22

     Так называемый, "образованный антисемитизм" существовал и в кайзеровской Германии, и во времена Веймарской республики, причем к началу тридцатых годов он еще больше набрал силу. Историк Михаил Катер пишет: "Число профессоров, которые склонились к национал-социализму, к 1932 году существенно возросло, причем часто из-за антисемитизма, и даже если большинство про себя и решило держаться вне партии, есть много доказательств того, что в глубине души они уже перебежали на сторону Гитлера". Именно этот постоянно тлеющий антисемитизм в научной и культурной среде объясняет легкость, с которой немецкие интеллектуалы приняли все антиеврейские действия нацистской власти с первых дней Третьего рейха.
     Известие о назначении Адольфа Гитлера рейхсканцлером евреи Германии тоже встретили достаточно буднично. Mало кто предчувствовал беду.
     В день назначения - 30 января 1933 года - в берлинском кафе "Леон" состоялось собрание представителей различных еврейских организаций и политиков. В повестке дня стоял вопрос о проблемах еврейских ремесленников. Незадолго до начала собрания пришло сообщение, к которому многие уже были готовы: президент Гинденбург поручил сформировать новое правительство лидеру НСДАП Гитлеру.
     Из всех присутствующих только раввин Ганс Трамер, представлявший сионистов, посвятил свое выступление этому событию и предсказал большие неприятности, которые ожидают евреев. Однако большинство присутствующих сочло эти предостережения "сгущением красок" и паникерством. Повестка дня не изменилась, собрание продолжало обсуждать насущные проблемы ремесленников, тема Гитлера больше не поднималась.
     Руководство "Центрального общества немецких граждан иудейской веры", ведущей еврейской организации страны, выступило в тот же день с заявлением, смысл которого заключался в одной фразе: "В целом сегодня действует один лозунг: сохранять спокойствие!" Более подробно позиция руководства Общества была изложена в статье председателя правления Людвига Холендера: "И в это время немецкие евреи не потеряют спокойствия, которое дает им сознание их неразрывной связи со всем истинно немецким. И никакие внешние нападки, которые воспринимаются как несправедливые, не повлияют на их внутреннее отношение к Германии".
     Чтобы сосредоточить в своих руках всю власть в стране, Гитлеру нужно было получить большинство мест в парламенте. Новые выборы состоялись 5 марта 1933 года, после поджога рейхстага и исключения коммунистов из предвыборной борьбы. Для достижения главной цели выборов Гитлер пошел на союз с крайне правой Немецкой национальной народной партией Альфреда Гугенберга.
     За три дня до выборов в рейхстаг в гамбургской еврейской газете "Израелитишес фамилиенблат" появилась примечательная статья под заголовком "Как мы будем голосовать 5 марта?" В ней говорилось: "Есть много евреев, которые одобряют экономическую программу сегодняшних правых, но никак не могут к ним присоединиться, так как эти партии совершенно нелогичным образом увязывают свои экономические и политические цели с борьбой против еврейства".
     Несмотря на яростную кампанию в прессе, направленную против оппозиционных демократических партий, национал-социалистам не удалось получить абсолютного большинства. Только благодаря временному союзу с партией Гугенберга они смогли контролировать 340 из 647 мест в рейхстаге. Теперь путь к диктатуре Гитлера был открыт.
     Некоторые еврейские организации, такие, как "Союз национал-немецких евреев", руководимый Максом Науманом, и "Имперский союз еврейских фронтовиков", возглавляемый Лео Лёвенштайном, сделали все же попытку присоединиться к новому порядку. Лёвенштайн даже подготовил специальное заявление на имя Гитлера, к которому приложил свои предложения, составленные в национал-социалистическом духе, в отношении евреев Германии, а также экземпляр памятной книги с именами двенадцати тысяч немецких солдат-евреев, павших на фронтах первой мировой войны.
     Министерский советник Винштайн ответил Лёвенштайну 14 апреля 1933 года, что рейхсканцлер поручил ему подтвердить получение письма и книги. Ответ был составлен еще в довольно вежливой форме, "с почтением", что скоро станет немыслимым в отношениях властей с евреями. Через две недели руководитель рейхсканцелярии Генрих Ламмерс даже принял делегацию евреев-фронтовиков, но после этого все подобные контакты были прекращены. Власти взяли за правило не отвечать на письма еврейских организаций и игнорировать любые их обращения.
