22

     Уверенность в упорядоченности окружающего мира предшествует мышлению и, более того, лежит в основе самого феномена человека. Человек разумный - человек упорядочивающий. Декартово "я мыслю, следовательно, существую" можно переиначить: "я упорядочиваю, следовательно, существую"; все наше мышление не что иное, как набрасывание сетки порядка на хаос мира, и только порядок превращает хаос в Космос. Первое человеческое занятие - выгораживание упорядоченного пространства; строится дом, жилище, укрывающее от беснующегося за порогом хаоса. Вслед за материальным, упорядочивается духовное пространство; переход от регистрации событий к их упорядочению - скачок, не имеющий себе равных по значимости. Упорядоченные пространства (физическое и духовные) обретают уют, в них приятно находиться (А.Воронель).
     Не верящему в реальность внешнего мира придется согласиться с тем, что мышление сводится к упорядочению мыслей, но, так или иначе, порядок - прежде всего.

     Порядок - прежде всего. Это нам вдалбливается с детства. "Убери у себя в комнате (на столе, кровати)", - вот что мы чаще всего слышим от родителей. Львиная доля педагогики сводится к приучению к порядку. Затем мы начинаем любить порядок. Как говорил в "Белой гвардии" Мышлаевский: "Я люблю, чтобы в доме было тепло и уютно, как в казарме".

     Платон в "Тимее" говорит, что порядок, несомненно, лучше хаоса. Успехи немецкого порядка заставляют в этом усомниться.

     Хаос часто определяется, как беспорядок, отсутствие порядка. Это наводит на мысль о том, что представление о порядке предшествует представлению о хаосе.

     До всякого мышления мир упорядочен языком. Язык с его грамматикой и синтаксисом задает предварительное разбиение мира. Думая по-русски и на иврите, в голову приходят разные мысли. Человек пытается свергнуть тиранию языка. Более всего преуспевают в этом математика и музыка. Если верить Пуанкаре и Адамару, математическое творчество проходит в слоях сознания, не связанных с речью. Но сами математики признают, что вся громада их знания может быть сведена к аксиомам натурального ряда: 1 является натуральным числом; число, следующее за натуральным, также является натуральным; 1 не следует ни за каким натуральным числом, и т.д.; речь идет об аксиомах порядка. И из этой шляпы порядка можно вытащить любого математического кролика.
     В слове "упорядочивать" затаился "ряд". Можно, конечно, сказать, что математика упорядочивает не мир, но наши мысли о мире. Но как тогда быть с "непостижимой эффективностью математики в естественных науках" (Ю.Вигнер)? Только математика позволила набросить на мир новую сетку понимания.
     Музыка тоже стряхивает оковы языка. Но, во-первых, она расположилась не так далеко от математики, что знал еще Пифагор. А, во-вторых, страшное воздействие музыки на душу не в последнюю очередь связано с ее способностью перетасовать, переупорядочить наше подсознание. Об этом толстовская "Крейцерова соната".

     Представление о том, что математика обеспечивает адекватное упорядочение физического мира, восходит к Декарту. Более того, согласно Декарту, математика доставляет единственно достоверное знание о мире, зазор между математикой и миром вещей минимален. То, что геометрия дает верное представление о реальных треугольниках и кубах, представить себе нетрудно, но Декарт делает и следующий шаг, создав аналитическую геометрию, сопоставив геометрическим фигурам числа, а значит, и физический мир подлежит численному упорядочению, и мы вновь возвращаемся к натуральному ряду.

     Эйнштейн согласен с Декартом в том, что физика сводится к геометрии. Но Эйнштейн производит радикальную перетряску физического мира. В доэйнштейновской Вселенной тела размещались, упорядочивались относительно пустого, абсолютного пространства, так страшившего Паскаля. В теории относительности тела располагаются и движутся только относительно других тел. Приказав долго жить, абсолютное пространство увлекло за собой и мир классической физики.

     Первичное упорядочение вещей заключатся в их размещении в пространстве и во времени. Но если верить Юму, пространство - не что иное, как упорядоченное расположение точек, то есть идея пространства неотделима от идеи порядка, или, быть может, порядок предшествует идее пространства. С порядка начали - порядком и закончили. Юм бы легко принял теорию относительности, ведь точки можно упорядочить и друг относительно друга, абсолютный фон при этом ни к чему.

     Все происходит "когда-то" и "где-то". В мире пространство и время не расцеплены. Их расцепляет наше сознание, набрасывая на мир две разные сетки порядка - пространственную и временную (А.Воронель). Негласное предположение о возможности такого разъединения лежит в основе всякого мышления.

