Михаил Сидоров
ФЕВРАЛЬСКО-ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ,
"СЛАВНАЯ" И "ВЕЛИКАЯ"
В ряде номеров журнала "22" (статьи В.Идзинского "Две России", № 144 и В.Ханана "Русская национальная идея: тысяча лет сопротивления христианству", № 147; "Еще раз о корнях террора", № 148) вновь поднимаются "проклятые" вопросы об исторических судьбах России и перспективах ее дальнейшего пути. С уважением относясь ко взглядам этих авторов, я хотел бы, не вступая в полемику, высказать и свой взгляд на проблему.
В 1967 году, когда советский народ и все прогрессивное человечество торжественно отмечали полувековой юбилей Великой Октябрьской социалистической революции, мог ли кто-нибудь подумать, что еще через сорок лет "круглая дата" пройдет тихо, почти незаметно? Не будет ни постановления ЦК КПСС "О девяностой годовщине...", ни военного парада на Красной площади, ни социалистического соревнования по досрочному выполнению плана второго года шестнадцатой пятилетки, ни общего трудового подъема, вызванного историческими решениями очередного ХХХI съезда партии, ни даже самого Советского Союза. Но именно в 67-м, в общежитии Новосибирского университета, мы, студенты-первокурсники мехмата, выпив за революцию, вспомнив великого революционера Ленина, подняли на смех одного нашего товарища, который заявил, что еще через пятьдесят лет о Ленине никто и знать не будет... А ведь парень в чем-то оказался прав!
"Главное событие ХХ века", "роковая ошибка", "евразийский отклик на Атлантическую революцию", "оккупация России дезертировавшей солдатской чернью", "контрреволюция, прервавшая процесс демократизации, начатый в России Февралем", "барьер, защитивший страну от русского фашизма" - вот лишь некоторые оценки Октября, данные в разное время его апологетами, противниками и сторонними наблюдателями; оценки аргументированные, эмоциональные, хлесткие - и противоречивые, как и само событие. Некоторые из них крайне редуктивны: одни убивают историю, превращая ее в безжизненную схему, другие просто искажают, а третьи вообще находятся ниже всякой критики. Вот, например, как определял характер "Октябрьского переворота" в книге "Будущий путь германской внешней политики" (1927) нацистский теоретик расизма А.Розенберг: "Сущность русской революции с расово-исторической точки зрения состоит в том факте, что бессознательные монголоидные силы одержали в русском народном организме победу над нордическими и перешли к искоренению этой, по их представлению враждебной им сущности. В России достаточно было представлять собой тип рослого, тонкого и стройного человека, чтобы быть замученным до смерти в ЧК косоглазыми представителями "Красной гвардии"...
Карл Маркс называл революции локомотивами истории. Простые люди ждали от них лучшей жизни. Часто ли эти ожидания оправдывались? Что принесли Франции революция 1789-1794 годов, а России - Февральская, а затем Октябрьская, революции? Летевший на всех парах "локомотив" завез страну далеко не туда, куда хотелось машинисту и тем более - пассажирам. Однако, возлагая всю ответственность за переворот и последующие события исключительно на большевиков, мы вольно или невольно принимаем сторону их политических и идейных противников, прежде всего либералов и монархистов: Октябрьская революция России была "не нужна"; кроме вреда и страданий она не принесла народам бывшей империи ничего позитивного. Но почему в таком случае оппоненты большевиков тогда, осенью 1917 года, не сумели доказать России свою правоту и отстоять ее? Почему им для этого не хватило ни силы, ни политического опыта и мудрости? И была ли вообще эта правота у кадетов, октябристов и монархистов, не устававших враждовать между собой, а не только с большевиками?