     И хотя нападки властей на евреев с каждой неделей усиливались, еврейские лидеры по-прежнему призывали к спокойствию и терпению. Даже после бойкота еврейских предприятий, организованного властями первого апреля 1933 года, известный раввин Йоахим Принц считал неразумным любые выступления против "нового порядка", который имеет целью дать людям "хлеб и работу".
     Спектр отношений немецких евреев к новой власти простирался от категорического неприятия и немедленного бегства из страны до восторженного восхищения решительностью и целеустремленностью фюрера. Летом 1933 года профессор истории Кильского университета Феликс Якоби читал студентам лекцию о римском поэте Горации. В начале лекции профессор заявил: "Как еврей я нахожусь в трудном положении. Но как историк я знаю, что историческое событие нельзя рассматривать только с позиций личной перспективы. Я голосовал за Адольфа Гитлера с 1927 года и счастлив теперь, что в год подъема национального духа могу читать лекцию о поэте императора Августа. Ибо Август - единственный образ в мировой истории, с которым я могу сравнить Гитлера".
     Такие эксцентричные случаи были, конечно, не частыми. Но и тех, кто сразу понял, что ждет немецких евреев, и решился на эмиграцию, было тоже немного. Один из них - знаменитый писатель Лион Фейхтвангер, уехавший в поисках безопасного места в Швейцарию и писавший оттуда своему другу и коллеге-писателю Арнольду Цвейгу: "Для меня уже слишком поздно пытаться хоть что-то в Германии спасти. Для меня там все пропало". 10 мая 1934 года, через год после того, как на площадях Германии горели книги, Лион Фейхтвангер вместе с Генрихом Манном и рядом других литераторов основал в Париже "Немецкую библиотеку свободы", задуманную как центр запрещенной нацистами литературы.
     Зато находились те, кто был готов присягнуть в верности нацистам. В то время как из Прусской академии искусств исключали Томаса Манна и других неугодных деятелей культуры, писатель Франц Верфель, еврей, живший в Вене, решил воспользоваться моментом и пролезть в Академию. Он был готов подписать любые заверения в лояльности и телеграфировал 19 марта 1933 года в Берлин с просьбой выслать ему необходимые формуляры. Президент Академии фон Шиллингс ответил ему 8 мая категорическим отказом. Через два дня книги Верфеля горели среди других неугодных нацистам книг на кострах новой инквизиции. Но неугомонный писатель не успокоился. Когда летом того же года был образован "Имперский союз немецких писателей", Верфель предпринял вторую попытку. На этот раз он не получил никакого ответа на свое заявление, а его новый роман о турецкой резне армян в 1915 году был вскоре запрещен в Германии.
     Для многих евреев в начале 1933 года источником надежды было то, что формально главой государства оставался президент - престарелый маршал Пауль фон Гинденбург. Доведенные до отчаяния люди писали ему жалобы и петиции против бесчинств нацистов. Показательно письмо президенту столичной жительницы Фриды Фридман от 23 февраля: "Мой возлюбленный пал на поле боя в 1914 году. Два моих брата - Макс и Юлиус Кон, пали в 1916 и 1918 годах. Мой третий брат Вилли вернулся с войны слепым. Все они награждены Железными крестами за заслуги перед отечеством. Однако сейчас же в нашем отечестве происходит то, что на улицах открыто продаются брошюры с требованиями: "Евреи, вон!", с призывами к погромам и насилию против евреев. Храбрость ли это или трусость, если в стране с 60 миллионами жителей проживает только один процент евреев?"
     Бюро Гинденбурга немедленно подтвердило получение письма, и президент заверил Фриду Фридман, что он решительно против всяческих эксцессов, направленных против евреев. Письмо Фриды было направлено Гитлеру, который на полях написал: "Утверждения этой дамы - сплошное надувательство. Само собой разумеется, что никаких призывов к погромам не требуется".
     В 1934 году президент фон Гинденбург скончался, и Гитлер был провозглашен вождем нации - в его руках сконцентрировалась вся исполнительная и законодательная власть. Жаловаться на фюрера стало некому.
     В первой половине 1933 года у некоторых (не только евреев, но и немцев) еще оставалась иллюзия, что нацистский режим продержится недолго. Кое-кто предполагал, что консервативные силы в армии не потерпят узурпации власти в руках авантюристов, военный путч тогда был еще возможен. Кто-то, как бывший канцлер Франц фон Папен, возлагал надежды на консерваторов в правительстве: "Окруженный консервативными политиками, Гитлер не сможет реализовать свои экстремистские устремления. Через два месяца мы зажмем его в угол".
