В нынешнем году исполняется 30 лет со времени выхода в свет сразу ставшей "культовой" книги тель-авивского прозаика Менахема Тальми "Яффские картинки". Первый том будущей трилогии вышел в 1979 г., через год в Израиле с успехом прошел одноименный телевизионный сериал. В 1981 г. увидел свет второй том "Картинок" с подзаголовком "По второму кругу", также ставший бестселлером. Третий том был опубликован в 1983 г. и назывался "Яффо по кайфу. По третьему кругу".
В феврале этого года издательство "Меркур" (Тель-Авив) опубликовало том избранных рассказов из трилогии М.Тальми на русском языке под названием "Яффские рассказы". Перевод с иврита осуществил Александр Крюков. В книге воспроизведены иллюстрации из ивритского оригинала книги, которые в свое время специально для этого издания создал известный израильский художник-карикатурист Шмуэль Кац.
5 марта в Российском культурном центре в Тель-Авиве c большим успехом состоялась презентация "Яффских рассказов", в которой приняли участие все создатели ивритского и русского вариантов книги – автор М.Тальми, художник Ш.Кац, издатель Р.Жак и переводчик А.Крюков.
Мы помещаем в этом номере несколько из этих рассказов, чтобы читатели могли живо ощутить особенную, остро приправленную, атмосферу этого легендарного мира.
Слово покойника
Кто не знает киоска Джамили в Яффо. Это классное заведение работает до раннего утра. Просыпается человек посреди ночи и охота ему курнуть, а пачка пуста, что он будет делать? Да нет проблем – натягивает штаны и идет к Джамили. Просыпается человек посреди ночи – во рту сухо, организм требует холодненького пивка. Да нет проблем – бегом к Джамили. Пиво "Амстель", пиво "О'кей", какое угодно. Там и еда, и газеты, и тетрадки детишкам для школы, и жель для волос мужчине, и книги о сексе на арабском и на болгарском*, – просто назови язык, который тебе нужен. Идет крутая игра в карты, возникает спор, и нужна новая колода, чтобы никто не заподозрил, что карты меченые. Бегом к Джамили, у него есть и карты, и "Житанс"**. А если вдруг потянет посмотреть на голых красоток на песочке у моря или просто лежащих на траве и кушающих виноград, так что при этом все их прелести наружу, – у Джамили полно таких журналов, да еще в два раза дешевле, чем в Тель-Авиве. Летом Джамили угощает клиентов арбузами, зимой Джамили готовит горячий маалаби*** с корицей и соком розы, а посыпает лакомство стружкой настоящего кокоса. Чай у Джамили с мятой, которая прямо из сада, кофе с кардамоном, и все – друзья Джамили.
Откуда у Джамили этот киоск? Каждый раз рассказывают новую историю. Некогда говорили, что он ограбил почтовое отделение и там ему попались алмазы, на эти деньги он и купил киоск. После уверяли, что ему перепало наследство от тети его жены, но потом сообразили, что это маловероятно, ведь он был еще холост, когда купил заведение. И вот несколько недель назад мы услышали последнюю версию. Сам Джамили рассказал.
Мы пришли к нему в заведение с Салмоном, а Салмон, где бы ни появился, он везде в почете. Только Джамили завидел его, сразу бросился протирать стол, а его "Милости просим!" можно было слышать на другом конце улицы.
– Садитесь, садитесь, – пригласил он, – разрезать вам арбуз?
– Подходит, – соглашается Салмон.
Джамили расстилает большую белую скатерть, разрезает арбуз, отрезает большой кусок брынзы, кладет зеленый перчик, ставит на стол тарелку с "битыми" оливками**** и бутылку арака. "Еще минутку, – говорит хозяин заведения, – и я разогрею для вас лаваш с луком". Так – везде, куда приходит Салмон, – ему оказывают большой почет.
* В те годы евреи из Болгарии составляли значительную часть населения Яффо.
** Известная марка французских сигарет.
*** Разновидность восточного пудинга.
**** Перед засолкой и маринованием оливки бьют деревянным молотком, положив их на гладкий камень.
После того, как Джамили поставил разогреваться лаваш, Салмон сказал:
– Сегодня ты расскажешь моему другу, откуда у тебя этот киоск.
