Виталий Свечинский

"Сказать, что существует нечто иное, чем мысль, значило бы высказать 
 утверждение, которое не может иметь смысла".
                                                                Анри Пуанкаре, "Наука и реальность"

     В основании этого текста лежит убеждение, что жизнь есть не только "способ существования белковых тел".
     Материалистическое мировосприятие авторитетно поддержано солидным корпусом современной науки.
     И все же этот текст опирается на факт существования двух миров: физического и духовного, которые остаются неотъемлемыми частями бытия.
     Неведение относительно физической части жизни еще совсем недавно порождало убеждение, что наша твердь покоится на трех китах, которые лежат на огромной черепахе.
     Неведение относительно духовной части жизни есть источник столь же нелепых заблуждений.
     Полагаю, что не вызовет возражения утверждение, что прежде чем что-то утверждать, следует исследовать природу самого познания.
     Речь идет о гносеологии (познание - gnosis - греч.) - науке об истинности познания, о его существе.
     Великий Кант положил предел человеческой возможности познания. Он обозначил этот предел как "вещь в себе". Поэтому против Канта выступила следующая волна мыслителей немецкой классической философии: Фихте, Шеллинг, Гегель и даже ученик Канта Шопенгауэр - олицетворявшие интеллектуальное господство Германии XlX века.
     Роковой судьбой этих мыслителей было то, что они искали познания высших истин внутри потустороннего для человеческого разума. Искали, не исследовав природы самого познания.
     Поэтому гордые здания их мыслей стоят перед нами, лишенные фундамента. Их смелые системы не смогли выдержать натиска эпохи враждебной философии, и многие ценные откровения их текстов были сметены наряду со всем остальным.
     В 1891 году была опубликована "Истина и наука" Рудольфа Штайнера, его докторская диссертация, явившаяся прологом к его основному труду - "Философия свободы".
     Исследования, содержащиеся в этой книге, пришли на помощь недостаткам немецкой классической школы.
     Исследования эти трактуют не то, чего не может достичь человеческая способность познания, как это утверждал Кант; их цель не в этом, а в том, чтобы показать, что эта способность познания действительно может.
     Все философские мировоззрения предполагают, что действительность существует где-то вне познания. А в познании дано лишь человеческое отображение этой действительности.
     Результатом исследований Штайнером природы познания явилось то, что истина - это не отражение реального мира, но порождение человеческого духа, человеческого творчества.
     Задачей познания не является повторение, отображение действительности. Эта действительность не может быть найдена нашим познанием, ибо эта действительность лишь в познании создается как действительность.
     Для нашего мышления достижимо все то, что нужно для объяснения и понимания мира.
     В процессе познания человек способен создать новую душевную область, которая совместно с чувственно данным миром открывает нам полную действительность.
     Теория познания Штайнера приводит к выводу, что мышление, мысль, сознание есть сущность мира и что индивидуальное мышление человека есть отдельная форма явления этой сущности. И познание, мысль - это самый совершенный член в организме вселенной.
     Вот что говорит об этой материи современный астрофизик номер один Стивен Хокинг ("Black Holes and Baby Universes" - "Черные дыры и молодые вселенные"):
     "Не имеет смысла спрашивать, соответствует ли теория реальности, так как мы знаем, что реальность зависит от теории".
     "Природа времени - еще один пример области, где физическая теория определяет нашу концепцию реальности. Раньше считалось, что время не зависит от вселенной, а теперь считается, что оно ею формируется".
     "Как трудно быть реалистом в философии науки: ведь то, что мы считаем реальностью, во многом обусловлено нашей теорией".
     И, наконец:
     "Вера в независимую от модели реальность является причиной тех трудностей, с которыми философы науки сталкиваются при изучении квантовой механики и принципа неопределенности".
     Западная цивилизация наших дней есть результат культуры наших физических чувств и той части разума и способности познания, которые заняты исключительно чувственным миром.
     Высшие, духовные силы развиваются не в физическом, но в иных мирах и поэтому всякое знание, приобретаемое высшими силами души, стало чуждым для современного человека.
