, в этой мультикультурной стране иммигрантов каким-то образом сформировался израильский национальный характер, и одной из его характеристик является прямолинейность. Сабра не терпит двусмысленности, нетерпелив ко всяким экивокам и вообще к тому, что он называет зиюней моах. Его раздражает чрезмерная интеллектуальная рационализация, а политическая корректность, навязываемая ему его собственной элитой, воспринимается им как лицемерие – то есть нечто противоположное естественной для него характеристике – дугрийут.
    Ивритские журналисты, многие из которых являются рупором правящих элит, придерживаются другого мнения. Поскольку цитатами из моего архива, в которых упоминается Либерман, можно запросто заполнить несколько томов, приведу лишь несколько из расхожих мнений.
    Йоэль Маркус, ведущий публицист газеты "Гаарец", называет Либермана главным героем фильма ужасов. Как этот человек будет представлять нас в Европе, которая и без него считает нас детоубийцами и преступниками, пишет он. Как он сможет убедить их в том, что мы не такие? Министр иностранных дел не может разговаривать, как вышибала.
    Ран Эделист, портал "Нана-10", называет Либермана хулиганом, Лили Галили из "Гаареца" – словесным пироманьяком, а Y-net – политическим олигархом, который думает якобы только о том, как бы умножить свои электоральные активы.
    Известный историк и журналист Том Сегев, комментируя электоральный успех Либермана, сказал мне буквально следующее: с нас предостаточно русской политической культуры с ее культом сильной личности, эта культура несет сюда расизм и ксенофобию. Лексикон израильской политологии обогатился такими выражениями как либермания и либерманизм.
    Однако реакцию простого израильтянина можно суммировать цитатой из песни Высоцого – а мне такие больше нравятся!
    Накануне израильских выборов я прочитала в ивритском фэйсбуке призыв: "Либермана – в министры иностранных дел!" Мотивировка? Он единственный, кому не понадобится помощь, в случае если за границей кто-то вздумает запустить в него ботинком! Ведь он был вышибалой в студенческом клубе!

Если мы не можем нанять Путина на должность премьера, сказал мне однажды один мой израильский знакомый, то, по крайней мере, мы должны выбрать того, кто воспитан в той культуре.

Я бы выбирал в премьеры только тех, сказал сосед, которые только что приехали из России и которых еще не успели испортить здешней демократией.
    Это же надо, подумала я, так достать свой народ, чтобы он начал мечтать об импорте премьер-министров…
    Впрочем, это чувствуют не только простые люди. Однажды на приеме в честь американского интеллектуала Нормана Подгореца я встретила известного израильского политика Узи Ландау. Он заговорил со мной, естественно, – о чем еще можно говорить с женщиной с русским акцентом? – о другом менталитете и другой политической культуре, которую привносят с собой русские. Мне не важно, кто из них евреи, а кто нет, сказал он, главное – у вас у всех нормальные реакции и здоровые инстинкты, а у израильтян они уже атрофированы.
    Прошло примерно года полтора после нашего разговора – и Узи Ландау присоединился к русской партии.
    Парадокс, но именно русский Либерман отражает типично сабрский характер, подвергавшийся ломке, перевоспитанию и, в сущности, насилию со стороны элит, которые хотят быть приняты в приличном обществе и посему перевели на иврит политкорректный новояз.
    Народу же, напротив, осточертели собственные менторы. А еще больше, чем собственные менторы, израильтянам осточертели менторы иностранные. И гораздо больше, чем арабы, им осточертели их западные защитники – с их патернализмом, с их демонстрациями, с их NGO (неправительственными организациями), с их Си-эн-эн, с их интеллектуалами, с их дипломатами и с их профессорами. Немудрено, что они мечтают о том, что кто-то поднимется на международную трибуну и скажет им всем на чистом иврите: кибенимат.
     

