Александр Воронель

     Тот, кто утверждал, что в споре рождается истина, явно преувеличивал. В лучшем случае в споре рождается понимание несовместимости позиций сторон, исходящих из разных посылок.
     В своей полемике с сегодняшней экуменической позицией либерального российского культуролога Григория Померанца еврейский ортодокс Эдуард Бормашенко сформулировал ("22", № 103) фундаментальное (не путать с фундаменталистским!) требование к любому содержательному диалогу, которое выглядит особенно очевидным для математиков: "Когда два математика произносят два одинаковых утверждения, они имеют в виду одно и то же". Это следовало бы назвать нулевой аксиомой математики, ибо только после принятия такого предположения (а это именно предположение!) приобретают смысл все остальные определения и аксиомы (вроде того, что "прямая линия - кратчайшее расстояние между точками" и т.п.).
     Если уж проблема неадекватного понимания дает о себе знать в математике, она тем более присутствует во всех остальных человеческих коммуникациях. Особенно если иметь в виду коммуникации между представителями разных цивилизаций.
     Языки цивилизаций могут вести людей к согласию, только если обеспечено предварительное согласие в нулевой аксиоме. Даже два человека, говорящие одно и то же на одном (общем) языке, должны быть предварительно уверены, что они стремятся к согласию. Ибо если цель одного из них - уничтожить другого, этому другому лучше прекратить разговор и подумать о спасении.
     Для разных народов, тем более для разных культур, стратегическая оценка возможных намерений оппонента просто входит в обязанность правительств. Никакого общего языка, тем более общего принципа, между Западом с его либеральными ценностями и его радикальными противниками в сегодняшнем мире никогда не было. На какой же основе вести переговоры? Что выбрать за нулевую аксиому?
     Западная политическая мысль сегодня бессильно цепляется за "права человека" в надежде обрести в них такую общечеловеческую идею, на которой можно было бы построить основу международной солидарности. Я думаю, эта попытка бесперспективна. "Права человека" - идея модернистская, секулярная, чисто западная, и уже потому совершенно не подходит для большинства человечества. Она, вдобавок, несет в себе внутренние противоречия, которые проясняются по мере того, как ее перенимают неофиты, принадлежащие к иному культурному кругу.
     Одно из фундаментальных "прав человека", к примеру, состоит в "праве получать и распространять информацию", то есть в свободе коммуникаций. И эта свобода сама имеет тенденцию превратиться в нарушение прав, потому что в понятие свободы не входит обязанность распространять только "правдивую" информацию или информацию, "не нарушающую нравственность". Ни строгого определения "правдивой информации", ни общепринятого представления о нравственности не существует. Описание дарвиновской теории эволюции или библейской истории евреев в умах десятков миллионов подпадает под определение ложной информации. Игривые карикатуры Эффеля (не говоря уж о датских карикатурах на Мухаммеда) оскорбляют нравственность многих искренне верующих. А информация, распространяемая мусульманскими СМИ, превосходит все допустимые в западном мире стандарты недостоверности, не нуждаясь в правдоподобии. Возможно, что и восприятие материальной действительности в разных культурных кругах тоже в чем-то различно. Кто знает, "что есть истина"?..
     Вплоть до ХХ в. западная цивилизация не нуждалась ни в каком одобрении со стороны остальных и приводила другие народы к согласию силой. Во многих исторических случаях (например, побежденная Япония) это привело к отличным результатам. Такое "согласие", однако, включало и усвоение множества западных либеральных идей (в том числе и идеи "прав человека"), которые неизбежно вступали в противоречие с насильственным способом их внедрения.
     Выходцы из России хорошо понимают эту проблему на примере насильственного внедрения европейских порядков Петром Первым. С тех пор прошло 300 лет, но и сейчас не перевелись еще там убежденные сторонники допетровского уклада. Александр Дугин, основатель современной "Евразийской партии" и горячий поклонник теорий Льва Гумилева, определил свое видение чаемого будущего "евразийской" цивилизации в России как "цивилизации пространства", в отличие от беспокойной "Атлантической цивилизации времени".*
     Не только согласие, но даже и обсуждение подобных вопросов не может быть обеспечено без принятия какого-нибудь общего принципа, который смог бы послужить начальной аксиомой для обществ, ориентирующихся на столь различные ценности.
     Есть, однако, в Библии призыв, который внятен почти всем вариантам послебиблейских конфессий и, в первом приближении, мог бы рассматриваться как нулевая аксиома для всех:
     "Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло... Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие... Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое..." (Втор. 30:19).
     Мир Библии асимметричен. Жизнь лучше смерти. Свет лучше тьмы. Материя лучше пустоты...
     Природа не знает этих противопоставлений. Наше сознание (и познание) невольно детерминировано нашими глубинными интересами. Сама эта концептуальная двойственность отражает нашу страстную заинтересованность в одной из сторон. Мы знаем только жизнь.
     А смерть для нас остается предметом пугающих спекуляций. Даже не минусом, а сплошным вопросительным знаком...**
     