     Но можно быть уверенным, что где-то нас ожидает встреча между естествоиспытанием и духоведением.
     Суть не в том, чтоб притянуть сверхчувственное к чувственному, а в том, чтобы развить в себе способность к восприятию полной истины.
     Когда человек усвоит принципы духовной науки, он сможет проявить их в своей науке, опирающейся на чувственный опыт. Для подтверждения своих истин духовный исследователь не нуждается в современной науке, но наука нуждается в духовно-научной углубленности, ибо духовная наука не противоречит истинному естествознанию, которое само по себе не что иное, как элементарное духовное знание.
     Современное историческое исследование покоится на чувственном опыте.
     Но законы истории гораздо более высокой природы, чем законы естественных наук с их рядом причин и следствий. Предметом истории является человек, его действия и устремления.
     Предмет истории это идея, дух. Причинно-следственная парадигма, примененная к историческому исследованию, оставляет нас на поверхности событий.
     Передают ли суть дела концепция культурно-исторических типов Данилевского и Освальда Шпенглера или общественно-экономические формации с их производственными отношениями Маркса как ступени в развитии мировой истории?
     Чисто "историческое исследование" в состоянии решать вопросы духовной действительности приблизительно так же, как исследующий строение мозга анатом может судить о достоинстве поэтического гения бывшего обладателя этого мозга.
     Мы невольно тянем на себе груз всех письменных исторических свидетельств, начиная от древних папирусов и свитков до современных исторических откровений, почерпнутых из ветхих исторических откровений.
     Лидирует в этом процессе, конечно, "история евреев" в бесконечных ее модуляциях, предусмотрительно и осторожно не выходящих за высочайше утвержденный канон.
     Осмелюсь предложить еще одну модуляцию "истории евреев" - плод духовно-научного исследования доктора Ишаягу Бен-Аарона - в его работе "Тайна судьбы еврейского народа" ("Мисторин шель гораль a-aм a-егуди").
     Чудесно увиденная метафора поможет нам прочувствовать историческую правду нашего четырехтысячелетнего бытия на этой земле.
     Уместно применить сравнение по любому поводу, даже историческому (к тому же утешительно применение талмудического метода сравнений и аналогий).
     Архимед преподал нам урок дерзновения: "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир".
     Итак, представим себе некую микробиологическую культуру, разводимую в большом чане. В чаше Петри (сделанной из прокаленной керамики, не вступающей в реакцию с внешними телами). Микробиолог отделил малую долю от всей массы ("вот, народ этот отдельно живет и между народами не числится") и стал внимательно изучать и экспериментировать над этой малой долей. С помощью добавок различных ингредиентов он добился, что эта отделенная культура проявила новые качества жизни. И тогда наш микробиолог вернул эту малую культуру в большой чан ("народы мира").
     В последующих строках повествования мы увидим, что происходит в большом чане как результат этой исторической встречи.
     
     "…Мир губят книги - некстати прочитанные и кстати не прочитанные… Пусть покажут мне хоть одно сколько-нибудь значительное историческое событие, в разоблачении которого можно было бы вообще обойтись без правила: "ищите книгу". Litterarus intemperantia laboramus (в чтении мы грешим неумеренностью) - так означено это в одном из писем Сенеки (Ad Luc. CXI, 12), слишком поздно осознавшего, какую роковую роль сыграла дурная филологическая выучка в формировании нравов его воспитанника Нерона. Абсолютно верное восклицание, если дополнить его столь же верной его изнанкой: в не чтении тоже.
     Из всех жемчужин, открыто предлежащих взору, "Философия свободы" остается едва ли не самой не увиденной: XX век, на пороге которого она была написана и порогом которого стала, предпочел ей, этому бесценному самородку духа, кричаще дешевую бижутерию собственных представлений: марксистских, фрейдистских, экзистенциалистских, позитивистских, неопозитивистских, постнеопозитивистских и Бог весть каких еще…"
     Это Карен Свасьян, профессор Базельского университета, переводчик и ослепительный комментатор Ницше, Шпенглера, Штайнера.
     Второе издание "Философии свободы" относится к 1918 году.
