ПРЕДТЕЧА

    
    1
    
    Новое еврейское национальное движение зародилось в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте. К моменту провозглашения сионизма в 1881 году мир захлестнула волна империализма и национально-освободительные движения пришли в упадок.
    
    Европейский империализм был устремлен на подвластные Европе народы и использовал все имевшиеся в его запасе ресурсы для подавления любых попыток самоопределения. Происходил процесс индустриальной экспансии, который, в свою очередь, приводил к усилению космополитических и социалистических идей, по своей сути противоположных идеям национального самоопределения. В этих условиях, параллельно со становлением мирового марксизма, и восходила звезда еврейского национального движения.
    Наиболее ярко империализм и марксизм - главные антинационалистические идеологии в те годы - были представлены в Российской империи. Во второй половине XIX века ничто так сильно не противостояло национальным идеям, как русский империализм. Колониальные устремления других держав были направлены на заморские территории со слаборазвитыми национальными движениями, в то время как экспансия России - на запад, в регионы с развитой традицией национально-освободительных движений. Частично население этих регионов было этнически родственно русским. Идея общеславянского государства, взлелеянная славянофилами, пустила глубокие корни в русском сознании и - такова ирония истории - была воспринята в качестве идеи национальной. Русская интеллигенция, долгие годы считавшая либерала Герцена своим кумиром, отвернулась от него, когда он заявил, что поддерживает восстание поляков. Неприятие русским обществом любого уклонения от идей славянофильства привело к тому, что после подавления польского восстания 1863 года национальные движения в России фактически сошли на нет.
    Сложилась ситуация, когда правое, славянофильское крыло интеллигенции поддерживало идеологию российского империализма, а ее левое, революционное крыло противостояло любому национализму. Русские революционеры, поначалу боровшиеся за демократические реформы власти, в конце концов начали непримиримую борьбу с ней, перейдя на идеологию марксизма, которая отвергала все проявления национального самоопределения. Несмотря на это, покоренные Россией народы связывали свое освобождение с победой марксизма.
    Парадоксальная ситуация: русские революционеры не помогают освобождению покоренных народов от царского ярма, считая это проявлением их националистических устремлений, а сами эти народы активно помогают тем же революционерам свергнуть самодержавие. Вобрав в себя, подобно полноводной реке, все притоки революционной энергии покоренных народов, русский социализм стал самым мощным и дерзким социалистическим движением в Европе.
    Итак, две силы - империализм и марксизм, противостоящие национализму и зародившиеся в Европе, - оказались в России 80-х годов XIX века доминантными. Даже национально-освободительные движения поляков и украинцев с их богатым опытом борьбы за самоопределение были вынуждены капитулировать под двойным натиском правительственной тирании и революционных выступлений. Поэтому возникновение сионистского движения в таких условиях и в такое неподходящее время становится доказательством того, насколько необходимо оно было для еврейского народа.
    
    Чтобы правильно оценить факторы, которые способствовали возникновению еврейского национального движения, заявившего о себе во весь голос только в 1881 году, нужно прежде всего понять, почему оно возникло так поздно, позже всех остальных национальных движений в Европе. Кроме того, необходимо уяснить, почему на более раннем этапе постепенная утрата евреями национального самосознания происходила одновременно с обретением такого самосознания другими народами.
    Общепризнано, что только еврейский народ смог при отсутствии государства сохранить свою национальную самобытность. Еще в древности у евреев было глубоко развито чувство национального самосознания. Утрата родины не нанесла евреям смертельного удара по той простой причине, что народ в действительности родину не утратил. "Страна (в смысле "родина"), - говорил Мадзини, - это не только территория. Территория - всего лишь основа. Страна же - это идея, связанная с некоторой территорией как с ее материальной основой".
    Евреи сохранили идею страны, служившую связующим звеном для рассеянного по всему миру народа, хотя утратили ее материальную основу - реальную территорию. Однако, чтобы выжить как народ, нужны были и многие другие идеи, которые смогли бы сплотить еврейскую общину в диаспоре. Евреи сохраняли свой язык, что налагало на них дополнительное духовное бремя, так как он весьма отличался от языков окружающих народов. Евреи стремились увековечить свою национальную культуру, которая в большинстве случаев имела огромные отличия от окружающих культур. Евреи берегли свою этническую чистоту, но и это стремление противоречило свойственному всем мигрирующим народам стремлению к ассимиляции. Еврейский национализм в галуте столкнулся с огромным противодействием окружающей среды, и для того чтобы сохранить чувство национального достоинства, евреи выстроили двойную систему поведения во всех сферах жизни. Они произвели абсолютный раздел между двумя сферами жизни: религиозной и светской. Язык иврит, этническая замкнутость, приверженность национальным традициям и тоска по утраченной родине стали частью религиозной жизни. И еврейский национализм составил с иудаизмом единое целое.
    В XVIII веке еврейскому национализму был нанесен страшный удар, вызвавший у многих отчаяние. До тех пор иудаизм видел главную угрозу для еврейского народа в христианстве и исламе. Претензии этих религий на первенство не могли быть приняты евреями, так как сам иудаизм был первоисточником для них обеих. Но в середине XVIII века появилась угроза, исходящая не от иной веры, а от противника всех религий - свободомыслия.
    Критика эпохи Просвещения, обрушившаяся на христианский и исламский мир, не обошла стороной и иудаизм. Философия свободомыслия за какие-то несколько десятилетий подвергла устои иудаизма реформации, что веками не могли сделать самые жестокие религиозные преследования со стороны его противников. Иудаистские предписания стали казаться пережитком, предрассудком. А так как национальные традиции считались неотъемлемой частью еврейской религии, то и их стали считать нелогичными, если не бессмысленными. Иврит воспринимался как язык молитв и синагогального церемониала. Ивритская литература, которая в то время была исключительно религиозной, считалась казуистикой, отдаляющей еврейский народ от достижений цивилизации. Законы, препятствовавшие смешанным бракам и определявшиеся как чисто религиозные, утратили авторитет. А поскольку стремление сохранить и возродить нацию стало частью веры в освобождение, дарованной свыше, национальные традиции тоже стали восприниматься через религиозную призму. И величественное здание иудаизма, возводившееся огромными усилиями многих поколений, начало рушиться на глазах, грозя похоронить под обломками жизненно важные основы еврейского национализма.
    Во избежание гибели еврейский национализм должен был высвободиться из рушащейся религиозной системы, частью которой он еще являлся. Высвобождение началось с внешнего давления. Вследствие эмансипации, развивавшейся в эпоху Просвещения, евреи получили равноправие при условии, что они - не отдельный народ, а граждане тех стран, в которых проживают и где имеют право на свободу вероисповедания. Это было декларировано сначала Национальным собранием Франции, а затем и всеми европейскими парламентами.
    Перед евреями встала сложная дилемма: настаивать на признании своей национальной самобытности или признать себя лишь союзом единоверцев. Сначала только единицы отрицали, что они - представители особого народа, но вскоре большинство евреев капитулировало перед возможностью осуществить чаяния о равноправии. Это решение было плодом самообмана, а не сознательного ханжества. Таков был результат чрезмерного религиозного давления изнутри и огромного соблазна эмансипации извне.
    После того как евреи определили себя как религиозную группу и отказались, по крайней мере де-юре, от претензий на национальную самобытность, они оказались еще более беззащитными перед продолжавшимися нападками свободомыслящих философов эпохи Просвещения на религию. Можно предположить, что еврейский национализм, а может быть, и еврейская религия были обречены, если бы не началось движение Гаскалы ("Просвещение"). Группа маскилим поставила перед собой почти невыполнимую задачу: развивать принципы еврейского национализма вне рамок религии. Они стали развивать иврит с целью поднять его до уровня разговорного языка, отделили еврейскую литературу от религии, приблизив ее к современности и развивая все литературные жанры. Маскилим погружались в глубины прошлого, и им первым принадлежат работы по еврейской истории, основанные на анализе первоисточников и критериях исторической достоверности. Они говорили об Эрец-Исраэль не в религиозных, а в географических и исторических терминах, прославляли ее в пьесах, стихах и прозе, тем самым пробуждая тоску по древней Родине.
    К концу 70-х годов XIX века еврейский национализм окончательно проявил себя как самостоятельная сила. Но за почти столетний период еврейские просветители, адепты национальной идеи в Западной Европе, не смогли изменить ход вещей. Евреев Запада не слишком увлекала идея национализма. В относительно небольших западных общинах доминировали идеи культурной ассимиляции и эмансипации, из которых следовало, что евреи - это исключительно религиозная общность. Только в России, включавшей в себя большую часть Восточной Европы, новые идеи национального возрождения нашли живой отклик.
    