– А нужно ли? – скривил Джамили физиономию. – Зачем вытаскивать скорпионов из-под камня?
– Джамили, все скорпионы сдохли! – говорит Салмон. – Давай, выпей с нами арака и выкладывай историю.
– Салмон, ей-Богу, ты же знаешь, я никогда не распространяюсь на эту тему.
– Я знаю, – отвечает Салмон, – но сегодня ты расскажешь.
– Хорошо, – вздыхает Джамили, – только из уважения к тебе.
Итак, однажды утром, когда я в больнице вез тележку с пациентом, пришел адвокат и спросил, кто здесь Джамили.
– Джамили! – перебивает его Салмон. – Не надо засорять рассказ ерундой, но и не упускай главного! Расскажи-ка все с самого начала. Что ты делал в больнице, и почему к тебе пришел адвокат?
– Хорошо, – отвечает Джамили, – только из уважения к тебе я расскажу все с самого начала. Это было лет двадцать восемь назад. Я тогда еще был санитаром больницы в Яффо. Готовлю больных, доставляю их в операционную, а потом жду, когда с ними закончат. Если пациент жив, везу его обратно в отделение. А если отдал Богу душу, прикрепляю бирку на большой палец ноги и везу в морг, что на заднем дворе, прошу его передать привет на небеса и запираю дверь. А открываю только когда приезжает машина, чтобы забрать труп в погребальную контору.
Однажды резали какого-то старика. И кто-то ошибся, может, врач, а может, я, кто знает. Как бы там ни было, я нацепил старику бирку на палец и повез на тележке во двор. Ты ж понимаешь, из трех оперированных двое отдавали концы, и только один выживал. Дело было двадцать восемь лет назад, это потом врачи кое-чему научились, набрались опыта. И на трех оперированных теперь приходится уже двое выживших. Только один отправляется в морг.
…Так вот, может, уже по привычке я и повез старика сразу в морг. Поверь мне, не специально... Возьми кусочек брынзы, она хорошо идет с арбузом. Как тебе оливки? Я покупаю их у одного старика в Дженине. Каждый сезон три большие банки...
Итак, где мы остановились? Примерно в полдень приезжает перевозка забирать покойников. Их было где-то двое или трое. Я открываю дверь морга, включаю свет, и тут раздается: "Ой! Ой!"
Уже три года я работал в больнице, но еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь в холодильнике разговаривал, поверь мне, уж эти-то умеют молчать. Ну, подумал, что мне послышалось, может, просто кто-то разговаривает на улице. Но как только ребята из похоронки опустили носилки, чтобы взять свой товар, как снова звучит: "Ой! Ой!"… Тебе добавить немного воды в арак? Закуси огурчиком, очень вкусно…
Итак, где мы остановились? Ага, услышали "Ой! Ой!.." Водитель похоронной машины отпрыгнул назад и говорит своему помощнику: "Мертвецы заговорили! Мертвецы заговорили!" Забросили они носилки в кузов, сели в машину и понеслись, как от дьявола. Я же вошел внутрь и ищу, откуда доносится голос. И что я вижу? Лежит старик с биркой на пальце, которого я привез сюда утром, и один глаз у него открыт. Вдруг этот дед спрашивает: "Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?"
Я подхожу к нему и осторожно спрашиваю:
– Э-э-э, да вы не умерли?
А он мне:
– Я умираю... от жажды. В горле пересохло.
– Послушайте, – говорю я ему тогда, – мне, конечно, не трудно дать вам воды, но вы ведь умерли, как же вы будете пить?
– Я умер? – удивляется он. – Но я совсем не чувствую себя мертвым.
– Это нормальное явление, – говорю я, – когда человеку отрезают ногу, потом еще год ему кажется, что она у него болит. То же самое, когда умирают: около года вам будет казаться, что вы живы, но не переживайте, постепенно это пройдет.
– Вай! Вай! – говорит старик. - А это точно, что я умер?