Пшеница из овса, или Необыкновенные советские люди

 
    Одного московского профессора, который прибыл в Израиль с каким-то научным визитом, интервьюировали на местном русском радио. "Вы только думаете, что вы евреи, – сказал он, – а на самом деле вы обыкновенные советские люди".
    Когда мы слышали такие речи лет двадцать назад, то, натренированные диссидентами выдавливать из себя совка, мы бросались доказывать, что мы не такие. Но сегодня, в постдиссидентскую эпоху, самые продвинутые из нас скажут: "Значит, такие мы, so?"
    Мы уже сообразили, что совок только тогда и перестает быть совком, когда перестает этого стесняться.
    Мы могли бы стать яйцами динозавров и создать здесь Юрский парк советского периода, мы могли бы стать самым большим заповедником советских людей за пределами бывшего СССР. Я даже допускаю, что на чисто подсознательном уровне мы пытались что-то такое сделать. Московский профессор прав и не прав. Мы, возможно, и советские люди. Но ни в коем случае не обыкновенные.
    Сказать про нас обыкновенные – это все равно что сказать: обыкновенные мутанты. Продукт мутации по определению не может быть обыкновенным. Мутант, это, например, теленок с двумя головами. Мы не только не обыкновенные советские люди, но мы даже не обыкновенные русские евреи. И даже тех из нас, кто этнические русские, тоже нельзя назвать обыкновенными русскими людьми.
    В СССР был когда-то такой типа ученый, теории которого были популярны при Сталине, – академик Трофим Лысенко. Он объявил генетику лженаукой и говорил, что если создать соответствующие условия, то из ржи можно вырастить пшеницу. Или из овса. Или наоборот. Что-то в этом роде. Генетику он объявил лженаукой. Его потом самого объявили лжеученым.
    Но если посмотреть на израильское население, то приходишь к выводу, что в этой экстравагантной теории что-то есть и, возможно, к ней еще вернутся. Возникновение израильского человека-мутанта – это доказательство правоты теории Лысенко: можно, оказывается, вырастить пшеницу из овса, – правда, пока только в Израиле.
    Как из Нomo sovieticus вырастает каким-то образом изрус, уму непостижимо, но они отличается друг от друга даже больше, чем овес от пшеницы. Наверное, имела место какая-то селекция, потому что изрус уж больно другой – сравните его с обычным русским евреем в СНГ или в Америке, и вы обалдеете от разницы. Да и наша местная разновидность изначального совка, тоже, видимо, продукт селекции.
    Возможно, что после распада СССР в мире развелось много телят с двумя головами, но наши изрусские мутанты – это нечто особенное. При всей адской смеси советского с израильским мы жизнеспособные мутанты. Называйте нас культурными кентаврами, называйте нас телятами с двумя головами, но до чего же хороши эти головы, как интересен этот кентавр!
     

