In memory of Paul Bowles
1
На двери египетского пограничного павильона висела отпечатанная на струйном принтере табличка "Welcome to the cradle of the civilization".
Внутри павильона зудели стаи мух. Перед въездом на чек-пост стояла длинная очередь из пыльных "бедфордов", нагруженных бетонным порошком. Водители курили, лениво гоняя футбольный мяч. С юга подкатывали новые и новые грузовики.
Антон записал во въездной карточке - Antoin. Офицер долго сравнивал надписи в паспорте и карточке; потом, качая головой, с легкой укоризной попросил написать теми же буквами, что и в паспорте.
- Простите, офицер, - ответил Антон, - я прожил четыре года в Париже, привык. Я не хотел никого обманывать.
- Почему у вас русский паспорт, а виза поставлена в Тель-Авиве? - спросил офицер.
- Мой дядя, - ответил Антон, - директор крупнейшей компании, которая продает вам броневики.
Офицер кивнул головой и улыбнулся в усы.
- Мой дядя, - продолжил Антон, выждав, пока улыбка офицера станет не такой напряженной, - отправил меня в Сорбонну, и я закончил там первую степень. Потом он отправил меня в Иерусалимский университет делать вторую степень, потому что это один из пяти лучших в мире университетов для второй степени по компьютерным наукам. Я не хотел ехать, я не хотел жить в Израиле, я полюбил Париж, но вы понимаете, что такое воля старших, правда, офицер?
Офицер поднял брови, покачал головой, и ответил:
- Я не мог заставить сына закончить школу.
- Странно, - сказал Антон, - а что он делает сейчас?
Офицер махнул головой в сторону грузовиков:
- Продает бетон. Что вы собираетесь делать в Египте?
Антон, чуть улыбнувшись, гордо сказал:
- Мой дядя снял номер в Хургаде. Мы с ним поплывем до Луксора и обратно. Потом он улетит, а у меня начнется учеба. Я так и не смог приехать в Россию из Франции, но очень хочу увидеть дядю.
Офицер кивнул головой.
- Вы въезжаете в Египет сами, - сказал офицер, - не забудьте зарегистрировать паспорт в полиции, когда приедете в Каир. Советую вам "Килобатру". А бетон ваш дядя не покупает?
Печать легла. Антон прошел за турникет и разыскал своих из тель-авивского автобуса.
Когда там собрались все, худой человек с усами подошел к ним, спросил, "телябиб"? И потребовал 15 фунтов с каждого за какие-то "бордер бейперс", постоял, помялся, но тут его позвали. Он пообещал распорядиться насчет конвоя до Каира, и отошел.
Англичане, сперва шепотом, а потом уже очень громко, завелись, что никакие 15 фунтов платить не надо, эти обезьяны только и норовят, кроме карманов, их ничего в иностранцах не интересует, а 15 фунтов вообще непонятно что такое. Вот тут на стене висит их же ценник на переход границы, и там нет никаких 15 фунтов. И когда мы садились в автобус, нам никто ничего не сказал про 15 фунтов, а напротив, сказали: ничего, кроме пошлины, не платить ни в каком случае. А они себе почему-то решили, что мы такие богатые, только потому, что мы к ним приехали, а богатые люди ездят в Монако и Ниццу, а потом повторили по кругу: "Ни пенса".
Скамейки были плацкартные, жесткие, мужчины ходили в галабиях и костюмах, женщины в длинных платьях и костюмах, паранджа шла только с платьем. Мужские галабии белые, женские темно-серые, фунты замусоленные, туалет, как на деревенском автовокзале посередине трассы Киров - Екатеринбург, мухи чёрные и зеленые. А на улице чуть поддувало, и в тени было лучше, чем в павильоне, вот какой вывод последовал, и вся компания переместилась в тень.
Рядом с Антоном присел человек лет двадцати, тонких черт лица, темных кудрей, и розовощекий. Антон подумал, что о нем можно было бы сказать: "он с любопытством оглядывался вокруг", но не стоит, ведь такая фраза есть не меньше как в каждой третьей книге вообще, а в приключенческом жанре и детективе, наверное, и в каждой второй. С другой стороны, он оглядывается вокруг с любопытством, этого не отнять. Антон повернулся к соседу, и спросил:
- Прошу прощения, ты студент?
- Философии.
- А где, если не секрет?
- Не секрет, в Торонто.
- Уже получил степень?
- Начну вторую, когда вернусь.
- Планируется долгое путешествие?
- Я в Африке впервые, на самом деле я никогда не уезжал из Канады. Как ты думаешь, это надолго? Конвой?
- Ты в колыбели цивилизации. В таких местах время ничего не меняет как глагол, да? Невозможно быть уверенным в том, что нечто произошло. Время протекает сквозь материю, ведь время в людях, а им тут нечего терять, им просто плевать на весь остальной мир. Поэтому они и разговаривают так пафосно. Их бог - власть, как при фараонах, разве что тогда люди были куда красивее. Впрочем, я знаю одну даму, в точности Нефертити. Ты можешь забыть о времени? А я, как ее ни вспомню, забываю.
Один из англичан вдруг заговорил громче общего гомона.
- А я говорю, мы тут будем сидеть час за часом, слушая, как этот ублюдок нам втирает, что бобаный конвой уже едет, но хрена косого псам, я ни пенса не заплачу.
Антон кивнул в их сторону:
- Просто Стивенсон.
- Куда ты едешь?
- В Каир, вверх по реке, а потом назад в Израиль. А ты? Как тебя зовут?
- Боб.
- Тони.
- Приятное знакомство.
- Даже очень.
- А ты откуда? У тебя континентальный английский, ты что, голландец?
- Я родился в России, а крови какой только не намешано. Я жил в Англии, и в Голландии, угадал, а сейчас в Израиле. Думаю, я тут кое во что успел въехать, хотя оно, конечно, гонево.
- Я еду потом в Кению, оттуда в Заир - и в Канаду.
Человек - 15 фунтов - приходил еще два раза за следующие три часа. Британцы смотрели на него волками. Шума никто не поднимал, но и денег не протягивал. На третий раз он попросил по пятерке, сбешль брайс фор онли ёр групп! Часть компании раскошелилась. Англичане, презрительно оглядев остальных, опять ничего не дали.