    Начиная с XIX столетия и до конца Первой мировой войны центр тяжести еврейского вопроса находился в России. На территории Российской империи проживало две трети всех евреев. Такая концентрация была следствием не миграции европейских евреев на восток, а российской экспансии на запад, в процессе которой Россия присоединила польские территории, веками служившие прибежищем для преследуемых евреев.
    Русские возненавидели евреев задолго до того, как познакомились с ними. В 1526 году римский посланник сообщал, что московиты никого так не опасаются, как евреев, и потому не допускают их в свои пределы. Объяснялось это не только системой государственного устройства России или приверженностью к византийским традициям. В Средние века основная причина была связана с ожесточенным религиозным противостоянием христианства исламу, что порождало нетерпимость и к другим религиям. Особенно сильно проявилось это в Испании и на Руси - в странах, занимавших пограничное положение между христианской Европой и мусульманским Востоком. К концу XV века, примерно тогда, когда испанцы освободились от мавританского владычества, русские сбросили ярмо татаро-мусульманского ига. Испания и Русь вели национально-освободительные войны под лозунгами защиты веры. В результате нетерпимость по отношению к представителям других религий приобрела в этих странах самые невероятные формы и размеры. И вряд ли евреям на Руси была уготована иная судьба, чем та, которая выпала на долю их собратьев, живших в Испании последнего столетия перед изгнанием.
    Это сходство следует особо отметить, поскольку у российских властей и в XIX веке были средневековые взгляды на решение еврейского вопроса. С их точки зрения, были только два варианта: либо крестить иудеев, либо изгнать их. В конце XVIII века, с последним разделом Польши, Речь Посполита как своеобразное убежище для евреев прекратила свое существование. Российские императоры ограничили область обитания евреев последними присоединенными землями, запретив иудеям въезд в собственно Россию.
    Стремясь избавиться от массы евреев "черты оседлости", власти сосредоточили усилия на первом варианте - переходе иудеев в христианство. Как в иных средневековых государствах, в России был введен запрет на некоторые еврейские священные книги, вплоть до их сожжения. Волна гонений превратила "черту оседлости" в "землю угнетения и тесноты" (Исх. 30:6). Одновременно выкрестам предоставлялись блага и привилегии. Цель была одна - сломить дух евреев и обратить их в православие. Но число выкрестов оставалось ничтожным. Эта политика потерпела крах так же, как и средневековая политика католической церкви, когда подобные преследования только укрепляли евреев в стойкости и вере. Царское правительство пришло к заключению, что массовый переход евреев в христианство нуждается в еврейской поддержке. Внимательно изучив западный опыт, оно выработало для себя стратегию, суть которой сводилась к тому, что крещению должна предшествовать культурная ассимиляция как результат определенной просветительской деятельности.
    Однако и этот план обращения евреев в другую веру был изначально обречен на неудачу из-за своеобразного отношения как еврейских, так и русских просветителей к вопросам веры. В отличие от Западной Европы, российская просветительская мысль не объявляла войну религии. И когда во Франции вновь приобрела влияние идея христианского государства, группа российских интеллектуалов-славянофилов перенесла ее на русскую почву. В России, не испытывавшей серьезных антирелигиозных веяний, почва для этой идеи была очень плодородной. Осознавая христианский характер России, славянофилы дали средневековым концепциям современное выражение.
    Поход против религии начался в России относительно поздно, в середине 60-х годов XIX века, с появлением нигилистов и революционеров-анархистов, типичным представителем которых был Бакунин. Однако в первой половине XIX века славянофилы были сильнее, и позже, вплоть до конца столетия, они не утратили влияния.
    Если просвещенное российское общество относилось к христианству в целом положительно, то еврейское просвещение в России, сформированное под влиянием еврейских просветителей, просто преклонялось перед иудаизмом. Власти ожидали, что, как и на Западе, иврит послужит временным средством светского образования, которое затем приведет евреев под сень русской культурной ассимиляции, и потому поддержали Гаскалу. Но западный сценарий не повторился, события в России развивались иначе.
    Если бы власти способствовали рассредоточению евреев по российским просторам и сближению их с русским народом, то еврейские просветители утратили бы свою главную опору - скученность еврейского населения в "черте оседлости". Однако царское правительство упорно проводило политику усиления изоляции евреев. В результате просветителям удалось создать то, чего не было больше нигде: у российских евреев возродилось национальное самосознание.
    
    Еврейское национальное движение сложилось в России задолго до того, как вышло на политическую арену. Оно окончательно сформировалось уже в конце 70-х годов XIX века, но чтобы сделаться реальной общественной силой, ему нужен был внешний толчок. Таким толчком стали многочисленные погромы, прокатившиеся по России в 1881 - 1883 годах. Тогда же произошли погромы и в Германии, где антисемитизм принял новые формы, однако немецкие евреи оставались невозмутимыми, будто их совершенно не касалась царившая вокруг ненависть. В том, что российские евреи в аналогичной ситуации повели себя иначе и не проявили равнодушия, заслуга представителей Гаскалы с их лозунгами национального самосознания. Поэтому не следует упрекать еврейских просветителей в том, что для проявления национального достоинства еврейскому национализму понадобился внешний толчок. Как и у других народов, национальное чувство проснулось у евреев в момент подлинной опасности. В 1881 году евреям была объявлена война, а война - великий учитель.
    И все же еврейское национальное движение в России возникло не только вследствие деятельности маскилим и событий 1881 года. Национальные движения возникают не непосредственно в периоды гонений, а когда перед народом стоит четко сформулированная цель - не допустить подобного в будущем.
    Еврейское национальное движение предложило свой способ решения еврейского вопроса, провозгласив Страну Израиля той целью, к которой нужно стремиться, чтобы покончить с бесконечными скитаниями по лабиринтам изгнания. Это стало возможным потому, что кровавые погромы совпали с пробуждением интереса еврейских масс к Эрец-Исраэль не как стране-легенде, а стране с осязаемыми реалиями. В результате русско-турецкой войны 1877 - 1878 годов на повестке дня вновь встал "восточный вопрос", и Страна Израиля появилась на мировой арене. Поддержка, оказанная Турции на Берлинском конгрессе, помогла Англии получить Кипр - ключевую позицию в давних планах овладения Ближним Востоком, и привлекла всеобщее внимание к региону. Наконец, британское вторжение в 1882 году в Египет заставило всю Европу снова вспомнить о стране пирамид и о библейской Земле обетованной.
    Сложное, многомерное явление никогда не возникает вследствие лишь одной причины. Окончательно сформировавшееся национальное сознание, национальная трагедия и появление Эрец-Исраэль как политической реалии - вот те три фактора, которые действовали одновременно и в нужный момент обусловили рождение еврейского национального движения.
    Дееспособность этого движения и его развитие в мало благоприятном для него политическом климате зависели от запаса внутренней энергии, которая и явилась движущей силой еврейского национализма. Еврейское национальное движение закалялось и набирало силу в борьбе с трудностями, встававшими на его пути, но силы этой было бы недостаточно, если бы во главе движения не стояла группа людей, уверенных в своей правоте. Всего несколько человек, центральных фигур движения. Одна из них привлекает особое внимание. Первоначально казалось, что этот человек всецело захвачен идеей культурной ассимиляции, но в решающий момент он стал играть ключевую роль в развития еврейского национального движения. Это был Иегуда-Лейб (Арье) Пинскер.
    