     Гитлер не дал себя "окружить". Напротив, он сам "окружил" своих политических противников колючей проволокой концлагерей. Но на это потребовалось время. А тогда даже такие выдающиеся мыслители, как Мартин Бубер, оставались в плену иллюзий. В письме философу и педагогу Эрнсту Симону от 14 февраля 1933 года: "Пока сегодняшняя коалиция существует, ни о какой законодательной травле евреев думать не приходится, можно говорить только об административном давлении. Антиеврейское законодательство могло бы стать реальностью только при перераспределении власти в пользу национал-социалистов. Но этого вряд ли можно ожидать".
     Действительность очень скоро не оставила от этих иллюзий и следа. Но смятение умов, в котором пребывала интеллигенция в условиях наступающей диктатуры, весьма показательно.

     * * *
     Насколько превратно понимали еврейские лидеры намерения и планы нацистов, красноречиво говорит следующий факт. Леопольд Улльштайн, младший представитель известной семьи книжных издателей, приступил к изданию обширного сборника, отражающего достижения евреев и их вклад в общегерманскую культуру. Идею горячо поддержали раввин Лео Бек и известный банкир и общественный деятель Макс Варбург. Издатель и составители наивно надеялись, что нацисты будут приятно удивлены, как много хорошего сделали для Германии люди, которых они ненавидят.
     Работа закипела, и через год на столе издателя лежала верстка толстенного тома. Однако в декабре 1934 года издание сборника было запрещено. Решение гестапо обосновывалось так: "Беспристрастный читатель получит из книги превратное представление, что вся немецкая культура до национал-социалистической революции творилась одними евреями. Читатель получит совершенно неверное представление об их истинной деятельности, о тлетворной деятельности в немецкой культуре. К тому же пресловутые еврейские спекулянты и жулики представляются читателю в качестве жертв времени, а их грязная деятельность оправдывается и обеляется... Кроме того, евреи, которые известны как враги государства, представлены в качестве носителей немецкой культуры".
     Совсем иначе смотрели нацисты на еврейскую культуру для евреев. Пока Улльштайн носился со своей идеей поразить нацистов еврейскими достижениями, другой берлинский еврей Курт Зингер выступил с инициативой создать "Культурный союз немецких евреев". Курт Зингер не был новичком в общественной жизни - до прихода Гитлера к власти он работал заместителем директора государственной Берлинской оперы - и хорошо понял желания новой власти. Идея Зингера пришлась нацистам по душе: план автономной культурной деятельности евреев исключительно для евреев был сразу одобрен новыми прусскими властями и утвержден Герингом. "Культурный союз" должен был решить проблемы занятости более чем восьми тысяч еврейских писателей, художников, музыкантов, а также их помощников и агентов, изгнанных из культурной жизни Германии.
     Внешне "Культурный союз немецких евреев" выглядел пристойно и служил благородным целям: он создавал у части еврейского общества иллюзию безопасности, выполняя чисто психологическую функцию успокоения. Для тех немцев, кому не были по душе насильственные действия нацистов в отношении евреев, новый Союз тоже был защитой от возможного чувства вины и возмущения: он служил наглядным доказательством, что изгнанным евреям дозволялось заниматься той самой деятельностью, которой они были лишены в немецком обществе.
     Руководитель театральной секции "Культурного союза" области Рейн-Рур писал в издававшейся Союзом газете в конце 1933 года: "Цель нашей сцены - принести всем радость и помочь преодолеть трудности жизни, дать прикоснуться к вечным ценностям поэзии или обсудить проблемы нашего времени, но одновременно и показать зрителям легкие пьесы, мы и их не отбрасываем. Мы намерены сохранить связи с немецкой родиной и одновременно образовать связующее звено между нашим великим еврейским прошлым и нашим полным жизни будущим".
     Менее заметной была другая роль "Культурного союза" - это была первая еврейская организация, находившаяся под прямым контролем нацистских властей. В каком-то смысле, Союз выступал как предшественник многочисленных еврейских гетто на оккупированных немцами территориях: формально под автономным управлением юденратов, фактически - в условиях абсолютного диктата со стороны нацистов.
     Общая растерянность и потеря ориентировки даже у лучших умов того времени ярко проявилась и в отношении к "Культурному союзу немецких евреев". Большинство интеллектуалов не увидели в нем инструмента нацистов, а напротив, радостно приветствовали его создание, наивно думая, что это выход из "осадного положения", в котором оказалось еврейство Германии. Литературный критик Юлиус Баб откровенно сформулировал мнение многих: "Остается все же одна горькая вещь - предприятие типа гетто, которое мы добровольно взялись вести так хорошо, чтобы немцам было стыдно". Это высказывание можно было понять и так, что немцам должно быть стыдно, что они так варварски обращаются с носителями столь высокой культуры.
