Владимир Ханан

     
     Главное о двух статьях Александра Мелихова: "Терпимость - этический минимум или недосягаемая мечта?" ("22", № 143) и "Каин сегодняшний" ("22", № 145) было, на мой взгляд, сказано в заметке "От редактора" ("22", № 143): "В работе А.Мелихова механизм групповой непримиримости в современных обществах проанализирован в столь общем виде, что соответствующая модель годится для объяснения чуть ли не всех социальных конфликтов". Этому вторит в 145-м номере Эдуард Бормашенко: "…тексты Александра Мелихова компрометирует уж слишком расширительное применение этого (терроризм) термина. Шарлотта Корде, Азеф, Софья Перовская и Усама Бин-Ладен принадлежат, конечно, к одному цеху, но различать, как правило, и интересней, и полезней, чем обобщать. Между подростками, забивающими насмерть "черномазых" в Питере, и ближневосточными шахидами общего немного. И едва ли то общее, что в них есть - борьба за близость к Богу".
     Тема противодействия национальных грез друг другу, кажется, слишком завладела сознаньем талантливого публициста, готового объяснить ими все межнациональные конфликты. С нашей точки зрения наличие национальных амбиций (грез, сказок) и фобий не является достаточным условием для перехода противостояния из холодной фазы в горячую, для этого нужны и еще какие-то условия. Сходные конфликты на коммунальной кухне в России и Эстонии будут решаться по-разному, чем, к слову сказать, и объясняется национальная политика всех правительств независимой Эстонии. Эпизод из романа Ф.Верфеля "Сорок дней Муса-дага": несколько армян вместе с главным героем романа - армянином, но одновременно французским офицером - застают жену этого офицера в момент супружеской измены. Посторонние отходят в сторону, но вместо ожидаемых ими выстрелов, видят, как опозоренный супруг выходит к ним, заботливо поддерживая свою, не вполне психически здоровую, жену. Как видим, на одну ситуацию возможны две совершенно различные реакции.
     Представляется, что война культур вообще редко становится основой террора. "Войны" шотландской, английской и валлийской культур в Великобритании, фламандской и валлонской в Бельгии, и также аж трех в Швейцарии, к тому же сконцентрированных на очень небольших территориях, кровопролитием, похоже, не чреваты. Так же обстоит дело с национальными меньшинствами. По словам А.Мелихова, "…пассионарные лидеры меньшинств в глубине души нацелены не на равенство, а на превосходство…" Сомневаюсь, что эти слова можно отнести к еврейской или армянской диаспорам в Италии или Франции: равенство с титульной нацией устраивает и тех и других. Вряд ли претендуют на превосходство и компактно проживающие бретонцы и провансальцы или испанские каталонцы. Следует отметить, что и в Германии на культурную (пока!) автономию претендуют турки, а не столь же многочисленные югославы. Похоже, что во всех случаях на особое положение претендуют только мусульманские меньшинства. Конфликты в Северной Ирландии (не столько национальный, сколько конфессиональный), а также испано-баскский носят все же больше прагматический (независимость - своя территория, правительство, парламент, должности и т.п.), чем экзистенциальный характер.
     У террора множество характеристик. Одну из них я определил бы как "позицию по отношению к силе". Немецкий террор против евреев был террором "с позиции силы": существование европейского еврейства ничем не угрожало ни немецкому государству, ни немецкому народу - даже его "грезам". Тогда как исламский террор видит себя и является на деле террором "с позиции слабости". Это террор оборонительный, по крайней мере начинавшийся как таковой. Ответ на "агрессию" ставленника "крестоносцев" Израиля, "агрессию" в Афганистане, в Сомали и т.д. Даже террористические "геройства" российских отморозков - скинхедов имеют разный характер. Избиения и убийства - таджикской девочки, индийского студента и вообще "черномазых" происходят "с позиции силы" - как и немецкий террор против евреев: наказание "низших". Террор в отношении евреев (погромы), бывший террором "с позиции силы" в Российской Империи (думаю, что Мелихов преувеличивает ее толерантность) ведется сегодня с позиции слабости: протест "угнетенного русского народа" против "еврейского оккупационного режима".
     Рекомендуемый Мелиховым как приоритетнейший проект борьбы с ординарностью является не только утопическим, но и - в случае успеха - сомнительным, если не прямо опасным по своим результатам. В сознательные террористы идут как раз люди неординарные. Ординарные могут быть только объектами манипулированья со стороны своих неординарных компатриотов. Неординарность и вообще не может служить гарантией или даже признаком благонамеренности: человек, добившийся высот в социуме, в результате катаклизма его потерявший - вполне вероятный кандидат в террористы. Например, офицеры КГБ, в ельцинские времена лишившиеся мест в самой престижной советской организации, в огромном числе пополнили организованные преступные группировки и бандформирования, став их руководителями, киллерами и т.п.