     Наблюдая столкновение биллиардных шаров и выявив закономерности этих столкновений, мы твердо уверены в том, что все остальные шары во Вселенной будут вести себя точно так же. Эта уверенность в упорядоченности окружающего мира, сродни религиозной вере, лежит в основе естествознания. В самом деле, если бы существовала иная, неупорядоченная реальность, она была бы недоступна нашему мышлению.
     Юваль Неэман сравнивал научное познание с заполнением карты. Наука наносит на карту мира материки познанного, стирая белые пятна, и так до полного исчерпания. В самом деле, география, как наука, закончилась, не осталось на Земле белых пятен, почему бы не закончиться и науке? Но рассуждение Неэмана предполагает конечность карты, в то время как карта Вселенной, по всей видимости, бесконечна. Чем ближе мы приближаемся к горизонту, отделяющему познанное от непознанного, тем скорее этот горизонт от нас убегает. С одной стороны это радует, на ученых мысль о конце науке навевает понятное уныние. Но, с другой стороны, безграничность карты ставит нас перед неприятной проблемой: не все ли равно, какие пятна на ней заполнять?
     Научное познание скорее можно сравнить с наведением порядка в комоде со множеством ящичков. Разложил побрякушки, шпильки, отверточки по ящичкам, пронумеровал и, протянув руку к комоду, - достанешь требуемое (примерно так объяснял свой метод доктору Ватсону Шерлок Холмс). Еще совсем недавно ученым казалось, что есть центральный ящик, а в нем спрятан каталог содержимого комода, и, наведя в каталоге порядок (написав, скажем, уравнения единой теории поля), мы с легкостью устраним хаос и в смежных отсеках. Но здесь науку подстерегала трудность, на которую первым, кажется, указал Юджин Вигнер: пропасть между реально существующими объектами и основополагающими уравнениями столь велика, что человеческий разум не в силах ее преодолеть. Разглядывая уравнение Шредингера, никак не догадаешься о существовании реальных кристаллов или жидкостей. Наведение порядка в центральном ящике не поможет победить кавардак в смежных отделениях комода, прочитав каталог, никак не представишь себе содержимого комода. Я уж не говорю о том, что наличие самого центрального ящика под большим сомнением. Это возвращает нас к унылому вопросу: не все ли равно, в каком ящике ковыряться? Вера в самое существование центрального ящика ведь тоже Вера с большой буквы. Если рассмотреть ее поближе, то можно подметить, что она предполагает иерархическое устройство мира. До самого недавнего времени иерархическое строение мироздания само собой разумелось и естественно отражалось в сословном строении общества. "Ибо сословие есть состояние, "estat", "ordo", порядок, и за этими терминами стоит мысль о богоустановленной действительности" (Й.Хейзинга, "Осень средневековья"). Поиск фундаментальных законов природы тоже исходит из матрешечной структуры Космоса. Где-то внутри самой маленькой матрешки прячутся главные уравнения (раньше это место было занято философией и теологией). Содержимое этой матрешки структурировало, упорядочивало внешние слои познанного.
     ХХ век отменил все и всякие иерархии. Нет больше ни рыцарей, ни землепашцев. Но нет и иерархии знаний. Каждая из наук обзавелась своими закономерностями. Плодотворные занятия химией не предполагают знакомства с теорией относительности, молекулярному биологу едва ли есть дело до Большого взрыва, психологу до квантовой механики. Упорядочение фактов вокруг некоторой центральной оси не предполагается.
     Здесь, конечно, можно сказать: ну и что? Ну, нет на свете общей теории всего, центральный ящик комода пуст. Дело, однако, в том, что иерархичность - выделяет человеческое мышление. В качестве вычислительного устройства компьютер значительно эффективнее человека, но пока с компьютер с трудом обыгрывает человека в шахматы, где, казалось бы, преимущество в скорости перебора вариантов имеет решающее значение. Человек, мысля, не только и не столько перебирает варианты, сколь включает загадочный иерархический механизм принятия решений, отсекающий важное от неважного, существенное от несущественного. Способность выделения важного отличает здоровую психику, я много раз замечал, что люди, страдающие психическими расстройствами, в первую очередь теряют способность отличать существенное от второстепенного.

     Мир утратил иерархическое строение, но мы все более понимаем его неодносвязность, невозможность натянуть на Вселенную единую сетку понимания, точнее невозможность обойтись одной сеткой понимания. Удивительное наблюдение Ю.Трифонова: там, где есть связность, там присутствует и связанность. Для меня Трифонов - писатель первого ряда (и тут я не удержался от наведения иерархии), молодые его не читают.

