Михаил Юдсон

СЛОВО О ПОСЛЕ, ИЛИ ВИХРИ АРХИВА

     В начале, на обложке - паруса в тумане, словно в пушечном дыму, константинопольские минареты среди зелени садов, бухта Золотой Рог, плещется за кормой русско-морской стяг - бело-голубой крест, и тут же, наискось - прямая линия Невского проспекта, и проступающая тайнопись строчек посольского донесения, архивного документа…
     Историческое, да еще талантливо написанное произведение, будь то роман или новелла, отличается от учебника, как каравелла от баржи, - структурой, содержимым, языком команд. Не сухое перечисление битв и дат, а погружение читателя, окунание с головой и открытым ртом в яркий, бурный, реальный (пусть даже у иных пикулей и летают на ядре) с думами и переживаниями былой мир. Данная же книга особо выделяется тем, что литературный дар автора, Петра Стегния, на радость читателю понимающему, очень точно стыкуется с документальной основой, архивной краеугольностью. Вот как сам автор характеризует свой труд: "По жанру - это документальная повесть, основанная на архивах МИДа России и обширной научной литературе, посвященной русско-турецкой войне 1768-1774 гг. В ней ничего или почти ничего, не придумано ни в ситуациях, ни в характерах действующих лиц. Перед вами работа историка и только во вторую очередь - когда возникала необходимость заполнить лакуны, образованные отсутствием документов, или прояснить характеры, - немножечко литератора".
     Лукавит, скромничает автор! Вот другое его же определение, живущее на обложке: "Повествование о российском дипломате Алексее Михайловиче Обрескове (1718-1787), содержащее подлинные известия о заточении чинов нашего посольства в Константинопольском Едикуле, лишениях и скитаниях их в бытность при арьергарде турецкой армии, с приобщением дипломатических документов и поденных записок о военных баталиях, мирных конгрессах и достопамятных происшествиях русско-турецкой войны". Вот тут истинно - интересная история! О галантный и жестокий осьмнадцатый век - "век великих революций, великих философов и великих дипломатов"! И великого, могучего, прекрасного, свободного (даром что "империя рабов") русского языка. Задолго, кстати, до умильно мумифицированного автора "Муму".
     Алексей Толстой, автор громадной многоголосой глыбы "Петра", свой язык вырвал, изъял из древних "пытошных записей". Слово кроваво выхаркнутое, вздыбленное, выбитое кнутобойно освобождалось от тягот разума и прикрас плоти - и обретало абсолютную свободу. Слово - жест. Слово - муки и радости. У Петра Стегния, доктора исторических наук и дипломата - на диво оживает "слово канцелярское", "слово исходящее" - отринув неуклюжесть старинных чиновничьих перьев, оно взлетает, как архивный археоптерикс, становится красивым, пиитичным. Какая, к Карамзину, архивная затхлость, разрази Ключевский - там такие вихри, вьюги, метели! Это белый стих, ритмическая проза. Вот граф Панин, радетель государства, пишет послу Обрескову: "…Хотя утушенное, но в тепле тлеющееся паки возгореться легко возможет". Экая замечательная диппереписка, полная подобных перлов! Чудо какое-то, купаюсь прямо в купели кириллицы, не хочу вылезать! В этой книге как будто всегда с тобой праздник 11 мая - День Кирилла и Мефодия, первоучителей славянских.
     Петр Стегний нечувствительно вводит документ в текст - и тот врастает в пласты повествования, в почву канвы и действа, пуская корни и побеги. Строчки, "пахнущие сосной, смолой и морским ветром", славных страниц истории российской… Сплав прозы документа и поэзии архива! Запах выцветших бумаг и аромат босфорских роз! Умеет, умеет автор, еще как: "Солнце склонилось к горизонту, и его косые лучи высветили границы крыш стройных домов, сбегавших уступами по зеленым холмам к густой синеве Босфора. Хрустально-прозрачный, словно переливающийся в такт с колебаниями волн воздух был напоен ароматом лавра, акаций и еще каких-то неизвестных Леонтию южных растений, от которого приятно кружилась голова". Вкусно нарисовано - и дымчато, и осязаемо - акварель акмеиста, а не бумажный пейзаж! Просто-таки душа возносится! Ах, архив - храм истории! Хочется туда, под своды, стать неофитом, неоперившимся покамест, послушником, "архивным юношей" - ну, пусть дедушкой…
     Должен уведомить, что я, пожалуй, не историк, и по части эрудиции нахожусь примерно между поэтом Иваном Бездомным и председателем домкома Босым. Школу я закончил в начале застойно-благословенных семидесятых, учился прилежно (всего одна тройка - по труду, ну у Ленина была четверка по логике), ан историю знаю, как всяк босяк, шаляй-валяй. Ай-кью - ой-вэй! Нынче окружают меня люди прилично начитанные, но так и подмывает устроить им навскидку переэкзаменовку - ну-ка, грамотеи, хотя бы перечислите последовательно императоров российских в восемнадцатом веке, помяните считалочку "на златом крыльце сидели…" - та-ак, с утра Петр, это помним, а дальше-то, ближе к вечеру века? А ведь заучали историю - и партии, и материализмов цинготных всяких - зубрили вхруст, от зубов отскакивало! Грызли клыком лыко в строку. А коренной мудрости не обрели…
     Зело печально! Что ж, друзья, не все потеряно. "Зе ло нора", - сказал бы толмач из святых мест, провижу свет в конце туннеля. Читайте Стегния - и воздастся вам.