     
     * Хотя многие "атлантисты" вовсе не спешат звать нас в свою компанию, весь "евразийский" мир совершенно уверен, что Израиль с головой принадлежит к этой "цивилизации времени". Конечно, при сопоставлении с допетровской "цивилизацией пространства" это выглядит правдоподобно.
     ** Мир китайских представлений, развитый отрешенными мудрецами, более нейтрален и включает на равных "Инь" и "Ян".
     Так же отчасти сбалансированы мировые тенденции и в цивилизации индусов. Поэтому и время в этих культурных группах не имеет определенного направления, а ведет их по кругу, сообщая характеру их обществ некоторую избыточную пассивность.
     
     
     Предпочтение жизни для всех жизнелюбивых народов казалось чуть ли не само собой разумеющимся. Если люди хотят жить, можно попытаться найти такую общую формулу, которая позволила бы им примирение перед лицом неминуемой смерти. Даже и "джихад" - неудержимая тяга к преодолению - категорический императив, культивируемый исламом, предусматривал такой компромисс для крайних случаев - "сульх" - перемирие.
     Однако библейская жизнеутверждающая асимметрия, превращаясь в господствующее мировоззрение, порождает и свою внутреннюю оппозицию. Сосуществование в видимом мире контрастов и различий, света и тени соблазняет изощренный человеческий разум к мысли о возможной вражде между ними. Иногда даже в форме беспощадной космической борьбы между Добром и Злом.
     Влияние такой мысли, впервые укрепившейся в Древнем Иране благодаря зороастризму, проникло во все варианты монотеистической религии еще в античные времена (ессеи в иудаизме, множество сект гностиков, манихеев, катаров в христианстве и исмаилитов в исламе) и иногда направляло мысли людей и судьбы народов в течение веков.
     Во всех послебиблейских религиях сложились с тех пор так называемые "гностические" ереси и толки, склонявшие своих последователей переменить направление асимметрии* на противоположное и представлять торжество жизни на земле как победу зла, небытие - как более высокое состояние, и материю - как грязь, засоряющую сияющую пустоту. Это неизменно приводило к мрачным, мироотрицающим идеям и даже к культу смерти и несуществования. Для членов такой секты предпочтительность жизни не очевидна, и упомянутый выше общий принцип не может вести к взаимопониманию.
     
     
     * Впрочем, во всех религиях сохраняется, как не обязывающая, пессимистическая тенденция ссылаться на прошлые, якобы более счастливые времена, когда уровень благочестия стоял выше, а идеализм и добродетель процветали.
     