Кто только не спекулировал в России "комплексом отсталости", искал виновников ее и обещал ликвидировать! Россия отставала? Пусть так. Но отставала-то она от передовых стран. В начале ХХ века по объему промышленного производства Россию превосходили лишь четыре державы: США, Германия, Англия и Франция. Да и кто сказал, что Россия должна быть первой во всем? Ее промышленность и так развивалась очень высокими темпами, безо всяких "героических усилий"; страна имела прочный авторитет мировой житницы, надежной сырьевой базы, родины великих писателей, композиторов, ученых. Только честолюбивые маргиналы, рвавшиеся к власти, стремившиеся загнать "клячу истории", могли не видеть и не ценить этого.
"Отсталость" - это не только минус, но и известное преимущество, которое политическая элита может использовать для всеобщего блага: у "отсталого" государства перед лицом исторический опыт передовых стран, их достижения и ошибки, которые следует учитывать. Но именно этого уменья - учиться на ошибках других - не обнаружила правящая верхушка Российской империи (как впоследствии и "архитекторы перестройки", имевшие перед глазами опыт китайских экономических реформ, но пошедшие "другим путем").
Разве не потеряла Россия сорок лет - с отмены крепостного права до революции 1905 года, - когда вместо развития частнособственнического хозяйства и рынка правительство укрепляло и искусственно насаждало в деревне общину, подготавливая психологическую почву для последующего раскрестьянивания деревни большевиками? В итоге в стране так и не сформировался многочисленный класс мелких собственников, который во всем мире был и остается надежной основой законности и государственной стабильности. Вильгельм II сказал тогда по поводу проекта столыпинской аграрной реформы, что с Россией надо кончать поскорее, так как через десять лет, основанная на правильной форме хозяйства, она будет непобедима. Разве не знал, наконец, Николай II трагической судьбы свергнутых королей Карла I и Людовика XVI?
Ставший постулатом тезис о том, что история ничему не учит людей, нуждается в уточнении. Проблема в том, кто и какие уроки из истории извлекает. Разве большевики не учли опыт Великой французской революции и Парижской коммуны? Красный террор, "победа" в гражданской войне - реализация этого опыта. Даже постсоветские руководители демокриминократической России действуют по некоторым историческим "понятиям": зная, что смута обычно начинается в столицах, они хоть и небескорыстно, но заботливо прикармливают Москву и Питер за счет "провинции" - презираемой, нещадно эксплуатируемой, полуголодной, вымерзающей под убаюкивающую болтовню о необходимости самоуправления и скрежет закручиваемых властью "гаек".
Почему же Россия, населенная преимущественно европейцами, так мучительно выбирается на столбовую, европейскую дорогу либеральной демократии и почему так легко поддается соблазнам авторитаризма? Нет ли постоянно действующих социально-политических факторов, провоцирующих "русский бунт" с его бессмыслием и беспощадностью?
Не вдаваясь в детали, напомним лишь об основных интерпретациях русского деспотизма, имеющих уже солидную историю и теоретическое обоснование, - монголо-татарской и геополитической.
"Монгольская" версия, на первый взгляд, очевидна и довольно убедительна: двухвековое иго жестоких поработителей "заразило" Русь азиатчиной. Но возникает убийственный вопрос: почему волна деспотизма захлестнула Россию при Иване Грозном, то есть через столетие после освобождения от ордынского ига? Такой разрыв во времени сторонники монголо-татарской интерпретации пытались объяснить при помощи различных метафор и образов: Георгий Вернадский (1888-1973), например, писал о влиянии через отложенное действие, а Карл Виттфогель - об институциональной бомбе замедленного действия и т.п. Подобные уловки только подчеркивают научную слабость гипотезы.
Геополитическая интерпретация генезиса российского деспотизма, которой придерживались В.О.Ключевский, Г.В.Плеханов и другие, более распространена и выглядит не менее правдоподобной. Смысл ее в том, что Москва столетиями находилась в положении осажденной крепости: натиск с востока, юга и запада вынуждал московское правительство защищать национальное существование всеми средствами, и другого выбора, кроме установления деспотизма, у него якобы не оставалось. Но и эта версия далеко не безупречна.
