Именно так сложилось моё первое путешествие в Грецию. Утром мы (мой муж Изидор и я, жена, сопровождающая мужа на научную конференцию) прилетели в Афины, а уже вечером того же дня отправились на Санторини – остров, который, по утверждению некоторых маститых ученых, и есть часть мистической Атлантиды.
В Афинах мы, естественно, в первую очередь побежали на Акрополь.
Сколько я рассказывала об Акрополе своим студентам в России, сколько рисунков, фотографий, книг о нем пересмотрела!
И вот он живой. В первый момент это было даже не видение, а скорее ощущение, волнение, биение сердца. Над нами в пасмурном небе парило нечто притягательно-мистическое, больше всего напоминающее воздушный замок, но не из детских сказок, а с картин Доре: это было что-то не относящееся к действительности.
На Акрополе, по-видимому, как всегда, была масса разноцветных людей. И слава Богу, иначе мне было бы чуть жутковато. Дул сильный с завыванием ветер, а перед нами стоял мощный, я бы сказала, массивный Парфенон; он совсем не теплый и не розовый, как на цветных фотографиях, он желтоватый и вблизи некрасивый, колонны вовсе не стройные, а ободранные; но все вместе производит впечатление чего-то очень гордого, неприкасаемого, принадлежащего векам.
Действительно, возникает физическое ощущение холодной вечности. Нет, нет, он совсем не теплый. Это Форум в Риме теплый, человеческий, а этот нет. Форум радушно принимает людей. А этот сам по себе, до людей не сходит, молчит, и вместе с тем кричит о своей божественности, одинокости.
Я смотрела на него очень долго, и вдруг почувствовала усталость неимоверную, захотелось уйти и отдохнуть. Я просто отвела глаза и поняла идею и смысл Эрехтейона. Рядом с абсолютно божественным храмом воительнице Афине-Деве (Парфеноном) поставили этакий храм-теремок в честь Афины – покровительницы ремесленников, музыкантов, поэтов. Иными словами, храм не для богов, а для людей с фантазией. Человек, уставший от божественного совершенства Парфенона, должен отдохнуть душой именно здесь, где все асимметрично, антистрого, противоречиво, как сам человек, но зато тепло, очаровательно, весело, озорно. И самое удивительное, что в своей несуразности Эрехтейон дерзко соперничает с Парфеноном.
Парфенон и Эрехтейон высосали все мои силы. Чтобы насладиться Пропилеями и изяществом храма Ники, нужно было подняться на Акрополь еще раз, но второго раза не получилось, и в памяти остались невообразимо высокие ступени, стройные колонны Пропилей и нечто непропорционально маленькое, хрупкое, воздушное – храм Ники. Потом долго смотрели на Парфенон снизу, но это уже было прощание. Через два часа мы уже летели в Санторини.
Санторини, или Фера, для меня был в полном смысле слова terra incognita. Когда я впервые вышла на набережную этого дивного острова, меня, как любого туриста, потряс головокружительной красоты вид на море. В первый момент меня не удивило даже странное очертание берега, хотя вниз было просто страшно смотреть: берега являли собой настоящую пропасть, а море – дно гигантской ямы.
До середины второго тысячелетия до нашей эры на месте этой пропасти был довольно большой, круглой формы остров. Примерно в 1500 году до н.э. на острове произошло самое крупное в истории человечества извержение вулкана, сопровождавшееся землетрясением. Оно было почти в четыре раза сильнее знаменитого извержения Кракатау (между Явой и Суматрой).
В результате этой катастрофы почти половина острова, более 83 кв. километров земли, рухнула в море, поглотив селения и города замечательной цивилизации. Двухсотметровые волны цунами докатились до Крита. Ученые утверждают, что у Крита высота волны была только 70 метров, но этого было достаточно, чтобы смыть знаменитую Минойскую культуру, расцветшую на побережье этого острова. Каждый, кто смотрит сегодня на последствия катастрофы II тысячелетия до н.э. на острове Санторини, не может не поверить в гипотезу, что Атлантида затонула именно здесь. Один из крупнейших археологов профессор Спирос Маринатос много лет упорно доказыывал, что легендарная Атлантида Платона была ничем иным, как островами Санторини и Крит.
Минойский Крит – цивилизация совершенно особая. Достаточно сказать, что это, пожалуй, единственная в истории цивилизация, могущество которой зиждилось не столько на военной мощи, сколько на необычайно высокой духовной культуре. Свидетельство тому – знаменитые фрески дворцов на Крите.
"Парижанка" из Кносса
(фрагмент фрески)
Ученые, увлеченные гипотезами о взаимовлиянии культур, не перестают открывать в критской культуре египетские черты. Но разве можно, например, сравнить этих светских дам на фресках критских дворцов с изваяниями известных египетских цариц? Критские женщины такие нарядные, такие живые, такие подвижные. Да и лица их совершенно иные. Нефертити божественна, но неподвижна, она застыла в своей величественности. А эти совершенно свободные в движении и, как видно, в поведении тоже, настоящие столичные дамы, законодательницы мод, они впервые в истории нарядились в декольтированные платья с оборками, они впервые соорудили себе пышные прически с небрежно спускающимися на плечи локонами. Один современный архитектор, открыв одну такую головку, невольно воскликнул: "Парижанка"! Нет, египетские аристократки явно ничему не могли обучить этих красоток.
