Рабби Моисей бен Маймон (Маймонид), величайший еврейский ученый и
законоучитель, родился 30 марта 1135 г., через 1100 лет после Иосифа Флавия, в
семье даяна (духовного судьи) еврейской общины Кордовы. В 1148 г. властители
этого прекрасного города, либеральные Омейяды, были свергнуты исламскими
фундаменталистами – альмо-равидами, пришедшими из Марокко и немедленно
объяснившими богатым и влиятельным евреям Кордовы, что Омейяды отклонились от
истинного ислама, согласно которому все неверные имеют в халифате лишь
временное право на жизнь (статус
димми). Выбор был прост – принять ислам
или бежать. Будущий РАМБАМ, уже имея славу вундеркинда, бежал вместе с семьей,
по одним сведениям в Прованс, по другим – в Северную Африку. Угроза
принудительного обращения в ислам (или в христианство) заставила семью бежать
дальше на восток. Поклонившись в 1165 году святыням Палестины в Хевроне и
Иерусалиме, семья бен Маймона осела в Каире, где РАМБАМ постепенно приобрел
всемирную славу как врач и богослов-философ. Соответственно этому росло и его
общественное положение. С 1177 г. он – глава еврейской общины Фустата (Старого
Каира). С 1185 г. – придворный врач знаменитого халифа Саладдина, хорошо
относившегося к евреям. Мусульманская летопись говорит:
"РАМБАМ велик
разумом, ученостью и положением". В последние годы жизни был
нагидом
(старейшиной) всех евреев Египта. К его авторитету при разрешении религиозных и
общественных проблем прибегали евреи всего Востока. После смерти Саладдина в 1193
г. сохранил пост придворного врача при новом халифе. Умер РАМБАМ 13 декабря
1204 г. на семидесятом году жизни.
РАМБАМ с детства был предназначен к тому, чтобы стать авторитетным
религиозным руководителем. Знание Торы (синоним учености) в те времена – ключ к
власти над общиной. Евреи тогда непоколебимо верили своим ученым; их авторитет
считался наследственным Божьим благословением:
"Сей документ правилен
несомненно, ибо отец его составителя был сыном дочери главы иешивы". А
РАМБАМ перечислял семь колен своих ученых и богатых предков. Но его собственная
деятельность вышла далеко за пределы еврейской ортодоксии. С детства проявилась
его способность читать и активно осваивать огромные объемы религиозных и
светских текстов. В 16 лет написал "Трактат о логике", в 22 –
"Трактат о календаре" и начал писать "Комментарий к Мишне",
который закончил в 1168 г. Затем в течение десяти лет кодифицировал
талмудическое право в 14 книгах "Мишне Тора". После этого дал свою
трактовку теологии и философии иудаизма ("Путеводитель блуждающих",
1190). Помимо того, написал многочисленные труды по медицине и читал лекции по
физиологии, терапии, иудейской религии и праву.
Пафос его деятельности: превращение дикого и иррационального мира в мир
разумный. РАМБАМ – рационалист, осторожный и умеренный; он не доверяет
энтузиазму и ненавидит скандалы, которые, к сожалению, не утихали в еврейских
общинах: за одиннадцать веков в мире изменилось все, кроме социального
характера евреев, в любых обстоятельствах склонных делиться на непримиримые секты.
РАМБАМ был уверен, что это происходит из-за невежества. Поможет ли исправлению
еврейских нравов появление Мессии? РАМБАМ в это не верил, он учил о
необходимости постепенных, но непрерывных изменений по "благодатному
кругу": от развития человеческого интеллекта к улучшению политических
взаимоотношений людей в ходе взаимодействия справедливых законов с общественной
практикой, а это – гарантия дальнейшего возвышения интеллекта и постоянного
совершенствования норм человеческого поведения. Общество, не знающее закона,
обречено на развитие по порочному кругу – от нынешней дикости к хаосу конца
времен.
