Книги Виктора Суворова обладают убедительностью особого рода: читатель соглашается, что так могло быть. Усредненному читателю не доводилось всерьез углубляться ни в политическую, ни в военную историю, ни в собственно военное дело как предмет науки. Куда более осведомленный В.Суворов предлагает (и стремится доказать ссылками и документированными фактами) собственную версию Второй мировой.
Принятая в современной России версия, вкратце, такова.
Сталин перед войной обезглавил Красную Армию, это было его роковой ошибкой. Опасаясь агрессии Гитлера, он пытался отложить войну на год-два, чтобы лучше к ней подготовиться – отсюда вынужденная сырьевая и военно-техническая поддержка нацистской Германии (не поддержать – означало спровоцировать ее на агрессию); отсюда и заключение с нею Пакта о ненападении. Тем не менее СССР к войне подготовиться не успел – такова причина катастрофического разгрома Красной армии в первые месяцы войны. Однако Сталин сумел мобилизовать народ на отпор врагу и сокрушительную победу на ним.
Наперекор этому, В.Суворов (настоящая фамилия – Резун) утверждает следующее:
а) Сталин в 30-е годы в политическом, экономическом и военном отношении поддерживал Гитлера в расчете на то, что тот затеет войну в Европе, разгромив и ослабив ведущие европейские страны (Гитлер мыслился ему в роли "ледокола"). Это давало возможность посредством последующего нападения на Третий рейх распространить сталинскую власть далеко за пределы СССР. Коммунистический вождь опирался на идеологию "мировой революции", сформированную до него Лениным, Троцким и соратниками, в число которых входил он сам, и, соответственно, стремился к экспансии;
б) пакт о ненападении, подписанный Молотовым и фон Риббентропом, содержал секретную часть, касающуюся раздела зон влияния (точнее, оккупации) в Европе, а также в регионах восточнее и южнее Европы. Последующий раздел Польши между двумя диктаторами был началом реализации этого плана;
в) Сталин стравливал Германию с Великобританией, полагая, что вся военная мощь Гитлера будет повернута на Запад. Он собирался, дав этим странам измотать друг друга, нанести Германии удар со спины. Он мнил себя хитрее Гитлера и неплохо подготовился к предстоящей войне, но – как к войне наступательной. Оборонительная война не входила в его расчеты;
г) поэтому, когда Гитлер, вопреки сталинским ожиданиям, обернулся на Восток и нанес "молниеносный" удар по СССР, советские войска, чье руководство не прогнозировало необходимости обороняться, оказались разгромленными и отброшенными на сотни километров. Сама Москва стала прифронтовым городом. Только благодаря чудовищным затратам "живой силы" на фронтах и нечеловеческому труду населения в тылу, Сталину удалось переломить ход войны и дойти до Берлина.
У В.Суворова нет сомнений, что все было именно так. Он оперирует чрезвычайно внушительным списком источников, подтверждающих его взгляд на историю Второй мировой. Но даже если бы читателю доказали, что все (или многие) ссылки В.Суворова суть фальшивки, – представленная им общая трактовка произошедшего выглядела бы версией, вполне заслуживающей рассмотрения. Вообще, кто может запретить автору выдвигать и защищать свою версию событий? Если она несостоятельна, то и говорить не о чем: ну, дилетант, ну, фантазер – бог с ним. Мало ли беллетристов, шьющих из былого все, что им хочется. Взять хоть Валентина Пикуля: не учебник истории. Зато увлекательно.
Но в том-то и дело, что ссылки В.Суворова не сфальсифицированы! Просто их подбор и использование рисует не ту картину, к которой приучены российские массы. Но тогда получается, что фальсификаторами выглядят целые коллективы советских, а затем и сегодняшних российских военных историков: многочисленные НИИ и Академии, прославленные маршалы, генералы, герои войны, исследователи и архивисты (в погонах и без). Вся эта рать среагировала на В.Суворова, по меньшей мере, странно. Вместо того чтобы отмахнуться от "фантазера", да еще и беглого разведчика, приговоренного в СССР к расстрелу (заведомо "лживый" и злокозненный автор), она пришла в крайнее возбуждение, длящееся уже с дюжину лет. Собираются конференции, публикуются статьи, защищаются диссертации, издаются книги – все это, чтобы доказать: В.Суворов – фальсификатор истории. Почему, скажем, Юлиан Семенов не удостоен такой чести? Врал ведь: художественно – но врал.
