Итак, раз, два, три - начали. Сегодня 21.7.2006, 10.15 вечера. Мы сейчас находимся в Ницце… и смотрим на море. Ницца, к сожалению, в Нетании, а не там, где Лазурный берег, но все-таки самая дорогая улица в городе. Еще сегодня утром мы сидели в Хайфе и даже не думали, что вечером что-то изменится. Никогда не надо строить долгосрочные планы, так как они любят рушиться в самый нежелательный момент. И в этом я успела убедиться за последние дни. Но надо бы начать сначала, ибо, как ни живы воспоминания, время любит их стирать.
А началось все неделю назад, 13.7. Мама уже собирала вещи, чтобы лететь в Южную Африку. Да-да, даже странно поверить, но всё правда. Доклад, который писался в течение полугода, уже написан, вещи уложены, последние распоряжения по поводу собачьего уха сделаны, и осталось несколько часов на отдых. Новости не включены и не обременяют нас тем, что солдаты похищены и уже в течение двух дней обстреливаются северные города. То есть все это известно, но отстраняется - самооборона, о ней пойдет речь потом. День до этого я писала второй поток по математике, к которому даже готовилась во время своих каникул! Я уже растрещала всем, что пустая хата будет, все дни были расписаны разными людьми так, чтоб мамина поездка проскользнула незаметно. А потом и Киев недолго. Но днем 13-го начались угрозы на Хайфу. Я начала нервничать, но в ICQ меня все оптимистично настроили и успокоили: ничего не будет. Вечером к нам пришли деда и Исанна, а потом (они) пошли на концерт. Как сейчас помню, я и мама сидим на балконе, и вдруг я как вижу ракету, которая упадет возле школы. Я быстро отогнала злые мысли и сказала маме, что сколько есть - столько буду жить. И тут Б-У-М-Ха… И я тихо сказала: "Началось"… Я пошла с Тошей, надеясь, что это так просто, но тут увидела человека, который грустно смотрел вдаль. К нему подошел другой и сказал: "Упали две". Я не стала выяснять - и так все ясно. Желания погулять подольше не возникало, и я все пыталась сократить прогулку. Но тут к нам подошла старушка, по виду русская баба, хотя она вполне может быть и образованным врачом и т.д., но тем не менее, она к нам привязалась и начала говорить, совершенно не интересуясь, слушаю ли я ее, о доброте, о жизни и все те фразы, которые произносят либо очень добрые люди, либо очень властные, которые выставляют себя спасителями мира. Тем не менее эта ее болтовня меня немного успокоила. Она все время злилась, почему я тяну Арто, но не могла же я ей сказать, что упали две ракеты! А вдруг ей еще плохо станет? Что же мне с ней делать потом? Расставаясь, она меня убедила, что я очень хороший человек, в чем я ее не переубеждала, и я дошла до дому. Первое, что мне мама сказала в дверях, было, что, может, она отменит полет, а второе, что ракеты упали на Стелла Марис, возле моей школы. По поводу второй ходили слухи, но я, уже полностью взволнованная, побежала выяснять, как же все мои… Телефоны, как обычно, когда они нужны, не работали, но спас интернет, который мне очень помогал в последние дни. Слава богу, никто из моих не пострадали. А дальше начались первые решения за неделю. Я совершенно не была уверена, что маме надо оставаться, - я просто не знала да и не могла знать. Столько шума было вокруг этой поездки, а тут мне - такой маленькой - решать? Позвонила Люда из Нетании и предложила, чтоб я с Исанной и дедом переехала к ней, а мама бы уехала. И мама пришла ко мне - не ей, а мне решать. Ну, что я могла сказать? Я просто не хотела, я не знала, что будет дальше, а бросать все и всех казалось диким. Тогда было ощущение, что все останутся, и всё, а сидеть только со взрослыми в чужом месте без связи с друзьями - казалось нереальным. Что рассказывать о том вечере? Много вопросительных взглядов с маминой стороны, много глупых и непонимающих с моей. И в конце, около одиннадцати мама решила остаться, и мы никуда не уехали. После концерта Исанна с дедом пришли опять, помочь нам решать, и пораженные тем, что несмотря на ракеты, публика сидела до конца и аплодировала, как никогда. Видимо, никогда нельзя предсказать поведение людей.