Через полчаса подъехали три виллиса с пулеметчиками и автоматчиками, джи-эм-си с офицерами, и два пустых пассажирских автобуса. Караван пропустил один виллис вперед, и десять минут ехал мимо очереди с бетоном.
Постепенно они разогнались по пустому прибрежному шоссе. Каждые 20 километров караван останавливался на блокпосте, офицеры поста и конвоя троекратно целовались. Солдаты в серых формах мешком, офицеры в белых кителях под утюжок, армейские грузовики русские, сапоги у всех солдат разные, а у офицеров ботинки; каски русского образца, калашниковы. Бетонная баррикада, вышка, пулемет, колючка. Шоссе. Дорожный знак на каждом редком ответвлении: "Иностранцам запрещено сворачивать с главной дороги".
- Тони, что ты планируешь на вечер? - тронул Антона Боб за плечо.
- Если не возражаешь, можно тусануться. Мне надо будет рано утром уехать, но осмотреть базовые достопримечательности - хорошая идея.
- Я бы тоже. Это все для меня новое. Рано спать я точно не пойду.
- Да с удовольствием. Найдем дешевый хостель и прогуляемся. Я в новом городе всегда устраиваю пешую прогулку в первый вечер.
- А чем ты занимаешься?
- Я ди-джей. Играю этнический фьюжн, транс, хип-хоп более-менее. Я реально уважаю чуваков, которые просто идут и учат философию, искусство, все такое, а не реакции железяк под напряжением на человеческие заморочки.
- Ты был программистом.
- К гадалке не ходи.
- Но это же круто, ведь все равно человеческое мышление? Разве это не одно и то же?
Антон решил отогнать смущение разведкой боем. Чуть склонив голову, он спокойно спросил:
- А в философии есть деньги?
- Постоянно исчезают, - немедленно отреагировал Боб.
Искра пролетела и попала в сухой мох. Молодые люди переглянулись с особенным настроением начинающегося задора.
- Ага, философия постоянного исчезновения бабла, - закинул удочку Тони.
- Люди на Западе делают деньги. На Западе делают новые вещи.
- Здесь тоже делают деньги. Ты увидишь. Здесь продают старые вещи.
- Они не дают философии денег исчезнуть.
- Они делают исчезновение постоянным.
- Это фундаментально, - классифицировал Боб.
Антон поднял второй взвод вертолетов.
- Я знал девицу, она сказала как-то, что мусульмане слишком разделяют духовное и материальное в жизни. Их духовное не живет в материи, поэтому они боятся ночи, так как ночью материя не видна, то есть ночью правят духи. Эрго - они отвратительно относятся к своим женщинам, а когда дело доходит до иностранок, становятся пафосными самцами.
Теперь улыбнулся Боб.
- А я знаю, почему коран запрещает алкоголь, - сказал Боб.
- То самое вещество, которому исламская культура дала название. Какой прикол.
- Я думаю, у русских просто было больше воды, - намекнул еще раз Боб.
Антон почувствовал первое движение поплавка, предшествующее вероятной поклевке, и поднял брови. У него созрел план.
- Религия, ре-лигия означает "пере-соединять", то есть как бы получать обратную связь? Будь добр, свяжи меня с тем, какая тут связь, перехожу на прием.
Но Боб не сделал ни паузы. Он явно разглядел и червяка, и крючок, и леску, и удочку, и тем не менее клюнул, надеясь, очевидно, опрокинуть рыбака в воду.
- Русские бывают чересчур уж академичны, но их международный брэнд - максимальная по плотности смесь алкоголя и воды. У арабов воды было гораздо меньше.
Настал черед Антона разглядывать канадский спиннинг.
- То есть они пили чистяком, пока не ввели сухой закон? На этой жаре? Это фундаментально.
- Ты меня правильно понял, - подмигнул Боб.
- Удивительно, как законы логики могут быть политически некорректны. Надеюсь, я всего лишь наблюдатель, - Антон сделал большие глаза и повертел головой.
- Чувствуешь вину за возможную необъективность? Логику придумывал не ты. Да и вину, и объективность - тоже. И скажи, ты бы подписался под заявлением, что изобрел раскаяние? - улыбнулся Боб.
Антон было подумал, что Боб начитался всуе Достоевского, но потом решил, что у канадца просто хорошо разработан маршрут в тыл собеседника. Антон захотел еще немного помотать блесну по волнам:
- Чувство вины фундаментально, но не мотивирует творчество. Для оригинального творчества надо признавать и контролировать любые чувства. Вот в русской культуре принято обо всем жалеть, то есть постоянно пропускать все вхолостую. Это способ защиты от риска, связанного с творчеством. Они заставляют своих граждан, то есть друг друга, постоянно жалеть обо всем, включая факт своего дыхания. Поэтому они академичны вслед тому, что придумали другие, а фундаментальная живая творческая жизнь у них не принята. Они приписывают изобретение раскаяния Достоевскому.
- Ты же там родился. Ты об этом жалеешь?
- Больше нет, и кем это меня, кстати, делает? Хотя какое-то время жалел, особенно пока там жил. Лет семь ушло, пока я понял, какого дерьма мне вкачали в голову в школе, и в каких позах сидят люди, родившиеся в свободной стране. Вот тогда мне стало реально жалко себя и обидно за державу. Но я подумал, что у меня в голове? На что я трачу время? На мысли о том, какая жопа это место, которое я по своей воле покинул навсегда? Разве мир, или миры, не шире? И тут я понимаю, что в Израиле быть политически корректным означает как раз не быть особо гордым израильтянином. Каким-то образом полоса коммунизма в национальной истории страны заставляет людей сожалеть о принадлежности к этой стране. В этом смысле я больше не знаю, кто я. Рашен израэли. Ха-ха-ха. Зато для реального меня и моей музыки так больше места.
Боб улыбнулся углом рта и нарисовал пальцем на колене кружок. Потом поставил в нем точку. Он покивал головой. Он аккуратно сматывал леску, не допуская провисания.
- Моя мама - шотландка, отец - еврей, и это все, что я о них знаю. Я не знаю, что между ними происходило, кроме моего зачатия. В возрасте трех дней меня усыновила семья ирландских католиков, по всей программе, включая школу при монастыре. Они мне однажды рассказали, что они не мои родители, но не больше. Да какая вообще разница, Тони?
- Разница? Представь, они бы тебе сказали, что твои реальные мамик и папик - наследники трона где-нибудь? Тебе нравится в Канаде?