Во-первых, войны, которые вело Московское государство на западе, начиная с 80-х годов XV века, были результатом политического решения, поскольку почти все они были наступательными. Реальная угроза для Руси в XV-XVI веках исходила с востока и юга, откуда совершались набеги татар. Завоевав Астраханское и Казанское ханства, Иван Грозный ликвидировал угрозу с востока, а затем, не доведя до конца борьбу на юге с крымскими татарами, вдруг повернул "на Германы", то есть на запад, откуда Русскому государству никто не угрожал.
Во-вторых, войны сами по себе едва ли могут служить причиной установления азиатского деспотизма, иначе Столетняя война между Англией и Францией (1337-1453) породила бы в Европе беспросветную азиатчину!
Итак, европейский абсолютизм, в принципе допускавший легитимный конфликт монархии с аристократией в процессе управления государством, на российской политической арене не прижился: Иван IV с помощью опричнины подавил всякое сопротивление произволу государя. Эта кампания сопровождалась и завершилась усилением крепостного рабства. Вместе это и составило существо автократии, утвердившейся в России. Историки-противники "боярской вольницы", с которой жестоко расправился Грозный царь (а среди них был и Ключевский), считали также, что она могла превратить Россию во вторую Польшу с ее анархией. Но почему, к примеру, в Англии, Швеции или Дании монархия не выродилась во "вторую Польшу", а в России это непременно бы случилось?
Александр Янов, анализируя становление российского самодержавия, пришел к выводу, что причисление России к "деспотической семье" неправомерно, поскольку политическая традиция в этой стране раздвоена на европейскую и византийскую. Ведь в русской истории имелась альтернатива. Это - боярская республика в Новгороде, существовавшая 300 лет, пока она не была раздавлена военной мощью Московского царства, двигавшегося на Запад!
На либеральном фланге время от времени мусолится стыдливое "западническое" порицание "женственной природы" России. Научность подобной характеристики весьма сомнительна, хотя о "вечно бабьем" в русской душе писал и Бердяев. Но, допустим, однако, что так оно и есть: Россия подобна женщине. Что ж в этом зазорного? И разве не уродуют ее в таком случае всякие политхирурги, пытающиеся десятилетиями, то так, то эдак изменить эту ее природу, превращая нормальную "женщину" в отталкивающего транссексуала?!
Родившийся в России в начале ХХ века человек мог бы прожить до старости (если бы ему дали!) при четырех радикальным образом отличающихся друг от друга укладах: монархическом, либерально-демократическом (всего несколько месяцев после Февральской революции), социалистическом и, наконец, "непонятно каком". И все без исключения крутые переломы в жизни страны сопровождались одним и тем же: псалмы, присяги, клятвы верности в одно историческое мгновение сменялись самым безудержным нигилистическим поруганием прежних святынь: с колокольни сбрасывали очередного градоглуповского Ивашку. По этой причине, кстати, торжество какой-то "русской идеи" в России представляется совершенной фикцией.
Сегодня стало даже как-то неприлично вспоминать о свирепости царизма, политическом бесправии народа и угнетении "инородцев" в дореволюционной России. Многие мнят себя прямыми потомками "поручика Голицына и корнета Оболенского", не поминая, что у большинства нынешних "аристократов" предки были "кухаркины дети".
Конечно, "кровавое воскресенье", царская каторга и Ленский расстрел по своим масштабам несравнимы с "красным террором" или ГУЛАГом. Но все же нельзя не признать, что прививки жестокости и бездушия, проводившиеся царской государственной машиной, постепенно иммунизировали народную совесть и сделали ее в целом равнодушной к последующим взрывам насилия и "социальной защиты".