     
     Христианство систематически боролось с этими ересями, порою словом, а чаще огнем и мечом. Против альбигойцев (катаров), населявших Прованс и Лангедок, римский папа в ХIII в. организовал целый крестовый поход. Когда благочестивые рыцари обратились к духовному авторитету с вопросом, как отличить еретика от честного католика, он исчерпывающе ответил: "Убивайте всех - на том свете Господь разберет своих". Война продолжалась 30 лет. Целые области были опустошены... Поэтому в христианской культуре почти не осталось наследников гностических учений.
     Иначе обстоит дело в исламе. Возникновение и распространение ислама совпало с возникновением и расширением мусульманского государства, и вопрос о вере всегда переплетался у них с вопросом о власти. Три из первых четырех ("праведных") халифов были убиты на почве якобы религиозных разногласий. Убийство халифа Али узурпатором Муавией (из рода Омейя) послужило причиной первого, фундаментального раскола ислама на две ветви - шиитов (сторонников Али, родственника пророка Мухаммеда) и суннитов - всех остальных.
     Прецедент несправедливого отстранения от власти халифа - главы верующих - впоследствии повторялся много раз, и едва ли не каждый раз это приводило к образованию новой секты последователей обиженного или замученного "праведника". Члены отделившейся секты затем развивали ислам, как им казалось, в духе заветов пророка, но уже с поправками, внесенными их временем и обстановкой.
     В одной из больших шиитских гностических сект "исмаилитов" к концу IХ в. оформилось сильное радикальное крыло - "низариты" - впоследствии печально прославившееся в Европе под именем "ассассинов" (гашишников). Тайное, мистическое учение низаритов позволяло им не только явно курить гашиш, но и аллегорически толковать коран, включая веру в переселение душ и презрение к наличной, материальной жизни вплоть до прямой тяги к смерти.
     В конце ХI в. низариты овладели несколькими крепостями в Иране и Сирии и создали централизованную структуру (орден - государство в государстве), оказавшуюся способной более 150 лет противопоставлять себя всему окружающему миру. Их мощь основывалась не столько на их военной силе, сколько на систематической практике политических убийств. Множество вождей крестоносцев, сельджукских сановников и египетских мамелюков погибло от рук бестрепетных ассассинов-смертников, посланных Горным Старцем из Аламута (так назывались глава секты и их крепость в северо-западном Иране близ Каспийского моря).
     Правление Старцев, наводившее ужас на все соседние страны, было прервано только нашествием монголов, которые, будучи еще язычниками, не вникли в вероисповедные тонкости мусульман, сровняли с землей Аламут и перебили все его население (то есть они поступили, как крестоносцы во Франции поступали с катарами). Мамелюки воспользовались замешательством и сделали то же самое с опорными пунктами низаритов в Сирии.
     Низариты как единая политическая сила рассеялись, но не исчезли. Они навсегда остались в памяти народов как устрашающий прецедент. Во всех европейских языках слово "ассассин" с тех пор означает "убийца". Хотя с точки зрения ортодоксального ислама все они были несомненные еретики, их былая пугающая слава способна и сейчас подавать вдохновляющий пример мусульманским экстремистам. Число их открытых последователей в разных районах Азии достигает нескольких миллионов человек.
     Поскольку гностические секты (и катары в Европе, и исмаилиты в Азии) веками подвергались гонениям, в их среде выработались привычные способы маскировки под ортодоксию, которые получили арабское название "такыйя" - мысленная оговорка. Член такой секты может (и часто даже должен) скрывать свою религиозную принадлежность и расхождение с общепринятой догматикой, внешне выполняя все правила общины, в которой он живет.*
     
     
     * Приняв в расчет эту практику, мы поймем, что недоуменные вопросы крестоносцев к папе о катарах в ХIII в. происходили не только от их простодушия.
     