    2
    
    Идеи Пинскера - результат не только предвидения, но и глубокого анализа. Больше ученый, чем пророк, он был одним из самых ярких представителей российского еврейства, которое как раз тогда, в середине XIX века, переживало кардинальные изменения. На Пинскера оказали влияние самые разные общественные движения и взгляды, заново формировавшие еврейское бытие. Основные идеи еврейского просвещения Пинскер усвоил еще в детстве от своего отца Симхи Пинскера (1801 - 1864), одного из первых маскилим, проложивших путь к национальному возрождению. Симха Пинскер избрал предметом научного исследования появившуюся в IX веке секту караимов, задумавшую реформировать иудаизм. Тема эта была весьма спорной: еврейские просветители на Западе, боровшиеся за религиозную реформу, видели в караимах своих духовных предшественников, а евреи-традиционалисты считали их отступниками, самую память о которых следует уничтожить. Концепция Пинскера-старшего отличалась от подхода и тех, и других. Он не боролся за религиозную реформу, но и не разделял с ортодоксами их ненависти. Он просто считал караимов частью еврейского народа, а их историю - частью еврейской истории. Этот подход, характерный и для других маскилим, свидетельствовал о том, что центр тяжести в еврейской историографии переместился от истории религии к истории народа.
    В начале царствования Николая I Пинскер-старший переехал в Одессу. Иегуда-Лейб был еще маленьким ребенком, и страна его рождения - Польша - не успела наложить на него свой отпечаток. Одесса несомненно сыграла очень важную роль в формировании его характера и выборе жизненного пути.
    В то время в мире было немного мест, способных предоставить относительно сносные материальные и духовные условия жизни для еврейского просветителя вроде Пинскера-старшего. Ортодоксальные евреи "черты оседлости" не на жизнь, а на смерть воевали с маскилим, и Одесса была для последних островом свободы в бушующем море ненависти. Здесь они избавились от внутриеврейского духовного гнета, да и внешняя тирания по отношению к евреям проявлялась тут слабее, чем где-либо. Россия была заинтересована в развитии порта на Черном море, и власти поощряли евреев к занятию торговлей в Одессе, считая, что их вклад в развитие города может быть самым ценным. Когда Симха Пинскер с домочадцами прибыл в Одессу, вся "черта оседлости" стонала под гнетом царских указов. В Одессе же, напротив, они почти не чувствовались.
    Свободному духу трудно развиваться в условиях рабства. С юности присущее Пинскеру чувство национальной гордости не могло бы развиться ни в каком другом месте в России, кроме Одессы с ее особой, относительно свободной средой. Только в такой среде у него смогли зародиться требования гражданских свобод для евреев России и предоставления им национальной независимости.
    Одесса быстро стала центром российской Гаскалы. Несколько друзей Пинскера-отца, также перебравшиеся в Одессу, основали там школу современного еврейского образования, первую в России школу такого рода. Пинскер-старший стал в ней одним из учителей, а Пинскер-сын получил начальное образование. Но основательных знаний в еврейских науках он, к огорчению отца, не приобрел, так как эти предметы занимали в программе второстепенное положение. Учредители школы считали, что главной дисциплиной должен быть немецкий - основной язык высокой мировой культуры того времени. Преподавался также русский язык, но лишь для нужд общения с официальными органами. По мнению учителей, литературы на русском языке практически не существовало. К 1835 году, когда школа была основана, многие произведения Пушкина, Гоголя и Лермонтова уже были напечатаны, но еврейские просветители еще не осознали их литературной ценности. Позднее, когда Пинскер стал учиться в русской гимназии в Одессе, его занятия ивритом прекратились вовсе. Зато немецкий он выучил в совершенстве, а первое место в его занятиях заняли русский язык, русская литература и история. Пинскер стал одним из первых евреев, получивших полное и систематическое русское образование.
    Это были тяжелые времена для тех, кто жил в "черте оседлости". Суровые ограничения, депортации, насильственный призыв в царскую армию вновь и вновь обрушивались на головы евреев. Но молодой Пинскер не сталкивался с этими ужасами. Он жил среди еврейских торговцев и интеллектуалов, пользовавшихся благоволением властей. Еврейские писатели и маскилим даже получали от них материальную помощь. Отец Пинскера был одним из первых евреев, отмеченных правительством за научные достижения. В конечном счете, государство - не враг евреям, оно лишь принимает жесткие меры против темных, фанатичных элементов, а интеллигенцию осыпает милостями. Таково было широко распространенное в одесской еврейской среде мнение, и можно предположить, что молодой Пинскер его разделял. С еще большей уверенностью можно предположить и то, что подобно другим сторонникам еврейского просвещения Пинскер был благодарен властям за предоставленную евреям возможность получить образование. И высоко оценил тот факт, что несколько российских университетов открыли свои двери студентам-евреям. Он был одним из первых, кто использовал эту возможность. Окончив лицей, Пинскер обратился к педагогике, и получил назначение учителем русского языка в Новую еврейскую школу в Кишиневе.
    Избрав учительскую карьеру, он стал своего рода первопроходцем в области еврейского образования. Позднее Пинскер требовал от возглавляемого им комитета по образованию поддерживать только таких студентов-евреев, кто готов по окончании учебы посвятить часть своего времени воспитательной работе в еврейской общине. В те времена просветители считали педагогику главным предназначением своей жизни, а образование еврейской молодежи - своей целью. Пинскер был убежден, что без образования, прежде всего русского, евреям не удастся добиться улучшения своего положения в России.
    Когда Пинскер служил учителем в Кишиневе, евреи всей России, включая одесских, горячо спорили по поводу правительственной программы создания сети общеобразовательных школ в еврейских общинах. Консерваторы отрицательно относились к самой идее просвещения, потому что вообще не верили в просветительские планы правительства. Просветители же с надеждой приняли программу, полагая, что она демонстрирует стремление властей к прогрессу и культурному процветанию. Конечно, их надежда была призрачной.
    В правление Николая I любой, кто упоминал эмансипацию, подозревался в государственной измене. "Человек рожден свободным, даже если он рожден в цепях", - писал Фридрих Шиллер. В.А.Жуковский перевел эту сентенцию на русский язык, но ему запретили это опубликовать, хотя он был придворным поэтом и воспитателем цесаревича. Невозможной оказалась и публикация в России романа Гарриет Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома" - слишком явны были симпатии автора к рабам.
    Пинскер не очень задумывался о намерениях правительства. Поработав учителем год, он уехал в Москву изучать медицину.
    
    В те времена Московский университет был колыбелью политических и общественных идей, которые определили в последующие годы ход российской истории. Среди профессуры и студенчества были широко представлены как западники, так и славянофилы. Несмотря на коренные разногласия, между представителями обоих лагерей, особенно молодыми, существовали братство и взаимопонимание.
    Ю.Ф.Самарин (позднее известный славянофил, участник подготовки крестьянской реформы. - Прим. ред.) так описывал эти отношения: "Встречались каждый день, завязывались дружеские связи, они образовывали что-то вроде единого сообщества, основанного на доброй воле каждого, на общих интересах и взаимном уважении. В условиях тогдашней цензуры журнальная полемика в расчет не принималась, дискуссии были устными, как до изобретения книгопечатания".
    Очевидно, западники с их идеализацией науки и европейского либерализма импонировали сыну еврейского просветителя больше, чем проповедники православно-национально-славянского мировоззрения. Тем не менее и славянофилы оказали определенное влияние на формирование его идеологии. Пинскер познакомился со славянофильским пониманием как проблемы русского национализма, так и национального вопроса в целом. Религия, раса и история были, по мнению славянофилов, главными составляющими, из которых складывалось понятие нации. Западники, напротив, преуменьшали значение национальной идеи, противопоставляя ей идеи демократии и гражданских свобод. Если славянофилы дали Пинскеру определение такого понятия, как нация, то западники помогли ему сформировать убеждение, что проблема российского еврейства связана с проблемой всего населения России. Эти два разных концептуальных подхода дали себя знать, когда Пинскер формулировал свое решение проблемы "еврейского вопроса".
    И в университетские годы, и позднее либеральные идеи находили у Пинскера живой отклик. Ситуация в России убеждала его в правоте западников. Российские евреи страдают от тяжелейших преследований, ограничений и запретов, но каков удел самих русских? Большая часть их была собственностью правящего класса. Людей покупали и продавали, унижали и мучили, они были рабочей скотиной, рабами, "мертвыми душами". Судьба евреев на этом фоне не казалась чем-то исключительным. Их освобождение наступит вместе с освобождением всего русского народа, в точности как на Западе, где эмансипация евреев сопутствовала освобождению самих западных народов. Таков был закономерный вывод, вытекающий из объективной жизненной практики. Для Пинскера, как и для всех еврейских просветителей, понятие "либерализм" было синонимом свободы и прогресса. Это было время безусловного оптимизма и твердой веры в грядущее торжество либеральных идей.
    Пинскер окончил университет в 1848 году, когда Европу захлестнула волна революций, которые должны были привести к либеральным преобразованиям. Но в России эти революции вызвали усиление реакции, и Просвещение оказалось на грани полного поражения. Николай I, подавив польское и венгерское восстания, еще более ужесточил полицейские репрессии в России. Министерство просвещения получило императорское распоряжение вести обучение, опираясь на незыблемость законов веры. В университетах было запрещено преподавание истории и философии, а всякое упоминание о либеральных идеях в книге или газете влекло за собой суровое наказание.
    Разумеется, в этих условиях еврейской интеллигенции был полностью перекрыт доступ к любым занятиям общественной деятельностью. Вернувшись в 1849 году в Одессу после короткой поездки в Германию, Пинскер был вынужден посвятить себя исключительно медицине. Это был единственный способ действенно посочувствовать горю ближнего, единственная возможность не на словах, а на деле помочь страдающим и бедным.
    Эту свою самоотверженность Пинскер продемонстрировал на последнем году обучения: покинув студенческую скамью, он включился в борьбу с распространившейся в Москве в 1848 году эпидемией холеры. В 1854 году, на вспыхнувшей во время Крымской войны эпидемии тифа, Пинскер, уже имевший репутацию опытного врача, вновь, рискуя жизнью, работал добровольцем в военных госпиталях, за что получил благодарность властей. Следуя голосу совести, он дважды подвергал себя смертельной опасности. Самоотверженность, чувство долга и безграничная смелость, проявленные в чрезвычайных ситуациях, позволили Пинскеру стать национальным героем в годы тяжелейшего кризиса российского еврейства.
    Конец Крымской войны и смерть Николая I ознаменовали завершение первого периода жизни Пинскера - периода учения, поиска и духовного развития. Несмотря на то, что Пинскер не принимал активного участия в общественной жизни, именно тогда были заложены основы мировоззрения этого человека, сыгравшего столь значительную роль в истории еврейского народа.
    