     Что касается международной практики, дело все-таки не в войне культур, а в войне цивилизаций - в силу их нестыковки, несоответствия каких-то серьезных - базисных - установок. Внутригерманский терроризм семидесятых так же, как террор итальянских "Красных бригад" сошел на нет, сегодня миру серьезно угрожает только террор исламский. И причину его следует искать именно в специфике ислама, специфике мусульманской религиозности. Что блестяще сделал литератор и психиатр А.Добрович в статье "Джихадизм - психологические корни" ("22", № 143). Заодно эта статья объясняет и сегодняшнюю невозможность демократизации мусульманских стран, на которую наивно рассчитывают Н.Щаранский и поклонник его концепции Дж.Буш. Сегодня уже должно быть понятно, что в основе межнациональных и межрасовых конфликтов лежат причины религиозного характера - то, куда - в церковь, синагогу или мечеть - ходит человек, а говоря точнее - то, что он оттуда выносит. Отсутствие демократии во всех (за незначительным исключением) мусульманских странах объясняется тем, что в базовом комплексе ислама присутствует нечто, что делает ее осуществление невозможным, и отсутствует то, что могло бы способствовать ее актуализации. Как и Добрович, я не считаю демократию абсолютно заказанной для стран ислама, но возможна она только в результате окончательного поражения исламского мира в войне с западной цивилизацией. Поражения, которое принудит ислам к Реформации.
     В противостоянии западно-христианского и мусульманского миров есть и еще один интересный момент: одна из христианских (так она себя позиционирует) стран - Россия - однозначно находится на стороне агрессивного ислама. Загадки, однако же, тут нет: исповедуемая русским народом религия на самом деле не имеет отношения к христианству, что я, как мне кажется, убедительно обосновал в статье "Русская национальная идея: тысяча лет сопротивления христианству" ("22", № 147) - это настоящее язычество, причем в самой примитивной форме - идолопоклонства. Государству, народу, вождю. В начале прошлого века - на десятом веке русского христианства - несомненный патриот России В.В.Розанов сказал о своем народе, что тот "не доразвился ни до какой религии". Семьдесят лет Советской - принципиально атеистической - власти тем более не прибавили христианства в его сознание. Между отчетливо организованной религией ислама и русским язычеством, конечно, огромная разница, но сформированные ими менталитеты имеют много общего, главное из которых - патерналистские отношения внутри соответствующего социума. Когда я репатриировался в Израиль, меня еще долго удивляли евреи, арабы удивления не вызвали: их менталитет показался мне знакомым. Заодно стал понятен и вызывавший ранее удивление факт, что в "Закате Европы" О.Шпенглер отнёс русскую культуру к арабской.
     Не слишком убедительным представляется и то, что А.Мелихов пишет об аристократии, функцию которой к тому же легко берут на себя непонятного происхождения "хозяева" "демократической Америки" и "республиканской Франции". Разумное отношение к национальным меньшинствам в многонациональных империях было свойственно скорее бюрократическому, наиболее прагматичному слою, чем аристократии, что особенно наглядно в империях восточных. Как бы то ни было, сегодня о положительной (как и об отрицательной) роли аристократии можно не говорить, - как по причине ее, так сказать, размывания: например, обычные в наше время браки наследников престола с простолюдинами, так и потому, что в самых "огнеопасных" обществах ее роль никогда не бывала значительной. Ни в странах ислама, где второй после суверена человек являлся таким же рабом, как последний, ни тем более в обществе примитивном, где "дети" "отца народа" сами, без нажима сверху, ревниво следят за тем, чтобы на причитающуюся им равную долю "отеческой" любви не покушались более пассионарные выскочки. Со своей стороны и "отец нации" допускает успехи "детей" в разных областях общественной жизни - спорте, науке, искусствах, - не допуская лишь возвышения иерархического, то есть правового, которое отличает подлинную аристократию (в христианских государствах король являлся "первым среди равных"). Что касается близкой А.Мелихову России, которая в 17-м году частью вырезала, частью вытеснила за границу свое дворянство, представлявшее тонкий христианский слой в языческой стране, то говорить на серьезном уровне об ее аристократии не представляется возможным. Разве что на уровне анекдотическом: лет этак пятнадцать тому назад какой-то "новодворянский" орган присвоил Филиппу Киркорову титул графа. Следует добавить, что народ признал легитимность этого акта - на случившемся в скором времени концерте, когда у знаменитого певца вышла из строя фонограмма, из зала крикнули: "Граф, у тебя фанера сломалась!"