Давид Михаэли

     В позапрошлом году в Украине вышла книжка некоего Олеся Бузины под леденящим названием "Вурдалак Тарас Шевченко". Написанная в разудалой манере "стеба", она представляет собой попытку десакрализации национального кумира. Пан Олесь старается вовсю: украинский классик у него и неблагодарная (в том числе и взявшему его в казачки крепостнику Энгельгардту) свинья, и пьяница, и лицемер, и вообще, вероятно, человек, психически не вполне здоровый, питающий болезненную тягу к сценам кровопролития и смерти... В общем, как утверждает автор, с такими кумирами Украине в Европу нечего и соваться.
     Среди прочих грехов беспощадный разоблачитель мифа о Шевченко усмотрел у поэта и расизм. Однако в подтверждение он приводит вовсе не то, о чем вы, вероятно, подумали и что я тотчас же вспомнил. "Аргументом" оказывается высказанный в стихотворении "Кавказ" гнев поэта по поводу того, что продают и проигрывают в карты "людей... не негрiв, а таких таки хрещених". Что же это получается: негры, по Шевченко, - не люди?.. "Ай да гений! Ай да демократ!" - иронизирует О.Бузина.
     Пускаться в дискуссию по поводу этой, как и прочей - такого же примерно сорта, аргументации, я не буду: пусть там в Украине разбираются, прав ли удалой "десакрализатор", и насколько...
     Да впрочем, с год назад уже и "разобрались" лично с автором некоторые страстные защитники классика. И весьма ощутимо для пана Бузины - в самом прямом смысле этого слова... Воздействовать на чувства читателей - мечта любого пишущего, но не каждому удается поднять их градус до такой степени: "Врачи диагностировали у Олеся Бузины сотрясение мозга, повреждение носа, обширные гематомы и рваные царапины на лице, с чем он и был госпитализирован".
     Так или иначе, но уж если затрагивать применительно к Тарасу Шевченко тему расизма и ксенофобии, можно - и без малейшего напряжения - найти в его творчестве примеры, гораздо больше связанные с Украиной, чем совершенно экзотические в то время и для тамошних широт чернокожие.
     Не буду гадать, почему О.Бузина обошел своим вниманием объект более актуальный для Украины времен и тех, и этих: то ли не заметил, то ли... Впрочем, это его дело. А мы займемся своим.
     
      Перед паном Хведором
      Ходить жид ходором
      I задком, i передком
      Перед паном Хведiрком.
      Т.Г.Шевченко
     
     У Зеэва (Владимира) Жаботинского есть статья "Русская ласка", написанная в 1909 г. Отдавая должное великой русской литературе, Жаботинский при этом советовал обожающим ее соплеменникам не забывать, с какой щедростью эта великая литература "одаряла обидами и ударами все народы от Амура до Днепра, а нас - больше и горше всех". И приводил примеры.
     Не знаю, в какой степени знал Жаботинский творчество великого украинского поэта, но, занявшись им специально, он бы убедился, что, в сравнении с ним, в произведениях русских классиков, за исключением разве что Гоголя, "национальный градус" не столь уж и высок. Ибо трудно не заметить какой-то нутряной, просто-таки лютой национальной ненависти, пронизывающей целый ряд шевченковских текстов.
     Объектов этой ненависти три: русские, поляки и евреи. По поводу первых двух ситуация, в общем, понятная, и много тут говорить нечего: и те, и другие, по очереди и одновременно, почем зря "гнобили" Украину, причем в случае с поляками положение усугублялось еще и межконфессиональной рознью, точнее - постоянным стремлением ущемить православную церковь, окатоличить ее прихожан. А с Россией и русскими в представлении украинцев тесно было связано распространение Екатериной Второй крепостного права на украинское крестьянство… В общем, если не оправдать, то хотя бы объяснить "теплые" чувства поэта к этим двум народам нетрудно.
     Возможное возмущенное упоминание о многочисленных друзьях и благодетелях Тараса Григорьевича из числа как русских, так и поляков, заранее упреждаю: цена этому аргументу та же, что другому подобному - какой, дескать, я антисемит, если у меня куча друзей-евреев? Можно быть в наилучших отношениях с людьми той или иной нации, дружить с ними, породниться, даже вступить в брак, и не обязательно по расчету... И при этом (конечно, это не обязательно бывает, но бывает) сохранять представление об этой нации как чуждой, а то и враждебной, даже делая исключение для конкретных ее представителей. Это чувство так внутри его обладателя может и сидеть, а может и прорваться под влиянием момента. Слыхали мы такие примеры.