Отсюда следует, что закон еврейской жизни необходимо упорядочить и
подвести под него рациональную основу. Цель – дать
каждому еврею способ
нахождения правильного решения в "море Торы" и в океане высказываний
Талмуда. Многотомный Талмуд содержал такую огромную и противоречивую массу
законов, нравоучений и утверждений, что на изучение его, изощряясь в
диалектике, человек должен был тратить всю свою жизнь. Опираться на Талмуд,
пытаться вывести из него однозначные решения повседневных человеческих проблем
было трудным делом. РАМБАМ писал:
"Я хотел бы, чтобы настоящее
сочинение служило полным сводом устного учения со всеми постановлениями,
обычаями и законами, накопившимися от времени учителя нашего Моисея до
составления Гемары. Я назвал эту книгу "Мишне Тора" в том
предположении, что всякий человек, усвоив сначала Писание (Библию), будет в
состоянии немедленно приступить к изучению настоящего свода, по которому он ознакомится
с содержанием Талмуда, дабы ему не пришлось читать ничего иного".
Ничего иного?! "Предположение" Маймонида было равносильно намерению
ввести единомыслие среди евреев... Но он мечтал "всего лишь" о
благодатном круге развития и отдавал своей мечте все силы.
Ему пришлось предпринять отважную попытку догматизации иудаизма.
Догматы еврейской веры в его изложении таковы ("Книга познания"): (1)
Бог – творец и правитель мира. (2) Бог един. (3) Бог не имеет телесных свойств;
он постигается не чувствами, а разумом. (4) Он вечен и от времени не зависит.
(5) Еврей обязан почитать только этого Бога. (6) Все слова пророков истинны.
(7) Моисей – величайший из пророков. (8) Наше вероучение дано Богом через
Моисея. (9) Это вероучение вечно и не подлежит замене другим. (10) Бог знает
все дела и помыслы людей. (11) Он воздает добром исполняющим Его заповеди и
наказывает нарушителей их. (12) Когда-нибудь придет Мессия, избавитель
еврейства, которого следует ожидать ежедневно. (13) По воле Божией когда-нибудь
совершится воскресение мертвых.
Верно и ясно изложив эти догматы, РАМБАМ в других своих книгах подверг
их тщательному анализу. Он учил, что верования евреев – не сумма произвольных
утверждений, ниспосланных свыше, а кодекс, поддающийся обоснованию методом
логических умозаключений. Но эта программа, считал РАМБАМ, имеет предел: она
признает уникальность Моисея – единственного пророка, не занимавшегося
прорицаниями и не сочинявшего притчи, а лицом к лицу говорившего с Богом.
Моисей – медиум, передавший нам Тору как откровение свыше.
Программа
Маймонида – логическое развитие его убеждения в совместимости Торы с истинами,
которые человечеству открываются с помощью разума. Он чтил учение Моисея и
пророков, одновременно признавая мудрость Аристотеля и его последователей.
В "Путеводителе
блуждающих" он исходил из постулата полного согласия между чистой религией
и чистым разумом. Задача у них общая: стремление в ходе земной истории довести
человека до высшего совершенства. А поскольку всякое Бытие имеет Причину и Начало,
то разум и религия, совпадая в начальных и конечных пунктах, должны, как
казалось РАМБАМу, совпадать и во всех промежуточных...
РАМБАМ,
продолжив и развив идеи Филона Александрийского, выпустил джинна логики из
сосуда слепой веры. Но он и сам понимал, что интеллект и логика – инструменты
уверенной в себе элиты. Народная религия, которую он осуждал и стремился
очистить от суеверий и иррационализма, оставалась непоколебимо глухой к доводам
разума. Евреи того времени увлекались белой и черной магией, впадали в транс,
заклинаниями охраняли дом от вшей, а свою жизнь – от угроз во время
путешествий. Идея устного, тайного и доступного лишь избранным дополнения к
законам Моисея была удобна многим раввинам и казалась неистребимой;
иррационализм и мистицизм глубоко укоренены в поклонении Ягве, и РАМБАМ не смог
одержать победу над ними. Разум, увы, не всесилен.