– На сто процентов, – отвечаю я. – Посмотрите, у вас есть и официальный документ на пальце ноги.
Покойник с трудом поднимает голову и подтверждает:
– В самом деле, там бирка. Скажите, а я не могу пожить еще немного? У меня остались кое-какие неотложные дела, потом я готов и умереть. Мне уже семьдесят пять, но, может, вы сделаете мне одолжение и снимете бирку. Может, дадите мне возможность закончить дела.
– Я думаю, – прерывает себя Джамили, – лаваш с луком уже горячий. Принести еще пива?
– Сначала закончи рассказ, – настаивает Салмон.
– Хорошо, тогда продолжим. Я говорю старику: "Послушайте, мне несложно сделать вам маленькое одолжение, но если кто-нибудь в больнице узнает, что я снял с пальца покойника бирку и отвез его обратно в отделение, то я попаду под суд, и меня уволят".
– Никто не узнает, – отвечает старик, – и вы не пожалеете: если поможете мне, я включу вас в свое завещание.
– Да на что мне ваше завещание, – говорю я, – просто дайте мне слово покойника, что никто не узнает, что я забрал вас из морга.
Он дал мне слово. Я положил его на каталку и окружным путем, чтобы никто не увидел, снова привез его в отделение. Где-то через неделю старик был уже на ногах. Перед тем, как выписаться, он мне сказал:
– Теперь ты мне как сын, я никогда не забуду, что ты для меня сделал.
– Пустяки, – сказал я ему, – мне доставляет большую радость делать добро людям. Только не забудьте: даже вашей жене не рассказывайте, что случилось.
– Будь уверен на все сто, – сказал он, – я же дал тебе слово покойника, разве нет?
И он ушел. Я уже и забыл обо всем этом, как спустя год в больницу приходит некий человек и спрашивает, где найти Джамили. Ему показали на меня. И вот он мне говорит:
– Я адвокат Самуэля Самуэля. Он лежал в вашей больнице. Где-то год назад.
Я ответил, что не помню такого. А он продолжает:
– Это тот старик, которому делали операцию, а вы, в свою очередь, о нем особо позаботились.
И тут я вспомнил о том старике:
– У него все в порядке?
– Он умер, – сказал мне адвокат.
– Операция? – поинтересовался я.
– Нет, в одночасье, – ответил он, – легкая смерть, без боли.
– Пусть сжалится над ним Всевышний! Он был очень милым человеком, – говорю я. – Когда его похороны? Я, может быть, приду.
– Они состоялись еще месяц назад, – объясняет адвокат, – но вчера мы вскрыли его завещание. Он вписал туда и вас, завещал вам немного наличных, а также свой киоск, что рядом с улицей Шив'им. Зайдите ко мне в контору, оформим документы… – Разрезать еще арбуз? Припасен у меня один, прямо со льда. Это нечто! Я уже несу...
Первая брачная ночь
– Я выросла среди яффского дерьма. Всю свою жизнь вижу лишь дома с разваливающимися стенами и протекающими крышами, хожу по улицам, залитым помоями. Но я знаю, что однажды придет мой принц и заберет меня отсюда. – Так частенько говорила Роза Озров, а все из вежливости кивали головами и соглашались: "Дай-то Бог!"
– Однажды он появится, мой принц, вот увидите. И у нас будет хупа, как положено. А первую брачную ночь мы проведем в самой шикарной гостинице города, – так говорила Роза Озров, стоя в дверях своего дома, со стен которого осыпалась штукатурка, балконы покривились, а смрадные запахи жарки и мочи разносились из него по всей округе.
Все снисходительно ухмылялись, не зная, действительно ли сама Роза верит в свою заветную мечту. А когда все сидели, разговаривая о проблемах этой дерьмовой жизни, Роза Озров улыбалась сама себе и тихо говорила: "Все это закончится, когда появится мой принц, высокий мужчина, с глазами красивыми, как море". Снисходительно ухмылявшимся слушателям она повторяла: "Вы еще увидите".