     Петр Владимирович Стегний - видный историк, действующий дипломат, автор ряда монографий и многих книг по истории российской дипломатии восемнадцатого века, лауреат Всероссийской литературной премии "Александр Невский" (2007 г.). Его "Посол III класса", своеобразное сказание о после Обрескове, - книга на редкость познавательная, позволяющая переноситься в давно ушедшее и переносить, экстраполировать выуженное знание на время нынешнее, луженое да смутное. "Теперь я знаю, как было на самом деле", - сказала машинистка Томасу Манну, печатая "Иосифа и его братьев". Читая Стегния, с изумлением понимаешь, от чего (от кого?) зависели иной раз судьбы России: долог путь от Константинополя до Петербурга и обратно - аж два месяца, так посол своей головой должен был думать, не слишком, простите, заботясь о своей заднице. Причем послы I и II класса хотя бы были полномочными, а которые, бедолаги затурканные, III класса - те не могли принимать решений самостоятельно, не было у них "полной мочи" (язык, язык!). А все одно приходилось действовать на свой страх и совесть, рискуя в том числе и собственной свободой, да и той же головой - судьба государства на кону!
     Османы в осьмнадцатом веке были сильны и агрессивны. А посему послу в Константинополе "надобен лисий хвост и волчий рот", дабы "извлечь Отечество из такого жестокого кризиса". При этом всех дипломатических привилегий кот наплакал - "красить каик (шлюпку, ялик) в белый цвет и иметь шесть гребцов". Не разгуляешься! Посольская служба, эти страсти по Обрескову - ежедневный, тяжкий, поистине каторжный труд, присутственные галеры - сплошной интеллектуальный торг, игра в бисер и кости, восточный базар-поединок. Непрерывное умножение сложностей и прибавление проблем, раскачивающих и швыряющих несчастный каик от пучины рутины до волн приключений. Читаешь, и охватывают тебя, крутя, фантастические вихри, налетает буранное смешение туретчины с кириллицей-мефодицей: "Орда турок с шурбаджи и двумя чаушами… Пристав-мехмендар… Отборные воины первой орты (отсюда русское - "рота"?) янычарского корпуса… Сургуч - птичье перо на тюрбане султана…"
     Замечательны характеристики, даваемые Алексеем Обресковым людям и событиям. Про турецкого посланника: "Осман-паша, говорун, пустомеля, лицо зловещее, тщеславящееся быстро - движностью своих челюстей". Про янычар в бою: "Не возмогши терпеть, бросаются дисперантно, несмотря на урон, чтобы действовать саблями". А когда был "заарестован безрезонно российский резидент", проще говоря, когда турки Обрескова со товарищи потащили и упрятали в тюрьму, так сказать, в мрачные равелины Едикула, тут-то и началась "дипломатическая работа" с тамошним комендантом-нехристем - серебряные часы, тридцать червонцев (символично!) и прочее. Бакшиш! Ну, с турками жить… Цитата: "Комендант, кажется, человек разумный" (А.М.Обресков). Задача исконно русская - "выдраться на волю". Удалось, конечно. Приключения следуют! А вместе с ними летят (скорее, ползут) дипломатические депеши - буквально в стихах! Сегодняшние бюрократические штампы и обороты какие-то вялые, скушные, полудохлые, а в восемнадцатом столетии - настоящие поэтические конструкции, заря канцеляризма. На наших глазах возникает архивный эпос - "Посол III класса" превращается в хронику времен Екатерины Великой, в неординарный роман-документ - с войнами, переделами карты мира, сломанными карьерами и судьбами, с грустной кармой людской… О, каналы и канавы российских побед и бед!