При Николае II, как и при его предшественниках, правительство, по словам либерального публициста С.Я.Елпатьевского, воспитывало общество в "кошмаре военной славы, принесения личности в жертву молоху военного могущества и давило всякие проявления гражданственности, всякие попытки внутреннего устроения государства российского". Это имперское воспитание принесло и продолжает приносить щедрые плоды. В России сбылись все самые мрачные пророчества.
Ф.М.Достоевский предчувствовал победу бесовства и огромные жертвы. П.А.Столыпин предсказал, что война принесет стране революцию, а В.О.Ключевский в своем дневнике писал: "Династия прекратится; Алексей царствовать не будет". Достоевского, а позднее и веховцев - зашикали; Столыпину изо всех сил мешали проводить его реформы и левые, и правые, и в конце концов допустили его убийство.
Одной из главных причин революции 1917 года почти единодушно признается Первая мировая война. Эту войну Россия вела не блестяще (как, впрочем, и другие ее участники), но постепенно наращивала усилия. Как результат, летнюю кампанию 1916 года русская армия выиграла и готовилась к летнему наступлению 1917 года. В любом случае, противостоявший Антанте Четверной союз шансов на победу не имел. Злая ирония судьбы заключается в том, что российского императора свергли и арестовали тогдашние "демократы", а убили без следствия и суда те, кто заключил сепаратный мир с противником, чтобы развязать жесточайшую гражданскую войну, потрясавшую и разорявшую Россию до 1920 года включительно. Как получилось, что народ, добивавшийся возвращения с фронта, не хотевший воевать с Германией, три года потом занимался самоистреблением?
Мировую бойню Антанта завершила в свою пользу и без участия России уже в 1918 году. Император побежденной Германии, свергнутый ноябрьской революцией, тихо умер в изгнании в преклонном возрасте. Эхо Брестского мира откликнулось в 30-е годы, когда советская дипломатия попыталась создать в Европе систему коллективной безопасности: помня брестскую измену революционной России, нарушившую европейский баланс сил, могли ли западные демократии доверять руководству СССР?
Благодаря С.Хантингтону, теория локальных цивилизаций Арнольда Тойнби, разработанная в 30-50-е годы прошлого века, в наши дни вновь обрела популярность. "Русская ветвь православно-христианской цивилизации", по Тойнби, возникла как ответ на вызов со стороны лесов, дождей и морозов. Надлом ее, считал британский историк, пришелся на... ХIII век, когда упал авторитет Киева. Если принять эту теорию, цивилизация, существующая на территории России, разлагается уже семьсот лет, и процесс этот необратим. Тогда ни большевистская революция, ни реформы Петра I (этого "царя-футуриста" Тойнби считал величайшим в мировой истории государственным деятелем) не могли уже повлиять на судьбу России - она была обречена. Происходящее в последние два десятилетия, как кажется, подтверждает "приговор" историка, хотя в свое время над ним посмеивались не только в Советском Союзе, но и на Западе.
Бытует устойчивый стереотип, согласно которому большевики насильно ввергли Россию в коммунистический эксперимент, навязав ей гражданскую войну, и одержали победу над большинством собственного народа. Если бы это было так, необходимо было бы признать, что они обладали сверхъестественной силой.
Дело, конечно, в другом. Вот что говорил в декабре 1917 года видный меньшевик М.И.Либер: "Ложь, что массы идут за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы. Они принимают все, что массы выдвигают".
Такое положение действительно сохранялось в первый год революции. Рубежом стал разгон Учредительного собрания и расстрел демонстрации в защиту "учредилки", после чего большевики стали постепенно овладевать ситуацией (программа у них все же была) и вести массы за собой, действуя уже от их имени. В этом и причина легитимности коммунистической власти (не легальности, а именно легитимности!), позволившей большевикам так долго править страной.