    3
    
    Первый период жизни Пинскера пришелся на время правления Николая I, второй - на эпоху Александра II. Это не искусственное деление биографии: в судьбе большинства общественных деятелей Российской империи поворотные моменты действительно связаны со сменой царствующих особ. Российское бытие во многом определялось характером императора и проводимой им политикой. Справедливо замечание маркиза де Кюстина, сделанное им в середине XIX века: "Империя - это император, а император - это бог. Ни у кого в наши дни нет столько неограниченной власти, сколько у российского царя". И только российская интеллигенция, возникшая в начале XIX века, могла противостоять этой власти. Противостояние интеллигенции царизму было главным содержанием русской истории до 1917 года.
    Пинскер принадлежал к интеллигенции. Его возможность действовать, говорить или писать от имени общества или во имя общества в сильнейшей степени зависела от политики императора. В последние годы царствования Николая I, когда формировалось политическое мировоззрение Пинскера, ни о какой общественной деятельности не могло быть и речи. С воцарением Александра II ситуация изменилась. И к этому времени относится начало общественной деятельности Пинскера. Он терпеливо дожидался этого момента, поскольку, как и другие российские либералы, не был революционером. Это обстоятельство всегда следует иметь в виду. Либералы верили в прогресс и просвещение, а не в насилие.
    Николай I, никогда не забывавший о попытке декабристов свергнуть его с престола и осведомленный о либеральных преобразованиях в Европе, считал российских либералов предвестниками революции. Он боялся их больше, чем социалистов, хотя именно последние были настоящими революционерами в России. Пинскер социалистом никогда не был. И это позволяет понять его позицию, типичную для российских либералов и, казалось бы, оправдавшую себя после восшествия на престол Александра II. Хотя революция не разразилась, царизму пришлось менять курс. Логика развития событий требовала перемен - вопреки интересам правящего класса, Даже сам Николай I незадолго до своей кончины был вынужден это признать. "Мой наследник, - сказал он на смертном одре, - пусть делает, что захочет, но меня уже не изменишь". И наследник, Александр II, начал эру "великих преобразований". Он пошел навстречу чаяниям либеральной интеллигенции, несколько смягчил цензурные строгости, отменил крепостное право. Были проведены значительные реформы в армии, экономике, образовании - всё это с целью приблизить Россию к Западной Европе. Отношение к евреям стало более терпимым: прекратился насильственный угон в армию, интеллигенты и купцы получили дополнительные права, были несколько ослаблены ограничения "черты оседлости". Еврейская интеллигенция, как и русская, считала, что вот-вот наступит окончательное освобождение. Она стремилась добиться поддержки русского общества в борьбе за еврейскую эмансипацию, а самих евреев подготовить в нравственном и культурном отношении к полезной деятельности в новой, свободной, европейской России.
    Для достижения этих целей группа еврейских интеллектуалов Одессы решилась на смелый шаг. В 1860 году они основали еврейско-русский журнал "Рассвет", который должен был освещать еврейские проблемы. Его учредители, Пинскер, Н.Бернштейн и Е.Соловейчик, придерживались твердого убеждения, что с воцарением Александра II в России началась новая эпоха. Однако цензоры систематически запрещали не только материалы с требованиями равноправия для евреев, но и описание творимых по отношению к ним бесчинств. Принято думать, что в этот период Пинскер был сторонником ассимиляции западного толка. На самом деле он подходил к еврейскому вопросу с национальных позиций. Об этом можно судить не по "Рассвету", где Пинскер был заместителем редактора, а по журналу "Сион". Он был главным инициатором и одним из двух редакторов нового издания. Возможно, его рождение было связано с расхождениями по "еврейскому вопросу", возникшими между Пинскером и редакцией "Рассвета".
    В отличие от "Рассвета" с его апологией интеграции евреев в российскую жизнь целью "Сиона" было укрепление в евреях национального чувства. "История наложила на евреев два обязательства, - писал Пинскер в программной статье, - первое, прислушиваться к велению времени в стране их рождения, и второе, оставаться настоящими евреями. Занимаясь исполнением первого обязательства, евреи оторвались от своего прошлого и утратили свои национальные особенности. Поэтому наша цель - воскресить в их сердцах память о великом историческом прошлом еврейского народа и объяснить те задачи, которые стоят перед ними в настоящем".
    Для позиции Пинскера характерно отсутствие религиозного фактора в национальном вопросе. Евреи для него - историческая общность, а не религиозная община, как утверждали ассимилянты. Пинскер не был верующим, но всегда осознавал свою приверженность еврейскому национализму, и теперь его основной проблемой стало уберечь этот национализм от деградации.
    По мнению Пинскера, российские евреи оказались на том же распутье, что и евреи Запада, когда столкнулись с проблемой эмансипации. Пинскер опасался, что ассимиляционный процесс в его западном варианте повторится в России, что приведет не только к культурной капитуляции, но и к реальному отрыву от национальных основ. Для Пинскера, сына еврейского историка и просветителя, слова "великое прошлое еврейского народа" имели особый смысл.
    Таким подходом к проблеме Пинскер опередил свое время. То, что он назвал нацию и историю двумя основами существования народа, свидетельствует о его глубоком понимании сути национального движения. Национальная чистота и историческая преемственность, по Пинскеру, - важнейшие факторы сохранения еврейского народа среди других, а их утрата - главная причина отдаления еврея от своего народа. Возможно, в этом вопросе Пинскер испытал влияние славянофилов, также подчеркивавших важность этих двух составляющих для формирования и существования нации. Но если у славянофилов в центре идеологии стояла религия, то для Пинскера религиозный фактор был второстепенным.
    Наряду с главенствующей ролью религии в формировании нации, славянофилы подчеркивали и другие факторы. "Что есть нация, - писал славянофил Киреевский, - как не совокупность убеждений, выраженных в образе жизни, обычаях, языке, верованиях, которые все вместе являют собой плод мыслей и чувств людей с крепкими общественными связями, пронизывающими всю их жизнь". Спустя двадцать лет, во время работы над "Автоэмансипацией" Пинскер приблизился к такой концепции национальной принадлежности. "Им не хватает большинства признаков, характеризующих нацию и национальную жизнь, которая невозможна без общего языка, общих обычаев и общей территории", - писал он о евреях. Какая страна должна считаться Родиной для российских евреев? Какими должны быть их обычаи? Язык? Вне всякого сомнения, Пинскер ответил бы, что их страна - Россия, их обычаи - российские, их язык - русский.
    Не стоит видеть в этом уступку идее ассимиляции. Для Пинскера это был лишь единственный путь установления более тесных связей с русским народом и Россией, в которой волей судеб довелось жить евреям. Иврит не играл никакой роли в национальной концепции Пинскера, как впоследствии и Герцля. Поскольку еврейские массы в России не владели ивритом, Пинскер хотел заменить их разговорный немецкий диалект русским языком. Он противился идее развития немецкой культуры у евреев России, хотя, подобно большинству русских интеллектуалов того времени, считал немецкий языком Просвещения. Пинскер считал достижение взаимопонимания между евреями и русскими важнейшей задачей, и резко критиковал российских евреев за отсутствие русского образования. Понятие "прорусский" характеризует у Пинскера не ассимиляцию, а способ вовлечения еврейских масс в общественно-политическую жизнь России.
    Его позиция убедительно изложена в статье, напечатанной Пинскером в "Сионе". "Не является ли полной бессмыслицей ситуация, - писал Пинскер, - когда в стране существует некий доминирующий народ, перед которым склоняются другие народы, а если не склоняются, то в них усматривают опасность и грозят их выселить или уничтожить? Ужели вы, подобно средневековой инквизиции, не понимаете, что формы жизни многообразны и лишь смерть одинакова?" Смысл этого прочувствованного обращения ясен: именно множественность национальных организмов соответствует установленному природой порядку, а нивелирование и ассимиляция означают насилие над ним, иначе говоря, смерть.
    В глазах Пинскера еврейский народ занимал такое же место, как и другие народы России. Пинскер считал, что со временем демократическая Россия предоставит всем своим национальным группам возможность естественного развития, и они будут объединены общим языком, общей культурой и общей преданностью своему государству.
    Таковы были убеждения Пинскера - в духе лучших представителей российского либерализма. Они и Гаскалу поддерживали не ради ассимиляции евреев, а для того, чтобы каждый в России обрел право на свободу и мог найти способ подлинного самовыражения.
    Надеждам русских либералов на создание в России государства как некоего содружества народов, живущих в мире и гармонии под знаменем республики или конституционной монархии, не суждено было осуществиться. И не только потому, что царский режим никогда не пошел бы так далеко. Сами угнетенные народы фактически воспротивились благодушным просветительским чаяниям части тогдашнего российского общества. Вдохновленные реформами Александра II, народы требовали не более и не менее как незамедлительного предоставления полной независимости. Так, польское национальное движение сразу после отмены крепостного права вновь попыталось добиться свободы путем открытого восстания.
    В 1812 году, во время войны с Наполеоном, евреи, находившиеся к тому времени лишь 20 лет под властью России, отказались встать на сторону поляков, союзников Наполеона. "Поразительно, - писал наследник престола, будущий император Николай I, - что евреи проявили образцовую верность и помогали нам всемерно, рискуя жизнью". Во время польского восстания 1831 года евреи вновь продемонстрировали верность России, и Николай I официально выразил удовлетворение их поведением во время восстания.
    Но долгие годы суровой тирании разрушили верноподданнические чувства евреев. В 1863 году в черте оседлости, которая до последнего раздела Речи Посполитой была польской территорией, евреи оказали горячую поддержку восстанию. 1863 год знаменует начало совместных революционных действий евреев и поляков, что позднее сыграло важнейшую роль в истории революционного движения в России, а вследствие этого - в Европе и во всем мире.
    О том, как Пинскер отнесся к участию евреев в Польском восстании, нет никаких сведений. За год до восстания издание журнала "Сион", как и других российских журналов, прекратилось из-за жестких правительственных преследований. "Тяжелые цензурные ограничения, - писал позже Пинскер, - истощили тогда мое терпение, и я покинул редакцию, чтобы не быть свидетелем агонии журнала". Не захотел он и создавать новое издание, откуда мы могли бы узнать, что он думал об участии евреев в польском восстании. Но, исходя из общей позиции Пинскера по национальному вопросу в России, можно предположить, что его мнение было негативным. Даже если он и сочувствовал польскому национальному движению, то не видел никакой причины для евреев содействовать полякам в достижении их целей. Пинскер был убежден, что освобождение придет к евреям с установлением демократии в России. Поэтому нужно было, в первую очередь, развивать чувство национального самосознания в духе западной культуры. Тогда же, в год польского восстания, в Петербурге было создано "Общество еврейского просвещения". Несколько лет спустя подобное общество появилось и в Одессе, где Пинскер сразу стал одним из его лидеров.
    В 1864 году Пинскер в поисках поддержки еврейских лидеров Запада посетил Европу. За два года до этого, в 1862 году, евреи Германии получили равноправие. Благодаря чему это произошло? Считалось, что эмансипация восторжествовала благодаря Мозесу Мендельсону, который стал внедрять немецкую культуру в еврейских общинах. Евреи Германии эмансипировались спустя сто лет после того, как Мендельсон перевел ТАНАХ на немецкий язык. Соответствующий процесс, считал Пинскер, и в России должен занять сто лет, но эмансипация наступит только тогда, когда евреи России, подобно евреям Германии, научатся участвовать в жизни титульной нации.
    Пинскер полагал, что, несмотря на нежелание властей, эмансипация произошла благодаря воле самого немецкого народа, или, точнее, немецких либералов, поддержавших идею равенства евреев. Такое стечение обстоятельств казалось вполне возможным и логичным и для России, причем в еще большей степени, чем на Западе. Царская власть сопротивлялась еврейской эмансипации, но будущее России - в руках самого русского народа. Если русские и евреи (в особенности интеллигенция обоих народов!) придут к согласию - эмансипация неизбежна.
    В 1869 году одесское "Еврейское общество прогресса и просвещения" учредило новый еврейско-русский еженедельник "Сегодня", главной целью которого было упрочение русско-еврейских связей. Пинскер и его товарищи возлагали на это направление деятельности большие надежды. Но в 1871 году, в разгар прекраснодушных мечтаний о совместных русско-еврейских делах, как гром среди ясного неба, грянул одесский погром.
    Это была не первая антисемитская акция в городе. Погромы происходили чуть ли не ежегодно, а в 1821, 1849, 1859 годах носили массовый характер. Но погром 1871 года был гораздо серьезнее. Он не был спонтанным, а принял характер организованной операции и продолжался четыре дня без какого бы то ни было вмешательства полиции. Жандармы равнодушно наблюдали за происходящим со стороны, открытое подстрекательство толпы громить евреев прозвучало из уст некоторых представителей русской и греческой интеллигенции. Один из редакторов еврейской газеты "День", Оршанский, писал: "Интеллигенция проявила больше ненависти к евреям, чем дикая толпа, и даже подстрекала погромщиков словами и деньгами". В учебных заведениях преподаватели оправдывали погромщиков перед учащимися, а в газетах ни один голос не прозвучал в защиту евреев. Когда "День" потребовал наказать виновных в погроме, правительство закрыло еженедельник.
    У русско-еврейских интеллектуалов Одессы погром вызвал духовный кризис, приведший к закрытию "Общества прогресса и просвещения". "Погром, организованный против евреев, - писал Соловейчик, коллега Пинскера по "Сиону", - разрушил до основания веру членов "Общества" в то, что их работа могла бы быть полезной. Они должны были признать, что попытка евреев приблизиться к русским не достигнет никакого практического результата, пока русские народные массы пребывают в невежестве и абсолютной неготовности к гражданскому равноправию". Но это признание не вскрыло сущности кризиса. Корень проблемы был не в темноте и отсталости русских народных масс, а в самой надежде на совместную с русской интеллигенцией борьбу против сил правительственной реакции. Можно предположить, что такой проницательный наблюдатель, каким был Пинскер, под влиянием событий 1871 года пришел к выводу, что надежды на Гаскалу рухнули. Одесский погром был осуществлен людьми с улицы при поддержке интеллигенции и под эгидой правительства. На кого в таких условиях могли опереться евреи? Какой смысл был в призывах к просвещению? Тем более что в Одессе, которую еврейская интеллигенция считала примером и образцом для всех еврейских общин России, погромы происходили чаще, чем в других местах. Одесса служила центром для многих народностей, - почему же толпа ополчилась именно против евреев?
    Пинскер чувствовал, что в его понимании просвещения еврейских масс и надеждах на будущее есть какой-то принципиальный изъян, и семь последующих лет он воздерживался от просветительской деятельности. Но время лечит душевные раны. В 1878 году Пинскер вернулся в ряды Гаскалы. Возможно, на него повлияло упорство русских народников. В середине 70-х годов Россию потрясали призывы к молодым интеллигентам "идти в народ", обучать темных крестьян, преподавать им грамоту и литературу, нести им плоды современной цивилизации.
    Однако новая волна кровавых событий, захлестнувшая множество еврейских общин на юге России в 1881 году, заставила Пинскера вспомнить ужасы одесского погрома. На сей раз вспышки насилия невозможно было считать преходящими явлениями. Это были симптомы хронической болезни. Все характерные черты одесского погрома - попустительство властей, соучастие интеллигенции, враждебность толпы - повторились и проявились в масштабе всей страны.
    В 1881 году Пинскер вновь отошел от соратников по "Обществу просвещения и прогресса", на сей раз навсегда. Он понял, что предлагаемая ими программа решения "еврейского вопроса беспочвенна и бесполезна. Он признавал, что потерпел поражение, что дело всей его жизни не оправдало себя. Пинскеру было шестьдесят, когда он окончательно осознал, насколько глубоко заблуждалось его поколение, предлагая решение "еврейского вопроса", исходившее из ошибочных предпосылок и пустых надежд.
    