     Мера беспорядка в мире - энтропия. Она значительно менее знакома просвещенному человечеству, чем энергия, а жаль. Ибо именно рост энтропии указывает направление протекающих в мире процессов, задает стрелу времени. Кажется, Илье Михайловичу Лифшицу (наследнику Ландау по Институту физпроблем) принадлежит замечательная шутка: энергия - всего лишь казначей мирового хозяйства, а вот энтропия - его директор, ибо указывает направление.
     Эйнштейн как-то сказал, что все законы физики со временем падут (включая теорию относительности) за исключением законов термодинамики. Шутливый прогноз Эйнштейна - глубок, именно второй закон термодинамики задает "стрелу времени", направление хода времени из прошлого в будущее. Стрела времени задает бесспорное упорядочение событий, никому не удастся стать самому себе дедушкой; прошлое неотменимо; держась за ось времени, спасаешься от наступающего со всех сторон хаоса. Быть может, ось времени - единственная, за которую еще можно уцепиться нашему современнику. Отсюда столь странная страсть к генеалогическим изысканиям, охватившая массы.
     Нам доступно только обратное упорядочение фактов во времени; сказать, что некоторые события имели смысл, это значит упорядочить их во времени.

     Энтропия - поразительна. В отличие от других измеримых физических величин, энтропия - исчислима. Энтропию можно определить, загибая пальцы руки, что возвращает нас к натуральному ряду. Не удивительно ли, что величина, направляющая стрелу времени, замкнута на натуральный ряд, казалось бы, далее всего от времени отстоящий?
     В сущности, энтропия и информация - неразличимы, их можно измерять в одинаковых единицах - битах. Быть может, вовсе не шутил Джон Уилер, когда говорил о том, что фундаментальной единицей, первокирпичиком мироздания является бит.

     Эволюция приводит к тому, что выживают виды, наилучшим образом упорядочивающие окружающий мир, иными представляющие собой наиболее эффективные информационные машины (см. В.Ф.Турчин, "Феномен науки"). Не энергетическая целесообразность направляет отбор, а информационная (энтропийная). Гепард энергетически куда как эффективнее человека, но человек справляется с гепардом, поставив капкан, то есть наведя удобный ему, человеку, порядок.
     Способность человека упорядочивать окружающий мир неизмеримо возросла после промышленной революции. За последние триста лет мир изменился до неузнаваемости. Профессор Ги Дойчер в своей недавней книге "Энтропийный кризис" показал, что человечество на самом деле столкнулось не с энергетическим, а энтропийным кризисом. В самом деле, закон сохранения энергии требует ее постоянства. А вот за все возрастающее упорядочение окружающей среды приходится платить немалую цену, именно на поддержание порядка и уходят все возрастающие усилия, в конечном счете, разрушающие окружающую среду.

     Поглядев с Марса на Землю, можно было бы заметить, что в ХХ веке скачкообразное цивилизаторское нарастание порядка на планете сопровождалось небывалым смешением рас и народов, порядок этот понижавшим. Быть может, таким образом биосфера защищается от сверхупорядочения?
     Еврейский религиозный закон Галаха представляет собою удивительную попытку упорядочить самое неупорядочиваемое на свете - человеческую жизнь. Мельчайшая сетка закона набрасывается на все проявления жизни - от рождения до смерти. Среди евреев - огромное количество порядочных людей, - людей с предсказуемым поведением. Евреев не случайно охотно брали в финансовые советники и казначеи, - не ограбит, ничего эдакого не отчебучит.
     Лев Шестов писал: "Человек волен так же часто менять свое мировоззрение, как ботинки или перчатки… и прочность убеждения нужно сохранять лишь в сношениях с другими людьми… И потому как принцип, уважение к порядку извне, и полнейший внутренний хаос". Характерная мысль - несмотря на внутренний хаос, все-таки порядок извне, сразу узнаешь порядочного человека.

     Удивительно, но упорядоченный, расчисленный еврейский быт представлялся О.Мандельштаму Хаосом, Хаосом иудейским. Платон бы сказал, что для того чтобы увидеть порядок, надо его заранее знать. Но можно сказать и так: для того, чтобы почувствовать гармонию, требуется немалая тренировка. Для нетренированного уха симфония Моцарта - кошачий концерт.

     В рассказе Борхеса цитируется китайская энциклопедия, в которой говорится, что "животные подразделяются на: а) принадлежащих Императору, б) бальзамированных, в) прирученных, г) молочных поросят, д) сирен, е) сказочных, ж) бродячих собак, з) заключенных в настоящую классификацию, и) буйствующих, как в безумии, к) неисчислимых, л) нарисованных очень тонкой кисточкой из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) только что разбивших кувшин), о) издалека кажущихся мухами". Классификация, предложенная Борхесом, подводит к двум заключениям: 1) никакое упорядочение не имеет преимущества перед другим, 2) без предварительной тренировки никакого порядка не разглядеть. Наука согласна со вторым выводом и оспаривает первый, полагая, что преимущественные, истинные, продуктивные упорядочения все же существуют.