Н.А.Бердяев в статье "Духи русской революции" (сборник "Из глубины", 1918) отмечал: "Слишком многое привыкли у нас относить на счет самодержавия, все зло и тьму нашей жизни хотели им объяснить, - писал русский философ. - Но этим только сбрасывали с себя русские люди бремя ответственности и приучили себя к безответственности. Нет уже старого самодержавия, а... по-прежнему нет уважения к человеку, к человеческому достоинству, к человеческим правам. Нет уже старого самодержавия, нет старого чиновничества, старой полиции, а взятка по-прежнему является устоем русской жизни, ее основной конституцией. Взятка расцвела еще больше, чем когда-либо... Нет уже самодержавия, но по-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника... Нет уже самодержавия, а Россия по-прежнему полна мертвыми душами, по-прежнему происходит торг ими... Личина подменяет личность. Повсюду маски и двойники, гримасы и клочья человека... Все призрачно. Призрачны все партии, призрачны все власти... Для Хлестаковых и Чичиковых ныне еще больший простор, чем во времена самодержавия". Недаром же режиссеру Юрию Любимову М.Горбачев сразу не понравился, так как напомнил Чичикова!
Предлагаю читателю в приведенной цитате из Бердяева вместо слова "самодержавие" поставить "коммунизм", и мы получим достаточно полную характеристику современной демократической России. Не потому ли веховцев не часто там сегодня вспоминают? Тогда, в 1918 году, Бердяев объяснял такую "инвариантность" тем, что "тьма и зло заложены... не в социальных оболочках народа, а в духовном его ядре". Можно ли добавить сегодня к этому толкованию что-либо более существенное и принципиально новое? Почему в России смена элит происходит по закону "от плохого к худшему"?
Русская интеллигенция - этот, по словам Д.Писарева, "мыслящий пролетариат", - бредила революцией и социализмом. "Бог - это народушко", - вот ее кредо, сложившееся в позапрошлом веке. Леонид Андреев, автор страшного "Рассказа о семи повешенных", в одном из писем сообщал: если победит "революция, то это будет нечто умопомрачительно радостное, великое, небывалое, не только новая Россия, но и новая земля!" Ну откуда у знаменитого писателя взялась эта уверенность?
Все согласны, что идеальных людей нет, каждый человек совершает в жизни множество мелких и серьезных ошибок, глупостей, безнравственных поступков. Откуда же возникла твердая вера, что миллионы таких вот реальных людей, составляющих народ как целое, обладают некоей "душой нации", сверхчеловеческим разумом, высшей моралью и т.п.?
Верно сказано: "Поэт в России - больше, чем поэт". Хочется добавить: в том-то и одна из бед. Здесь гипертрофированы предназначение, роль и функции не только литераторов ("зеркало русской революции", "буревестник революции", "инженеры человеческих душ"). Чиновник в России - больше, чем просто государственный служащий; он, как писал Чехов, "Нептун! Небеса разверзеся!" Царь был - больше, чем монарх - "хозяин Земли Русской". Политическая партия, позднее узурпировавшая всю власть, наперед была провозглашена как "ум, честь и совесть" целой эпохи. Часть трудящегося населения - фабричный рабочий класс, получил титул гегемона и "его величества".
Лидер конституционных демократов ("Партии народной свободы") П.Н.Милюков оценивал Февраль как национальную, разумную и бескровную революцию, выгодно отличавшуюся от Октябрьского переворота - "интернационального", объявившего утопическую цель - коммунизм - и ввергшего Россию в гражданскую войну. В этой оценке (которую почти дословно повторил А.Солженицын в своей книге "Двести лет вместе") Милюков, ученик Ключевского, выступил как один из "героев Февраля".
Однако не будь "славной" Февральской революции, не было бы и "великого" Октября. Либералы начали, "процесс пошел", а завершили его большевики, потому что либералов охватила хроническая болезнь русского либерализма, которую Н.Бердяев обозначил в своей статье, как "маниловщину". Болезнь эта была осложнена моральным недомоганием всего общества, о котором впоследствии в 1949 году, писал религиозный философ Г.П.Федотов: "Самое содержание нового идеала - коммунизма - оказалось связанным с очень глубокими основами народной этики. Не одна молодежь, но и вся масса, как и интеллигенция российская, были носителями этой этики. Русская этика эгалитарна, коллективистична и тоталитарна... Социализм, который никак не укладывается в американскую голову, без труда был принят в России, а не только вколочен насилием".