Как мы угрожаем израильской демократии

 
    У нас в Израиле дискурс о том, что собой представляет демократия, приватизирован неким типа научным заведением, которое называет себя Израильским институтом демократии. К двадцатилетию иммиграции из б. СССР этот институт выпустил книгу, посвященную влиянию выходцев из б. СССР на израильскую демократию. Книга, одна из серии "Индекс израильской демократии", опирается на опросы общественного мнения в Израиле и исследования международных институтов. Главный вывод книги – согласно анонсу – состоит в том, что большинство иммигрантов из б. СССР придерживаются менее демократических политических взглядов, чем остальное еврейское население.
    С другой стороны, тот же Институт демократии опубликовал данные исследования за 2009 год, согласно которому 64% населения высказывается за сильного лидера, а 42% откровенно желают видеть Израиль авторитарным государством. Стало быть, не мы одни в Израиле придерживаемся менее демократических взглядов, хотя, возможно, представляем чуть большую "опасность", потому что являемся носителями постсоветской политической культуры и русского опыта.
    Я не знаю, что такое демократические взгляды (democratic views) и есть ли этому точное научное определение. В наше время даже термин демократия уже не однозначен, и имеется, по крайней мере, несколько концепций демократии и немало ее разновидностей и подвидов. В современном дискурсе употребляются такие термины, как гибридная демократия, частичная демократия, псевдодемократия, нелиберальная демократия, теодемократия и т.д.
    Ни израильтяне, ни русские, ни русские израильтяне не одиноки в своем скепсисе в отношении некоторых темных сторон демократии. Один из самых известных критиков этих темных сторон, влиятельный американский политолог и журналист, уроженец Индии, Фарид Закария, доказывает, что слишком сильный пуш в сторону демократии приводит к становлению и размножению режимов так называемых нелиберальных демократий. Его концепция изложена в нашумевшем эссе на эту тему и, впоследствии, в книге "Illiberal Democracy At Home And Abroad". Читая эту книгу, понимаешь, что до либеральной демократии Израиль не вполне дотягивает, хотя по шкале Закария он ближе к ней, чем Венесуэла, Россия или Филиппины. Впрочем, признаки нелиберальной демократии Фарид Закария находит даже у себя в США.
    Надо заметить, что для демократической страны у нас слишком много табу. Демократия предполагает свободный дискурс и свободное обсуждение всех идей и концепций. Но у нас наложено табу на обсуждение по крайней мере двух идей: концепта государства галахи и концепта государства всех его граждан.
    Согласно Институту демократии, Израиль – обороняющаяся демократия. Однако, в числе многих факторов, от которых, по мнению этого института, нашей демократии приходится обороняться, оказались и мы с вами.

Российский опыт, – пишет в газете "Гаарец" Шахар Илан, – учит нас, что в странах, не имеющих сильных демократических традиций, дорога от сильного лидера к диктатору может быть очень короткой.
    Если под диктатором он имеет в виду что-то русское типа Путина-Медведева, то, видимо, 64% израильского населения именно о таком и мечтают.
     

Носители чуждой политкультуры

 
    Если спустя двадцать или сорок лет после прибытия в Израиль мы, согласно Институту демократии, все еще придерживаемся менее демократических взглядов, значит, они имеют в виду не время пребывания в Израиле, а определенную страну, выходцы из которой недемократичны априори. Не вдаваясь в оценки, можно согласиться с тем, что мы – носители другой политической культуры, иной, чем та, которая считается нормой в глазах израильской элиты. Ясно также, что речь идет о постсоветской политической культуре и ее мутациях на израильской почве.
    Израильский институт демократии, конечно, заведение довольно отстойное, судя по тем статьям, которые его представитель Ури Дроми публикует иногда в "Геральд трибюн". Но все-таки там работают исследователи, которые делают свою работу – опросы – и которым можно доверять если не на уровне интерпретации, то, по крайней мере, на уровне информации. Если Институт демократии обнаружил и доказал наличие корреляции между страной исхода и приверженностью некой системе ценностей, которую Институт определяет как демократические, то мы не станем это оспаривать.
    Мы не станем также оспаривать наличие корреляции между страной исхода и степенью демократичности, даже если в применении к нашей мультикультурной стране из всего этого следует, что колыбель мировой демократии расположена где-то между Польшей и Трансильванией. Интересно, однако, что же происходит, когда люди с менее демократическими взглядами участвуют в демократическом процессе? Согласно этой логике, они выбирают себе подобных, то есть лидеров с менее демократическими взглядами. То есть они, согласно этой логике, представляют угрозу для демократии.
    Однажды на одной из конференций, посвященной началу иммиграции из б. СССР, известный израильский интеллектуал и бывший политик Шевах Вайс озвучил эту мысль. Иммиграция из СССР с самого ее начала сорок лет назад и до сих пор, сказал он, продвинула демократические процессы в Израиле, но не собственно демократию. А бывший министр внутренних дел Авраам Пораз однажды, выступая на форуме, спонсируемом одним немецким фондом, назвал русских ёбнутыми – на иврите дфуким – потому что они голосуют за Либермана.
    То есть правила электоральной игры выучили, процедуру усвоили, а кого и что выбирают? Мы с вами, с нашими менее демократическими воззрениями и полностью ёбнутые, приводим к власти совсем не тех, и целые институты не знают, что с этим делать.
     