Но какое отношение ко всей этой культуре имеет Фера? Это и была Ахиллесова пята гипотезы Маринатоса: ведь нужно было убедить весь мир в идентичности цивилизаций Санторини и Крита. И вот в 1967 году уже зрелым ученым Маринатос начинает раскопки в Санторини. Результаты были ошеломляющие. Но чтобы понять меру значимости открытий Маринатоса, нужно себе представить место, где Маринатос начал копать.
Раскопки ведутся на окраине поселка Акротири по последнему слову археологической техники. И когда входишь под специально сооруженную гигантскую крышу, первое, что поражает, – это торчащие из пепла стены домов.
Акротири часто называют новыми Помпеями, но в Помпеях вы только понаслышке знаете, что здесь был когда-то засыпанный пеплом город, а в Акротири вы видите страшную катастрофу своими глазами. Видите горы окаменевшего пепла, под ним части домов – и катастрофа предстает перед вами во всем своем ужасе, неотвратимости, грандиозности. Вы видите, как это было на самом деле: перед вами стоят огромные "саркофаги" – это заживо погребенные дома, и все, что нельзя было вынести из них. И хотя в Акротири нет следов погибших там людей и животных (люди успели покинуть город до катастрофы), вид жилья, безобразно замурованного пеплом, производит гораздо более гнетущее впечатление, чем аккуратные слепки немногих людей и животных, погибших в Помпеях.
Юноша с голубыми рыбами (фрагмент фрески)
Но все это ощущения туриста, а не археолога. Когда в 1967 году Маринатос начал копать в Акротири, перед ним открылась настоящая сказка: очищенные от пепла стены отдельных домов вдруг засветились яркими красками. Вот появился, нагруженный голубыми рыбами, бордовый юноша; он высок, прекрасен, нежен, его стройность сравнима с Аполлоном, но Аполлон совершенен, как Бог, а этот по-юношески угловат и притягателен. Ученые полагают, что он совершает какой-то ритуальный обряд; вполне возможно, во всяком случае он не очень похож на обычного рыбака – слишком благоговейно и картинно несет он свою ношу. Этот юноша красуется сегодня во всех книжках об Атлантиде.
Если бы раскопки в Акротири подарили Маринатосу только бордового молодого человека, и этого было бы достаточно, чтобы прославить имя археолога, но ему и его коллегам открылись еще нежные лотосы с порхающими над ними птичками, голубые папирусы – все ярко и празднично. Эти растительные сюжеты почти идентичны критским: почти те же краски и манера письма.
Но вот когда на фресках появились женщины, это уже было нечто особенное. На первый взгляд, это те же критские дамы: те же лица, прически, но это только на первый взгляд. Они прекрасные, живые, но нет в них столичного шика, той непринужденности, легкости и изысканности, которые отличают критских "парижанок". В них чувствуется провинциальная скованность, они выглядят добропорядочными, серьезными, и наряды их не столь небрежны и пестры, и все же они милы и женственны. Именно в облике женщин особенно отчетливо ощущается провинциальность Феры. Это была ближайшая периферия Критской державы, но все же периферия.
Сегодня находки из Акротири, прежде всего фрески, выставлены в Государственном Афинском музее. Им не случайно отведены два внушительных зала, и они успешно соперничают с наиболее драгоценными жемчужинами этого музея. Начать с того, что они принадлежат к древнейшим экспонатам музея: подумать только, ведь это первая половина второго тысячелетия до н.э. Этот возродившийся из пепла город жил и творил за полторы тысячи лет до Помпей!
Сегодня, мне кажется, не так уж важно, была ли на самом деле Фера Атлантидой Платона, ее частью, или вовсе не имела к ней отношения. Сам по себе факт, что в результате грандиозной геологической катастрофы ушла на дно морское большая часть древней цивилизации, настолько впечатляет, что не очень нуждается в красивой легенде о мистической Атлантиде.*
И все же, когда смотришь с обрывистого берега Санторини на искрящееся жемчугом море, которое в лучах заходящего солнца становится оранжевым, очень хочется верить, что это свет затонувшей Атлантиды, и что тебе выпало счастье увидеть его своими глазами.
Если говорить об экзотических легендах, стоит упомянуть еще одну, связанную с Критом (по Маринатосу центром Атлантиды). Согласно Тациту, "одно из преданий гласит, что иудеи бежали с острова Крит и расселились на дальних окраинах Ливии... Доказательством считают самое имя иудеев: на Крите есть прославленная гора Ида, и говорят, будто народ, живший от нее поблизости, был назван "идеи", позже в устах варваров это слово превратилось в "иудеи" (Тацит, История, V, 2). Эту версию Тацит почерпнул у александрийских историков. Может быть, мы, евреи, действительно вложили свой вклад в создание великой Критской цивилизации, и легенда об Атлантиде и к нам имеет какое-то отношение. Во всяком случае, почему бы к тысячам невероятных гипотез об Атлантиде не прибавить еще одну.