     Пока же (и если) этого не произошло, конкретный Жуковский или Сераковский - одно, а "москаль" или "лях" вообще - совсем другое.
     Что же до так называемого "воссоединения Украины с Россией", то отношение Шевченко к этому мероприятию и его главному герою Богдану Хмельницкому можно проиллюстрировать хотя бы вот этими строчками:
     
     …Ой, Богдане,
     Нерозумний сину!
     Подивись тепер на матiр,
     На свою Вкраiну!..
     
     Ой, Богдане, Богданочку,
     Якби була знала,
     У колисцi б задушила,
     Пiд серцем приспала.
     
     И это еще ничего, корректно. В другом стихотворении знаменитому гетману рекомендуется утопиться в луже.
     Понятно, что никаким доводам в том смысле, что иного выхода, видимо, не было, что возможные альтернативы были еще хуже, а сохранить реальную независимость Украина в то время не смогла бы - всем этим логическим построениям чувствующему себя оскорбленным национальному самосознанию внять затруднительно. Тем более что "воссоединители" действительно давали повод для обид, откровенно стараясь русифицировать воссоединенных.
     Короче говоря, в этих двух случаях можно, по крайней мере, понять мотивировку неприязни. Что же до объекта номер три...
     Впрочем, и само наличие у Кобзаря такого объекта ненависти некоторым хотелось бы не замечать.
     Скажем, вот каким наблюдением поделился буквально на днях президент Межконфессиональной ассоциации "Шаг к единству" Вадим Рабинович:
     "Теперь те, кто держал его имя на флагштоке антисемитизма, должны содрогнуться: среди выдающихся произведений украинского классика одной из жемчужин является блестящий перевод на украинский язык Псалмов Давида. К сожалению, его можно встретить не во всех изданиях произведений Тараса Шевченко. Я прочел этот перевод и считаю его одним из самых удачных. Кобзарь в силу своего таланта и литературного чутья, угадал в Псалмах Давида нечто истинное и глубоко верное. И он не ошибся: Псалмы Давида считаются самыми важными и мистическими в еврейской литургии".
     Нисколько не сомневаясь в наилучших намерениях г-на Рабиновича, вынужден его и тех, кто с ним согласен, огорчить: данный литературный факт вряд ли способен произвести сильное впечатление на антисемитов, будь даже упомянутый перевод сделан прямо с иврита, а не с церковнославянского. Как-то даже неудобно напоминать то общеизвестное обстоятельство, что ТАНАХ (Ветхий Завет) является священной книгой, в том числе и православия, что православным (в отличие от католиков) читать его не запрещено, а даже следует, и ветхозаветные евреи - объект всяческого почтения как предшественники Христа, в отличие от евреев - современиков Иисуса, на которых христианская традиция навесила обвинение в его смерти, как и на всех их потомков. Самое уважительное отношение к ветхозаветным пророкам вполне уживалось с негасимым желанием вломить по роже их тезкам и соплеменникам, проживающим по соседству.
     Неужели Вадиму Рабиновичу не довелось в этом убедиться?
     Перевод Давидовых псалмов - безусловно, важный вклад в украинскую литературу, но к вопросу о наличии или отсутствии у переводчика антисемитских настроений отношения не имеет.
     Евреи в шевченковских текстах упоминаются не слишком часто, но все-таки не раз. Именно - упоминаются, не более, за исключением чуть ли не единственного случая, о коем ниже. Однако - словом, которое "незлым" не назовешь. Тем самым, из трех букв...
     Кто-то, может быть, заметит, что слово "жид" проникло в Россию и Украину через Польшу, оно и есть - "иудей" по-польски, то есть всего лишь указание на религиозную принадлежность (как-то мне попался изданный в Польше фотоальбом "Божницы жидовски", то есть "Синагоги"… Для нас звучало дико, а по-польски - ничего особенного). Говорят, что часто употребляемое с ним в паре (чуть ли не как постоянный эпитет) слово "поганый" происходит от древнееврейского "паган" ("язычник"), так что широко известное словосочетание только и означает "нехристь", "человек нехристианской веры", что само по себе не оскорбление...