- Да, очень. Учусь чему хочу, обстановка милая и спокойная...
- Вот-вот.
Боб и Тони смотрели по сторонам, больше друг друга не карауля, еще пару часов. У парома они вышли размять ноги. По прямому желобу канала проходил грузовой корабль. Надписи на контейнерах составляли мистическую телеграмму. "COSCO MANSON EVERGREEN ZIM"
Ждали, пока он пройдет.
После Суэца конвой сменился. В окнах появились пальмовые перспективы вдоль шоссе. Навстречу пролетали, странно колтыхаясь всеми деталями, лихие цементовозы. Тони отобрал у заснувшего Боба путеводитель "Rough Guides: Egypt".
В Египте готовят кушари, сообщил путеводитель. Это смесь круп и макарон, к которой подают оливковое масло, лимонный сок и соусы, и вы найдете много мест, где вам подадут только кушари. Не откажите себе попробовать.
Не берите хлеб и еду вообще левой рукой. Не удивляйтесь отсутствию туалетной бумаги в туалетах; конечно, в гостиницах европейского класса она будет, но запасайтесь при первом удобном случае.
Антон заметил эту фразу, еще пока Боб читал ее на израильской территории, и превратил литературу в жизнь в туалете на бензоколонке, где их автобус остановился на перекур. С той минуты книга манила и притягивала Антона. Отцепив всю имевшуюся в туалете бумагу, он решил пока не обсуждать этот вопрос с Бобом, а посмотреть, что тот станет делать. Пока что Боб спал.
2
"Если вы женщина, вы обнаружите больше приветливости и будете в большей безопасности, если будете носить длинные юбки и рубашки с длинным рукавом. Не фотографируйте в бедных районах, вам могут разбить камеру".
В Каир они въехали ночью при полной луне. Внезапно улица ушла вверх, и они оказались над высокой мечетью, а через десять минут - на площади Трех Войн.
Первый шаг Антона из автобуса уже почти перетек во второй, когда невидимая сила подняла его за рюкзак вверх. В ухо горячо зашептали: "Килобатра! Килобатра!" Боб застыл на подножке автобуса. Антону в лицо заглянули глаза, черные, горящие. Сама царица не могла бы смотреть и шептать соблазнительнее и развратнее. Но Антон знал легенду о цене за ночь с Клеопатрой. Он только не понимал, что же они не торговались-то, на Востоке.
- Хау мач, - спросил Антон, в совершенстве владевший акцентом русских вузов неязыкового направления, - хау мач Килобатра?
- Килобатра ниар, - зазвучал шепоток с хрипотцой, - Килобатра онли раун зе корнер. Килобатра вери гуд! Форти баунд фор уан. Ай эм тэкси, ай эм тейкс ю". И засмеялся.
Антон поднял брови.
- Ноу, - ответил Антон.
Боб, глядя на такое, сошел на площадь Трех Войн и слегка спрятался за Антона. Он созрел для размышлений.
- Тони, что мы дальше делаем?
- Ждем.
- Чего?
- Ты знаешь, куда идти?
- Нет. А ты?
- Не-а.
- И что?
- Подождем еще.
Четвертый сводник объявил хостель в трех минутах. Пять фунтов в день обещали антураж и колорит. Юноши отправились по широкой улице, оглядываясь и не отставая от гида. Нет гида без нетривиальной личной истории. Гид начал ее с первого шага по маршруту.
- Меня зовут Абдалла. Я студент международных отношений. Мой отец, судья в Луксоре, отправил меня в Каир, в университет, чтобы я стал человеком. Город большой, подрабатываю. Я, кстати, нубиец. Я не египтянин. А вы?
- Я тоже, - ответил Антон и кивнул на товарища, - а про него не знаю.
Боб не отреагировал, он рассматривал архитектуру.
Разговор, таким образом, не задался. Перед путниками оказалось подобие сталинского ампира, который англичане строили в Каире в разгар ар нуво. Хостель занимал 13-й, последний этаж. Пять минут троица простояла у лифта, пока привратник орал вверх: "Саккир'ль-бяб!" Поднимаясь, лифт скрипел. За сеткой и чугунными решётками проплывали коридоры. На стене лифта висела английская инструкция. На ней значился 1913 год.
Бобу и Тони отвели просторную угловую комнату. Пока портье заполнял какие-то бумаги, студенты решили осмотреть номер и обнаружили под высоким потолком, с которого спускались изрядно потрепанные стены, разбитые плитки пола. Боб попробовал подушку.
- Чем они их набивают? - спросил Боб.
- Похоже на цемент с гвоздями, - ответил Антон, приподняв свою. Боб посмотрел на Антона косо. Антон предложил проверить удобства.
Душ оказался через коридор. В коридоре им навстречу поднялся Абдалла.
- Слушайте, - сказал он, - вы должны понимать студенческую жизнь. Вот у меня завтра вечеринка, люди придут, а выпивку мне не продадут. Вы мне можете оказать услугу? Есть магазин дьюти-фри, завтра днем зайдем, я дам вам деньги, купите и передадите мне, ведь я же вас сюда привел. Кстати, не хотите чего вообще? Марихуаны? Гашиша? ЛСД? Амфетаминов? Трипов? Грибов? Кокаина? Героина? Опиума?
Боб решил выяснить ситуацию.
- But is it not kind of illegal? - просто спросил Боб.
Путеводитель сообщал, что в Египте не один иностранец тянет 25 лет за факт нахождения в его одежде и/или багаже ничтожного количества наркотических веществ.
- Да ну, ерунда, - ответил Абдалла, - я знаю, что тут к чему.
- Дряни не надо, здесь и так весело; я только уезжаю в пять утра, - сказал Антон, - а то бы сходил. Боб, с каким деревом у тебя ассоциируется Россия?
- Кроме "водка", - ответил Боб, - я знаю только "самовар" и "бабушка", are any of them trees?
Портье, слушая весь этот громкий разговор, не повел и усом. Он передал студентам паспорта. Студенты, раскланявшись с Абдаллой, рванулись мыться.
Задача оказалась непростой. В душевой нашлись четыре крана и две дыры на разных стенах, а также ванна с душем. Некоторое время пришлось потратить на поиск такой комбинации кранов, когда вода лилась бы из душа, а из дыр не очень бы. Антон успел два раза спеть "Ночной пароход в Каир", стараясь, чтобы рот был закрыт. Вода была пусто-солоноватой на вкус, и от этой пустоты тошнило.