     В этом "интересном" году вышел знаменитый "Закат Европы" ("Очерки морфологии мировой истории") Освальда Шпенглера.
     Это просто чудо!
     Два тома захватывающих дыхание фиоритур интеллектуально-изысканных текстов.
     Глубина проникновения в историческую текстуру - вся просвещенная Европа стояла на ушах, не в силах осознать случившееся.
     И "Философия свободы" Штайнера, которую никто не заметил. Самую одинокую книгу самого одинокого человека. Интеллектуальная Европа не в состоянии была отличить рассыпанные по мостовой осколки битого оконного стекла от драгоценных алмазов "Философии свободы".
     Духовная наука Штайнера, ключом к которой является "Философия свободы", открывает нам тайны бытия. И нашего еврейского бытия особенно.
     Штайнер, как никто, увидел провиденциальную роль евреев в истории рода людского.
     Человеческая история - это не история житейских, жизненных, политических, социальных, расовых, государственных коллизий, но это история духовного развития рода людского. То, что мы с детства воспринимаем как историю, - это всего-навсего историография, архивное дело, бухгалтерия исторических событий - войн, страданий, преображений и всего калейдоскопа физических, телесных, материальных событий. И это потому, что мы - ползучие материалисты и материя для нас - это последняя инстанция, провозглашающая истину, - и весь мощный корпус современной науки поддерживает это убеждение.
     Штайнер убедил меня, что я принадлежу к великому и самому страдающему племени, которое было вызвано к жизни почти четыре тысячи лет тому назад в Месопотамии, и на которое была возложена роль коллективного водителя заблудшего в материалистическом, языческом окостенении рода людского.
     И водительство это привело к созданию новой, спасительной, культурной формации - западной, христианской или европейской цивилизации (см. фрагмент о чаше Петри).
     Еврейский народ во всей своей земной, материальной ипостаси несет в своей экзистенции ярчайшее свидетельство духовной основы нашего мира.
     И "закон крови" был доминантным: народ Израиля должен был быть переведен на его родину, как народ, на который возложена миссия основать интеллектуальную культуру при помощи традиции наследия крови: "нефеш a-басар б'дам hи" ("душа тела - в крови она").
     За 1700 лет в недрах иудейского этноса из поколения в поколение по законам крови было выпестовано, вылеплено тело Ешу из Назарета.
     Не музыкально это - в рамках журнальной статьи обращаться к духовной, эзотерической основе нашего бытия. Достаточно с нас увидеть мир и себя в этом мире на уровне наших чувств и рассудка, при помощи которых мы оцениваем и комбинируем жизненные восприятия. Все, что сверх этого, лежит за пределами естественнонаучного познания.
     (Оставим в стороне духовную науку, которая говорит: "Ты прав, естествоиспытатель, когда судишь со своей точки зрения. Ты прав совершенно так же, как слепой, который со своей точки зрения утверждает, что в мире нет ни света, ни красок".)
     За три последних года своей жизни Ешу успел оставить духовное наследие, скрепленное Голгофой, которое послужило причиной гигантской, космической мутации людского сознания.
     Прошло две тысячи лет с тех пор. Мы живем в пространстве христианской цивилизации. Не имеет значения, что эта цивилизация еще далека от христианства, но она движется в сторону нравственных императивов, привнесенных Ешу из Назарета.
     Церковь абсорбировала, узурпировала Ешу и его духовную сущность, придав этой сущности форму веры в религиозных пределах церковных конфессий.
     Мы стоим сегодня на пороге, за которым человеческое сознание будет связано с духовным знанием, но не с зыбким понятием "вера", которое служит нашей цивилизации со дня ее основания.
     Наступило время, когда духовное знание начинает вытеснять и занимать то пространство в человеческом сознании, которое было занято верой, религией.
     Европейское нравственное сознание - это сознание иудейское. Этот медицинский факт не в силах признать ни европейское религиозное сознание, ни еврейское религиозное сознание.