     Но эти возражения несерьезны. Оскорбительная коннотация хлесткого, как выстрел или пощечина, словечка была давно и хорошо известна. И Тарасу Григорьевичу тоже.
     "В XVIII веке слово жид уже воспринималось в России однозначно оскорбительным и бранным, что нашло свое выражение в старославянском издании Елисветинской Библии, где св. Павла редакторы поименовали иудеянином, оставив слово "жиды" для всех остальных случаев. В XIX-XX веках в русском и украинском языках приобрело презрительный характер" (ruWIiki.com - Русская энциклопедия).
     Любой читавший Шевченко подтвердит: носители данного титула фигурируют у него исключительно в негативном контексте. Еврей там - это некая злая, жадная ("скупий жидюга") субстанция, опутавшая Украину ("Спи, повитий жидовою", - с горечью обращается поэт к Чигирину - старинной казацкой столице), высасывающая из нее все соки - для себя и для панов. Для последних же евреи не просто соучастники в деле ограбления, но - братья. Не более, не менее. "...Жиди конають, брати вашi" - уведомляет автор "Гайдамаков" укрывшуюся от праведного гнева шляхту. Из другой главы мы узнаем, что "ляшки-панки" улеглись спать "в будинках з жидами"... Интересно, где он слыхал о "панках", готовых разделить жилплощадь с евреями?
     Вообще, гордые шляхтичи должны были бы, пожалуй, обидеться за навязывание им таких "братьев". Воспользоваться помощью еврея, особенно в каком-нибудь щекотливом дельце, денег занять, а еще лучше - отнять, даже с хорошенькой евреечкой поразвлечься - это да... Но - брататься?!
     Русских и польских знакомых у Тараса Шевченко было немало. А еврейских? Сколько я ни искал, нигде упоминания о таковых не нашел. Вряд ли в детстве и юности, живя в районе, массово заселенном евреями, он вовсе никогда с ними не пересекался. Но, конечно, контакты такого рода, если и были, нигде специально не зафиксированы. А в Петербурге евреи были слишком экзотическим явлением, и относились, в основном, к тому слою населения, с которым Тарас дружбы не водил. Купцы первой гильдии, например.
     Как бы то ни было, лично у меня сложилось впечатление, что о реальной жизни реальных евреев поэт ровно ничего не знал, да и не хотел знать. Знал он одно: "степи моi запроданi жидовi, нiмотi" (то есть немцам). К слову, что плохого в сдаче земель в аренду тем, кто способен им дать ладу? Инородность арендаторов не устраивает? Пахарей украинских эксплуатируют нещадно? Очень может быть.
     А свои, славянские, вели бы себя, как отцы родные? Что, русские или польские помещики относились к крепостным, как записные гуманисты?
     К тому же, вряд ли положение арендаторов было таким уж роскошным. Вот, скажем, что пишет в "Новейшей истории евреев" Шимон Дубнов: "Незавидно было положение арендатора между расточительным паном-самодуром и забитым холопом. Для помещика арендатор также был слугою, с которым он обращался не лучше, чем с холопом. За плохое состояние дорог и мостов в имении пан иногда избивал арендатора; глумления над арендатором и его семьею во время панского разгула были не редкость. В дневнике волынского помещика от 1774 года сохранились такие, например, записи: "Арендатор Гершко не уплатил мне еще с прошлого срока 91 талер. Я принужден был прибегнуть ко взысканию. По статье контракта, в случае неуплаты, имею право его с женой и детьми держать в тюрьме сколько мне угодно, пока он не уплатит долга. Я приказал его заковать и запереть в хлеву со свиньями, но жену и бахуров оставил в корчме; только младшего сына Лейзя взял на мызу и приказал учить его катехезису и молитвам (католическим)"… Мальчика насильно заставляли делать крестное знамение и есть свинину; только приезд из Бердичева евреев, уплативших за разорившегося арендатора, спас отца от заточения, а сына от насильственного крещения".
     Описанный случай произошёл вскоре после воспетого Шевченко знаменитого гайдамацкого восстания - "Колиивщины", - во время которого евреев избивали и убивали тысячами - по мнению поэта, справедливо: "коверзували".