    4
    
    "Я грезил когда-то о прекрасном еврействе, - писал Пинскер в одном из писем, - но, проснувшись, обнаружил, что время, во всяком случае, подходящее время, ушло". Однако если бы Пинскер, националист 80-х годов, появился в России начала 60-х, ему наверняка повезло бы не больше, чем Моше Гессу, который именно тогда выступил с концепцией еврейского национализма в Германии. Национальное движение не возникает по воле нескольких, пусть даже самых авторитетных людей. Оно должно вызреть, и важную роль в процессе вызревания сыграла Гаскала. Но, помимо этого, национальное движение не могло обойтись без тех исторических реалий, которые появились в России лишь в начале 80-х годов. Молодой Пинскер мог бы добиться большего, чем нынешний, шестидесятилетний. С человеческой точки зрения, "нужное время" действительно ушло, но с точки зрения исторической - он не опоздал. Он явился точно в нужный момент.
    Пинскер объявил о своей поддержке сионистского решения "еврейского вопроса", когда национальное движение уже возникло. Его книга "Автоэмансипация" вышла в свет в сентябре 1882 года. Движение в самом деле возникло сразу после погромов, которые начались 15 апреля 1881 года, через шесть недель после убийства Александра II. Воображение и воодушевление еврейских масс вспыхнули спонтанно, но они были подготовлены и взлелеяны несколькими писателями-просветителями, занимавшими национальную позицию. В обстановке смятения, отчаяния и поспешного бегства, царившей после погромов, только еврейские националисты выдвинули решительную программу действий. Они быстро сделали выводы из перелома в ходе событий, а прошлая просветительская деятельность послужила прекрасной почвой для возрождения еврейского национального сознания.
    