А дело в том, что и Пикуль, и Семенов, объявив себя беллетристами, врут "идеологически правильно", а наш беглый разведчик, выдавая себя за историка, – "клевещет". Что соответствует истине и что есть клевета, когда-то решалось в идеологических подразделениях ЦК КПСС. Сегодняшние кремлевские и околокремлевские идеологи без колебаний выступают преемниками советской "исторической науки". Затронут чувствительный идеологический нерв, а он, оказывается, все тот же, что и при диктатуре коммунистов. Хранителям русской имперской идеи мерещится, что В.Суворов посягнул на святое. И, если его взгляды обретут статус правдоподобных, то народ тут же начнет выходить из повиновения. А значит, матушка Россия, едва встав на колени после распада СССР, снова плюхнется лицом в грязь.
Усредненный читатель текстов Суворова на русском языке, пробормотав "а что, может, так оно и было", займется своим делом. Но "военные историки" России (и даже за ее рубежами) не устают надсаживать голос: "Нет! Было не так! Так не могло быть!" Видимо, это и есть их дело: удерживать массы от пересмотра внушенных стереотипов восприятия истории. Ох, и ругается с ними беглый разведчик, не щадя ни чинов, ни званий, ни заслуг! Они вцепились в него, он – в них. Ошибка записных историков войны в том, что они поддались на провокацию Суворова, приняли его всерьез, попались в его ловушку. Разве это не симптоматично?
Камера отъезжает. Пусть себе грызутся; пройдет несколько десятилетий, и станет яснее, "переборщил" ли В.Суворов, и в чем именно.
Впрочем, может, яснее и не станет. По его данным, архивные документы о Великой Отечественной уничтожались тоннами – под предлогом "негде хранить". Измыслил ли он эти данные? Сомнительно, учитывая поистине въедливый характер автора: он избегает говорить о чем бы то ни было – от перипетий мировой политики до калибров стрелкового оружия и количества армейских сапог – без ссылки на какой-либо опубликованный источник.
Ценность чтения книг В.Суворова не только в его решительной попытке пересмотреть историю, но также в вынесении им на страницы своих книг специфической атмосферы общества – того общества, в котором жгут архивы. Сама подобная акция в любой цивилизованной стране рассматривалась бы как государственное преступление. У российского сожжения архивов может быть только одна цель: сохранять исторические данные в "одобренном сверху", то есть в изначально сфальсифицированном виде. Люди, инициировавшие эту акцию либо закрывшие на нее глаза, заведомо лишаются права публично обвинять в фальсификации кого-либо другого.
Ценность чтения книг В.Суворова в том, что размышления об СССР, не покидающие читателя-свидетеля, доживающего в России или покинувшего ее, получают мощный толчок для завершения картины – для снятия многих слоев патоки, нанесенных на реальность. Что ж, это наша жизнь, наше прошлое со всеми его горестями, но и радостями; это предмет нашей ностальгии, и неудивительно, что у кого-то (да и у самого Резуна-Суворова!) ностальгия непроизвольно перетекает в "ноСТАЛИНальгию". Тем, кто еще не дошел до этого собственным умом, чтение помогает четче увидеть суть произошедшего.
…Армия строится на дисциплине. Приказы не обсуждаются. Военный исполняет то, что от него требует непосредственный начальник. Он идет в бой, даже понимая его бессмысленность, даже зная, как следовало бы действовать на месте отдавшего приказ. Мыслить ему "не положено". Его поддерживает вера в то, что, вопреки отдельным ошибкам, решения на любом оперативном уровне военной иерархии принимаются взвешенно. Это значит: была дискуссия. Высказывались соображения. Чья-то мудрость пересилила чье-то недомыслие. И – поступил приказ. А щепки летят всегда, что тут поделаешь. Вопрос только в том, на каких уровнях иерархии допустима сшибка наступательных или оборонительных соображений. Что, если ни на каких, кроме самого высокого? Что, если полководцы на этих высоких уровнях так амбициозны и так стараются выслужиться (либо так боятся гнева Верховного Главнокомандующего), что не учитывают перед сражением ни подлинных сил противника, ни погоды, ни состояния дорог, ни должного количества боеприпасов или передвижных кухонь? Тогда приказ сверху донизу идет с помощью палки. Маршал с палкой, лупящий генералов, либо генерал, потчующий палкой полковников, – достаточно типичные фигуры Великой Отечественной. Но палка – пустяк. "Не возьмешь населенный пункт – пойдешь под трибунал". "Не удержишь плацдарм – собственноручно расстреляю". В этих условиях военные успехи возможны за счет одного-единственного фактора: класть солдат на поле боя, не считая. Так в большинстве случаев и делалось. Недавно всплывшие подробности о "Ржевской битве" – характерное тому подтверждение. Подлинные людские потери СССР в войне до сих пор "окончательно не уяснены". То ли на миллион меньше, то ли на несколько миллионов больше. Смотря как считать. Смотря, кто считает. И как ему – в открытую или намеками – позволили вести счет. А без позволения научной карьеры не сделаешь. К тому же иные архивные материалы (из числа не-сожженных) до сих пор доступу не подлежат.