Пройдет
еще полтысячелетия, и Паскаль запишет: "Ничто так не согласно с
разумом, как его недоверие к себе. "Не знаю" – часто признак духовной
высоты. "Знаю" – зачастую признак неумения думать ответственно и
строго..." Эти замечательные слова предопределяют малую эффективность
борьбы за победу разума над суевериями, у которых вовсе нет потребности в
строгости и ответственности; ничто так не согласно с суеверием, как его
несокрушимое доверие к себе. Бесплоден спор сторон, пользующихся столь
различными правилами. Можно и нужно возглашать здравицы разуму, но не следует
надеяться на то, что скроется тьма.
В наши дни
наследие РАМБАМа активно используется сторонниками светского иудаизма для
обоснования их взглядов на судьбы еврейского народа в XXI веке. Эти люди
напоминают о вечной ценности наследия Исайи, открывшего миру глаза на то, что
люди живут в обществе, социальным идеалом которого должно быть не соблюдение
ритуалов, а равенство и социальная справедливость. Книги РАМБАМа были развитием
этого учения на новом этапе истории. Разоблачая детские мечты евреев о грядущем
Мессии, РАМБАМ писал: "Царь Мессия восстановит царство Давида, но не
верьте, что при этом он должен творить чудеса и знамения... или возвращать к
жизни мертвых, или совершать иные подобные глупости". Итак, не
одномоментное чудо, а терпеливый процесс становления справедливого общества, в
котором царствуют спокойствие и порядок, – вот что требуется, вот во имя чего
надо трудиться. Одиннадцать веков спустя светские сионисты говорят, что
восстановление еврейской независимости станет мессианским делом, если его целью
будет создание еврейского социального государства. И вполне обоснованно
ссылаются при этом, помимо Исайи, на РАМБАМа.
Действительно,
Рамбам – религиозный лидер, но и врач, но и философ, но и ученый-естественник –
прекрасно понимал, что нельзя спасти души сограждан, не позаботившись об их
телесных нуждах, ибо душа – надматериальное порождение материальных структур и
процессов, свойственных телу. Поэтому государство должно обеспечить решение
экономических проблем таким образом, чтобы первоочередные жизненные потребности
каждого, связанные с жилищем, здоровьем, образованием и тому подобным, – были
безусловно обеспечены: "Восстановление тела должно предшествовать
восстановлению души". Создание и становление такого еврейского
государства и будет "приходом Мессии", то есть РАМБАМ, по мнению его
современных интерпретаторов, 850 лет назад впервые сформулировал мессианский
идеал как наступление времени справедливого решения социально-политических
проблем еврейского народа, а вовсе не как надежду на приход сверхъестественной
личности, осененной величием Божественного поручения.
Что ж,
евреям под управлением РАМБАМа посчастливилось: они пользовались
культурно-национальной автономией в государстве дружественного и просвещенного
халифа; а предпринятая их наставником попытка синтеза Моисеева монотеизма с
аристотелизмом, в отличие от того, что произошло при Маккавеях, не нарушила гражданского
мира и спокойствия. Нелишне, однако, напомнить, что за тысячу лет до РАМБАМа
римский император Марк Аврелий прославился организацией успешной заботы
государства о бедных и несчастных в пределах всей империи, последующая судьба
которой хорошо известна...
Это, конечно, не обесценивает учения РАМБАМа, оно – солидное
обоснование взглядов нынешних светских, то есть свободных от догматической веры
в Бога, сионистов. Являются ли эти люди атеистами? Проницательный современный
иудаистский ортодокс пишет: "Хотя такой неверующий приписывает своей
работе по созиданию нации чисто секулярное значение, а иногда объявляет войну
миру Торы и заповедей, он, в конечном счете, скорее всего окажется частью той
исторической и космической драмы, которая выходит далеко за пределы его
намерений и целей. Сам того не сознавая, он своими руками строит национальный
фундамент, необходимый для духовного возрождения и мессианского искупления. Как
сказал рав Кук: "Бывают люди, которые даже не подозревают, какова их ценность
и природа в высшем распорядке вещей. Их окликают, но они не ведают, кто их
зовет... Не ведая того, они служат великому и устойчивому озарению".