    Оригинальные идеи Пинскера по еврейскому вопросу свидетельствуют, что его анализ и умозаключения - плод глубоких и продолжительных размышлений. После того как Пинскер сформулировал для себя национальную идею, он стал другим человеком. Раньше он действовал вместе с единомышленниками и вел себя степенно, рассудительно. Отныне он действует один, решительно и дерзко. Все предпринятые доселе усилия казались ему экспериментами, и он ждал их результатов с некоторым сомнением. Даже будучи полностью уверенным в правильности выбранного пути, Пинскер испытывал смутное беспокойство, какое-то чувство отсутствия твердой почвы под ногами, ощущение человека, уклонившегося с проторенной дороги. Теперь это чувство совершенно исчезло, уступив место твердой убежденности, что путь решения трудной задачи найден. Пинскер обрел полную гармонию с собой, ибо наконец-то, как сообщал он в письме к единомышленнику, "нам открылась цель нашей жизни, и открытие это не противоречит нашим внутренним убеждениям".
    Национальная идея завладела Пинскером как пророческая миссия. Он решил уехать из России, чтобы изложить зарубежным еврейским лидерам свою программу национального самоопределения. Раньше, посещая Западную Европу, он относился к ним с душевным трепетом. Видя в них не только великих вождей, но и духовных наставников; следуя их призывам, он трудился во имя того, чтобы приблизить евреев к русским. Теперь же Пинскер ехал на Запад не учиться, а учить. Он был убежден в своей правоте и считал, что знакомые ему западные еврейские лидеры готовы понять его.
    "Я видел многих из них, общался с ними, - писал Пинскер год спустя, - всеми силами старался убедить их, апеллировал к известным фактам и пытался играть на их душевных струнах". Но результаты разочаровывали. Некоторые решительно отвергали его доводы, другие сочувственно их выслушивали, но лишь один или двое согласились с ним или выразили поддержку. Беседа с главным раввином Вены Адольфом Елинеком, о которой тот рассказал на страницах "Нойцайт", демонстрирует характерные черты конфликта двух мировоззрений: одно - видящее выход в эмансипации, другое - зовущее к национальному возрождению.
    Похоже, для Пинскера это была первая такая встреча с представителем высших кругов западного еврейства. Он обратился именно к Елинеку, поскольку тот был близким другом отца Пинскера во время его занятий в Вене историческими исследованиями. Сам Пинскер, познакомившийся с Елинеком в 1864 году, восхищался силой его характера. Признанный писатель и пламенный оратор, Елинек был одним из лидеров западноевропейских евреев, и если бы он принял национальную идею, это значительно повысило бы ее престиж. Пинскер, волнуясь, постучался в дверь.
    Елинек с трудом узнал его. Это был Пинскер, знакомый нам по его последнему портрету, - человек, сумевший заглянуть вглубь еврейской трагедии, добровольно возложивший на себя тяжелую миссию возрождения еврейского самосознания и готовый терпеливо нести ее до конца своих дней; человек, который мог грустно, спокойно и задумчиво улыбаться, но потерял способность смеяться. Это был новый Пинскер, которого Елинек не знал.
    Удивление Елинека возросло еще больше, когда Пинскер стал излагать свою позицию. Венский раввин был совершенно ошеломлен. У этого русского еврея, думал он, слишком расшатались нервы. Он не просто восхваляет нелепую идею "евреи должны стать нацией", но и ищет у него, Елинека, поддержки. Изумление было взаимным. Встреча с венским лидером, столь почитаемым раньше, принесла Пинскеру горькое разочарование. "Какая примитивность мышления!" - думал он.
    "Вы преувеличиваете масштабы антисемитизма, - говорил Елинек. - Ядовитое растение… завянет быстрее, чем вы это можете себе представить, ведь у него нет исторических корней". Неужто для исторических корней недостаточно 1800 лет преследований и ненависти?
    "В Европе мы чувствуем себя как дома и считаем себя немцами, французами, испанцами или итальянцами до мозга костей". Главный раввин Вены умолчал, что основное в "еврейском вопросе" - не то, кем себя чувствуют евреи в разных странах, а то, что чувствуют народы этих стран по отношению к еврейскому населению.
    "Новые изобретения нашего времени, телеграф и газеты, немедленно оповещают о любой опасности в любой точке мира, и это поможет защитить российских евреев". Но разве те же самые изобретения с той же скоростью не передают изуверских лозунгов, сопровождающих все антисемитские выступления, и как знать, какой репортаж окажется более успешным?
    "У российских евреев есть ангел-хранитель в лице русской императрицы, дочери датского короля. Не может быть, чтобы дочь одного из самых либеральных монархов Европы не выразила свое возмущение, если Игнатьев и те, кто с ним заодно, издадут жестокие законы против евреев. На нее вся наша надежда".
    Так понимал исторические события 1881 года один из "величайших духовных вождей" западноевропейского еврейства. Он не выдвинул никакой программы для улучшения объективных условий существования, для обеспечения безопасного будущего, для достижения независимости. Старая еврейская практика: искать защиты и помощи у местного правителя, трясясь от страха, что он не проявит дружбы и расположения, и молиться за него, когда он щедр и милостив. Таков был совет "духовного вождя" целому народу, над которым дамокловым мечом нависла угроза смерти.
    Подобные беседы повторялись не раз. И чем больше общался Пинскер с евреями Вены, Берлина, Франкфурта, Парижа и Лондона, тем больше убеждался в абсолютной правоте своей позиции. Он чувствовал всем сердцем, что несет людям истину - истину, подтвержденную трагическими событиями и законами реальной жизни. Единодушие его противников зиждилось на самообольщении.
    Пинскер надеялся, что его собратья на Западе, живущие, по сравнению с евреями России, в намного лучших условиях и занимающие прочные и высокие посты, будут способны спланировать широкомасштабные действия по защите русского еврейства и взять на себя задачу его национального освобождения. Но надежда убедить их лидеров рушилась. Что еще можно было сделать?
    Артур Коген, депутат британского парламента, единственный, кто, как писал Пинскер, "понял меня до конца", посоветовал ему изложить свои соображения в книге, чтобы вынести их на суд общественного мнения. Пинскер вернулся в Берлин и там, на родине современной ассимиляции, написал воззвание к "братьям по крови" - книгу "Автоэмансипация".
    