Еврейское демографическое государство – и мы в нем

 
    На сегодняшний день Израиль является, скорее всего, этнодемократией – этнической демократией, так как позиционирует себя как еврейское демократическое государство.
    Израильский институт демократии может взять себе кредит за внедрение этого понятия в израильский консенсус – при полном отсутствии консенсуса как в отношения понятия еврейское, так и понятия демократическое, что превращает понятие еврейское демократическое государство в концептуальный нонсенс.
    Как остроумно заметил в одной из дискуссий бывший глава парадипломатической организации "Натив" Яков Кедми – в головах у израильтян полная каша из таких понятий как гражданство, национальность, культура, религия и фольклор.
    Израильский институт демократии вот уже много лет размешивает эту кашу, пытаясь определить правильную пропорцию между еврейским и демократическим в этом оригинальном рецепте.
    Каковы перспективы еврейского демократического государства – понятия, которое лежит в самом сердце израильского консенсуса и во имя которого мы готовы пожертвовать всем – даже обороняемыми границами?
    Если мы не отдадим палестинцам территории (так звучит "мантра"), то у нас возникнет арабское большинство, которое в результате демократических выборов отменит еврейский характер нашего государства. Либо наше государство перестанет быть демократическим, то есть придется принуждать арабское большинство к лояльности. Если же мы хотим, чтобы государство одновременно было и еврейским, и демократическим, то мы должны сохранять еврейское большинство, установив границы с учетом демографического фактора.
    Иными словами, еврейское демократическое государство есть еврейское демографическое государство. Но с учетом критериев  Института демократии – где гарантии сохранения демократии, если целые секторы населения отличаются низким демократическим индексом?
    Допустим, можно отдать Иерусалим ортодоксам, провозгласив его столицей Галахической еврейской автономии. И соединить, допустим, коридором с Бней-Браком. Можно, допустим, отсоединиться от района Негева с его быстро размножающимися бедуинами. Можно также присоединить Галилею к Палестинскому государству. Демократия требует жертв.
    Но даже если провести границы где-то в районе Рамат-Гана – Гиватаима, избавившись таким образом от арабов, ортодоксов, религиозных сефардов и прочих носителей антидемократического гена, то что делать с русскими? Они же даже в этих границах составят значительную часть избирателей! Которые, как доказано в исследовании, придерживаются менее демократических взглядов…
    Выходит, главная угроза еврейскому демократическому государству – в формате, определяемом специально для этого созданным институтом, – это мы с вами, и впереди маячит наш – недемократический – контроль...
    Институт демократии видит свою задачу в том, чтобы учить нас, как сохранить демократию в отдельно взятой ближневосточной стране даже в этих тяжелых условиях. Главным рычагом укрепления демократии считается укрепление власти закона – на израильском сленге шильтон а-хок. Вот что пишет по этому поводу основатель просветительского теологического института "Маханаим" Пинхас Полонский в своей работе "Русские евреи, иудаизм и демократия": Самая сильная власть закона и самая сильная судебная система – в Иране, где действует судебная демократия: суд решает, кто из кандидатов достойный, кого могут выбирать граждане.
    В Иране только тот кандидат может баллотироваться на выборах, кто получит свидетельство от суда о верности ценностям ислама.
    Что-то типа того Институт демократии, видимо, готовит и для нас, если не в плане контента, то в плане формата. Вместо верности ценностям ислама нужно будет доказывать верность ценностям демократии.
     