Смех смехом, но однажды принц действительно появился. Пусть он был не на белом коне, а приехал дневным поездом из Хайфы и до Яффо добрался на автобусе 42-го маршрута. Принц не был высок, а глаза его не напоминали море. Он оказался совсем низким, зато у него были туфли на очень высоких каблуках, поэтому он вообще-то казался низким, но не так уж чтобы очень. Он не был блондином, потому что волос на голове у него не было вообще. И брился он не так уж тщательно, к тому же только один раз в неделю.
Верно, не принц, но мужчина.
Кто-то рассказал, что этот маленький из Хайфы что-то напортачил там у себя в городе, поэтому был вынужден приехать немного проветриться в Яффо. И когда он прогуливался у нас по улицам, его глаза всегда настороженно рыскали по сторонам, словно выискивая признаки опасности и тревоги, а короткие ноги всегда были напряжены и готовы унести их обладателя от неизвестных преследователей.
И вот однажды он встретил Розу Озров, которая тоже не была первой принцессой в Яффо. Встретил, и его сердце учащенно забилось.
– Ну и вкус у этих, в Хайфе, – пренебрежительно сказал кое-кто из яффских и пожал плечами. Другие, более смышленые, глубокомысленно изрекли: "Каждой кастрюле – своя крышка".
А хайфская крышка совершенно втюрилась в яффскую кастрюлю.
Поначалу он появлялся только по вечерам: посмотрит направо-налево, не следит ли кто за ним, а потом посвистит Розе в окно. Когда та высовывала голову, он приглашал ее сходить с ним куда-нибудь. Роза ответила:
– Смотри, дорогой, не знаю, как там у вас в Хайфе – никогда там не была, но у нас в Яффо, когда мужчина приходит пригласить девушку куда-нибудь, он приносит ей несколько цветочков.
– Ну, совсем дурочка с катушек съехала, – говорили соседи, – больше она его ни в жизнь не увидит.
Однако на следующий день он пришел, да еще с дорогим букетом в прозрачном целлофане. Что тут скажешь: хайфская крышка запала на яффскую кастрюлю.
Когда они возвращались вечерами с прогулки по городу и немножко целовались на лестничной площадке, этот хайфский, на больших каблуках, обычно пытался внедриться к Розе в комнату. Что тут поделаешь – хайфские тоже иногда заводятся.
Но Роза отвечала:
– Смотри, парень, уж не знаю, как там у вас, но у нас так запросто к девушке в комнату не вламываются.
– Совсем сбрендила эта Роза, – заговорили все кругом, – первый раз в жизни попался мужик, который ее захотел, и посмотрите, как она его выпроваживает. Все – завтра она его не увидит.
Однако на следующий день маленький из Хайфы на высоких каблуках, как ни в чем не бывало, вновь на посту, словно Роза и не выставляла его за порог не солоно хлебавши.
Так прошло и две, и три недели. От любви и нереализованного желания маленький хайфский мужчина стал еще меньше. Однажды вечером, когда на лестничной площадке он в очередной раз предпринимает усилия, чтобы внедриться в комнату Розы, а она стойко отражает все его поползновения, хайфский и говорит:
– Да что с тобой такое?
А она отвечает:
– Здесь тебе не Хайфа, дружок. У нас девушка пустит парня к себе в комнату, только если у него серьезные намерения.
– Поверь, у меня серьезные намерения.
– Тогда докажи!
– Ну, а если устроим хупу, все будет в порядке?
– На сто процентов, – отвечает Роза, – но не знаю, как это у вас в Хайфе. У нас в Яффо хупу на раз-два не делают. Сначала находят зал с оркестром, потом приглашают родственников и друзей. Помимо этого нанимают одного фотографа – специалиста по розовым фотографиям в белом тумане, и второго, чтобы снял хупу и танцы на кинокамеру.
– Ладно, нет проблем, – вздыхает мужчина и предпринимает очередную попытку внедриться к Розе, но она-то будет побольше него размера на полтора, поэтому легко отбивает натиск и добавляет:
– Да еще заказывают автомобиль, украшенный цветами и воздушными шариками, чтобы под вечер поехать в парк Чарльза Клора* фотографироваться на фоне садящегося солнца, моря и чаек.