По дороге из душа Антон краем уха зацепил обсуждение вопроса комиссионных для Абдаллы от отеля, куда он приводит гостей. Судя по числительным, портье предлагал примерно фунт, тогда как Абдалла выставил три пальца. Когда Тони и Боб спускались в город за первыми впечатлениями, Абдалла оттопыривал только два. Студентами уже никто не интересовался.
- А русские философы есть? - спросил Боб. - Должны быть.
- Да ну их, - ответил Тони, - они все начитались или восточных книжек, или западных, или южных, или северных. Хотя сказки - сила. Угадай, кто такой: ездит на печке и делает дела именем речной хищной рыбы. Королевский зять, между прочим. При таком алкоголизме, представь, ни одной стоящей книги про выпивку от первого письменного источника до одного филолога в ХХ веке, и то, представь, в жанре роуд муви. Пошли ужинать.
- Ты знаешь, куда?
- У них есть специальные такие столовки, организуем себе этническую кухню в антураже, ман?
Боб повертел головой.
- Организуем, - сказал он слабым голосом, - я бы и в "Макдональдс" пошел, что-нибудь такое, где есть выбор.
- Е, мама, "Макдональдс" рулит не по-детски, - ответил Тони и шагнул в темноту.
Полночь миновала. Толпы разгуливали, осматривая витрины.
- Боб, в Торонто можно купить... костюм... видео... мясорубку... ковер... сапоги... - отмечал Тони, по мере продвижения по тротуару, - в час ночи?
- Я хочу есть, - ответил Боб, - в Торонто можно поесть ночью.
Антон остановил прохожего и спросил про кушари.
- Oh? You know kushari, - заулыбался прохожий в усы. - Staying in Kilobatra?
Они прошли за угол, обойдя бригаду дорожных рабочих лет по 13 на вид. Те энергично мостили тротуар.
- Что-то как-то не то, чтобы музыки было много слышно, а, Боб, - спросил Тони, заруливая в столовую, где им выдали по пластиковому тазику с крупами, взяв с каждого по 50 пиастров.
Боб, усевшись, некоторое время ничего не делал, пока Тони заливал крошево уксусами, маслами, соусами и чистил вилку об рукав. Боб еще поотсутствовал и сказал:
- У них есть еще что-нибудь?
- Нет, - ответил Тони, - спецовая лавка, тут только это наливают. Добро пожаловать в Каир.
- Я хочу туда, где можно что-то выбрать из чего-то, - ответил Боб, когда Антон уже почти все съел.
Давно известно, что вид несчастного мужчины кружит женщинам головы. Даже если они предпочитают наполненных до звона энергией и жизнью супергероев.
К столу внезапно приклеились две девушки европейского типа, ласково улыбаясь, не сводя с Боба веселых глаз.
- Вы недавно в Каире, - угадала та, что пониже.
- Не бойтесь, - сказала та, что повыше, - тут поначалу так бывает, но вы быстро привыкнете. Мы живем здесь уже три года, мы работаем в комиссии ООН, мы из Швейцарии, а вы откуда?
- Я хочу в "Макдональдс", - нагрубил в ответ Боб.
- Мы не так, чтобы откуда, - извинился за товарища Тони, - мы куда. Мы в "Макдональдс". Вы вот знаете, где его найти?
Компания вышла из столовки. Дамы почему-то не знали, где "Макдональдс". Группа подростков, быстро проходя мимо дам и кавалеров, прокричала им "бууу!" и продолжила свой путь, хохоча. Дамы махнули руками. Кавалеры раскланялись, пообещали слать телеграммы, и пошли искать "Макдональдс". Они обошли три квартала.
Когда Боб пропищал: "Нет, надо же что-то съесть", перед ними возникла шиш-кабаб мастерская. Вентиляторы гоняли по обширному залу неунывающую сотню старых добрых мух. Между столов бродили кошки. Заметив гостей, они повернули физиономии в сторону прилавка. Продавец потирал усы.
- Это не "Макдональдс", - сказал Боб.
- Нет, - подтвердил Тони, - но кебаб нам здесь дадут, или даже стейк, - правда, обращаясь к продавцу.
- Немедленно, - ответил тот, - садитесь. Из Америки?
- Из Бразилии, - ответил Тони, - хотя я, вообще, голландец, а вот он - шотландец. Сколько стоит стейк?
- Один миллион долларов, - сказал продавец, вращая глазами.
- Фунта полтора, - перевёл Тони ошалевшему уже Бобу. Они уселись ждать, макая вилки в соус, за столик, под который постепенно начали собираться кошки.
- This is our steak, - сказал Тони, показывая Бобу самую драную.
- No, - поправил продавец, - this is your steak mama.
3
В пять тридцать Антон засунул в рюкзак спящего Боба два рулона туалетной бумаги, подхватил свой рюкзак, и тихо вышел в город. Он протек через густое, острое и горькое, как запах полыни, пение муэдзинов, сел на автобус, и отправился на юг, в направлении номера в отеле на берегу Суэцкого залива. За время пути он посмотрел два черно-белых фильма. Толстенькая, словно сошедшая с экрана, официантка продала ему все бутерброды, которые остались после первого же обхода; дверь в туалете на первом этаже болталась. Официантка оказалась единственной дамой среди непрерывно куривших сигареты "Килобатра" пассажиров.
Дядя в белой тенниске и брюках стремительно спустился по лестнице к конторке, где четыре человека не сводили глаз с Антона и его паспорта, время от времени молча переглядываясь. Антон встретил дядю тем же троекратным поцелуем, какой он подсмотрел на ритуале смены конвоя по пути в Каир. Четверо расслабились в ту же секунду, улыбнулись в усы, сказали: "Хэв э найс стей".
- Как тебе показался Каир? - спросил дядя, усаживаясь с Антоном за столик в лобби.
- Очень похоже на Москву 80-х, - ответил Антон, - все такое полуразрушенное и пыльное, и фарца плотным строем. За бакшиш готовы на мировую революцию. Как ты думаешь, есть связь между "бакс" и "бакшиш"? Могло быть неправильно произнесенное множественное число.
- Ты все такой же остолоп, - заметил дядя, - я подумал, не нужен ли тебе компьютер. На вот, купи себе, и чтобы здесь не скучал.