     Впрочем, фобии, в том числе национальные, обычно глухи к доводам разума. Они иррациональны по природе.
     Где-то как будто у Шевченко высказано сочувствие к евреям. Точнее, к конкретной еврейской девочке. Что это за сочинение, как называется, до сих пор не знаю. Не нашел. Если найду, прочту с удовольствием. Пока же мне - и, по-моему, большинству читателей - известно только одно произведение, в котором еврей выведен в персонифицированном виде.
     Не помню, от кого слыхал: однажды учащимся некой украинской школы было якобы предложено написать сочинение на тему: "Образ жида Лейби у поемi Т.Г.Шевченка "Гайдамаки". Правда ли это, не знаю. Думается, если и мог иметь место такой случай, то скорее всего, в позднесталинский период "борьбы с безродными космополитами", когда гонения на евреев стали практически неприкрытыми. Во времена более поздние тот, кто такое допустил, мог получить от начальства нахлобучку - не за антисемитизм, разумеется, а за нарушение правил идеологического политеса. При наличии негласного государственного "жидоедства" внешне все должно было выглядеть благопристойно.
     По тем же соображениям в текстах, включенных в школьные хрестоматии по литературе - как русской, так и украинской, - купировались некоторые наиболее скандальные фрагменты. Однако кое-кто из моих одноклассников на урок, посвященный творчеству Шевченко, принес "Кобзаря", где никаких купюр, понятно, не было. Таким образом, весь класс узнал, что "жид поганий над козаком коверзував", и учительнице пришлось как-то комментировать. Она, разумеется, нашла, что сказать в необходимом идейном аспекте, уж не знаю, какое действие возымели ее разъяснения. Сильно подозреваю, что незначительное.
     Между тем сама по себе вышеназванная тема не хуже любой другой. И рассмотреть ее вполне можно было бы. Вопрос - как.
     Коли еврей - воплощение сплошного зла, то и единственный конкретный представитель этого народа - средоточие пороков. Во-первых, он, разумеется, корчмарь, что уже само по себе предосудительно, надо полагать. (Вообще-то, судя хотя бы по той же поэме, выпить непрочь все, включая борцов за казацкую волю, которых поэт как будто за это не корит; так должен же их кто-то обеспечивать?) Во-вторых, со своим работником, сиротой Яремой, обращается скверно, заваливает работой, иначе, как "хамом" да "хамовым сыном" не зовет. Далее, он, конечно, при деньгах, "чортова кишеня" (еврей - и не денежный? Вы что, шутите?). И любит их, вероятно, более всего на свете (не считая разве что дочери, которую успел куда-то упрятать от насильников). И ни за что не отдаст, даже под плетьми. Именно спасая от поляков свои червонцы (а себя - от побоев), он предлагает воспользоваться чужими - теми, что хранятся у Ольшанского титаря (ктитора, то есть церковного старосты), отца Оксаны, любимой девушки Яремы. Ктитора и запытали до смерти, вымогая деньги... Кстати, какой церкви он староста? Православной вроде бы: ведь и Лейба говорит о "схизматах", то есть, согласно авторскому примечанию, неуниатах, да и Ярема вряд ли связался бы с девушкой неправославной веры... Но ведь корчмарь дает мучителям такие координаты: "в костьолi... у титаря". Но костел посещают католики. Так, выходит, староста - католик? Может, униат? Конфедераты замучили своего? Тогда это - самый обычный разбой, уголовщина, никакого отношения к религиозному конфликту не имеющая. И тогда тем более - с какой стати еврею печься, жертвуя собой, о благополучии того, кто наверняка любит его не больше, чем лупцующие еврея конфедераты? Пусть сами между собой разбираются! И стойкость ктитора, при всем к нему сочувствии, - всего лишь нежелание отдать деньги, вполне, впрочем, понятное. Тем не менее, упорство в их сокрытии у христианина, судя по тому, как это подано, - предмет всяческого уважения, в отличие от упорства еврейского. Лично для меня осталось загадочным, почему. Или пытки несоразмерны? Может, стоило и Лейбе гвоздь в темечко вколотить, чтобы поэт его зауважал? Наивный вопрос. Тогда нам разъяснили бы, что жид подохнуть готов, лишь бы грошами не делиться.