     Из еврейской истории под влиянием галутной традиции выпала часть, именуемая христианством. Все исторические исследования, начиная с Иоста, Генриха Греца, Дубнова, Юлия Марголина и даже Пола Джонсона, и, продолжим этот ряд: Шмуэль Этингер со товарищи, Ишаягу Гафни, Шмуэль Сафрай, Алон - все обошли эту тему. Чтоб не зацепить, не обжечься. Все, кроме Давида Флуссера, смело вступившего в эту запретную зону и даже получившего Государственную премию Израиля за "развитие иудаизма" из рук президента страны, не понявшего, с каким огнем играет.
     Не забудем Иосифа Гедалию Клаузнера, главу кафедры истории Второго храма Еврейского университета, издавшего в далеком 1922 г. фундаментальный труд "Ешу а-ноцри" ("Ешу Назаретянин").
     Надо быть слепым, чтоб не видеть провиденциальности истории евреев. И только историк не может увидеть это, ибо человек он серьезный и не может взирать на разные пассы о провиденциальности, о феноменологии духа и о прочей неосязаемой материи.
     И только такие "шейгецы", как Эрнест Ренан или мой любимый антисемит Василий Васильевич Розанов могут увидеть исторический замысел в том, как Рим распространил христианство на всем европейском пространстве, охваченном имперским центральным правлением.
     Древняя религия Лациума представляла собой нечто жалкое, которое в течение нескольких веков удовлетворяло расу со скудными духовными и моральными потребностями - нравы и социальные обычаи ей почти заменяли религию.
     Никогда не существовало более ложного представления о Божестве. В римском культе молитва представляла магическую формулу, действующую в силу своего собственного значения, совершенно независимо от внутреннего настроения молящегося (по-моему, это нам тоже знакомо) - к молитве прибегали исключительно с корыстной целью. Боги, заботящиеся обо всех нуждах человека, были перечислены в особых списках - indigitamenta, и ни в коем случае нельзя путать или ошибиться в боге (их было множество), ибо молитва могла бы пропасть.
     Распространенная Римом цивилизация не была мелкой, узкой и суровой культурой древнего Лациума, но той могучей и широкой цивилизацией, которую раньше создала великая Греция. Также и та религия, которой послужил опорой Рим, не была тем жалким суеверием, которое удовлетворяло грубых обитателей Палатина. Это было иудейство, то есть именно та религия, которую больше всего ненавидел и презирал Рим.
     И вот произошло самое необычайное явление во всей истории - высшая историческая ирония: Рим распространил по всему миру не старый культ Юпитера Капитолийского или Латинского и отнюдь не культ Гения императора, а именно культ еврейского Бога.
     Рим, сам того не подозревая, распространял Христианство, которое было то же Иудейство, ибо христианство (эбиониты) на его первых стадиях было одним из течений в иудаизме наряду с саддукеями, ессеями и фарисеями.
     Коллективный труд израильских ученых под руководством профессора Ишаягу Гафни (сборник "Из Иерусалима в Явне") доносит до нас атмосферу последних лет и дней перед гибелью Храма.
     Еще во времена Храма никто не мог подвергнуть сомнению принадлежность к еврейству ни одного из представителей этих четырех течений в иудаизме, которые совместно молились в Храме.
     С поколением Явне ситуация изменилась полностью. Руководство перешло к фарисеям, ибо все остальные партии исчезли или были уничтожены. Фарисейство превратилось в нормативный иудаизм, что соответствовало способности нации устоять в состоянии сплочения перед лицом национальной катастрофы.
     Мне близка мысль Ренана, что почти всегда нации, которым было суждено иметь решающее влияние на историю рода людского, как Иудея, Греция и, например, Италия эпохи Возрождения, оказывают свое полное влияние на мир лишь после того, как сами они падут жертвой своего собственного величия. Потом мир живет ими, присваивая себе то, что они создали ценой своих страданий.
     Судьба Израиля охватывается этой формулой только частично. Возникновение Израиля на уровне государственности после двухтысячелетнего отсутствия и именно в пространстве христианской цивилизации порождает лихорадочный рой мыслей о том самом смысле истории.
     Мы не знаем смысла истории, достаточно, что мы знаем, что этот смысл есть.