     Достоевского раздражало упорядоченное отношение евреев к деньгам, никак не дававшееся ни ему, ни его героям.

     Страсти к порядку противостоит стремление человека к свободе. Но нашей поведенческой свободе, свободе поступка предшествует свобода мышления, то, что подталкивает нас вести себя так, а не иначе. Но что есть свобода мышления? Свобода мышления сводится к фундаментальной возможности упорядочения фактов, - первейшей из свобод. Свобода высшего уровня определяется уровнем порядка, царящего в нашем мышлении. Так возникает иерархия свобод. Странным образом уровень порядка задает и уровень свободы.
     Согласно Торе, свободный человек отличается от раба - наличием дома и семьи. Раб не волен выбирать себе семью, и у него нет своего жилища, своего упорядоченного пространства, порядок задан хозяином. Раб свободен от заповедей, связанных с конкретным временем их исполнения, временной порядок тоже задан хозяином.
     Казалось бы, дом и семья, - две вещи, наибольшим образом закабаляющие, связывающие человека. Но наличие дома и семьи подымают человека на ту ступень иерархии, где возможны проявления свободы.

     Нам кажется, что в познании мира участвует только мозг. Зачастую недооценивается роль тела. Человеческому глазу доступна ничтожная часть спектра электромагнитных волн, уху крошечная полоска спектра звуковых. Если бы мы могли прихватывать инфракрасную и ультразвуковую части спектра, мир перед нашими глазами был бы совсем иным. Иными были бы и абстракции, выработанные для его понимания. Важно все: и скорость реакции тела на возбуждения и его температура. Упорядоченное строение тела задает и сетку порядка, набрасываемую на мир, превращающую его в понятный. В этом смысле человек изоморфен миру.

     М.Мамардашвили говорил, что порядок противоестественен, для его поддержания требуются усилия, естественен хаос. Жизнь питается порядком, явление жизни - противоестественно.
     Утомленное упорядоченной жизнью человечество периодически начинает страдать от избытка порядка и видеть спасение в естественной жизни. Законы, культура, ритуалы утомляют. И тогда слышен вопль: "Назад к природе!" Когда за озвучивание этого лозунга берутся Толстой и Руссо, - возникают общественные движения. По их поводу Алданов заметил, что страшны не восстания против общественного строя, страшен бунт против зубной щетки и носового платка.
     Как правило, борцы за естественный образ жизни быстро создают секты, отличающиеся изощренными ритуалами и казуистикой. Такова же судьба борцов с наличным общественным порядком. Карбонарские секты отличал детальный, тщательно разработанный ритуал, я уж не говорю о масонах. Жизнь при социализме была предельно ритуализована, марксистская казуистика за каких-то сто лет существования развилась настолько, что представляла собой общую теорию всего. Впрочем, эти соображения вряд образумят ниспровергателей нынешнего порядка.

     М.Мамардашвили: "…у греков полис есть попытка видимой предметной реализации порядка. То есть они считали возможным порядок здесь, в этом мире. А индусы, по ряду сложившихся исторических сцеплений в их мышлении, этой идеи в развитом виде не имели. Может быть, это… и объясняет, почему из греческой философии выросла наука, а из индийской философии, во многом очень сходной с греческой, - нет". Воля к порядку здесь, в этом мире, четко отграничивает запад от востока. На этом посюстороннем порядке настаивает западная цивилизация. Культура, и высокоразвитая, прекрасно без него обходится, позволяя индивидууму роскошествовать в монастыре собственного духа.
     В этом смысле можно говорить об иудео-христианской цивилизации. Галаха ведь тоже исходит из представления о том, что здесь, в этом мире, может и должен быть наведен порядок. С культурой дело значительно сложнее, слишком велики различия.
     Вообще, корреляция между порядком внутри сознания и вовне его никак не однозначна. Напротив, глубоко упорядоченный внутренний мир часто сопровождается внешними безалаберностью и раздерганностью. Бесчисленные (и достоверные) рассказы о рассеянных профессорах, не ладящих с внешним миром - тому свидетельство.

     Смерть задает качественный скачок порядка, энтропия тела скачкообразно возрастает. То ли смерть лишает нас свободы, то ли выводит нас на ее новый уровень, здесь тайна. Знаменитая надпись на могиле Мартина Лютера Кинга "Свободен, наконец-то свободен" намекает на то, что со смертью наступает и высший, доступный человеку уровень свободы.

Эдуард Бормашенко

ЧЕЛОВЕК УПОРЯДОЧИВАЮЩИЙ