Для полноты картины уместно привести оценку "национальной, разумной и бескровной" Февральской революции с противоположной, контрреволюционной (без кавычек!) точки зрения. Убежденный монархист Иван Солоневич (1891-1953) в своей работе "Великая фальшивка Февраля", написанной им в нацистской Германии, утверждал, что к Февральской революции народ "не имел ровно никакого отношения". Солоневич назвал Февраль почти классическим военно-дворцовым переворотом, случившимся из-за вопиющей политической неграмотности русского генералитета. "…Очень может быть, - продолжал он, - что Гучкову и прочим… удалось убедить генералов, что политика Государя императора действительно ведет армию к поражению и страну к гибели. Вне всякого сомнения, на… генералитет производилось очень сильное давление справа". Получается, что и "национальная" Февральская революция - всего лишь переворот, характернейшая для России "революция сверху"!
Российские либералы, в первую очередь кадеты, были "хорошими" диссидентами, но оказались плохими оппозиционерами. И позитивной альтернативы, которую поддержало бы большинство народа, после Февраля они не выдвинули, не говоря уже о практических мерах. А вот большевики, при всей утопичности своей конечной цели, сумели выкликнуть понятные рабочим, крестьянам и солдатской массе лозунги. По этой причине они и переиграли своих политических соперников. Правда, их посулы оказались демагогией: власть перешла не к Советам, а к партии, установившей свой режим ("диктатуру пролетариата"). Империалистическая война, в полном соответствии с ленинским лозунгом 1914 года, была превращена в гражданскую; освобожденных от капиталистической эксплуатации рабочих загнали в "трудовые армии", а декрет о земле (эсеровский, по сути) был выхолощен законами, принятыми ВЦИК и Совнаркомом в 1918 и 1919 годах (организация коммун, продразверстка и, наконец, раскулачивание).
Умопомрачение приносит мало радости, из змеиных яиц никогда не вылупятся цыплята. Но и либеральная свобода, проводниками которой после Февраля были кадеты и октябристы, оказалась непопулярной в народе. Отсюда и нелегитимность Временного правительства, которое уже в апреле 1917 года - под давлением массовых антивоенных выступлений по всей стране - вынуждены были покинуть П.Н.Милюков и А.И.Гучков. Теперь, до самого падения в октябре, заправилами в нем остались эсеры и меньшевики.
Любимой мудростью последнего времени стал гегелевский трюизм о том, что каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. А ведь данное утверждение вполне можно обернуть. "Русский человек - плохой работник..." - эта обобщающая ламентация была высказана Лениным сразу после Октября. Бесспорно, те из рабочих и крестьян, на кого ставил вождь большевиков, были по преимуществу неважными работниками. Они были вполне достойны своих лидеров, которые и руководили соответствующим образом. Поскольку экономические рычаги управления народным хозяйством были отменены, им пришлось применять насилие и террор. Позднее им пришлось найти тысячи "кулаков и подкулачников", "вредителей", "врагов народа" и космополитов, без которых в их поляризованном мире не получались герои труда, ударники, стахановцы и патриоты.
Несмотря на это, можно утверждать, что элита и простой народ никогда не были столь близки друг другу, как при коммунистическом режиме после революции. Жесткий "классовый подход" в подборе кадров (а позднее - и "пятая графа") способствовал этому. Однако "его величество" не смог оценить свалившееся на его голову "счастье", не смог выдержать тяжкого бремени своего привилегированного положения. Оно было попросту незаслуженным: шапка оказалась не по Сеньке.