     Культурная деятельность евреев в рамках Союза стала полностью управляться ведомством Ганса Хинкеля. Именно он определял теперь, какие спектакли можно, а какие нельзя ставить евреям для еврейских же зрителей. В частности, были полностью запрещены постановки пьес немецких романтиков, а также спектаклей по мотивам древних саг и средневекового немецкого эпоса. Какое-то время можно было ставить пьесы немецкой классики, но в 1934 году был запрещен Шиллер, а через два года - Гете. Из иностранных авторов был разрешен, например, Шекспир, однако монолог Гамлета "Быть или не быть" исполнять было запрещено: слишком двусмысленно звучали бы на еврейской сцене в Третьем рейхе слова датского принца: "бичи и глум времен, презренье гордых, притесненье сильных, любви напрасной боль, закона леность, и спесь властителей, и все, что терпит достойный человек от недостойных".*
     Само собой разумеется, работы Рихарда Вагнера и Рихарда Штрауса исполнять евреям было нельзя, несмотря на привязанность многих еврейских музыкантов. Логику цензуры не всегда легко понять: Бетховена запретили в 1937 году, а австрийца Моцарта разрешали исполнять вплоть до присоединения Австрии в 1938.
     Несмотря на эти ограничения, результативность "Культурного союза" в Берлине, а затем и в других городах Германии была впечатляющей. Активными членами союза были свыше 180 тысяч евреев. В первый же год своего существования Союз поставил 69 оперных спектаклей и 117 концертов, а с середины 1934 по середину 1935 годов - 57 опер и 358 концертов. К оперному репертуару принадлежали, среди других, работы Моцарта, Оффенбаха, Верди, Иоханна Штрауса, Доницетти, Россини, Чайковского и Сен-Санса.
     В принципе постановки еврейских авторов на еврейских сценах не должны были бы встречать возражений властей. Но не такова логика нацистов. В октябре 1933 года Райнер Шлёссер, эксперт-драматург министерства пропаганды, направил Гансу Хинкелю предложение запретить постановку пьесы Эмиля Бернхарда (Кона) "Охота Бога". Аргументация министерского эксперта могла бы обрадовать автора, если бы не была убийственной для постановки: пьеса является "утешением еврейства", "укреплением еврейских сердец". Вдобавок к этому в пьесе шла речь о надругательстве казаков над евреями, что создавало у зрителей вполне определенные аналогии с тем, что происходило за стенами театра.
     Большинство постановок в рамках "Культурного союза" были повторением уже известных спектаклей, ибо на премьеры не хватало денег. Но были и запоминающиеся оригинальные действа, например, организованный франкфуртским отделением "Культурного союза" концерт в честь шестидесятилетия композитора Арнольда Шёнберга или поставленная в Кельне детская опера Поля Хиндемита "Мы строим город".
     Для многих зрителей спектакли еврейского театра на берлинской улице Шарлоттенштрассе стали настоящим якорем спасения в полной опасности и неопределенности жизни. Водители городских трамваев хорошо знали эту публику. Объявляя остановку, они напоминали: "Шарлоттенштрассе. Еврейская культура - все выходят!"
     Все же перед лицом угроз, исходящих от "нового порядка", лидеры еврейских организаций Германии решили сплотиться и основали в январе 1933 года "Имперское представительство немецких евреев", во главе которого стоял всеми уважаемый берлинский раввин Лео Бек, признанный ученый и председатель "Общего союза раввинов Германии". Другим лидером нового объединения стал Отто Хирш, пользовавшийся авторитетом у религиозных и нерелигиозных евреев. Несмотря на постоянное противостояние с ультраортодоксальными группировками, а также и с сионистским движением в Германии, "Представительство" играло важную роль в делах немецкого еврейства, пока оно в 1938-1939 годах не было заменено на контролируемое гестапо "Имперское объединение евреев Германии".
     В первые годы своего существования "Имперское представительство немецких евреев" явно недооценивало нарастающей опасности. Еще в начале 1934 года, когда намерения нацистов были уже многим ясны, Отто Хирш выступал против "поспешной эмиграции", ибо верил, что в "новой Германии" евреи смогут найти себе достойное место.