     Достаточно, что мы знаем, что христианская цивилизация - это наш главный национальный продукт, и цивилизация эта развивается по своему внутреннему закону в направлении утверждения на земле вида Человека Разумного. И нет на планете нашей альтернативной силы или иного импульса, который мог бы оспорить этот взлет человеческого духа и эти однажды провозглашенные нравственные и этические ценности, лежащие в основе развития христианской цивилизации, несмотря на всю неполноту, несовершенство и порочность, присущие западному миру в его современной форме. И у нас есть патент на это изделие, выданный нам очень авторитетной инстанцией.
     Этот патент вбирает в себя всю западную науку и искусство, весь философский, литературный, поэтический строй мышления людей Запада, наконец, всю энергетическую мощь современного человечества и, черт возьми (!), даже способность разрушить этот мир под этими небесами!
     И на этом патенте мы обнаружим много славных имен. Но с меня достаточно подписей Микеланджело, Ньютона и Пушкина и, особенно, Ницше с его "Антихристом".
     В масштабе метаисторическом мы были выброшены из истории в момент, когда нами был порожден Ешу - свидетельство нашего высшего духовного взлета и одновременно гибели Храма и начала самой долгой и самой страшной из всех диаспор, пережитых нами.
     Какой историк объяснит нам провиденциальность этого момента?!
     Надо быть слепым и глухим, чтоб не видеть и не слышать бетховенских раскатов судьбы в этой чреде событий.
     На нашем поколении, на наших лбах оттиснута печать провидения. Мы свидетели восстановления государства после двух тысяч лет. Мы вернулись, вернее, нас вернули в историю.
     И мы продолжаем ткать нашу историческую ткань на станке вечности.
     Неужели мы и сейчас не сможем понять, что же произошло с нами?!
     Ощущение истины настолько элементарно-очевидно, что утверждать ее все равно что с пеной у рта доказывать, что сегодня на улице днем светло потому, что светит солнце.
     Речь идет о провиденциальности еврейской истории, которая началась с Авраама, с "лех леха" ("пойди и иди"). Одиночество Авраама в пустыне. Одиночество Яакова ("и остался Яаков один"), одиночество народа между народами, пока в глухой провинции огромной империи не появился источник, причина переворота и поворота всей человеческой истории.
     Евреи внесли в мир Ешу, с которым связано рождение нового сознания (качества божественной иерархии) - свободы и любви, как основы душевного состояния ("любовь космическая").
     Европейская, западная, христианская цивилизация - порождение еврейского нравственного начала.
     Евреи делают вид, что "нету этого", евреи по инерции продолжают жизнь в галуте, не замечая, что галут был просто местом сохранения - холодильником. И великий устав сохранения - Талмуд - это наш рыцарский, дворянский кодекс чести, единственный смысл которого в его ненарушении.
     И мне трудно сегодня смириться с нашей ролью коллективного жида в сообществе западного мира и слушать смиренно представителя Израиля в Организации Объединенных Наций, который мямлит, что мы тоже имеем право на жизнь ("их ойх а менш" - "я тоже человек" - идиш).
     Но я знаю, что в конце времен именно Израиль доведет род людской до провиденциальной гавани, ибо на Израиль была возложена эта роль лоцмана четыре тысячи лет тому назад.
     Пожалуй, пора завершить этот текст - и лучше всего обращением к нынешним реалиям.
     
     Несколько слов о русской алие (мы уже привыкли, что евреи, как овчарки: бывают "немецкие", "шотландские", "среднерусские", "кавказские" и т.д.). Мне представляется, что российская алия проявит себя в Израиле на уровне судьбоносным для страны. И связано это будет с глубинными "генетическими" свойствами души нашей коллективной.
     Российская экзистенция страшновата в каких-то пределах. (Это вам не ласковая Австро-Венгерская конституционная монархия с милым императором Францом-Иосифом).
     Рабство, полицейская держимордность, культ солдатчины, устойчивая культура нищеты, недостатка, политическая исступленность, приверженность и одновременно полная гражданская и политическая инфантильность, как детская безответственность. Полная доминантная власть над душами и телами подданных.
