Михаил Юдсон

     
     
     Рассказ Якова Шехтера "Торквемада из Реховота" написан чисто и читается легко. Но это не значит, что он прост и ясен. По мне - это как пень от какого-то здоровенного текста, шевелящего корнями и шумящего кроной. Вроде бы фрагмент фресок все той же необъятной Реховотской Крепости, кусок мозаики, выпавшей из романа.
     Проведу пальцем по поверхности этой прозы, поковыряю слегка. Ну что, ну помните, как в "Гекльберри Финне" у Марка Твена муж тети Салли читает проповеди для негров - у него была своя церквушка на заднем дворе (протестантская простота!). Мне часто мешает назидательность Шехтера - он учит, учит и учит. Из рассказа в рассказ, из абзаца в абзац - упорная проповедь, вдалбливаемая идея. Зигмунд Фрейд описывает какое-то кочующее племя австралийских аборигенов - у них был столб, переносной тотем, который они всюду таскали за собой, так как считали, что если столб упадет - небо обвалится. Так и Шехтер волочит по своей, безусловно, занимательной прозе этот унылый столб иудаизма. А ведь сама проза вовсе не о том, ведь все тот же Фрейд основательно переночевал в текстах Шехтера. Либидо льется, как из бидона. Сдерживаемые, мучительно стиснутые (словно прищемленные тестикулы), сознательно загоняемые вглубь подсознания страсти героев, не имеющие возможности мирно выплеснуться, эякулировав, - приводят к неврозам и комплексам. Так и хочется подсказать автору: "Кулаком, кулаком их!" Но нельзя, грех лить семя на землю. Станешь если и не козленочком, то пастухом Онаном. Поэтому очень важно спасительное понятие "жена". Если жена-еврейка, следуя известной шутке, - средство передвижения на Запад, то жена-гойка, по Шехтеру, - прямая дорога в геенну. Были у Якова бесы в синагоге, теперь - в иешиве, и вот бес - в ребро! Редкие для русского слуха слова "Торквемада" и "Реховот", прочтенные по-еврейски, справа налево, дают дивный результат. "Торквемада" - "Адам Ев крот", то есть существуют множественные (пусть последовательно - не все сразу) Евы и Адам, который врывается, прорывает (здесь дуализм - речь как о земле, так и о дефлорации) их уютные мохнатые норки. А вот и слово "Реховот" - "то во хер"! Это, опять же, сплошной фрейдизм-зигмундизм: гордое восклицание, уведомление, похвала самца перед стайными и стройными, бродящими вокруг иешив и строек самками, истекающими соками.
     На десерт остается безобидное двучленное "из": "ТорквемаДА Из…". Но если читать опять примерно наоборот, получится "изда", что для русского читателя первослойно ассоциируется со словом "Изида" - это египетская богиня Чего-то там египетского, от чего мы бежали сроду и отродясь. Таким образом, Шехтер описывает своеобразный Исход, отторжение героя от женщины, освобождение от изидообразия.
     Моторика письма, соединение некими семенными канатиками мозга и руки не позволяет нам писать просто и пусто. Читаешь, скажем, Шехтера, а реминисценции так и шевелятся, как нити, за которые он дергает своих героев.
     Кстати, о героях его. Признаться, я огорчился, читая, как персонаж читает "Лолиту" в туалете. Не в том дело - где (сам там без книги не могу уже - рефлекс, физиология-с!), а - как читает. С отвращением, соблазнившись, отплевываясь. Бездуховное, мол, не святое - в сортир! Лилит, мол, дьяволица, ночной сосуд греха. "Окстись, автор! - хочется вскричать. - Да "Лолита" - дух сплошной! Дезодоранта не надо!.." А вот таким суровым персонажам хочется напомнить, создав стишок:
     
     Читать "Лолиту" в туалете,
     Увы, друзья, не мудрено.
     Да только персонажи эти
     Висят на гвоздике давно!
     
     Неизвестно ведь, какая судьба ждет литгероев. Учение Шехтера всесильно, потому что оно… Посмотрим и, Б-г даст, увидим.