     Между прочим, в авторском послесловии указано, что кошмарная история в Ольшанах - подлинная, слышанная им от очевидцев. "Если старые люди врут, то и я вместе с ними", - замечает Шевченко. Так и осталось неизвестным: все рассказанное, в том числе, насчет еврейского участия: это совместная правда или совместное вранье.
     Однако достаточно ли сказать, что все это - неправда? Да нет, пожалуй, это было бы слишком просто. Не могу не отметить: отчаянное положение еврея, чье имущество, достоинство, самая жизнь - всегда под угрозой; еврея, в пору общественных возмущений постоянно оказывающегося между двух, а то и более, огней, от коих и получает он тяжкие и даже смертельные ожоги - это положение реалист Шевченко, хотел он того или нет, изобразил, в общем, верно. Весь вопрос - в отношении к изображенной картине.
     Например, почему Лейба - корчмарь? Очень просто. Поляки этим заниматься не желали, а выпить - наоборот, и даже очень, а кроме того - виноторговец своей нации вряд ли позволил бы не платить за водку, а еврей - попробуй он вякнуть!
     Защитники шляхетских вольностей - конфедераты - никаких симпатий у автора, конечно, не вызывают. Однако еврею от этого не легче. К несчастному старику, в дом которого вламываются среди ночи (именно вламываются, вышибают дверь, не дожидаясь, пока хозяин откроет: уж больно хочется выпить, да, сдается, и не только выпить, судя по тому, что первый же вопрос - где дочь?), над которым всячески издеваются, заставляя петь, плясать и даже креститься, не только не платят за угощение, но у самого требуют денег - "за те, що слухали" антисемитские частушки в его исполнении - никакой жалости у поэта-гуманиста не находится. Но вот еврей не побоялся прийти в Лисянку, где, судя по всему, как раз идет резня, - рассказать Яреме, что любимая его жива и находится поблизости. Ему бы пересидеть, переждать - нет, явился, рискуя ежеминутно, ведь и сам Ярема едва его не прирезал. А с чего бы это Лейбе так стараться, между прочим? Выслужиться, угодить бывшему работнику, а ныне - повстанцу Галайде, любимцу атамана? Так ведь не Ярема к нему, а он сам явился, а то бы бедняга, может, и не узнал ничего ни про Оксану, ни про Лейбу. На гонорар рассчитывал? Вряд ли он мог надеяться на это в свете происходившего. А ведь он не только весточку передал, он еще и сам повел место показывать, буквально под огонь полез вместе с главным героем в дом, где держали пленницу. Соратники-то, гайдамаки, в том числе прикипевший к Яреме Иван Гонта - один из предводителей - плевать хотели на Галайдину личную жизнь: "А ти, сизокрилий, знайдеш iншу", - и засадили по панским хоромам из пушек...
     Так сказал бы хоть спасибо старику... Нет, не удостоился старый Лейба благодарности ни от автора, ни от его героя. Еще чего. Пусть сам спасибо скажет, что цел остался!
     Читать все это, конечно, тяжело. Хочется, чтобы таких мест в шевченковских сочинениях не было, как, впрочем, и в чьих-либо еще. И никак не удержаться от вопроса не только риторического, но и - безусловно! - совершенно наивного: как же он мог?! Впрочем, это относится далеко не только к Шевченко, но и к его гораздо более образованным коллегам…
     Хорошо пойму тех моих соплеменников (конечно, из числа знающих украинский язык), которые, раз ознакомившись с образцами творчества Кобзаря вроде вышеупомянутых, более знать о нем ничего не желают. Как и тех, кто старается делать вид, что таких текстов у него вроде как и нет. Так спокойнее - и тем, и другим, - хотя по разным причинам.
     Понять могу, а согласиться - нет. Во-первых, поэт такого масштаба не вписывается ни в какие определения и рамки. В конечном счете его значение вне идеологий и предубеждений, даже если он сам считает иначе. Можно сколько угодно понадергать из его произведений цитат для нужд каждого текущего момента. Однако момент истечет, а поэт останется.
     И еще. Если верно, что поэт - голос народного сознания, знать это сознание желательно всесторонне, не зацикливаясь, конечно, только на темных его сторонах, но и не делая - перед собой и другими - вид, что их нет и не было вовсе. "Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет, тому - два". Именно так полностью звучит русская пословица, о чем порой забывают.