Дядя сунул под столом Антону в карман плотный рулон. Антон заметил, как корыстно наблюдавший за ними официант изменил выражение лица.
- Что люди себе только не думают, - сказал Антон, повнимательнее рассмотрев сюжет глазами молодого египтянина.
Дядя сделал жест, официант скроил серьезный вид и порхнул к столику. Дядя распорядился о печенке с салатом, пока Антон рассматривал мультфильмы с собой в главной роли. Герой приобрел такой компьютер, что все знакомые позеленели, обмякли и шлепнулись. Потом, получив от дяди секретное задание раздобыть пару актуальных документов, он уже летел в реактивном персональном лайнере в компании с коварной блондинкой на небольшой островок с белым песком на ласковом берегу, встряхивать водку с мартини и облапошивать кровожадного японского директора биотехнологической лаборатории.
- Я тут прочитал серию интересных книжек, - сказал дядя, - энергетика кармы и разговоры с восьмимерными существами. Замечательно, там есть про марсианский вирус - когда еще была Атлантида, прилетели марсиане, а у них не было правого полушария. Этот вирус остался нам от них. Бич человечества.
- С иллюстрациями? - спросил Антон. - Там обычно бывают иллюстрации.
- Трехмерная меркаба, - ответил дядя. - Я тебе их все привез. Это тебе поможет. Но интереснее, что пароход - послезавтра, а завтра мы идем на Пиратский остров.
- Это дело, - ответил Антон. - Акваланг дадут? Расскажи про тетю.
За последние десять лет дядя остался той же пружиной. Только морщины и слегка посветлевшая радужка могли бы свидетельствовать о времени, но разве тем, кто знал этого человека десять лет. Дядя, прикончив порцию, отмахнул рукой официанту и произнес: "Уноси".
Детство Антона прошло в компании дяди. Антон научился плавать, барахтаясь в крымских прибоях, считая минуты, которые дядя проводил под водой с одного вдоха. Обсохнув, дядя усаживался за "Веды", а Антон за ведро с персиками. Рядом с ними сохла дядина добыча последнего дня отпуска: ракушка витая, ракушка плоская, краб с два кулака и минный хвост. Краба они сварили, так довезли до северной своей резиденции и положили в муравейник. Муравьи толково сожрали мясо, оставив идеально чистый корпус.
- Тетя во Франции, - ответил дядя, - она выучила же ля тет амбуа, и уехала с подругами прошвырнуться по Монмартру.
- Как ваши розы? - спросил Антон. - Вы не забываете их греть зимой? Я всегда волнуюсь за ваши розы. Ты не поверишь.
- Я недавно, - ответил дядя, улыбаясь, - посадил сибирский кедр, настоящий; он не вырастет, как в тайге, конечно, зато какой будет воздух. Тетушка в этом году развела пять сортов астр, а уж тюльпаны какие были.
У дяди росли и эдельвейсы, и конопля. Местные наркоманы регулярно вытягивали что-то из его маков. Помидоры били килограммовые рекорды. Тетушкины вариации с тыквами, кабачками, морковью, огурцами, киндзой, лимонной травой, петрушкой, укропом и чесноком в трехлитровых банках замечательно аккомпанировали дядиным наливкам из красной и черной рябин. После десерта в виде чая с листиками смородины под крыжовенное варенье оставалось только пожелать ликер на корне женьшеня или китайском лимоннике, а то и кедрово-ореховую настойку. Они не медлили появиться из буфета, на котором стояла статуэтка: голова и плечи Нефертити. Точная копия тетушки в молодости.
- Я бы попил с вами чайку, - сказал, шмыгнув носом, Антон, - и вообще пообедал бы так, знаешь, у вас.
- Приедешь, устроим, - ответил дядя, - ну, я на море, приходи.
Антон поднялся в номер, переоделся, спустился с дядей на пляж, пожевал персик и сосчитал три с половиной минуты, пока дядя не выныривал. Антон исподтишка вертел головой. По берегу валялись норвежские дамочки. Их пасли несколько прыщеватые, но вполне страстно подпрыгивающие местные кавалеры. Глаза дам светились неземным огнем. Дядя вытирался. Антон сказал: "Слушай, я тут подсчитал. Среднее знакомство от подхода до совместного исчезновения занимает секунд сорок". Дядя сказал, вытряхивая воду из ушей: "Мозгодер".
Путешествие на остров пиратов прошло с легким абордажем в компании русских курортников. Несколько москвичей немедленно перепились с несколькими ленинградцами и развалились на палубе под тентом, заняв всю тень. Вежливая брюнетка попросила Антона понырять с ней, чтобы ей было не так страшно. Антон плыл среди кораллов, бережно и нежно держа брюнетку за руку. Вынырнув, он исполнил даме куплеты про тайну розовых стай рыбок под водой.
Ощущая всем телом жаркий соленый ветер, он рассказывал ей про то, как рано темнеет на юге, какие звезды на самом деле планеты, и рассуждал о пропорциях женской лодыжки. Дядя читал на корме Станислава Грофа. Дама, оглядываясь, расслабленно произносила раз в пять минут, "подумать только, мы с вами в Африке". Еще она сказала, что живет в отеле напротив.
Вечерком Антон отправился туда. По дороге Антона окружили двое с усами и дубинками, связались по радио с охраной отеля, откуда только что вышел Антон, расслабились и ушли. Мальчишка, за 50 пиастров, провел его от конторки в комнату дамы по обставленному деревянными статуэтками коридору. Голова Нефертити не фигурировала.
Соседка брюнетки, брюнетка, вспыхнула и смутилась, но все же уселась на веранде пить кофе вместе. Дамы держали лодыжки на столе, постепенно свободнее увеличивая между ними зазор. Соседка ерзала бедрами на стуле. "Подумать только, мы с вами в Африке", - сказала вежливая брюнетка. Они подмигнули Антону почти одновременно. Антон поднялся, раскланялсяя и вышел из отеля.
По улице бродил дядя. Он увидел Антона и обрадованно сказал:
- Ты унес ключ от номера, а я выходил, захлопнул дверь, и вот уже полчаса посылаю тебе мыслеформы.