К чему, однако, читателю, если он не военный человек, пускаться в рассуждения об армии? Вот к чему: у Сталина вся огромная страна жила именно в описанном армейском режиме. Собственное мнение работника было позволительно лишь на высших ступенях партократии. Собственного мнения человека как гражданина не существовало: быть гражданином означало следовать линии партии. Кто не следует – "враг народа". Приказы о том, что сеять, когда жать, что строить, что производить и в каком количестве, опирались на высочайшую волю, а не на реальные обстоятельства. Можно было обходиться без палки: невыполнение идущего сверху донизу приказа, да и само предположение о его невыполнимости рассматривалось как вредительство. Вредителю полагался если не расстрел, то чудовищный лагерный срок. Деятель, не согласный с решениями наверху, не мог уйти "в отставку": только в тюрьму. Верно, советские народы творили чудеса. За счет фактора: класть и сажать людей без счета. Более того: специально увеличивать этот счет по разнарядкам. Тем больше уцелевшие будут бояться расправы, тем легче согласятся на любые лишения – только бы выполнить приказ. Был еще один фактор: энтузиазм наивных и легковерных. Десятки миллионов энтузиастов никакая реальность не делала скептиками. "Нам ли стоять на месте? В своих дерзаниях всегда мы правы". То, как массовый страх преобразуется в восторг и обожание, – предмет социальной психологии.
Но такое общество не могло не быть двуличным, лживым. Если надо отчитаться о пуске домны или о снятии рекордного урожая в намеченный сверху срок, то в ход пойдут любые приписки: сначала придется "рапортовать", а потом лихорадочно доводить до ума демонстрируемые "победы" и избавляться от подозрительных личностей, которые могут разоблачить фальшивку. Выгнать их с работы, а еще лучше – оклеветав, упрятать за решетку или за высокий забор. Из выдающихся сталинских военачальников или конструкторов проще сосчитать тех, кто сидел, чем тех, кто избежал этой участи. Не расстрелянные, не замученные в лагерях оказались в войну частично "востребованными" Сталиным и его приближенным. Понадобились вождю умные головы. Вот так они и внесли реальный вклад в победу, а затем и в научно-технический прогресс страны. Без сомнения, были и тысячи других, кому не повезло. О них еще напишут воспоминания или диссертации, которые станут известными разве что немногим любителям истории.
Пирамида страха, созданная Сталиным, была насквозь бюрократизированной. Чиновник любого уровня беспокоился в первую очередь о том, чтобы не прогневить начальство; фактические успехи его деятельности были козырями для продвижения в составе "номенклатуры". Чиновник чутко отслеживал перемещения наверху, будь то "верх" районного или всесоюзного масштаба. Ему следовало постоянно ориентироваться: на кого ставить, к кому примкнуть, а с кем вежливо или даже подобострастно держать дистанцию. Существовала также пирамида привилегий (зарплата, жилье, жратва, места отдыха, звания, ордена), мотивировавшая стремление продвигаться. Было напряженное соперничество в борьбе за царские милости. Было тайное воровство, что не мешало вору гордиться принадлежностью к "самому справедливому" и "самому прогрессивному" обществу.
О, это особая тема – образ мышления советского чиновника и коды его поведения с вышестоящими и нижестоящими. Но кто не был чиновником в этих социальных условиях? Чиновническая система складывается по сходным лекалам во всех странах; в СССР она сполна вобрала в себя и дореволюционные российские "традиции" (перечтем Гоголя и Салтыкова-Щедрина). Отличие советской бюрократии от всякой другой заключалось опять-таки в смертном страхе. Невыполнение приказа, пусть самого нелепого, грозило не только позором и переходом к полунищенскому существованию (в коем постоянно прозябали осчастливленные народные массы), но и прямой утратой свободы или жизни. Страх был так велик, что даже риск лишиться, в конце концов, головы, как лишились ее многие могущественные сталинские функционеры-временщики, не позволял взять да уйти "с игрового поля". Если удалят, то есть переведут, скажем, из директоров производственного комбината вниз – играй, как положено. За это и привилегии тебе от руководящих, и уважение от руководимых.
Что такое "личность" в подобных условиях? Холоп – не личность, а умный (или глупый) лизоблюд. Солдат – не личность, а машина для исполнения приказа; его жизнь не равна даже нулю, это величина отрицательная: чем больше минусовое число, тем ближе победа партии в войне и в строительстве коммунизма.
"Партия"… Какой подлог: ведь семантика этого слова – часть. Одна из частей гражданского целого. Если некая группа держит в страхе и повиновении все это "целое", то она, по определению, не партия, а клика. Но сколько гимнов, ораторий, стихов, пьес, романов, опер и симфоний было сочинено именно "во славу партии"!