Невероятный успех нашего бренда

 
    Наш основной инстинкт – это навести в стране порядок. Если кто создает бардак и хаос и при этом не уходит по-хорошему – его надо вышибить.
    Разумеется, с точки зрения Института демократии речь идет о латентных антидемократических импульсах. Но, судя по всему, они характерны для большинства израильтян. Успехи русских политиков, которые завоевывают народный авторитет в обход местных элит, говорят о признании за нами качеств, которые оказываются востребованными и в других группах населения.
    Любопытно изучить данные исследований, который публикует или спонсирует тот же Институт демократии. Например, Михаил Филиппов, в статье "Постсоветский человек в Израиле: политическое сознание иммигрантов" приводит результаты ряда опросов. Взять, к примеру, антиарабские настроения. Опрос 2005 года показывает, что 77%  русских иммигрантов считают израильских арабов угрозой безопасности страны, а среди коренных израильтян такого мнения придерживаются 61%. Мы получаем 16% разницы, что на первый взгляд доказывает правильность выводов о менее демократических взглядах.

Примерно, такой же разрыв существует в приоритетах. Для большинства наших – на первом месте безопасность.

Но учитывая разобщенность и разнородность израильского населения, сама категория коренные израильтяне является на самом деле фикцией. Из данных опросов на тему отступления с территорий, следует, что только 16%  так называемого коренного населения предпочитает отдать все и немедленно во имя мира. Заметьте, это те же самые 16%, которые составляют перевес в первом опросе и призваны доказать нашу с вами недостаточную демократичность.

Пресловутые 16% так называемого коренного населения – это очень детерминированная в плане социоэкономических и идеологических параметров группа, старая элита, значительно ослабленная не без нашей помощи и позиционирующая себя как оплот демократии. Демократичность этой группы, которая хочет отдать все, весьма под сомнением уже хотя бы потому, что отдать все предполагает использование армии при выселении жителей территорий, которые живут там уже несколько поколений.

У нас уже был прецедент насильственного выселения с помощью армии, против чего не возражал Верховный суд. Невозможно себе представить, чтобы суд в Англии, Франции или другой стране либеральной демократии мог санкционировать использование армии против своих граждан. Последняя страна, где происходило насильственное выселение жителей определенных территорий с помощью армии – это Китай. Там строили какую-то плотину и поэтому ликвидировали целые поселения.

Хотя автор вышеупомянутого исследования пытается доказать, что наше постсоветское сознание – особенное, результаты им же проведенных опросов говорят о том, что наши изрусские предпочтения и политические инстинкты совпадают с инстинктами и предпочтениями израильского народа за вычетом старых элит. Что, согласитесь, свидетельствует о невероятном успехе постсоветской политической культуры.

Мы действительно, что и говорить, являемся носителями другой политической культуры, нежели менторы из Института демократии. Но, может быть, именно эта культура более органична для нашего региона, чем та, которая трансплантирована из Европы?

Вопрос: что такое демократия – воля народа или воля небольшой части вестернизированной элиты, которая, по сути, является инородным телом не только в регионе, но и в своей собственной стране?
     