Второй день, 22.7.2006
День еще только начался, но для моего четырехлапого друга он уже тянется вечность. Вчера улеглись спать, и под успокаивающий шум волн спалось очень сладко, но недолго. Арто решил, что надо бы напомнить о себе и своих волнениях, и утром начал концерт. Дед быстро с ним вышел, и я уснула опять. А проснулась, когда они вернулись, и взволнованная мама начала расспрашивать: "Чего так долго"? Оказалось, что дед вламывался в чужие двери, перепутав адрес. Потом начались сборы моей семьи, которая, по приглашению Лили и Вадика, собиралась идти к ним завтракать. Я вызвалась остаться с Тошей, потому как оставить его, а потом найти квартиру целой, никак невозможно. Я же, кроме йогурта и корнфлекса, все равно на завтрак ничего не признаю, и поэтому осталась. Утром у меня не было настроения, потому что, смотря с балкона, я вижу море и кучу гуляющих, а у меня нет купальника и спортивной одежды. Но потом все-таки что-то придумала, так что надеюсь, что смогу тут ходить. Когда все вышли, то тяжело описать, что произошло с Тошей: вой, беготня, даже меня немного поцарапал, но все-таки после моих объяснений и поглаживаний, он улегся смотреть на дверь - дал шанс "этим глупым, бросающим его людям". Я же села писать, потому что не уверена, что если пойду с ним гулять, он успокоится, - слишком нервничает.
Но вернусь к тому, что произошло тогда, на второй день войны. Мама была, конечно, очень расстроена и взволнована - не знала, вернут ли ей деньги, нарушила планы. Я же никуда, естественно, не уходила. Ко мне пришел Захар, последний из друзей, которых я видела в последние дни и, видимо, не увижу до конца войны. А потом и он ушел, и начался со всеми подругами один разговор:
- Давай встретимся.
- Давай.
- А то я не могу больше сидеть дома.
- Да, я тоже схожу с ума.
- Ну, приходи ко мне.
- Давай лучше ты ко мне.
И так никто ни с кем не встретился. Никто не хотел выходить из дому, но все охотно приглашали. Два дня было тихо, и уже казалось, что так две упали, и все прошло.
На четвертый же день, а именно, в воскресенье, в девять часов утра - по Хайфе были выпущены ракеты. Потом все рассказывали, что это их разбудило, но я расскажу, как было у меня. Вначале раздались удары, и я проснулась и вскочила. Первая мысль была такой: я без лифчика, и если меня будут спасать, то я же голая - неудобно. И дрожащими руками я начала одеваться, потом побежала к маме и крепко ее обняла, а она пошутила: "Все-таки никак не дадут тебе поспать: либо телефон зазвенит, либо в дверь постучат, либо ракеты бросят". Потом под ракеты мы пошли кушать. В доме у нас никаких бомбоубежищ, и поэтому не было другого выхода, как продолжать все, как обычно. Начались бесконечные телефонные звонки - приглашения ехать. Мама всё отвергала - ей испортили поездку, а теперь неважно. Я думаю, что этот страх войны проявляется по-разному. Кто в панике удирает, а кто показывает полное спокойствие. Но, как это ни странно, и спокойствие не успокаивает - только раздражает. И так начались два долгих дня, которые тянулись совершенно одинаково: сирены, ракеты, звонки, интернет, страх и раздражение. Больше всего хотелось выйти погулять. И на третий день мы с мамой пошли в магазин - радости моей не было предела. Потом зашли к деду с Исанной, и когда собрались уходить, - начали падать ракеты. Дед и Исанна начали уговаривать нас остаться, доказывая всеми способами, что у них спокойней: дом закрыт со всех сторон, "в колодце", они на первом этаже, дома хорошей постройки. Мама чуть не плакала, говоря, что именно этого она боялась, что она хочет домой, но я могу остаться. А я хотела хоть что-то делать. О том, что все начали уезжать или чистить подвалы, я уже наслышалась. Сирены, которые призывают всех что-то делать, меня пугали больше самих ракет, и я просила перейти к деду с Исанной. В конце концов, мама сломалась и вместе с дедом пошла за собакой и вещами.