     
     При такой тактике никто не может знать наверняка, сколько из правоверных мусульман принадлежит к этой секте. И никто из мусульманских священнослужителей не гарантирован от мести тайных ассассинов, если он попытается публично протестовать против их практики использования понятия "джихад" в политических целях, которое в последние годы стало чуть ли не нормой. Не скрывается ли за идеологией шахидов, которая за столь короткое время распространилась по всему мусульманскому миру, несмотря на очевидное противоречие с кораном, влияние тайной секты, сильной своей древней верой и хранящей свой опыт тотальной войны против всего мира?
     Представители крайних мусульманских организаций уже не раз открыто заявляли, что "западный мир обречен, потому что они слишком любят жизнь, а мы любим смерть". Это совсем не согласуется с буквой корана. Однако исламские священнослужители, по-видимому, тоже "слишком любят жизнь", чтобы обратить внимание своих верующих на то, что это еретическое исповедание ассассинов.
     Пожалуй, не стоит гадать о неизвестном. Достаточно того, что мы достоверно знаем. Многочисленные представители мусульманского мира (ортодоксальны они или нет) в своем демонстративном противостоянии западной цивилизации успешно освоили новый вид оружия и застали западное общество врасплох на полдороге к торжеству пацифизма. Введение в практику боя самоуправляемого, самомаскирующегося и самокорректирующегося снаряда с неограниченным радиусом действия, которым становится снаряженный и обученный шахид, меняет все сегодняшние тактические правила войны на земле, на море и в воздухе и отчасти уравнивает шансы.
     В западном мире нанесение ущерба противнику всегда сопоставлялось с риском возможных потерь для себя. И предполагаемые действия противника до сих пор также оценивались по той же схеме. Современное оборонительное оружие было рассчитано на врага, которому есть что терять и который не ищет гибели. При тактической игре в поддавки упрощенная партизанская доктрина самоубийственных террористических атак оказывается вполне конкурентноспособной с суперсложными системами, призванными обеспечить безопасность западного человека.
     Это нововведение меняет понятие о войне...
     Изменение понятия о войне меняет и понятие о мире. Точнее, меняет наше представление о возможности заключения мира. Принимая общебиблейский принцип - "Избери жизнь!" - мы все еще стоим на одной почве с противником. И мы можем с ним торговаться, но можем и уступить, допустив существование у нас общих интересов.
     Отвергая этот общий принцип, противник не оставляет нам выбора.
     Западный человек под страхом смерти оказывается вынужден принять тотальный способ ведения войны варваров-монголов (или варваров-крестоносцев), от которого он уже давно в принципе отказался.
     Американский президент вынужден выслушивать упреки в нарушении "прав человека" от представителей стран, где об этих правах знают только из американской пропаганды. Внутри западного либерального общества принять решение о тотальной войне почти столь же трудно, как и принять решение о тотальной капитуляции, и их постоянные уступки террористическому противнику рассчитаны лишь на оттягивание решающей конфронтации.
     Внутри мусульманских обществ любая уступка агрессивной еретической идеологии означает замедление в их общественном развитии, которое и так слишком медленно, чтобы предотвратить их неуклонное сползание в нищету.
     Библейская жизнеутверждающая асимметрия небезразлична к благосостоянию обществ. Время у постбиблейских народов однозначно течет от прошлого к будущему. Оно движется от создания мира к его концу. И это направление многозначительно для нас совпадает с направлением времени в каждой индивидуальной жизни. Совпадение это невозможно переоценить. Именно оно порождает концепцию Истории и Прогресса. Оно порождает иллюзию Цели и Смысла. Совпадение это заложено в самом основании западной цивилизации* и сообщает также и ортодоксальному исламу его наступательный характер. Оно придает неосознанной природной активности человека онтологически положительную оценку и благословляет его на дальнейшие свершения.
     
     
     * "Только цель, вынесенная вперед, превращает путь в железнодорожную колею, аккуратно разбитую на километры. На этой модели времени основана вся современная экономика и техника" (Г.Померанц, "Синтаксис", № 15).
     
     
     Западное общество не остановится. Оно развивается не по воле отдельных лиц. Инерция его развития далеко еще не исчерпана. Но и террор мусульманских (хотя бы и еретических, квазимусульманских) экстремистов-фанатиков не может остановиться. Он психологически необходим всему мусульманскому сообществу в целом как моральная компенсация за их историческое отставание. Как допинг отстающему спортсмену. Как лекарство от комплекса неполноценности...
     Но отдельные преуспевающие группы и организации в мусульманском мире совершенно не нуждаются в таком допинге. Более того, террор, осуществляемый от имени всего мусульманства, разрушает их благосостояние и преуспеяние...
     Однако до сих пор еще влиятельные мусульманские круги не выступили с открытым осуждением еретического характера идеологии террора. Пожалуй, только на существовании этих немногих преуспевающих мусульман и основаны все надежды Запада на достижение мира. Они и есть та чрезвычайно тонкая нить, на которой подвешена судьба человечества в ХХI веке.