Территория концептуальных нонсенсов

 
    Путаница в таких понятиях как нация, конфессия, гражданство, национальность, религия, которую Яков Кедми назвал кашей, частично возникла из-за несовместимости понятий, трансплантированных, с одной стороны, из Европы, с другой – с Ближнего Востока. В результате имеет место инерция циклического воспроизведения концептуальных нонсенсов.
    Что такое понятие еврейское государство при полном отсутствии консенсуса в интерпретации этого понятия? Что такое еврейское демократическое государство при отсутствии консенсуса в интерпретации как первого понятия, так и второго? И что такое два государства для двух народов при полной путанице в самоидентификациях данных народов? И что такое в XXI веке национальное государство – nation state?
    У наших арабских соседей имеется два четко сформулированных концепта, один для внутреннего употребления, второй – на экспорт. Первый – панисламский теологический концепт, согласно которому на территории исламской умма евреи и христиане могут существовать только в качестве зимми. То есть под защитой уммы, но ни в коем случае не в качестве сепаратных политических образований.
    Второй концепт носит локальный характер, и он сформулирован в первую очередь израильскими арабами – или, как они себя называют, палестинцами 1948 года. Второй концепт вполне цивилен с точки зрения международных норм – "государство всех его граждан" независимо от конфессии и этнической идентичности. Но на  панисламском фоне этот второй концепт выглядит подозрительно – поскольку его сторонники вполне солидаризируются с первым.
    Исламские концепты уммы и зимми являются на самом деле догмами, но у нас в теологические проблемы предпочитают не вникать – ни в свои, ни в чужие, в надежде, что как-то рассосется. Ну, типа возникнет новый секулярный Ближний Восток.
    Оставаясь в сфере понятий государство – гражданство, мы позиционируем себя как еврейское национальное государство с арабским меньшинством, обладающим всеми правами, – кроме права на самоопределение в рамках данного национального государства. Но это так называемое меньшинство является частью регионального большинства и заодно позиционирует себя как часть палестинской нации, претендующей на самоопределение.
    Когда наше государство празднует День независимости, на территории компактного проживания вышеупомянутого меньшинства имеют место траурные митинги, в которые вовлечены массы граждан данного государства. На этой же территории компактного проживания меньшинства не вывешивается государственный флаг и не исполняется государственный гимн. Эта демонстрация нелояльности, возможно, воспринимается как нормальное явление либеральной частью израильского общества, которая чувствует перед арабами вину за победу в Войне за Независимость в 1948-1949 годах, но при чем здесь мы и весь остальной израильский народ?
    С другой стороны, в гимне государства говорится об еврейской душе. Это раз. Государство воюет с народом, к которому причисляет себя значительная часть граждан. Это два. Как же эти граждане, извините, могут быть лояльны? Одно из двух – либо вы открываете дверь, меняя в числе прочего и слова гимна, и создаете основу для гражданского договора, либо вы меняете статус территорий, заселенных гражданами, которые по тем или иным причинам не могут идентифицироваться с вашим государством, его этосом и символикой.
     

Щаранский и демократия

в отдельно взятой ближневосточной стране

 
    Израильский институт демократии обозначил изрусов как общность с менее демократическими взглядами, чем остальные израильтяне, однако всемирный бестселлер "The Case For Democracy" написал человек, чье имя ассоциируется с борьбой за демократизацию в СССР.
    Книга Натана Щаранского легла на стол президента Буша и была раскручена с его помощью. В то же самое время нельзя утверждать, что Щаранский приспособил свою демократическую парадигму к ситуации, руководствуясь конъюнктурными соображениями.
    Щаранский последовательно отстаивал свое кредо задолго до того, как Буш стал президентом. Во время Ословского процесса Щаранский высказал возражения, которые были именно связаны с недемократичностью данной "мирной" инициативы. Привезти из Туниса и посадить на шею палестинцам диктатора, утверждал он, это чистой воды патернализм.
    Книга Щаранского со всех точек зрения политкорректна – на мой русский вкус, даже чересчур политкорректна. В ней автор пытается доказать универсальность демократии и развенчать теорию о том, что некоторые народы – например, арабы – к ней не способны. Этот тезис в какой-то мере был противовесом теории Хантингтона и тезисам Фарида Закария, хотя книга Щаранского это скорее кредо, чем научная теория.
    В любом случае огромный резонанс этой книги в мире был достаточным основанием для дискурса, а Институт демократии должен был на нее отреагировать по определению – ведь книга ставила вопрос о демократизации Ближнего Востока, – вопрос экзистенциально важный для нашей страны и ключевой для института, который, перефразируя Ленина, настаивает на возможности построения демократии в отдельно взятой ближневосточной стране.
    Веру Щаранского в то, что на Ближнем Востоке можно установить либеральную демократию западного типа, разделяют немногие. А веру израильского Института демократии в возможность сохранения демократии в отдельно взятой от остального Ближнего Востока стране, как ни странно, мало кто подвергает сомнению.
    Почему парадигма Щаранского не стала платформой для продуктивной дискуссии у нас в Израиле? Почему наш Институт демократии не ответил на этот вызов? Мы не станем подозревать арогантного отношения вроде: ну, что может понимать в демократии выходец из авторитарной страны, представитель социума с менее демократическими взглядами. Но сам факт, что столь представительная и многочисленная группа населения, которая к тому же отличается высоким образовательным уровнем, была абсолютно отстранена от дискурса на тему демократии и при этом была объектом исследования – это демократично?
    Согласно Фариду Закария, шансы либеральной демократии западного типа в соседних странах невелики. Более того, по его мнению, не надо особенно к этому стремиться, поскольку это приведет к нелиберальной демократии или теократии. Возможно, Щаранский недостаточно знает нашу ближневосточную материю, что привело к его переоценке шансов на демократизацию соседних режимов. Но уж об израильской демократии ему наверняка есть что сказать – ведь он сравнил свои девять лет в израильской политике с девятью годами, проведенными в советской тюрьме!
     