– Да конечно, конечно! – пыхтит маленький из Хайфы, пытаясь затолкать Розу в ее комнату. Однако та непоколебима и гнет свое:
– Да, и еще у нас на первую брачную ночь снимают номер в самой лучшей гостинице Тель-Авива…
– "Хилтон", "Шератон" – все, что хочешь, – бормочет вконец возбужденный житель Хайфы, пробиваясь в желанном направлении, а Роза отбивается и продолжает:
– …Номер-люкс, а не комнатку, и там должно ждать шампанское в ведерке со льдом.
– Конечно, французское, – сопит мужчина и напирает из последних сил, но крепкая Роза уверенно держит оборону:
– И чтобы завтрак – в постель, как в кино…
– И обед! – тяжело дышит хайфский, словно заморенный конь, который тянет повозку по глубокому песку, и... вдруг Роза сдается.
Вы удивитесь, но все, что маленький из Хайфы пообещал, он выполнил: пошли к раввину и написали ктубу**, заказали такси с цветами и шариками. Жениху купили бежевый костюм и белую сорочку с рюшами, невесте – подвенечное платье с фатой. Под вечер поехали в парк Чарльза Клора, где фотографировались на фоне моря и чаек. А совсем вечером состоялась роскошная свадьба с оркестром и киносъемкой, ужином с четырьмя первыми блюдами, двумя мясными, а также фламбированным*** десертом. Когда гости разошлись, молодожены поехали на своем цветочно-шариковом такси в самую новую гостиницу на улице Ха-Яркон и поднялись в лифте на последний этаж. И тут, когда маленький на высоких каблуках уже было открыл дверь люкса, Роза ему и говорит:
* Неширокий парк, расположенный вдоль прибрежной полосы между Тель-Авивом и Яффо.
** Брачный контракт.
*** Кулинарный изыск: блюдо, поданное на стол, обливают спиртом и поджигают.
– Подожди минутку, милый. Всю жизнь я мечтала, что муж внесет меня в спальню на руках, как в кино.
– Да нет проблем, – отвечает маленький из Хайфы, подхватывает молодую жену на руки и ногой распахивает дверь номера. Таким образом они добираются до спальни и что же там видят?
На брачной постели сидят трое хайфских братанов, прибывших разобраться со своим маленьким корешем, который что-то напортачил в родном городе, да и скрылся с глаз долой.
Наша Роза, у которой голова работает как надо, все сразу поняла и говорит гостям:
– Послушайте, мы сегодня поженились, дайте нам провести ночь, приходите утром. Это ведь самый большой грех – лишать женщину первой брачной ночи.
Тогда один из хайфских, по имени Чико, отвечает:
– Уважаемая, нам очень не хочется портить тебе брачную ночь, но после двух месяцев, что мы разыскивали этого маленького засранца, мы не можем позволить ему снова улизнуть от нас.
– Всю свою жизнь, – продолжает Роза, – всю свою жизнь я мечтала об этой ночи, – чтобы в гостинице, чтобы шампанское в ведерке со льдом… Всю жизнь я молча хлебала дерьмо ради этой ночи. Сначала все идет хорошо – такси с шариками, фотографии в парке Чарльза Клора, зал с оркестром, фламбированный десерт. А в конце, когда уже видишь шампанское в ведерке со льдом, мечта рушится. Что поделаешь, такова моя судьба… Вы заберете его, и я останусь одна. Одна с новой ночной сорочкой, которую купила для себя, и с пижамой цвета корицы, которую купила для него, – настоящий шелк, стоит, как костюм. Забирайте его и уходите, а я уж останусь одна и выброшусь из окна. Это пятнадцатый этаж, я умру сразу, не мучаясь.
Один из троицы, худой и высокий, с увлажнившимися глазами, говорит:
– Чико, ей-Богу, мы что – не евреи? Как мы можем лишать ее мечты?! Может, оставим их на ночь?
Второй, невысокий, в черной шляпе, соглашается:
– Да-а, жалко ее. Разве она виновата в том, что этот сделал нам?