Сами эти люди, опираясь на РАМБАМа и мало беспокоясь о том, как их
классифицируют верующие, пропагандируют рациональные "догматы"
светского иудаизма: (1) Бог – создание человечества. (2) Бог в нашем мире
существует как литературный герой. (3) В нашем мире никто не имеет права
говорить от имени Бога, провозглашая правила поведения людей и этические ценности;
решения людей в этой сфере не зависят от того, верят ли они в Бога – творца и
подателя заповедей или в Бога как творение человечества, в ходе своего развития
постигающего различия между добром и злом. (4) Гуманисты настаивают на
необходимости проверки каждого суждения и каждой заповеди в свете современных
этических ценностей; в каждом конфликте необходим осознанный выбор между
религиозным законом и правами человека и гражданина, служащими целям
гуманизации личности и общества. (5) Следовательно, 613 повелений и запретов
суть людские установления и не имеют статуса Божественного Откровения. (6) Бог
– понятие, без которого мы не можем обойтись, если намерены, ограничивая эгоизм
и примитивные инстинкты, отличать похоть и жестокость от любовного стремления и
доброты, если желаем поддерживать в человеке приверженность интересам других
людей и общества в целом. (7) Любые формы веры и обрядов заслуживают уважения,
если они не посягают на общественный порядок и мир.
Этот перечень догматов гуманистической веры был бы безупречен, если бы
не игнорировал Бога первой главы книги Бытия – Бога физиков и философов. Наша
Вселенная существует тринадцать миллиардов лет, человечество – 30 тыс. лет.
Библия (с первоисточниками) – меньше шести тысяч лет. Сопоставление этих чисел
указывает четкие пределы человеческой гордыне. Двести лет назад, в разгар века
Просвещения, астрономы могли уверенно заявлять, что не нуждаются в
"гипотезе Бога". Ученые ХХ века заговорили о чувстве восхищения и
благоговения, охватывающем их при столкновении с законами и структурами,
которые, как выразился Вернер Гейзенберг, – "дело явно не человеческих
рук и ума".
Восхищение и благоговение перед величием Божьего мира, испытанное
людьми, жившими четыре тысячи лет назад, для которых венцом премудрости были
календарь, парус, плуг, колесо и железное оружие, ничем по существу не
отличалось от восхищения и благоговения, которые грандиозность структур, сил и
масс Вселенной внушают нашим современникам, открывшим теорию тяготения, атомную
физику и "черные дыры", генетический код и сверхпроводимость,
создавшим аппараты, избороздившие солнечную систему и ушедшие за ее пределы, –
людям, вопреки земным скандалам неустанно проникающим во все новые и новые
истинные тайны космоса. Людям, обеспокоенным сиюминутными политическими страстями,
может показаться, что им достаточно Бога, существующего на правах Гамлета или
Анны Карениной. Людям, спокойно задумывающимся о природе вещей, такого Бога
недостаточно, хотя, разумеется, во многом с обеспокоенными светскими политиками
можно согласиться.
Да, Моисей был великим законодателем, а Тот, с Кем он говорил на Синае,
был порождением внутреннего мира пророка, а не пребывал на небесах. Но Моисей и
РАМБАМ верили в Бога, Который сотворил мир и человечество.
Да, не существует Бога, знающего все дела и помыслы людей. Но РАМБАМ
верил в Него.
Да, в наши дни странно верить в то, что когда-нибудь мы все воскреснем
вместе с теми, кто жил до нас и будет жить после нас. Но РАМБАМ, видимо, верил
и в это.
Да, во
всем этом правы современные светские иудаисты, а РАМБАМ, сын своего века,
пожалуй, не прав. Но из этого вовсе не следует, что Бог – литературный герой и
только.