     Отношения "Представительства" и "Центрального общества немецких граждан еврейской веры" с сионистским движением были всегда напряженными. Сионисты призывали евреев переселяться в Палестину, не дожидаясь, пока условия жизни там станут вполне цивилизованными. Их противники называли такую эмиграцию "преждевременной" и даже "преступлением против сионизма", как эмоционально выразился однажды Альфред Хиршберг, один из видных деятелей "Центрального общества".
     Создается впечатление, что до еврейских мудрецов не доходила суть идеологии нацистов. Авторитеты иудаизма не до конца понимали, что в Германии Гитлера для них нет места. Это отчетливо видно по меморандуму, посланному рейхсканцлеру представителями ортодоксального иудаизма 4 октября 1933 года.
     Авторы меморандума объясняли, что иудаизм не следует приравнивать к марксистскому материализму, что нечестно ошибки отдельных членов общины приписывать всему народу и что древний еврейский народ далек от некоторых безответственных ультрарационалистических еврейских писателей и журналистов. Евреи-ортодоксы выступили против "отвратительной антинемецкой пропаганды" и напомнили рейхсканцлеру о евреях, павших за Германию на полях Первой мировой войны.
     Раввины, подписавшие меморандум, подчеркивали, что они не думают, будто целью новых властей является истребление еврейского населения страны. Более того, авторы меморандума уверены, что внутри жизненного пространства для немцев всегда можно найти и жизненное пространство для евреев, где те смогли бы беспрепятственно исполнять предписания своей веры и жить, не опасаясь за себя и судьбу своих близких. Если же они ошибаются и целью властей является именно уничтожение всех евреев, то раввины просят рейхсканцлера прямо им об этом сообщить**.
     Пожалуй, только сионисты пользовались вниманием и поддержкой нацистов. Эта поддержка не ограничивалась только словами, но выражалась вполне материально. В то время, как для обычной эмиграции, действовал установленный еще во времена Веймарской республики налог на вывоз капитала за границу, увеличенный Гитлером до немыслимых размеров, нацистские власти облегчали выезд евреев в Палестину и всячески содействовали деятельности сионистов в Германии.
     Согласно так называемому соглашению "Хавара" (от ивритского слова haavarah - "перенос"), заключенному 27 августа 1933 года между министерством экономики Третьего Рейха и сионистскими представителями Германии и Палестины, еврейским эмигрантам разрешался прямой трансфер части их имущества. В общей сложности с 1933 по 1939 годы по этому соглашению в Палестину было переведено около ста миллионов рейхсмарок, что помогло шестидесяти тысячам немецких евреев, переселившихся в эти году в Святую Землю, поддержать существование в первое время эмиграции.
     Понятно, что соглашение "Хавара", как и другие договоренности между нацистами и сионистами, носили чисто технический характер и не отменяли того факта, что сионисты для Гитлера и его приспешников оставались евреями, которых они ненавидели и боялись. Сионисты были для них частью системы "мировой закулисы", а создаваемое ими государство в Палестине было своеобразным "еврейским Ватиканом", штабом, где зрели детали всемирного заговора. В то же время сионизм помогал решить важнейшую для нацистов на тот период задачу - освободить Германию от евреев, что делало сионистов, пусть на время, "полезными врагами".
     Для нацистской Германии соглашение "Хавара" имело еще то преимущество, что создавало брешь в бойкоте немецких товаров, к которому призывали евреи зарубежных стран. Сионистские организации и руководство ишува демонстративно не участвовали ни в каких формах протеста против немцев, так как опасались, что это создаст препятствие новым соглашениям.
     Отношения сионистов и нацистов и до заключения соглашения "Хавара" носили довольно экзотический характер. В начале 1933 года барон Леопольд Иц Эдлер фон Мильденштайн был приглашен вместе с женой совершить путешествие по Палестине и написать серию путевых заметок в издаваемый Геббельсом журнал "Ангриф" ("Наступление"). Барон фон Мильденштайн был именно тем человеком, который через несколько лет станет начальником еврейского реферата (отдела) службы безопасности - руководимой Райнхардом Гейдрихом ветви разведывательного подразделения СС. Одним из подчиненных барона станет печально известный Адольф Эйхман.
     Барон фон Мильденштайн, сопровождаемый одним из руководителей берлинских сионистов Куртом Тухлером и его женой, посетил во время своего шестимесячного путешествия по Святой Земле несколько еврейских поселений, о чем написал в весьма доброжелательном тоне в серии статей в "Ангрифе" под общим названием "Путешествие национал-социалиста в Палестину". Он высоко оценил достижения сионистов и увидел в их деятельности возможное решение "еврейского вопроса" для Германии.