Чико, один из самых крутых парней в Хайфе, задумчиво закуривает, заметно, что и он в некотором смятении.
– Тэйиб, – говорит он, наконец. – Иди в ванную, надевай свою новую сорочку.
Когда Роза возвращается, он говорит:
– А теперь доставай пижаму, купленную для мужа.
Роза открывает сумку и дает ему пижаму цвета корицы, которая обошлась ей дороже костюма. Чико рассматривает пижаму, потом смотрит на невысокого в черной шляпе:
– Э-э, Амсалем, а пижама-то точно твоего размера. Примерь, а?
Амсалем с опаской смотрит на Чико, а тот усмехается и продолжает:
– Разве не ты сказал, что тебе ее жалко, что нужно для нее что-нибудь сделать. Говорить ты большой мастер, но иногда нужно и на самом деле кое-что делать. Мы не можем оставить здесь этого дерьмака, он сбежит у нас прямо из-под носа. Однако и женщину мы не хотим лишать мечты, это ведь ее ночь. Пусть получит, что заслужила: мужчину в пижаме цвета корицы, шампанское на льду. А завтра утром оденешься, сядешь в поезд и вернешься в Хайфу.
И вот Амсалем идет в ванную и возвращается в шелковой пижаме.
– Шляпу-то сними, – говорит ему Чико, ухмыляясь, – это ведь брачная ночь, а не кладбище. Теперь открывай шампанское и начинайте веселиться, а мы пошли. Увидимся завтра в Хайфе.
Роза утирает слезы, и на ее лице проглядывает первая улыбка. Амсалем откручивает проволоку с пробки на бутылке. А Чико берет маленького мужа на высоких каблуках за плечо, крепко сжимает его и предупреждает:
– А ты сейчас тихо идешь с нами, причем все время улыбаешься. Попытаешься выкинуть трюк, я тебе шею сверну.
Уже выходя из номера, Чико оглядывается на Розу и произносит:
– Спокойной ночи и чтобы все прошло по-кайфу.
А она смеется ему в ответ:
– Слушай, я ни разу в жизни не была в Хайфе, но теперь вижу, что люди там как раз очень неплохие.
Как Марко перестал быть лунатиком
Лунатизм? Страшная штука. Лунатик – это человек, который с закрытыми глазами встает посреди ночи, выходит из дома, разгуливает по крышам домов, ходит по карнизу на пятом этаже – и все это не осознавая, что с ним происходит. Когда на небе полная луна, она все это и проделывает с лунатиком – выводит его из дома, а потом возвращает назад. Все в Яффо знают: самое опасное – это разбудить лунатика, когда при свете луны он идет с закрытыми глазами.
Некогда жил в Яффо один сапожник, звали его Хаим Бишбаш, и он, бедняга, был лунатиком. И вот однажды ночью, в середине лета, в середине месяца, лунный свет вынудил его погулять по крышам. Хаим Бишбаш с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками вышел из своей квартиры, поднялся на крышу и пошел по карнизу. С карниза он спустился на столб электроосвещения и пошел по проводам в сторону Часовой башни. Если ты разбудишь лунатика в таком состоянии – погубишь его. А дашь ему догулять, не окликнув, он благополучно вернется домой, в свою постель. Это нужно знать.
Но вот Шломо Хизма, тот, у которого был киоск возле Часовой башни, этого не знал. Как-то поздно вечером закрывает он свой киоск и собирается идти домой. Вдруг он видит у себя над головой сапожника Хаима Бишбаша, что идет по проводам, словно по набережной вдоль моря. Шломо Хизма ничего не знал о лунатиках. Знал бы – держал свой рот закрытым и позволил бы сапожнику закончить свою прогулку. Но вместо этого он перепугался и закричал: "Бишбаш, псих такой! Что ты там делаешь на проводах посреди ночи?!"
От этого крика сапожник пробудился, а как только открыл глаза – потерял равновесие, грохнулся на землю и испустил дух.
С тех пор любой в Яффо знает: если видишь лунатика – держи рот закрытым, дай ему завершить свою прогулку без проблем.