Мама принесла все свои курсовые, которые она так лихорадочно проверяла, - трудотерапия - и, очень волнуясь обо мне, принесла мне работу - мой перевод. Пока я не села за него, она очень волновалась, а как только села, так она и разулыбалась. Дальше пошли такие же дни - сирены. Но сейчас уже все становились во всеми признанное безопасное место в холле, шутили, пережидали ракеты. Потом я немного работала, много общалась с друзьями по "Мессенджеру", кушала - главное развлечение - и лезла на стенки, что нельзя выходить. Вечный разговор был такой:
- Я столько ждала этих каникул, столько собиралась в них гулять, а тут…
- Ну, поговори с Насраллой и объясни ему это. Скажи спасибо, что хоть второй поток написала.
- Да…
А, вот, огорчалась я, когда узнавала, что еще подружка уехала, и еще одни собираются, и эти удрали, и те уезжают. Каждый раз после такого разговора я впадала в панику еще и потому, что все, кто уезжал, меня все время уговаривали ехать тоже и уговорить маму. И я каждый раз должна была найти силы и объяснять, что никуда не поедем. Каждый такой разговор меня доводил почти до срыва, но маме я ничего не говорила - знала ответ:
- Я же тебе не мешаю ехать одной. Пожалуйста, езжай с дедом и Исанной, а я останусь дома.
Но расставаться я ни за что не была готова и крепко держалась. Сейчас, всё прочитав, начинаю всё вспоминать, хотя некоторые вещи и не лестны, но пытаюсь писать честно - исторический документ ведь.
И последний день в Хайфе: пятница, 21-е. День начался, как обычно. Вечером прошлого дня я горько плакала, что не могу больше сидеть дома, и было решено поехать с мамой дня на два погулять. Утром встала, ободренная тем, что ждать прогулки недолго. Прочла две статьи, которые мама заботливо принесла, чтоб Лиличка работала, и тут прозвучала сирена. Дело обычное. Все встали, и тут раздались три ОЧЕНЬ громких взрыва. Потом - тишина. Мы все разошлись, и тут раздался четвертый, громкий, как никогда. Я побежала к телевизору. Одна из важных особенностей, что службы безопасности не любят сообщать место взрыва, а снимки мы получаем из других стран. Но тут я узнала - слишком уж близко. Попало в почту, около двух минут ходьбы от нас. Я стойко держалась, (неразборчиво) впала в истерику. Включила музыку и плакала. Большее впечатление произвели соседи, которым захотелось сувенир, и они принесли осколки ракет. Меня добили девочки, уехавшие. Спрашивали, живы ли все. А я могла только произнести: "Да". Ко мне подошла мама и сказала, что мы уедем. Вначале думали, что я и Исанна уедем, потом не знали, куда, но в конце концов мы все уехали сюда, в Нетанию. Уезжать было ужасно: вещи-то дома, времени нет, нервы. Собрали еду, работу, ну, все, что могли. Закрыли квартиру и, взяв машину, уехали. Ощущение у меня было ужасное. Я ругала себя за нервы, хотя мне друзья говорили, что я - молодец, за то, что из-за меня все едут. Но раз решено, то уехали. В дороге нас поймали две сирены, одна в самом начале, и мы выскочили из машины. Во время второй сирены прятаться было негде, и поэтому водитель гнал во всю мочь.
Встретили нас очень хорошо, но я все еще не могла прийти в себя. Долго говорила по телефону. Друзья радовались, что я уехала. А потом нас отвезли в пустую квартиру Лилиного кузена-миллионера, который снимает эту квартиру, но уже не был в ней два года.
А теперь пару смешных вещей о том, как себя успокаивают разные люди. Мой знакомый решил привести в нормальный вид свой подвал-бомбоубежище, но оказалось, что в нем есть дыра. Он ее закрыл тонкой фанерной пластинкой, надеясь, наверное, что "катюша" решит, что входа нет.
Когда мы звали деда прятаться с нами, он говорил, что весь дом защищен. На мой вопрос: "Как же со стороны двора?" он ответил, что там узко, видимо, думая, что "катюша" туда не влезет.
Одна моя подруга, Эйнав, позвонив узнать, как дела, сказала, что она уехала и что еще две девочки уехали и очень ее этим рассмешили, ибо там, где они живут, никогда не упадет…
Исанне позвонила знакомая и сказала, что разбомбили соседний дом. Мы сказали, что, наверное, слышали бы. Нам позвонил другой, что вообще никаких ракет нет…