    Эта книга не случайно открыла новую эпоху в истории борьбы еврейского народа за самоопределение и является одним из ценнейших ее документов. Стремительность, ясность изложения и стилистическая простота в сочетании с научным анализом свидетельствуют как о литературном таланте, так и об исключительном в своем роде, нестандартном мышлении автора. Сила таких книг, как "Автоэмансипация", состоит в том, что они являют истину после серии дорого стоивших ошибок и после неустанных ее поисков многими поколениями. "Автоэмансипация" была вдохновлена великой идеей, которой суждено было впоследствии воплотиться в действительности.
    Пинскер написал эту книгу-манифест под впечатлением от общения с вождями ассимиляции, и самые острые его стрелы были нацелены в них. Он считал своим долгом сокрушить их неоправданный оптимизм, открыть горькую правду, которую они предпочитали не замечать, - правду об унизительных условиях жизни еврейского народа и грозящих ему со всех сторон опасностях. Ассимилированные евреи Запада полагали, что наступила эра всеобщего братства и что их принимают в сообщество наций со всевозрастающей симпатией. Пинскер безжалостно обнажил перед ними то, чего они в глубине души боялись и сами. "Пусть народы расходятся в своих стремлениях и инстинктах - в своей ненависти к евреям они протягивают друг другу руки. Это единственное, что не вызывает у них разногласий". Ассимилянты утверждали, что существует большая разница между отношением к евреям в России и в Европе, где евреи вошли в семью народов и благоденствуют под сенью западного равноправия. Пинскер возражал, что разница в отношении к евреям на Востоке и Западе Европы - только количественная. Ненависть к еврейскому народу существует везде и всегда. "В большинстве случаев с ним обращаются, как с пасынком... в лучшем случае как с приемышем, права которого могут оспариваться, и никогда - как с законным дитятей страны". Пинскер без обиняков говорил, что другие народы смотрят на евреев, в том числе и ассимилянтов, как на глупцов. "Вы поистине глупый и презренный народ! Вы глупы, потому что беспомощно стоите и ожидаете от человеческой природы того, чего в ней никогда не было - гуманности. Вы презренны, потому что у вас нет самолюбия и нет национального самосознания".
    Эта жесткая реалистичная оценка Пинскера выражала новый подход еврейских националистов не только к еврейскому вопросу, но и к общемировым проблемам. Они доказывали, что первым делом надо забыть утопические идеи XVIII века, служившие боевыми лозунгами великих революций, но так никогда и не осуществленные в межнациональной политике. Пламенные призывы к равенству и братству действительно способствовали построению демократий и в какой-то мере улучшили межклассовые отношения внутри наций, но никогда не становились основой межнациональных отношений.
    Народы земли не верят в международное братство. Несмотря на это, отмечал Пинскер, между ними царит относительный мир. Евреи же, напротив, верят в международное братство, и (потому) вечно находятся в состоянии войны, даже в самых демократических странах. Отношения между людьми зависят от биологических и психологических факторов, более сильных, чем любая философия равенства. Анализируя взаимоотношения евреев с другими народами Пинскер проникает в самую глубь "еврейского вопроса". Нормальные связи национальных сообществ, утверждает Пинскер, основываются не на любви, а на взаимоуважении. Евреи не вправе требовать национального уважения из-за отсутствия основных факторов, обуславливающих существование народа и требующих известного равенства в международных отношениях. "Еврейский народ не имеет своего собственного отечества... у него нет центра, своей точки тяготения, нет ни своего правительства, ни представительства". А поскольку у евреев нет этих признаков силы, как у других, ими просто пренебрегают.
    Если между евреями и другими народами нет взаимоуважения, то возникает боязнь. Евреи боятся, что неевреи захотят их уничтожить, неевреи боятся, что им это не удастся. "...Появление блуждающего мертвеца - народа, лишенного единства и внутренней организации, не имеющего клочка земли, не живущего более, и все же остающегося среди живых... не могло не произвести глубокого впечатления на воображение народов. И если чувство страха перед призраком есть нечто свойственное человеку... то нет ничего удивительного, что оно дает себя знать с особенной силой пред этой мертвой и все еще живущей нацией". Именно такой страх, названный Пинскером "юдофобией", усилил ненависть народов к вечному чужаку. Еврейский народ для них - это "призрак мертвеца... призрак этот не бесплотен, как другие, а состоит из тела и крови, и сам нестерпимо страдает от ран, наносимых ему трусливой, мнящей себя в опасности толпой". "В народе без территории есть что-то противоестественное, как есть что-то странное в человеке без тени".
    К двум психологическим факторам - презрению и страху, - возникшим в связи с отсутствием у евреев своего дома, Пинскер добавил этнографическую, расовую причину еврейской проблемы. "Ни немец, гордый своим тевтонством, ни славянин, ни кельт не согласятся с тем, что семит еврей равен им по своей природе". Антисемитизм больше воюет с еврейской расой, чем с иудейской религией. И пока представители этой расы лишены источников силы, в том числе главнейших, никакое демократическое законодательство не сделает их братьями для представителей других рас.
    Так Пинскер пришел к заключительному выводу: "Предубежденность человеческого рода против нас покоится на природных и неискоренимых началах, имеющих глубокие антропологические и социальные основания". А коль скоро они таковы, то и воевать с ними бессмысленно. "Раз и навсегда мы должны примириться с мыслью, что другие нации вечно будут нас отталкивать вследствие присущего им вполне естественного чувства вражды... Пред этой естественной силой, которая действует, как и всякая другая сила природы, мы не должны закрывать глаза, мы должны с нею считаться". Еврейский вопрос в галуте не имеет решения, ибо существование евреев среди других народов противоречит законам человеческой природы. Все попытки решить эту проблему в условиях рассеяния еврейского народа приводят к новым поражениям и несчастьям.
    Евреи Запада, благодаря демократичным законам и патриотическим заслугам в странах проживания, обрели чувство спокойствия и безопасности. "Тщетный самообман! - предостерегал Пинскер. - Вы можете быть испытанными, верными патриотами, и все же при всяком удобном случае вам напомнят о вашем семитском происхождении. Это роковое memento mori лишь до тех пор не будет вам мешать пользоваться гостеприимством, пока в один прекрасный день вас не выпроводят за границу и скептическая чернь не напомнит вам, что вы, в сущности, не более, чем бродяги и паразиты, которые не находятся под защитой законов".
    Чтобы оценить пророчество Пинскера, вспомним, что понадобилось еще полтора десятилетия антисемитской травли, сопровождаемой вспышками ненависти и насилия, прежде чем даже самые дальновидные, такие, как Герцль и Нордау, поняли то, что Пинскер предвидел в начале 80-х. В 1882 году еще не было дела Дрейфуса и уличных демонстраций с лозунгами "Смерть евреям!". Положение казалось спокойным. Ничто не разрушало иллюзии, что равенство даровано навечно, - даже вспышка антисемитизма в Германии за год до написания "Автоэмансипации", даже кровавый навет 1882 года в Венгрии, даже первый антисемитский конгресс в том же году в Дрездене. Западным евреям эти "новые" проявления ненависти представлялись быстротечными летними грозами.
    Величие Пинскера в том, что он услышал сигналы Катастрофы и понял: у евреев осталось очень мало времени, чтобы сохранить себя как нацию. "Устроит ли нас эта краткая передышка, - спрашивает он в "Автоэмансипации", - или мы предпочтем использовать ее, чтобы извлечь урок из нашего печального опыта, чтобы поумнеть и избежать удара, который, конечно же, последует?" Эмансипация была для него не достижением, а уникальной возможностью для евреев вернуться к нормальной жизни и восстановить себя как нацию. Во вспышках антисемитизма он видел знак того, что эта счастливая возможность скоро будет утрачена. Острое чувство времени подсказало ему, что вот-вот наступит еврейский "час Икс". "Теперь, или никогда" да будет нашим лозунгом! - восклицает он. - Горе нашим потомкам, горе памяти современных евреев, если мы не воспользуемся настоящим моментом!"
    Пинскеру было ясно, что евреи Запада и Востока упускают великий момент. Они упускают его, прибегая к традиционным средствам, к уже привычному еврейскому ответу на любое несчастье - удрать от врага и создать новые центры рассеяния, чтобы там снова встретиться со старым врагом - антисемитизмом, только в новом обличии. Таким образом, "мы беспомощно мечемся тысячелетиями в заколдованном круге, предоставляя слепой судьбе управлять нами". При этом евреи не перестают задаваться вопросом: "Будет ли положен конец нашей суетливой беготне, вернее, безумному гонению, которому мы подвергаемся?" Да, евреи сами виноваты, что столетиями бродят без цели по поверхности земного шара.
    План, который позже возродится у Герцля под названием "политического сионизма", казался Пинскеру столь очевидным, что ему трудно было понять, почему евреи не сразу приняли его. Пинскер много размышлял об этом и, похоже, уже тогда понял, почему на протяжении жизни многих поколений евреям не удавалось добиться суверенитета. Лишившись своего государства, евреи постепенно утратили саму способность государственного мышления.
    Евреи не вступили на путь национального возрождения прежде всего потому, что в их душах почти полностью иссякло стремление к свободе и независимости. "Мы должны доказать, - писал Пинскер, - что причина всех бедствий евреев заключается прежде всего в отсутствии у них стремления к национальной самостоятельности. Мы должны доказать, что это стремление нужно во что бы то ни стало пробудить и поддерживать, иначе они вечно будут влачить позорное существование; словом, следует доказать, что евреи должны стать нацией".
    Таким образом, Пинскер переместил центр тяжести "еврейского вопроса" из внешнего мира в мир еврейства. Еврейская трагедия - следствие не одного лишь негативного отношения окружающих народов, но, главным образом, отношения евреев к самим себе. Эта трагедия - результат не только излишней, преувеличенной привязанности евреев к окружающим их народностям, что противоречит законам национального существования, но и их отказа изменить свой неестественный - без собственной территории и государства - образ жизни, столь отличный от общепринятого. Тем самым Пинскер, в первую очередь, связал проблему еврейского самосознания с решимостью евреев самим определять свою судьбу.
    Вся концепция движения Гаскалы и эмансипации основывалась на зависимости от других народов, которые должны были дать евреям гражданские права. Пинскер перевернул всё с головы на ноги: не эмансипация, а автоэмансипация. Еврейский народ получит спасение не от другого народа, а сделает это своими руками. Пинскер открывает свое сочинение словами Гилеля: "Если не я за себя, то кто за меня?" Он понимал глубокий смысл истины, выраженной его современником, американским писателем Чарльзом Дадли Уорнером: "Созданию великой нации предшествует осознание того, что за помощью обращаться некуда".
    