РАМБАМ не
был атеистом. Он мечтал о вздымающейся ввысь спирали благодатного общественного
развития, которая устремлена к Богу, недосягаемому, но дарующему идею истинной
Благодати. Для РАМБАМа Бог – над миром. Он объективен, но Он – вне пределов
человеческой пытливости. И это – краеугольный камень мировоззрения РАМБАМа.
ХХ век
завершил собою "р-революцонное" стремление заменить абстрактного Бога
теми или иными идолами. За новейшее язычество пришлось заплатить чудовищную
цену. И оказалось, что Бог не умер, ибо, пребывая вне пределов нашей
пытливости, Он, как и во времена РАМБАМа, – насущно необходимое Слово.
А.Д.Сахаров
писал: "Для меня Бог – не управляющий миром, не творец
мира или его законов, а гарант смысла бытия – смысла вопреки видимому
бессмыслию". Это – многозначительное, но явно не до конца продуманное
признание. Ведь мир возник и развивался по заданным и неизменно действовавшим
законам. Метафора их изначальной заданности и вечного воздействия на все
процессы в мире – Бог. Коллега Сахарова по теоротделу ФИАН Д.А.Киржниц в своих
лекциях говорил: "Хочется надеяться, что после знакомства с содержанием
курса у начинающего физика появится (или укрепится) ощущение единства
физического мира на всех уровнях его иерархии – от субъядерного до
космического... Такая всеобщность и универсальность вместе со свойственной
Природе соразмерностью и гармонией не просто поражают воображение, но и
оставляют отчетливое впечатление, что за видимым миром вещей и явлений стоит
некое высшее организующее начало..."
В мире
вещей и явлений одно явление занимает особое положение: законы природы его не
запрещают, но и не гарантируют; оно возможно, но не обязательно, без него
природа вполне может обойтись. Это особое явление – жизнь. Возникновение жизни
настолько маловероятно, что граничит с чудом. Еще большее чудо – Жизнь
Разумная. Библия учит, что наш разум, увы, не имеет надежной обороны против
злобы и глупости – своей, так сказать, изнанки, невыгодно отличающей нас от
неразумных животных. Раз в тысячу лет появляются люди, свободные от этого
проклятия; они кажутся обычным человекам посланниками Бога – источника Веры,
Надежды, Любви... Потоки крови, горы черепов, отравленные воды и погубленные
леса, невиданные болезни и растущая скандализация общественной жизни –
свидетельства того, что столь огорчавшая царя Соломона одержимость землян
завистью, злобой и глупостью пока вполне успешно противостоит человеческой вере
– неустойчивой и маленькой, людским надеждам – наивным и суетливым, земной
любви – зачастую безответственно эгоистичной и скоротечной.
Человеческая
история – лишь крошечный эпизод в истории Вселенной. Мир и без человека
развивался по непреложным законам, ему присущим. Закономерность мира – причина
его познаваемости в те, скромной длительности, периоды, когда появляются
существа, способные к познанию и к размышлениям о начале и конце времен.
Закономерность мира сохранится и тогда, когда мы исчезнем из него со своими
догмами и ценностями, запретами и повелениями, трагедиями и романами.
Неотвратимый
гнев природы, мстящий человечеству за жестокое невежество, с которым мы, мелкие
скандалисты, ведем себя на земле, постоянно напоминает нам о силах, человеку не
подвластных, и указывает на Бога как символ равнодушной, неуклонной и истинно
вечной неотменимости законов, этими силами управляющих.
Он –
символ. Он не помещается ни в литературе, ни в физике, ни в биологии, ни в
философии, ни, тем более, в политике. Бог – трансфинитный образ образов, идеал
идеалов, волнующих души бесчисленных людских поколений. И Он – универсальный
закон развития всего сущего. Гарант смысла и справедливости, этих чисто
человеческих упований, надежд и целей, к которым люди так настойчиво стремятся,
разыскивая и не находя их в нашем падшем мире. РАМБАМ учил, что найти их можно
только с помощью разума, другой надежды у нас нет. Он прав, другой нет. Прочна
ли она, наша единственная надежда, – вот вопрос.