Конституция СССР, статья 59...

 
    ...в которой говорится, что права и обязанности советского гражданина взаимосвязаны.
    Я не знаю, как это звучит в оригинале, в моей библиотеке нет такой книги, и о статье под номером 59 я узнала из дискуссии токбэкеров на сайте... The Jerusalem Post. Англосы, представьте, докопались до советской конституции – кто-то из них решил, что именно в ней надо искать корни политического успеха Авигдора Либермана. По этому поводу между их токбэкерами началась дискуссия.
    Либерман родом из СССР, и он взял свой законопроект прямо из советской конституции, – пишет самый дотошный англос и даже указывает год – 1977. Там, в бывшем СССР, пишет он, надо искать корни его инициативы. Так что же, вы хотите копировать развалившийся СССР? – вопрошает он.
    Я не знаю, является ли законопроект Либермана калькой со статьи конституции СССР, но не исключено, что он выглядит в наших глазах логичным именно потому, что является привычным.
    Статья конституции – это, конечно, частность. Но возможно ли, что мы подсознательно извлекаем некоторые артефакты нашего советского багажа и пытаемся найти им применение?
    Если мы считаем, что кое-что из советского багажа можно воскресить и приспособить к нашей новой системе, то пора перевести это из области подсознательного в сферу сознательного.
    В Израиле конституции нет вообще, и единственная партия, которая была этим сильно озабочена – это партия "Наш дом Израиль". Продвигал этот проект коренной израильтянин, причем как раз в те начальные годы становления этой партии, когда она была еще почти исключительно русской. Вряд ли какая-нибудь другая партия согласилась бы предоставить платформу для проекта, который в глазах большинства израильтян выглядит эзотерическим.
    Впрочем, с точки зрения Института демократии, конституция тоже приоритетный проект, но при этом имеется в виду нечто совсем другое. Мы имеем в виду лояльность гражданина государству. Израильская либеральная элита рассматривает проект конституции как гарантию того, что определенный сектор населения, который назначил себя гарантом демократии, навсегда оградит себя от попыток других групп оказывать воздействие на израильскую модель согласно своей системе ценностей. В этом формате вряд ли мы скоро дождемся утверждения конституции в такой разобщенной стране с такими глубокими культурными различиями. Мы давно не причисляем отсутствие конституции к числу наших неотложных экзистенциальных проблем. Я также очень сомневаюсь в том, что многие из нас вообще читали документ под названием "Конституция СССР" или готовы поинтересоваться тем, что в нем было написано.
    Но, возможно, где-то в глубине нашей коллективной памяти живет некий торжественный образ мегадокумента, в котором сочетание прав и обязанностей гражданина было краеугольным камнем. Именно этот пункт, озвученный изрусскими политиками, находит отклик у широких слоев населения. На сайте The Jerusalem Post нашлось немало тех, кто отметил по этому поводу, что бывший СССР – не единственное государство, где существовал закон, обязывающий граждан соблюдать лояльность.
    Тот факт, что идея нашла отклик у нерусских израильтян, свидетельствует о том, как они истосковались хоть по какой-то новой идее, – а если она озвучена с русским акцентом и импортирована из СССР, – тем свежее она звучит для израильского уха.
    Видимо, в этом что-то есть. Мелочь, а приятно. Еще одна маленькая победа постсоветской политической культуры.
     