     И именно, может, поэтому исступленная, чистая дружба, привязанность между людьми, как спасение, как свет в окошке.
     Человек всегда запоминает жизненные ситуации положительные и плохо помнит и не любит отрицательные эмоции.
     Я из лагерной жизни помню все радостные, обещающие, примиряющие меня с этим миром ситуации и плохо, смутно помню ситуации смертельные или ведущие к смерти.
     Душа народа запомнит все светлое, связанное с Россией: и "святую русскую литературу", и соборный образ милого застенчивого русского человека.
     И останутся в памяти души: Пушкин и Толстой, и Тютчев, и Лермонтов, и весь словесный, поэтический строй языка. И западут таинственным образом в память души мыслители славянского ряда - Владимир Соловьев и Флоренский, и Бердяев, и Шестов, и светлый Аверинцев.
     И не только: но и Николай Данилевский и "русский Ницше" Константин Леонтьев.
     Примером мне служит мой учитель Жаботинский. Его голос гремел гневом и ненавистью, когда он громил погромную чернь от биндюжников до думских витий. И не было пощады ни Пушкину, ни Гоголю за "русскую ласку", ни еврею-литератору, разорвавшему связь со своим народом.
     Голос его излучал любовь к своему страдающему племени - и эта гамма, лежащая в основе пророческой традиции, высекала искры.
     Но Жаботинский (и Корней Чуковский чутко это отмечал) был первоклассный русский писатель и мыслитель на ниве нравственно-политической, и строй мысли и глубочайшие внутренние движения души его связаны с русской интеллектуальной и духовной материей и направлены в область российской жизненной ткани.
     Вот вам Леонтьев: в ряде красноречивых филиппик не устает он извергать пламень ненависти к идеалу земного рая, за которым ему представляется царство безбожия и пошлости:
     "Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский или немецкий буржуа в безобразной комической одежде своей, благодушествовал бы индивидуально и коллективно на развалинах всего этого прошлого величия… Стыдно было бы за человечество, если бы этот подлый идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки".
     Трудно удержаться и не продолжить этот ряд.
     Неужели после Синая и беспощадной, кровавой борьбы за жизненное и духовное пространство в Ханаане, после эпох Судей, Великих Царей и Великих Пророков, после сооружения и освя-щения Храма, гибели его и плена, и рожденного этим пленом сионизма Эзры и Нехемии бен-Хахалия, и восстановления Храма, и страшного разрушения сложившихся семей во имя заданного иудейского этнического кода; после яростной борьбы Маккавеев и немыслимой победы над греками, и яростной работы духа монахов-ессеев в Иудейской пустыне на берегу Мертвого моря, которая увенчалась явлением Ешу из Назарета, и после падения Храма от руки Рима и двухтысячелетнего изгнания и не поддающегося разумению создания невиданного щита, средства неуязвимости и сохранения нации - ТАЛМУДА - чтоб выжить - не жить, но выжить в этом страшном двухтысячелетнем испытании, в котором весь еврейский этнос стал Иовом, неужели вся эта немыслимая история произошла с нами для того, чтоб вернуть нас на Святую Землю в виде толпы остервенелых праведников в черных одеждах и мехах эпохи польской шляхты на тонких рахитичных белых гетрах, заполняющих от стены до стены улицы и площади Иерусалима.
     Страшно видеть эту толпу сверху.
     Антиэстетичность зрелища указывает на ее обреченность.
     Я вижу как "духовный генетический код" русской алии и ее поколений поможет стране осознать ее место и роль в создании европейской цивилизации и войти в эту цивилизацию на правах члена-учредителя ее.
     Российское еврейство, обогащенное имперскими, державными инстинктами, приобретенными в России, как никогда сможет поддержать и влить силы в разуверившееся, растерявшееся израильское и европейское национальное сознание перед лицом темной исламской цивилизации.
     Евреи как никакой другой этнос должны чувствовать ответственность за судьбу своей иудео-христианской западной цивилизации.
     Ибо мы вернулись в историю.