Они отправились к себе. Антону приснилось, как снилось только в детстве, что он умеет взлетать, сделав особый шаг с таким странным нажимом. Он полетел над Трафальгарской площадью, сначала на уровне крыш, потом выбрался за провода, прошел облака и там, среди розовых рыбок, догнал и брюнетку, и ее соседку. Они дали Антону каких-то шариков, которые тот немедленно проглотил и превратился в эльфийского рыцаря. Дядя разбудил Антона, когда тот уже разделался с двумя армиями каких-то мрачных демонов.
3,5
Нильский пароход отчаливал. С верхней палубы Антон рассматривал обломки белых пластиковых стульев на нижней палубе. В какой-то момент он услышал треск. Кто-то вставал с палубы, вытирая седалище, крутя головой и чертыхаясь. Недолго думая, кто-то собрал обломки белого пластикового стула и покидал их вниз, потом закурил сигару и отправился в бар.
Ближе к закату на баке собралась компания русских путешественников. Дядя и Антон попали как раз на выход компании к ужину. Путешественники оказались все в белом, включая ботинки мужчин и сумочки дам. Одна из них пользовалась особым вниманием и имела самые внушительные габариты. В плечах ей уступал только африканец Джон в шортах и майке милитаристской расцветки. Джон бегло говорил по-русски. Они расселись по пластиковым стульям, и Антон затаил дыхание.
Соседями дяди и Антона оказались две дамы дизайнерского рода занятий из Москвы. Когда принесли ужин, дамы, осмотрев снедь, несколько раз назвали рис отвратительным, мясо подозрительным, а салат невзрачным, не забывая накладывать себе полные тарелки. Дядя обсуждал с ними разницу между тибетским и японским буддизмом. Дамы горячо то поддакивали, то отнекивались; через некоторое время разговор, не теряя градуса, перешел на просвещенных учителей Белой Школы.
Антон рассматривал тонкие руки дизайнерш, кольца и браслеты. Одно из колец имело нарезку в виде двух рыбок.
- Источник жизни? - спросил Антон, вспоминая книжку о сакральной геометрии, присланную дядей год назад.
- Две рыбки, - ответила дама.
Подошел официант со сдачей.
- Вот пять фунтов, - честно сказал официант. - Вам полагается восемь, но три я оставил себе, хорошо?
Дамы и дядя не сказали ничего.
- Нет, - сказал Антон, - нехорошо.
- Но мне же полагается на чай, - возразил официант.
- Возможно, - ответил Антон, - но только после того, как мы сами решим, сколько именно вам полагается.
Тогда официант просто ушел, а Антон встал и отловил метрдотеля.
- Некоторые ваши обезьяны, - сказал он несколько рассеянно, хотя и в упор глядя тому в глаза, - позволяют себе в отношении клиентов то, что прилично разве уличным соскам прейскурантом от доллара до пяти. Представьте себе мой рассказ об этом путешествии тем, кто меня чисто по дружбе спросит о моих впечатлениях.
Метрдотель, хладнокровно справившись о деталях, протянул Антону три фунта. Антон принял бумажки, сложил, отправил в карман и вернулся за столик.
В это время на палубу вышел капитан в белой форме с эполетами на плечах и бутылкой "Джим Бим" в руке. Он, поклонившись, присел к белой компании рядом с полной дамой, и та, после первой же порции, запела романсы. Постепенно на палубе стало тесно. Дама выводила рулады в трёх профессиональных октавах. "Молодец", - сказал дядя. Дизайнерши закатили глаза под лоб и отправились пробиваться вон сквозь зашикавших слушателей.
Когда москвички уходили мимо строя понурых официантов, перед которыми свирепо вышагивал, разговаривая в укоризненном тоне, метрдотель, под Джоном сломался стул, и он, хохоча, выкинул обломки вниз. Почему-то это происшествие оказалось последним номером концерта, и палуба довольно быстро опустела. Дядя оставил Антона любоваться берегами, потому что Антон, заметив, что компания не позаботилась прихватить на треть недопитый "Джим Бим", выразил желание полюбоваться берегами.
В Асуане, сидя в позах лотоса поутру, Антон и дядя наблюдали, как феллах закидывает сети с фелюки. Он затягивался папироской, щуря глаз, раскручивал сеть и бросал. Бросок с левого борта приводил к перевороту фелюки через левый борт, после чего феллах выныривал, переворачивал посудину, поджигал папироску, изготавливался и бросал через правый, снова вызывая оверкиль.
Выйдя из медитации, дядя произнес: "Крокодил не ловится". Со стороны фелюки сильно тянуло гашишем.
- Когда Насер строил эту плотину, ему никто не верил, что это возможно, а теперь - откуда у них электричество, - продолжил дядя, - мы им тогда продавали грузовики.
- В Африке таких энтузиастов до сих пор убивают, - сказал Антон, - а грузовики, представляешь, до сих пор ездят. Я их видел, и в них полным-полно солдат, и они какие-то такие немытые, что узбекский стройбат в сравнении с ними просто лондонские пижоны. Дядюшка, а ты не в "Килобатре" жил, когда здесь работал?
Дядя захохотал, сокрушенно вертя головой.
Из Асуана дядя с Антоном вернулись в свой отель на дребезжащем такси. Водитель всю дорогу слушал суры, петляя по встречной полосе на ста пятидесяти км/ч. Дядя дремал.
Когда Антон, проводив дядю, выехал в Каир следующим утром, начинался плотный хамсин, и к моменту приезда в город голова Антона трещала по всем швам. Он дополз до знакомой тринадцатиэтажки, привычным алгоритмом запустил душ и в конце концов уснул на знакомой подушечке.
Проснувшись, он обнаружил на соседней койке плотного молодого человека. Приглядевшись к бирке на рюкзаке возле его кровати, Антон узнал, что это Джеймс и живет он в Австралии. Дело шло к вечеру, Антон снова полез под воду, а вернувшись в номер, увидел, как Джеймс что-то жует, запивая это минералкой с пузырьками.
- Пива бы купить, - сказал австралиец, косясь на минералку.
- Вот солнышко зайдет, там и купим, - ответил Антон.
4
Толпы мужчин бродили по Талаат Харб, взявшись за руки, целуясь три раза при встрече. Джеймс не обращал внимания на их поцелуи. Он искал отведать местного пива. Оказалось, что вполне себе алкогольное пиво продается совсем даже ни в каком не дьюти-фри. Пиво Антон с Джеймсом купили в лавке.