Никто не знает, как и почему начинается этот лунатизм. Это не с рождения и не наследственное, и не зависит от физиологии.
Возьмите, к примеру, Марко. Совершенно здоровый человек. Никаких комплексов. Глаза излучают жизнерадостность, телом упитанный. Ни разу не был у стоматолога. Уже с утра у него отличный аппетит, и целый день парень радуется жизни.
Но вот однажды приходит жена Марко к Большому Салмону страшно перепуганная.
– Что у тебя стряслось? – спрашивает Салмон.
– Марко!.. – произносит женщина.
– Марко – что? – не понимает Салмон.
– Ох, лучше бы не знать… – продолжает женщина.
– Ну, если не расскажешь, так и не узнаем, – говорит Салмон.
– Лунатик… – начинает плакать женщина.
– Кто лунатик? – спрашивает Салмон.
– Ох, лучше бы не знать… – повторяет женщина.
– Так и не узнаем никогда, если не расскажешь… – говорит Салмон.
– Лунатик! – восклицает женщина и начинает рвать волосы у себя на голове. – Марко – лунатик!
– Чего это вдруг? – удивлен Салмон.
– Не знаю, чего это вдруг, – отвечает женщина, – но вот уже раза три я видела, как он встает посреди ночи и прямо в пижаме уходит – глаза закрыты, руки вытянуты вперед, – а потом через час возвращается. Когда увидела его таким в первый раз, хотела закричать: "Господи, Марко! Куда это ты направляешься посреди ночи?" Но сразу вспомнила того сапожника, Хаима Бишбаша, как свалился он на землю после того, как его разбудили.
– Ну, и что же было потом? – спрашивает Салмон.
– Вернувшись, – продолжает женщина, – он как ни в чем не бывало лег в постель. Утром я его спрашиваю: "У тебя все в порядке?" А он отвечает: "А чего это должно быть не в порядке?" Тогда я его спрашиваю: "Как спал ночью?" – "Как обычно, – отвечает он. – Только вот постоянно снились сны о том, как я гуляю". Ничего я ему больше не сказала. Позвала только свою мать, чтобы она немного пожила у нас и посмотрела – действительно ли Марко встает по ночам или это я свихнулась.
Дней десять все было нормально. "Это тебе моча в голову вступила, – говорит мне мать. – Когда человек очень устал, снятся ему всякие сны". И собиралась она уже возвращаться домой, но я ее упросила побыть у нас еще два-три дня. Она согласилась.
В ту же ночь Марко опять встал. Когда он вышел на балкон, я тут же разбудила мать: "Иди, посмотри, это мне-то моча в голову вступила?!" Мы с ней стояли у окна и смотрели, как Марко поднимается на крышу. "Не дай Бог тебе сейчас произнести хоть слово, – говорю я матери. – Марко – лунатик. Дашь ему спокойно погулять, он вернется целым и невредимым. Такая это болезнь".
И действительно, через час Марко вернулся. Он вошел с лестничной площадки обычным образом – с открытыми глазами, как человек, возвращающийся с работы. Однако как только Марко вошел в комнату – а мы стоим прямо перед ним – он тут же закрыл глаза, вытянул руки вперед, двинулся медленно-медленно, прошел мимо моей матери, словно ее нет, и вернулся в кровать. А минут через десять уже захрапел…
Утром встал в отличном настроении, побрился, напевая, плотно и с удовольствием позавтракал. Мы в него всматриваемся, пытаемся обнаружить симптомы болезни – ничего не находим. Моя мать у него спрашивает: "Ну, Марко, как спал сегодня ночью?" – "Что значит "как спал?" – отвечает он. – Как лань во дворце царя Соломона".
– И вот теперь я спрашиваю тебя, Салмон, что же будет? Или мне пойти в "Купат холим" за помощью?
– Ступай, – говорит ей Салмон, – и никому ничего не рассказывай. А когда ночью Марко встанет и пойдет на крышу, сразу позвони Сасону, что живет в доме напротив.
