Юрий Арустамов

    Можно по-разному относиться к великой фразе "Рукописи не горят", можно просто не верить в чудеса, но порой они все же случаются. Книга, что сейчас лежит передо мной, - видимо, тоже из разряда чудес. Она вышла под соответствующим названием: "Рукопись" и под двумя авторскими именами с одинаковой фамилией: Рахлины. Издана в 2007 году, а задумана была более полувека тому назад, - но только лишь задумана… Подзаговолок вносит полную ясность: "План неосуществленных воспоминаний отца о тюрьме и лагере сталинских лет, прокомментированный сыном".
    Отец - Давид Моисеевич Рахлин, почти ровесник прошлого века, большевик с 1920 года, служил в Красной армии, преподавал в военно-учебных заведениях, работал на производстве etc. В 1936 г. был исключен из ВКП(б) как "троцкист", в 1950 был приговорен так называемым ОСО (особым совещанием) к 10 годам лагерей. Примерно таким же был жизненный путь его верной жены Блюмы Маргулис. Супруги все же пережили вождя народов, вышли на свободу и были полностью реабилитированы в 1956 г. Но для них, увы, это оказалось лишь отсрочкой смертного приговора. Волна большого террора, накрывшая обоих уже к самому его концу, все-таки погубила их.
    Видимо, "Рукопись" была задумана Давидом Моисеевичем еще в лагере, но там он не имел возможности даже набросать хоть какой-то план. Он и стихи вынужден был сочинять устно, не доверяя бумаге, затверживая в уме десятками строк. Во время хрущевской оттепели, получив возможность общаться с сыном целых 5 дней, он все это время рассказывал о пережитом в лагере, об этапах в "столыпинских" вагонах, о самых разных людях, с кем свела его судьба. Это было как бы завещание сыну. Прошло полвека, и Феликс смог исполнить волю отца. Освободившись, Д.Рахлин очень лаконично, буквально на нескольких страничках набросал план этой будущей книги, но самому написать ее не удалось - времени уже не было отпущено… Вскоре по возвращении из лагеря он заболел и через год с небольшим умер.
    Взяв за основу заметки отца, Феликс Давидович мобилизовал всю свою недюжинную память, и она его, в основном, не подвела, хотя многое все же исчезло безвозвратно. Заметим, впрочем, что сын - не просто комментатор, но полноправный соавтор "Рукописи". Он известный литератор, поэт, автор нескольких книг стихов и мемуарной прозы, среди которых особенно выделяется исследование о земляке Рахлиных и их близком друге - поэте Борисе Чичибабине.
    Современные кинокартины снимают несколькими камерами, под разными ракурсами, что придает фильму необходимую многомерность. В этом плане большой интерес представляют и воспоминания "Что было - видали" родной сестры Феликса - Марлены Рахлиной, кстати, талантливейшей поэтессы. Обе книжки изданы почти одновременно, одинаковым форматом в харьковском издательстве "Права человека", они в чем-то дополняют одна другую, но во многом совершенно разные как по стилистике, так и композиционно. В центре каждой - одна и та же трагедия семьи как отражение и частица трагедии всей страны. Не случайно, что сын Марлены Евгений Захаров стал правозащитником-диссидентом еще в годы застоя и ныне успешно продолжает эту деятельность в Украине, возглавляя "Хельсинкскую группу" этой страны. Кстати, он и редактировал обе книги - своеобразный "двухтомник", повествующий не только о гнусном времени (Д.Рахлин собирался назвать свою книгу "Грязная История"!), - нет, это и рассказ о семье Рахлиных, о других людях, переживших трудные времена, но не утративших человеческое достоинство.
    Однако нужны ли в наше время такие книги - после Волкова, Шаламова, Жигулина, Солженицына? Получается, что нужны. Это как бы еще одна кинокамера с двумя операторами, ведущая съемку со своей точки, пусть не главной, пусть чуть сбоку, но без нее картина будет неполной. В книгах нет громких слов о чудовищных зверствах того времени, но атмосфера эпохи, угрюмая, жестокая, порой абсурдная, выписана точно и убедительно. Например, супругов Рахлиных осудили за прегрешения (мнимые!), которые они якобы совершили более чем за 20-25 лет до ареста! А разве это - не нонсенс: старший Рахлин буквально рвался на фронт, мечтая смыть, так сказать, позорное пятно, но его, квалифицированного артиллериста, туда даже и в самые решающие моменты войны не пускали как… "троцкиста"! На людей его национальности этот ярлык наклеивался особенно охотно. Наверняка такое недоверие родной партии спасло ему жизнь. Книга напоминает о том, как революция пожирала своих детей (а в каких-то случаях, сама того не сознавая и не желая, невзначай и "миловала"!), как ее жертвами становились не только мирные обыватели, но и мученики догмата, по четкому определению Пастернака.
    Закрыв книгу "Рукопись", ощущаешь правоту известного поэта Бориса Эскина, который свое послесловие к ней завершил такими словами: "Это непростая для чтения книга. Ее трудно, больно читать. Но еще труднее - не прочесть".
    …Когда-то человек, в эпоху которого бытовало зловещее сокращение ЧСВН (член семьи врага народа), изрек: "Сын за отца не отвечает". Как бы возражая ему, Феликс Рахлин ответил и рассчитался за своих родителей.
    ...А может, и впрямь - рукописи не горят?!