Для этого они сначала попросили в лавке по бутылке. Усатый продавец в белом халате выписал им чек, с которым они пошли в кассу. Усатый кассир в белом халате взял с них сущие копейки и пробил чек. Чек он передал усатому приказчику в белом халате, который, внимательно изучив отпечаток, распорядился усатому интенданту в белом халате снять с полки два пива. Тот передал предметы роскоши усатому юноше в белом халате, который опустил бутылочки в черные непрозрачные пластиковые мешки и передал их продавцу. Тот значительно откупорил и вручил покупку, подмигнув, австралийцу и русскому. Джеймс и Антон, церемонно раскланявшись с трудовым коллективом, отправились восвояси.
Они сделали по глотку, вырвавшись на простор Трех Войн. Австралиец оглянулся и, тряхнув головой, сказал: "Ну, чувак, знаешь..." Антон ответил: "Оно хоть мокрое". Джеймс, пожав плечами, продолжил глотать. Антон, не пожимая плечами, почти закончил глотать, когда над ними вырос усатый человек с бородой и свирепым выражением лица. Высокий и сухощавый, в руке он держал книгу в кожаном переплете.
- Пиво пьем, ага? - зарычал он. - В мусульманском городе? Вы точно американцы. Пьете здесь на улице пиво, потому что в вашей Америке это запрещено. Знаете что?! Шли бы вы это допивать в вашу гостиницу бегом!
С этим он исчез, не сказав больше ни слова. Тони и Джеймс оглянулись по сторонам, ожидая увидеть готовых расправиться с ними религиозных фанатиков.
- Две у них проблемы, - вдруг произнес Джеймс, - эй, они не умеют пить. Би, они плохо относятся к своим женщинам. Пророк, саллаху аллейхи ассалям, оказался в незнакомом месте, не помнил, где он провёл три дня, а вернулся к своим и сказал: "Спиртного ни-ни". С чего бы это, как ты думаешь, Тони?
На углу рядом с ними улыбающийся человек, задрав галабийе, писал на светофор. Несколько задорных молодых парней показывали на него пальцами, хохотали и кричали: "Фуя!" Подъехал автобус, набитый мужчинами разного возраста. "Это должно быть автобусной остановкой, - сказал Джеймс, - смотри, автобус притормаживает". Автобус и вправду слегка притормозил около небольшой толпы на тротуаре, из автобуса выпрыгнули несколько человек, кто-то крикнул из открытой двери название района. Внутрь запрыгнули мужчин эдак с восемь, автобус, не останавливаясь, отъехал.
- Давай знаешь что, - сказал Антон, - вернемся в этот наш рай? Музеи все равно закрыты…
- А чего тогда еще не взять, - предложил Джеймс.
Заговорщики обошли писающего мужчину и сделали серьезный заказ в магазинчике, ничем не отличающемся от предыдущего. Они шли, бережно шелестя черными пластиками.
В номере не было никакого холодильника. После дневных пятидесяти хамсинных градусов в тени вечерние двадцать пять казались заморозками. Три литра пива на брата пролетели за час. Джеймс рассказывал про собаку, фото которой он носил на майке.
- Для русского ты нетипичен, - сказал вдруг Джеймс, видимо, уже проваливаясь в сон; Тони заинтересовался понять, с чего бы это так Джеймсу вздумалось, но потом бросил. Это могло быть такой же умственной судорогой, какую порой испытывает тело на узкой полосе уплотняющегося наступления сна.
- А ты вообще на австралийца не похож, - на всякий случай сказал Антон, но Джеймс уже сопел в обе дырки.
Тони и Джеймс, допивая, решили выйти пораньше, и это им удалось в пять пятнадцать, когда пение муэдзинов достигло крепости абсента. Без четверти шесть друзья уже осматривались в поисках нужного автобуса, и тут к ним подошел человек лет тридцати и спросил, не ищут ли они автобус до Гизы, потому что он сам едет туда, он там живет и уже привык, что кто-то ищет автобус до Гизы. А от "Килобатры" вообще прямой рейс.
Он отвел их к автобусу и сел рядом, рассказывая, что он не египтянин, а как раз нубиец, а нубийцы клевые чуваки, не то, что эти. Антон насторожился, не подавая виду; Джеймс время от времени расслабленно вставлял ни к селу, ни к городу "еее", "ага", "да ну", и "вау".
На некоторых остановках в автобус запрыгивали мальчишки с лотками одеколонов, расчесок, бритв, зеркал, бакалеи мелкой и скобяных изделий легких. Тони услышал, как Джеймс говорит:
- Еее, я объехал всю Африку по периметру. В Эфиопии рынки просто роскошь, а два доллара вместе мало кто видит. Мне же хватило поработать всего восемь месяцев, чтобы полностью оплатить это путешествие.
- Кем же вы работаете в Австралии? - спросил нубиец.
- Агрономом, - ответил Джеймс.
Нубиец сказал "вау", поднял брови и продолжил:
- Так вы должны быть привычны сидеть на лошади! Я вам скажу, зачем в такой жаркий день бродить вокруг пирамид ногами? Там же большие расстояния! Наймите себе животное, там конюшни вокруг, или возьмите верблюда. Гораздо быстрее все увидите, все успеете, не устанете. И знаете? У меня там один приятель держит конюшню. Надо же, какое совпадение. Я вас к нему отведу. И вообще, заходите в гости. Вы не были в Израиле?
Путеводитель предупреждал, что агенты египетской контрразведки, переодетые во все подряд, пристают ко всем подряд иностранцам и бесцеремонно выспрашивают, например, не был ли гражданин турист в Израиле до визита в Египет, или не собирается ли туда потом. Путеводитель предупреждал, что утвердительный ответ на подобный вопрос может заметно продлить общение, которое могло бы оказаться, например, не ко времени, зато при отрицательном ответе могло почти сразу прекратиться. Антон, накануне разоткровенничавшийся с Джеймсом по пивному делу, пнул Джеймса по ноге под креслом. Крепкий Джеймс не повел и молекулой. Ответил, что не был и не поедет. Вопрошающий взор нубийца обратился к Антону.
- А что там интересного, - сказал Антон, - я бы вот, ну, на северный полюс бы съездил, это да. Там такая радуга, знаешь, во все небо, и полгода темно.
- Еее, - сказал нубиец, - вау. А после Египта вы туда не поедете разве?
- Сидней, - сказал Джеймс.
- Париж, - сказал Антон.