Прошло около недели. Как-то одной душной ночью по чистому безоблачному небу роскошная луна совершала свой путь между звездами. Какая это была луна! Желтая и полная, словно желток внутри гусиного яйца. Это была ночь лунатиков. Она вынуждала их подняться из постели и отправиться гулять по электрическим проводам. И действительно, вдруг жена Марко слышит, что он тихонько встает. Женщина усаживается на кровати – ей кажется, что муж смотрит на нее. Но это только кажется, потому что в следующее мгновенье он закрывает глаза, вытягивает руки вперед и направляется на балкон. С балкона, словно кот, он взбирается на крышу дома. Женщина бросается к телефону – слава Богу! – Сасон дома. "Скорей, – говорит она, – лунатик только что отправился в свой путь".
Пока Марко идет по крыше, Сасон успевает подняться наверх и затаиться на лестничной площадке. Он действительно видит Марко в пижаме, идущего по крыше.
На следующий день утром, сидя за столиком у киоска Джамили и потягивая пиво, Сасон рассказывает нам сквозь смех:
– Ну и плут же этот Марко! Он такой же лунатик, как я – курица Асмодея. Он всего лишь пройдоха из пройдох, не заслуживающий доброго слова. В первую минуту, когда увидел его, идущим по крыше с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками, я здорово перепугался. Однако на лестничной площадке он естественным образом опустил руки, открыл глаза и начал спускаться как ни в чем не бывало! Спустился на второй этаж и постучал в дверь. В чью дверь? В дверь квартиры вдовы, что работает в обувном магазине.
– Да не может быть! – воскликнули мы.
– Век воли не видать, – отвечает Сасон.
– Ну, и что же дальше? – спрашиваем мы.
– Постучал в дверь, она спросила: "Кто там?" Он говорит: "Это я, Марко". Она сняла цепочку с двери, приоткрыла ее и спрашивает: "Что ты принес мне, а, Марко?" Он отвечает: "Большой подарок, который тебе очень нравится".
– Вот так, – резюмирует Сасон. – Затем я поднялся на крышу и успел выкурить полпачки сигарет, пока Марко вручал вдове свой большой подарок. Услышав, что он возвращается, я встал посреди крыши, закрыл глаза, вытянул руки перед собой и потихоньку двинулся вперед. Ну, лунатик в натуре! Видели бы вы, как этот прохиндей сдрейфил, когда я таким манером пошел на него. Тут я его прихватываю, и вы понимаете, за какую часть его анатомии… Он у меня в руках почти лишился чувств.
– Да ну?! – не верим мы.
– Слово даю, братаны, – отвечает нам Сасон. – Потом я его спрашиваю: "Эх, Марко, Марко, и где это ты был, а?"
– По делам, – отвечает мне он.
– По делам у вдовы, а? – спрашиваю я его.
– А разве это не благое дело – утешить вдову? – спрашивает он.
– Это на сто процентов благое дело, – говорю я ему, – и за это, когда ты подойдешь к райскому саду, Владыка мира лично откроет перед тобой его врата и скажет: "Добро пожаловать, уважаемый из праведников, входи к нам, праведник!" Однако почему одновременно нужно так пугать собственную жену? С сегодняшнего дня, если захочешь совершить благое дело, иди любой дорогой, но только не по крыше, договорились?
В тот же день Салмон посылает жене Марко маленькую белую таблетку от головной боли. Сасон передает женщине эту таблетку и говорит:
– Добавь ее в субботнее блюдо, которое ты готовишь для Марко. Он съест и излечится от своей болезни.
– Как это может быть? – спрашивает женщина. – Мне говорили, что не существует в мире лекарства от лунатизма.
– Это правильно, ни у кого нет такого лекарства, но у Салмона есть все.
Женщина добавила таблетку в субботнее блюдо, и действительно, с тех пор Марко прекратил вставать лунными ночами и подниматься на крышу…
– Вот это да, – признала жена Марко в разговоре с Сасоном, – ваш Большой Салмон разбирается не только в людях. Он и в медицине понимает. Вы только посмотрите, как одной маленькой таблеткой он излечил моего Марко от лунатизма.
Перевел Александр Крюков