    5
    
    Значение "Автоэмансипации" трудно переоценить. Книга вышла в свет без указания имени автора, который дал ей название "Призыв русского еврея к своим соплеменникам", и вызвала множество как положительных, так и отрицательных откликов на Западе и Востоке. Атака Пинскера на позиции западных евреев вызвала резкую отповедь ряда влиятельных изданий, но это только доказывало, что критика Пинскера попала не в бровь, а в глаз. Сторонников "Автоэмансипации" в Западной Европе сначала было немного, но, несмотря на желчную критику, они упорно держались взглядов Пинскера и продолжали развивать его идеи.
    Эмма Лазарус, одна из ярых поклонниц "Автоэмансипации", способствовала тому, чтобы это сочинение стало известно в Америке. Убежденная в общественной значимости "Автоэмансипации", Лазарус в 1882 году утверждала в одном из своих "Писем к евреям": "Талант изложения и глубина компетентности помогли анонимному автору воспламенить воображение еврейских читателей, даже если он и выглядит единственным воином в поле".
    Однако Пинскер не остался "единственным воином". Если на Западе выход "Автоэмансипации" возвестил о возникновении еврейского национального движения, то в Восточной Европе появление этой книги скорее увенчало уже окрепшее движение. В России "Автоэмансипация" сыграла роль идейно-политической силы и способствовала целостности национального движения, выдвинув Пинскера в его лидеры. Мало кому известный до этого за пределами своего города, после выхода книги он стал одним из самых почитаемых евреев России.
    Влиятельный публицист Лилиенблюм, писавший на иврите, решил познакомиться и подружиться с автором. Следует отметить, что эта дружба сыграла неоценимую роль в истории еврейского национального движения. Лилиенблюм, сразу распознавший в Пинскере прирожденного лидера, убедил его, что возвращение в Эрец-Исраэль - это не просто идея, которую можно воплотить в жизнь, а цель, которая должна быть непременно достигнута. И Пинскер навсегда определил, к какому лагерю он принадлежит. Он завел широчайшую переписку, отвечал на вопросы и возражения, ободрял и поддерживал всех, кто готов был принять участие в еврейском национальном возрождении. Стал душой и центральной фигурой этого движения.
    Тем не менее сам он вовсе не считал, что центр движения должен находиться в России. По его мнению, он должен был находиться в одной из западных стран, поскольку лишь там евреи смогут обеспечить движению необходимые политическое влияние и экономическую поддержку. Пинскер рассматривал "еврейский вопрос" как проблему мирового характера и верил, что только в таком масштабе она поддается решению.
    Кроме того, Пинскер понимал, что создание политического по сути движения в России сопряжено с невероятными трудностями. Очевидно, что такое движение в России запретят, в то время как в Европе еврейское движение может находиться под защитой государственных структур. "Мы должны развиваться в рамках закона, чтобы получить гарантии со стороны правительств", - писал он в ноябре 1883 года. "Необходимо, - писал он в январе 1885 года, - чтобы российские филиалы движения имели свободный доступ за границу. Без него мы утратим наше духовное единство, а наша практическая работа будет постоянно находиться под угрозой репрессий".
    Однако всеобщее понимание было еще далеко. "Горькая правда, к которой я взываю, несовместима с программой ни одной из существующих в Европе партий". И действительно, в Западной Европе, особенно в Германии, мало кто верил в предостережения Пинскера. Он неустанно продолжал развивать связи с западноевропейским еврейством, надеясь расширить круг своих сторонников, но все усилия в этом направлении были тщетны. Нота отчаяния слышится в словах, написанных им в январе 1884 года: "Легко изложить требования, но как их выполнить? Кто приведет к нам мифического Геракла для расчистки Авгиевых конюшен? Кто? Разбудит ли шофар Машиаха людей, живущих вполсилы? Для этого понадобится полк пророков, которые силой своего духа разберут эту кучу хлама. Попробуйте превратить Фальстафа в Гамлета!"
    "Полк пророков" появился через пятнадцать лет, когда на историческую арену вышли такие люди, как Герцль, Нордау, Зангвиль. Только тогда воплотилась мысль Пинскера о появлении лидеров движения в западных государствах. Был созван Сионистский конгресс, а "еврейский вопрос" стал актуален дня многих правительств и превратился в тему международного обсуждения.
    
    Через год после выхода "Автоэмансипации" была создана первая рабочая группа, задавшаяся целью объединить все еврейские националистические кружки и союзы России под одним флагом. После года активной деятельности эта цель была достигнута на Первом еврейском съезде.
    Съезд открылся 6 ноября 1884 года в Катовице. Еврейская национальная идея обрела черты реальной движущей силы - свой рабочий центр, готовый бороться за решение четко сформулированных задач. Пинскер был избран председателем движения.
    
    6
    
    Ничто так не тяготило Пинскера, как эта должность. Он понимал, что первые годы будут самыми трудными и решающими для движения, и хотел, чтобы с первого же дня оно взяло правильное направление. Однако этого не произошло. Ему хотелось как можно быстрее созвать всемирный еврейский конгресс, который выработает четкую программу решения еврейского вопроса и представит ее лидерам мировых держав. Но он не мог руководить движением по своему усмотрению.
    Для обитателей "черты оседлости", не разбиравшихся в политике, смысл далеко нацеленных планов еврейского национального движения был недоступен. Их, живших в тяжелейших условиях, прежде всего интересовала реальная сиюминутная ситуация. Пинскер был вынужден идти на поводу таких настроений своих собратьев. Ему пришлось смириться с тем, что еврейское заселение Страны Израиля началось спонтанно, еще до официального оформления национального движения. Он отдавал себе отчет в том, что провал политики заселения может обернуться крахом движения. И что поэтому нужно любой ценой сохранить первые поселения.
    Цена эта для молодого движения оказалась почти непосильной. Финансовая помощь первым поселенцам потрясала движение до основания, Пинскер и его организация буквально сгибались под гнетом экономического бремени. И тут неожиданно пришел на помощь барон Эдмон де Ротшильд, взявший на себя львиную долю финансирования еврейских поселений в Эрец-Исраэль.
    Правда, это породило новую проблему - проблему взаимоотношений представителей барона и поселенцев, которые не желали признавать принятую агентами Ротшильда систему распределения средств. Отношения были натянутые и порой оказывались на грани полного разрыва. Пинскер понимал, что без помощи Ротшильда дело заселения Страны Израиля обречено, и ему не раз приходилось становиться на сторону представителей барона, хотя сердцем он был на стороне поселенцев. Нет сомнения, что именно политика Пинскера, направленная на примирение представителей барона и халуцим, предотвратила угасание халуцианского движения.
    Примирять враждовавших Пинскеру приходилось не только в Эрец-Исраэль, но и в России, где между отдельными фракциями еврейского национального движения часто разгорались горячие споры и конфликты. В особенности между маскилим и религиозными консерваторами. Эти две группы, конфликтовавшие в прошлом и объединенные ныне общей политической платформой, продолжали с недоверием относиться друг к другу, и каждая из них стремилась к лидерству. Пинскер понимал, что судьба движения зависит от его единства. Он осознавал, что достаточно одного неосторожного слова - и произойдет раскол. Многое, очень многое зависело от того, сможет ли он примирить враждующие стороны.
    Несмотря на все усилия Пинскера, конфликт преодолеть не удалось. И на Втором еврейском съезде в Друскининкае в 1887 году споры вылились в открытую конфронтацию. Хотя Пинскер и остался председателем движения, в руководстве произошли перемены, консерваторы получили в нем большинство.
    После съезда, когда, казалось бы, в связи с избранием нового руководства конфликт был исчерпан, Пинскер поехал на Запад, чтобы укрепить старые связи и завести новые. Торжественные приемы в европейских столицах и поддержка движения вселили в него оптимизм. Но, вернувшись в Россию, он увидел, что консервативное крыло движения не ослабило своей борьбы с его просветительским крылом. Пинскер счел, что его переизбрание на пост председателя движения стало препятствием к примирению сторон - и подал в отставку.
    Два года спустя его уговорили вновь взять на себя руководство движением. Даже самые ярые противники Пинскера не скрывали глубочайшего к нему уважения и восхищения той политикой примирения, которой он следовал на протяжении всего периода руководства. Они признали его идеологическую позицию и по достоинству оценили вклад Пинскера в борьбу за освобождение еврейского народа.
    
    Все 80-е годы движение было нелегальным и, хотя власти не вмешивались в его деятельность, оно находилось под постоянным надзором русской тайной полиции; и в любой момент могло быть запрещено. Наконец в 1890 году, после семи лет непрерывной борьбы за статус организации, российские власти выдали разрешение на учреждение "Общества вспомоществования евреям земледельцам и ремесленникам в Сирии и Палестине". Это следует считать основным достижением движения в целом и Пинскера в частности. Еврейское национальное движение в России стало развиваться семимильными шагами.
    Пинскер не только сформулировал национальную идеологию, но и сумел объединить различные течения в движение, которое стало представлять организованную силу. Он стоял у порога еврейской колонизации Эрец-Исраэль, добился юридического признания движения в России и, наконец, заложил основу будущего всемирного еврейского движения.
    В 1891 году Пинскер умер. Когда четыре года спустя на общественную арену вышел Герцль, он обнаружил зачатки еврейского национального движения почти во всех странах Европы - не только в России и на Балканах, но и в Австрии, Германии, Франции, Англии. Людям, которых привлек Пинскер, удалось собрать вокруг себя группы сторонников, и Герцль видел в них свою главную опору при создании всемирного движения. Один из почитателей Пинскера, Натан Биренбойм, учредил в Вене печатный орган под названием "Автоэмансипация". Девяносто процентов участников I Сионистского конгресса приняли национальную идею еще до прихода Герцля.
    Теодор Герцль был лидером, о котором мечтал Пинскер. Направление деятельности, предложенное Герцлем, Пинскер оценил бы как единственно возможное для осуществления мечты еврейского народа. Пинскер искал лидеров на Западе, но лидеры не появляются по заказу. Лидерские качества заложены в человеке и выявляются при определенных обстоятельствах. Новый всплеск антисемитизма в 90-е годы во Франции и Австрии привел Герцля к идее сионизма. И если Герцль добился больших успехов, нежели Пинскер, то произошло это не только благодаря уникальным в своем роде личным особенностям и талантам Герцля, но и потому, что первый импульс сионистскому движению был дан Пинскером.
    Пинскер понимал, что невозможно ожидать немедленных результатов. Своим немногочисленным единомышленникам он говорил: "Сильнейшие первыми гибнут в бою". Это высказывание позволяет лучше понять не только его роль в истории, но и его собственное, субъективное отношение к этой роли. Пинскер умер народным вождем, но вернее было бы уподобить его Неизвестному Солдату. Он избегал рекламы, чинов и почестей, но был готов работать на пределе возможностей и в полной безвестности во имя того, что называл "борьбой за наше национальное достоинство". Его идеализм был высшей пробы, и потому он оказал глубочайшее влияние на развитие еврейского национального движения.
    1944 г