- Ребята, я вам дам мой адрес, так интересно переписываться, - предложил нубиец, улыбаясь солнышку.
Хамсин продолжался.
Ребята записали адрес, и нубиец провел их в конюшню мимо богато отполированных сувенирных магазинов. Один назывался "Институт Папируса". Через витрину Института было видно, как усатый лаборант в белом халате внимательно изучает кассу. Конюшня оказалась почти напротив.
Нубиец между тем облобызнулся с одетым в галабийе хозяином четвероногих друзей. Двое строгих юношей вывели: Джеймсу упругого гнедого жеребца, Антону ослепительно белую грациозную лошадку. Лица юношей хранили безмятежность и гордость истинных шевалье. На роль гида выскочил мальчик 13 лет на карем коняшке.
- 60 фунтов с каждого, - сказал хозяин, - и этому ничего по дороге не давать.
Джеймс не двинулся.
- Тридцать с каждого, - сказал он. - Мы увидим сфинкса? Я хочу подойти к нему близко. Я знаю, там ограда есть, за нее не пускают без билета. И я хочу туда попасть. Это включено?
- Разумеется, - заверил хозяин, - 55.
- Тридцать, - снова сказал Джеймс.
- Ну это невозможно, ну что вы, ребята, - заговорил нубиец, - 60 это со скидкой, обычная-то цена 100, это только потому, что я вас привёл, он мой друг, ну дайте ему по 50 фунтов, ребята.
- Вы жалкие жулики, - сказал Джеймс, - вы думаете, что все вокруг богаче вас. Вы думаете, что вы одни считаете деньги.
Нубиец обратился к хозяину:
- Тофик, согласись на 50.
Тофик вздел руки в небо, затряс ими, и заорал: "Алла, Алла, американс а робин ми (американцы меня грабят)! О-кей, о-кей, фифти!"
Джеймс достал деньги, отдал нубийцу; так же поступил и Тони, в душе которого кипело желание немедленно пуститься вскачь, сдерживаемое императивом ничем не выдать факт первого конного выезда в глазах австралийского агронома, привыкшего сидеть в седле. Джеймс сидел как влитой.
Они прошли на территорию пирамид через неофициального вида дыру в заборе по неширокой тропе и остановились перед внушительной панорамой.
- Здесь Наполеон как-то собрал солдат, - рассказал Тони Джеймсу, - выстроил, поднял флаг, и сказал им: "Солдаты! Этим пирамидам две тысячи лет!" Так же в одной чешской книжке один офицер говорил: "Солдаты, я собрал вас здесь, чтобы сказать, что сегодня вторник, потому что завтра будет среда!"
- Сколько лет пирамидам? - спросил Джеймс у проводника.
- Эээ... сто, что ли, тысяч, - сказал мальчик, - никто же точно не знает.
- А какие пирамиды есть? - продолжил Джеймс.
Мальчик замахал руками.
- Это Хеопса, это Рамзеса, эта Тутанхамона. Или нет, наоборот.
- А это что, - спросил Джеймс, показывая на сфинкса.
- А! Сфинкс! - обрадовался мальчик. - Он очень старый. Нос отбили вон...
- Как вы его называете? - перебил Джеймс. - Абу-ль-Холь?
- Да, - ответил мальчик, - Абу-ль-Холь.
- Отец песка, - уточнил Джеймс.
- Еее, отец песка, - подтвердил мальчик, - слушайте, ну тут же просто одни какие-то старые могилы. Давайте лучше галопом погоняем!
Он что-то быстро сообщил лошадям, после чего резвые кровушки пустились вскачь фристайлом.
Тони вспомнил анекдот про поручика Ржевского и приподнялся в стременах. Джеймс сидел как влитой. Возле сфинкса мальчик остановил кавалькаду и помог Джеймсу спешиться. Джеймс перехватил фотоаппарат наизготовку и полез через забор, о котором отнюдь не наврал давеча. Едва он включил автоспуск и принял позу на фоне вечного, как к нему полезли двое полицейских. Джеймс дождался клика фотоаппарата и с чистой совестью перевел стрелки на гида. Мальчик махнул полицейскому рукой:
- Халлас, Мухаммад, шу битсауи? Шу? Кив халлак, Мухаммад, адауа, халлас.
Полицейские отстали, Джеймс перелез обратно с недовольным лицом, ворча: "Сказал же, что сфинкс входит в цену. Жулье". Засим последовали два часа галопа от пирамиды к пирамиде, просьба мальчика выдать ему бакшиш, и желательно американскими деньгами, потому что они лучше, но только братьям не говорите, а они спросят, и если скажете, что дали, отнимут.
- А так не отнимут? - спросил Джеймс.
- Ребята, а ю хэппи? - спросил мальчик, волнуясь.
- Ай эм нот! - ответил Джеймс. И выдал мальчику пять фунтов. Так же поступил и Тони, правда, он дал доллары. Хамсин, песок, и широкая улыбка мальчика на лошади с пятью долларовыми бумажками в пальцах. На горизонте - Каир в пыли и смоге.
"Подумать только, мы с вами в Африке", - прошептал Тони.
Братья, сохраняя безмятежность и гордость, спросили, не давали ли друзья младшему чего такого. Джеймс ответил, "все вы жулики", и друзья отправились к остановке автобуса, а братья принялись потрошить малого под его возмущенные вопли. Джеймс и Тони шли минут двадцать, ждали минут десять, и уже на полпути в Каир Джеймс пошевелил торсом и внес предложение:
- Чё-то у меня яйца ломит. Может, выпьем, как вернемся?
Вернувшись, однако, всадники рухнули в крепкий сон до заката. В сумерках Тони проснулся раньше Джеймса и отправился в лавку. Он выбрал разные овечьи и говяжьи сыры, колбаски тонкие и толстые, булочки продолговатые и округлые, заложил рюкзак холодным пивом, а пакеты с яствами приготовил взять в руки. Старичок за прилавком сказал ему, "сдача... фунты, пиастры, и еще гинея". Потом посмотрел на майку Антона с изображением собора св. Петра в Лондоне и спросил, подмигнув, "Уайт Хаус Микки Маус?"
- Абу-ль-Холь, - ответил Антон и подмигнул. Старичок чему-то засмеялся. Тони нацепил рюкзак на плечи, подобрал пакеты, сказал старичку "ассалам" и вышел, позвякивая на ходу фунтами, пиастрами и гинеей.