     Периодически на пространствах книги звучит, аукается авторский голос - спокойный, ясный, внятный, свободный от наукообразия, с четким рефреном "я видел, читал этот документ, эту записку" - оборачивая бумажное в действительное, увлекая за собой. И тяжелые сосновые весла обернуты овчиной мехом наружу, и уключины не скрипят (заразительный стиль Стегния) - и текст, искусно маневрируя, набирает ход…
     Четыреста морских верст-страниц, скажем так, проплываешь незаметно, хотя как раз воды на донышке - написано густо, не суетно. Книга сотворена пытливым ученым и талантливым литератором. Нет, автор отнюдь не просто "заполнял документальные лакуны" и расширял лунки характеров - он лепил настоящий, многосложный мир с живыми, из плоти и крови, персонажами. Вот зорко смотрит на нас из-под устало полуопущенных век главный герой, Алексей Михайлович Обресков - действительный тайный советник, сенатор, русский служилый человек, честный и умный государственный чиновник (а что до тяжелого и неуживчивого характера - это к современникам) - на таких редкостных сваях и держалась до поры Империя в вечной своей мерзлоте, и выезжала на этих беловороных тройка-Русь…
     А вот уставился на читателя с любопытством беглый монах, настоятель посольской церкви Леонтий (в миру Лука Иванович Яценко) - среди всех обитателей книги для меня наиболее близкий, полюбившийся лик. Я рад, закрывая обложку, что он будет жить и далее, дорастет до архимандрита, что оставит после себя пятнадцать объемистых тетрадей дневников - свою благую весть "от Луки". Он и стихи сочинял в константинопольской келье, в "каморе отдохновения", при огарке свечи: "Отечество дражайшее, солнечных луч сладчайшее. Все утехи, несомненно, превосходит неотменно доброта твоя. Мне и дым твой во прохладу, райских кущей вид в досаду, страны чуждыя!" Предтеча! Только через треть века с гаком появится вторично-хрестоматийное державинское "Отечества и дым нам сладок и приятен". А его слегка пародийная (да уж, не данте-петрарковская) история любви настоятеля с прачкой Франческой! Особенно же мне понравилось, как Лука Иванович норовил в своей церквушке окрестных муэдзинов уязвить: "Стройные звуки православного песнопения, перекрывая затейливый напев басурмана, воспаряли над островерхими турецкими минаретами, как крест над полумесяцем на маковках российских церквей. Это был момент сокровенного торжества. Георгий Победоносец попирал серебряным копьем поганого змия".
     Об императрице Екатерине, конечно, тоже было мне читать вельми интересно - знаком-то школярно, шапочно, потемкински, с гулькин нос - а поразительная фигура, то гольный голливуд, то государыня - Клеопатра с царем в голове! Вот обычное вельможное утро Ея: подъем в 7 часов, ждет кувшин теплой воды и мелко накрошенный лед в серебряной плошке. Водой - умываться, рот полоскать, льдом - щеки тереть. Скромный завтрак - крепчайший кофе, сахар, сливки, бисквиты (любому смертному доступно!). Опосля - работа с бумагами и министрами. За трудами - нюхала табак, выращиваемый специально в царскосельском саду. Забот невпроворот - и оспу в России прививали (на себе испытывала), и картошку из Ирландии выписывала, и письма послам истчо лично сочиняла (например, графу Чернышеву, в Лондон): "…а у России, вы знаете, средства немаленькие… и вот никто ее не стесняет, и вот разбудили спавшего кота, и вот он бросится за мышами, и вот вы кой-что увидите, и вот об нас будут говорить, и вот мы зададим звон, которого не ожидали, и вот турки будут побиты". Мощная эпистола!
     Напослед замечу на полях рецензии, что книги в моем понимании - те же живые существа, прямостоящие на полке или лежащие на спинке, раскинувшись. И от одних хочется побыстрее отделаться, а с другими не можешь расстаться. В нашем случае добрые эпитеты можно в эпиталаму складывать - книга Петра Стегния серьезно-увлекательная, доступно-изысканная, на многочисленного любителя… Да просто - и уму, и сердцу - хорошая, интересная. Введем определение: "Посол III класса" - книга первоклассная. Читать сие - это не "проволакивать время", как сказал бы Обресков, а "отведать щастие!", как писала Екатерина II. Чему споспешествовало, добавим от себя, многознание и мастерство автора.