Как все запущено!

 
    Когда во время – уж которой по счету – операции в Газе на Израиль начали сильно наезжать мировые СМИ, именно изрусы первыми пошли в атаку. За минуту до этого они могли проклинать правительство в своих блогах и токбэках, но... наших бьют, и все ушли на фронт информационной войны. А когда изрусы мобилизуются, они перестают быть русскими – они тут же натягивают на себя униформу израильской идентичности.
    Вчерашние токбэкеры, которые и знать ничего не знали об истории Израиля, вдруг обнаружили знания – видимо, совершили пару рейдов в сети и вооружились аргументами. Иногда они использовали неконвенциональное оружие в виде мата – особенно когда воевали на русском сетевом пространстве с русскими антиисраэлитами.
    Доказали ли они, что наше дело правое? Улучшили ли они имидж Израиля?
    Московский интеллектуал и журналист по имени Антон Носик пишет, что нет. Аргументы не те, знаний недостаточно, а вместо диалога кроют матом оппонентов. А на самом деле, считает он, надо совсем по-другому: терпеливо объяснять, подбирать правильные аргументы, убеждать.
    Скорее всего, Носик прав. Но в том-то и состоит разница между умненьким московским евреем и нашим изрусом. Московский еврей может быть умным, как Радзиховский, язвительным, как Шендерович, и подкованным, как Носик. Он поднаторел в словесных баталиях с антисемитами и просто с оппонентами и формально всегда выходит из всех дебатов победителем. При этом вызывая еще большее раздражение у тех, кого он легко положил на лопатки с помощью безупречных аргументов. Московский еврей, как, впрочем, многие другие московские люди титульной национальности, любит демонстрировать свое интеллектуальное превосходство и делает это весьма высокомерно.
    Нормальный изрус, в отличие от обыкновенного русского еврея, не только не искушен в дебатах с антисемитами, но и убежден в их бесполезности. Он, собственно, и уехал из России именно для того, чтобы эти дебаты прекратить. Он считает ниже своего достоинства выяснять отношения с антиисраэлитами, а тем более убеждать их в своей правоте. А вот просто подраться – хоть и виртуально, – дать в морду – пусть даже в сети, – это пожалуйста.
    В ходе этой информационной герильи на сетевых просторах, вооруженные всем, что попалось под руку, включая нецензурщину, наши виртуальные рэмбо убедились, что киберпространство полностью оккупировано союзными армиями противника, до зубов вооруженными как конвенциональным оружием традиционной дипломатии, так и неконвенциональным оружием всяческих неправительственных организаций. Освободить эту оккупированную территорию силами маленького добровольческого партизанского отряда без поддержки со стороны регулярной армии профессиональных дипломатов МИДа было невозможно. Тем более что МИД тогда еще находился под началом дамы, которая была занята внутрипартийной и межпартийной борьбой, подтверждая верность знаменитого высказывания Киссинджера: в Израиле нет внешней политики, а есть только внутренняя.
    Именно в эти дни неравных боев в киберпространстве зародилась идея "МИД под наш контроль", озвученная впоследствии и на иврите.
    МИД, а также созданное специально под русского политика министерство пропаганды, были самым серьезным прорывом в истории изрусской политики.
    Интенсивность сопротивления внутри страны и в мире новому акценту израильской внешней политики свидетельствует о масштабности и значительности нашей победы, которая "одна на всех", то есть принадлежит всему израильскому народу.