Во время очередной революции сверху - "перестройки", как и во времена гражданской войны, снова схлестнулись "три силы". На сей раз победили не "красные" и не "белые" (как этого хотелось многим), а "зеленые", прекрасно представленные в образе батьки Ангела и его свиты еще в советском телесериале "Адъютант его превосходительства". СМИ обрушили на толпу целый вал леденящих душу рассказов об ужасах сталинизма и радостных историй о добрых волшебниках из МММ и "Русского дома селенга", позволивших их клиентам разбогатеть в одночасье, не работая. Добрые волшебники из банков и бойкие ребята из "независимого" телевидения впитали в себя эластичную мораль, повидали свободный мир, но деловую хватку переняли у своих идейных предшественников, потрошивших бумажники, чемоданы и мешки обывателей в поездах.
"Настоящие" либералы, в очередном рецидиве маниловщины, снова оказались на исторической обочине, а большинство населения страны, не покидая ее территории, в считанные месяцы превратилось помимо своей воли во "внутренних эмигрантов".
Когда какая-либо идея не выдерживает испытания жизнью, ее апологеты начинают сетовать, что она, дескать, была не так понята, неправильно истолкована и т.п. Как можно извратить предельно простую коммунистическую идею, которая зиждется на трех-четырех принципах, главным из которых является ликвидация частной собственности? Нежизненность, выморочность самой этой идеи сталкивала всех, кто пытался ее реализовать, в кювет расписанного еще Освальдом Шпенглером "прусского социализма".
Марксизм соединил в себе коммунистическую идею с революционной практикой, создав взрывоопасную смесь. Как научная гипотеза он претендовал на роль не только специальной теории капитализма, но и философии истории. "Азбучные истины" марксизма очаровали большевиков своей схематичной простотой. Как видно, остановить "думающую гильотину" (так характеризовал Ленина П.Б.Струве) никакая политическая сила в 1917 году была не в состоянии. Хотя "мировую революцию", которую ждали и готовили революционеры-марксисты, можно считать в каком-то смысле предвосхищением глобализации, сама идея коммунистического общества оказалась не более научной, чем создание вечного двигателя.
К сожалению, русская церковь не смогла воспитать в народе духовную силу, способную противостоять коммунистической демагогии. Отсюда - те самые "тьма и зло", на которые указывал Бердяев... Может быть, сегодня, когда церкви возвращены отобранные у нее атеистической властью храмы, когда освящаются новые здания банков и военные корабли, служатся молебны за победу сборной России по футболу, когда на торжественных мероприятиях почти все чиновники, начиная с президента, истово крестятся, а в новом тексте российского гимна упомянуто имя Божье, - ситуация в духовной сфере радикально меняется? Вряд ли.
"Православные авторы" Ю.Воробьевский и Е.Соболева в своей книге "Пятый ангел вострубил" рубят сплеча: "Мир ненавидел Россию всегда. И монархическую, и коммунистическую, и теперь - непонятно какую". Категоричное утверждение - от имени всего мира! Почему такое? "Уничтожить Россию им надо потому, - объясняет Воробьевский, - что она стоит на пути машиаха. По-нашему - антихриста". Правды в этом тезисе - столько же, сколько в цитировавшемся выше "открытии" Розенберга. Соло "пятого ангела" уже прозвучало в минувшем веке. Может быть, один из источников российских бед как раз в том, что слово "машиах" там переводят "по-своему"? Но есть ли в этом злой умысел или хотя бы недомыслие?
Здесь мы имеем дело с культурно-цивилизационным фактором исторического развития. Шпенглер в своем "Закате Европы" ввел в культурологию понятие "исторического псевдоморфоза" - случая, "когда чуждая древняя культура тяготеет над краем с такой силой, что культура юная, для которой край этот - ее родной, не в состоянии задышать полной грудью..." И тогда "колоссальных размеров достигает лишь ненависть к явившейся издалека силе". Именно Россия, начиная с петровских времен, по Шпенглеру, являет собой ярчайший пример псевдоморфоза; здесь "настоящая апокалиптическая ненависть направляется против Европы". Авторы "Пятого ангела" обоснованно пишут о ненависти, но ее вектор невольно сориентирован ими наоборот.