Личность, конечно, структура неотменимая. Народ огромен, народ чертовски талантлив – куда же личности подевались? Ответ страшен: часть сбежала, часть убили или упрятали за решетку, а тех, кого не тронули, – заставили уйти от нормального восприятия реальности. Втиснули в рамки научного или художественного творчества с вечной оглядкой. С "самоцензурой". С кипением внутри от ярости, но с уступками неумолимому начальству и злопыхательством исключительно внутри узкого круга. Опасность подстерегала и в этом кругу: неизбежным сделалось доносительство. И то: если услышал анекдот и не настучал в "органы", другой может на тебя настучать – мол, слышал и посмеялся, а потом сделал вид, что ничего такого не было. Специально насылались "органами" анекдотчики-провокаторы: поймать на недоносительстве, да и прищучить.
Ах, прекрасная, победоносная, полная "смысла жизни" эпоха сталинской империи! Какие были лица, улыбки! Какие песни! Какие парады! Как ценились скромность, трудолюбие, самопожертвование! В роли идеолога Сталин стоял несопоставимо выше Гитлера. У того – зоологический расизм, а у Сталина – освобождение мирового пролетариата. У того – ницшеанская "белокурая бестия", а у Сталина – новый человек, свободный и нравственный. У того – расширение жизненного пространства для "расы господ", а у Сталина – коммунизм как светлое общечеловеческое будущее. У того – оккультизм, а у Сталина – ясное "научно-материалистическое" миропонимание. Вот один из удивительных парадоксов сталинщины: преступный и принципиально безбожный режим действовал под прикрытием чуть ли не мессианских идеалов.
Чем дальше эта эпоха отодвигается в прошлое, тем лучше мы понимаем, что на самом деле происходило. Мерзок, бесчеловечен капитализм, слов нет, но вернуться туда, в сталинщину?.. Упаси господь. Под какими бы заманчивыми лозунгами ни взнуздывался и ни уничтожался новосозданный "советский народ", у нас нет никаких оснований сомневаться в холодной жестокости, коварстве и едва ли не параноической гигантомании товарища Сталина. Неудивительно, если он помог Гитлеру прийти к власти, чтобы затем науськать его на западные страны. Впрочем, не будет сюрпризом, если мы узнаем, что и эти страны мечтали стравить между собой двух монстров-диктаторов, а поддержку Сталину стали оказывать, когда сами испугались коричневой чумы, второй же фронт открыли из страха, что взамен этого Европу зальет чума красная. В геополитике идет игра разных, в том числе и предельно низменных тенденций.
Но те, кто заработал чины и блага при Сталине или при его наследниках (разоблачавших личность, а не строй), просто не имеют права предлагать миру "носталинальгическую" версию истории войны. Не решаются же сегодня бывшие нацисты восхвалять своего фюрера. Да и германский закон за это карает. Ну, не застенками СС и даже не лишением выработанной пенсии. Мягко. Но все-таки. Седые вояки вермахта рассказывают землякам по телевизору, как трудно и жутко было им воевать, не обходят они молчанием и зверства советских оккупантов после поражения фатерланда, но чтобы "хайль Гитлер"? Нет. Это было бы, по меньшей мере, "необъективно". Времена изменились, переоценка ценностей давно произошла, требования объективности – на первом месте.
"Не правда ли, товарищ генерал?" – ехидно произнес бы тут беглый майор Резун, адресуясь то к одному, то к другому из именитых военных историков современной России. (Вот ведь наглец! Даже субординацию отбросил.) И нарвался бы на отборную и безапелляционную брань. "Да, ошибся Сталин, Тухачевского и других урыл, а Гитлеру поверил. Да, не успел к войне подготовиться, хотя и пытался оттянуть ее Пактом о ненападении. Да, не справился с предвоенным разгильдяйством в стране: не теми способами с этим разгильдяйством боролся – возможно, недостаточно гайки закручивал. Но чтобы имел агрессивные планы в отношении Германии и Европы в целом? Чтобы первым напасть мечтал? Не может этого быть. Сталин стоял во главе великой России – неизменно миролюбивой, честной и благородной в своей политике. Кто так не думает, тот подлец, какие бы ссылки ни совал нам в нос. Липа – все его ссылки. Жаль, приговор к расстрелу г-на Резуна не сумели вовремя привести в исполнение".
А раз так, то принимаешь сторону В.Суворова, прав он или переусердствовал в запальчивости своего противостояния "нормативным" взглядам на Вторую мировую. Уж лучше взгляды ошибочные (хотя это еще доказать надо), но зато ненормативные.