     Барон писал: "Еврей, который сам возделывает свою почву, становится совсем новым евреем". Геббельс настолько высоко оценил писания барона, что распорядился отчеканить памятную медаль с изображением звезды Давида на одной стороне и свастики на другой. Столь же необычно выглядит меморандум, отправленный 22 июня 1933 года лидерами сионистских организаций Германии непосредственно Гитлеру. Немецкие сионисты признаются в симпатии к новому режиму, установленному в стране нацистами, и утверждают, что сионизм в своих исходных положениях весьма близок (по выражению авторов меморандума, "звучит в унисон") национал-социализму. Это смелое утверждение далее разъясняется: "Сионизм верит, что возрождение национальной жизни народа, как это происходит в настоящее время в Германии на христианском и национальном фундаменте, произойдет и для еврейского народа. И для еврейского народа решающими факторами для существования должны стать происхождение, религия, общая судьба и чувство уникальности. Это требует исключения эгоистического индивидуализма либерального времени и замены его общей и коллективной ответственностью".
     Летом 1933 года один из самых известных сионистских лидеров Палестины Артур Руппин, сам родом из Германии, нанес визит нацистскому теоретику расового учения Гансу Гюнтеру. Встреча состоялась в университете Йены. Руппин оставил записи их бесед, много говорящие о настроении сионистов того времени. Несмотря на откровенно выраженную ненависть нацистов к евреям, проявленную с первых дней Третьего рейха, сионисты готовы были отнестись к действиям властей с пониманием. Руппин удовлетворенно записывает в дневнике: "Профессор выглядит вполне дружественно. Он говорит, что евреи - не низшая раса по отношению к арийцам, а просто другая. Отсюда следует, что для еврейского вопроса нужно найти новое, честное решение".
     Какое "честное" решение нашли нацисты для окончательного решения еврейского вопроса, мы теперь знаем. Но тогда у многих сионистов была надежда, что усилия гитлеровской власти "выдавить" евреев из страны, предлагают для ишува невиданный шанс пополнить свои ряды. В Германию потянулся поток визитеров из Палестины, желающих оценить перспективы еврейской эмиграции.
     Таким визитером был в 1933 году Хаим Арлозоров, ответственный за внешнюю политику Еврейского агентства, один из основателей социалистической партии МАПАЙ (сегодня - "Авода"). Хаим попытался воспользоваться связями в высших нацистских кругах своей первой возлюбленной Магды Фридлендер, ставшей к тому времени женой всесильного министра пропаганды Йозефа Геббельса. Попытка оказалась безуспешной, Арлозоров вернулся в Тель-Авив и через несколько дней был застрелен на глазах у своей жены неизвестными людьми. Убийц так и не нашли.***
     Не все визиты заканчивались так трагически. У многих визитеров голова шла кругом от открывающихся перспектив: приток немецких евреев на Святую Землю кардинально изменил бы там политическую обстановку и ускорил создание государства. Руководитель левых сионистов Моше Белинсон писал Берлу Кацнельсону, издателю газеты "Давар": "Здесь есть предпосылки для такого блестящего успеха, которого мы никогда не имели и иметь не будем".
     Палестинские сионисты боялись даже, что поток евреев из Германии будет слишком велик. На состоявшемся в Праге летом 1933 года Сионистском конгрессе Артур Руппин докладывал: "Чтобы поток эмигрантов не захлестнул, как лава, существующие поселения в Палестине, число приезжающих должно быть в разумном процентном отношении к числу уже живущих".
     Эта задача мыслилась на значительную перспективу: уже после принятия откровенно расистских Нюрнбергских законов в 1935 году как немецкие сионисты, так и деятели ишува исходили из 15-20 тысяч эмигрантов в год, а сам период эмиграции евреев из Германии растягивался в их представлении на 20-30 лет.
     Как далеки эти иллюзии от реальности Катастрофы, разразившейся в Европе всего через пять лет!
     Какие бы планы ни строили сионисты, они рассматривали Палестину, как единственное возможное место для эмиграции евреев из Германии. Но для самих евреев это было далеко не так очевидно...

     * Перевод Владимира Набокова.
     ** По кн. Friedlander Saul. Das Dritte Reich und die Juden.
     *** Беркович Евгений. Первая дама Третьего рейха и ее еврейский отчим. В кн. "Банальность добра". См. также журнал "22" № 123, 143.

Евгений Беркович

СМЯТЕНИЕ УМОВ