Интересные мысли по этому поводу высказывал Осип Мандельштам в своей статье о П.Я.Чаадаеве (1914) - первом действительно свободном русском человеке, увидевшем на Западе "единство нравственного и умственного начала": "Есть давнишняя традиционно-русская мечта о прекращении истории в западном значении слова, как ее понимал Чаадаев, - писал Мандельштам. - Это - мечта о всеобщем духовном разоружении, после которого наступит некоторое состояние, именуемое "миром"... Сам Толстой обращался к человечеству с призывом прекратить лживую и ненужную комедию истории и начать "просто" жить". А разве не о том же вел речь в беседе с Горьким Ленин, утверждавший, что "русской массе надо показать нечто очень простое, очень доступное ее разуму"?! "Советы и коммунизм - просто", - так вождь революции дал ее Буревестнику взглянуть в ее же Зеркало.
Мандельштам говорил и о различии двух исторических тенденций: русской и западной. Первая проявилась "в колонизации, в стремлении расселиться возможно вольготнее на возможно больших пространствах"; вторая - "в могучем стремлении населить внешний мир идеями, ценностями и образами, в стремлении, которое уже столько веков составляет мучение и счастье Запада..." Таким образом, речь идет об экстенсивном и интенсивном путях развития. Кажется, минувший век показал исчерпанность первого направления, равно как и революционного способа решения стоящих перед обществом проблем. Удастся ли России стать на второй путь, не повторяя незабываемо-жуткого западного опыта? (А опыт этот появился и пытается сегодня глобализоваться после смертельной схватки двух принципов, о которых опять-таки говорил Шпенглер: "торгашеского", то есть английского, и "героического", то есть германского. Вышло так, что социализм, перед тем как "уложиться" в русской голове, зародился в голове прусской.) Наконец, в состоянии ли и сам Запад выдержать заданный темп и ответить на вызов, бросаемый ему в наши дни из прошлого исламской цивилизацией?
Сохраним трезвость ума и чувство меры - не одно только зло принесла Октябрьская революция России и всему миру. Она дала всем нам Опыт, которым мы можем (если сумеем) воспользоваться. Не вправе мы сурово судить наших дедов и прадедов. Убедительно, думается мне, высказался по этому поводу Александр Воронель: "Сегодня, три поколения спустя после Революции... хочется задать вопрос, который равно неприятен всем участникам дискуссий об историческом наследии:
А кто, собственно, отцы наши, коим обязаны мы сыновним почтением?..
Такой вопрос сегодня подспудно будоражит воображение молодого русского образованца, который сгоряча готов уже втоптать в землю своего предка-комиссара. Не повторение ли это опять, пройденного однажды, гибельного пути хамского отречения от веры и памяти отцов?
Такой же вопрос маячит и перед сегодняшним евреем, который умирает со стыда, что предок его не дождался погрома в своем местечке, а сам побежал в отряд... помещиков громить...
Не научиться ли нам, наконец, почитать отцов, каковы они есть?
Не за заслуги, не за правоту. Просто и только за то, что - отцы".
Если бы не тот грандиозный эксперимент, в котором они, наши отцы, деды и прадеды, участвовали, - по доброй ли воле, по принуждению или честному заблуждению, "в духе времени", - кто знает, сколько бы еще народов соблазнилось красивой и опасной утопией? История - "лестница Иакова" - вершится не по уму. Но и повторять уже однажды проделанный путь не стоит, хотя не перевелись еще искренние или лукавые сторонники "равенства" и "справедливости", опять искушающие людей "простотой" и "миром". Просто - еще не значит верно.
Объявления: Самая детальная информация марса алам тут.