Александр Воронель

(Редакторский комментарий)

    
    Политический, нерелигиозный сионизм родился как заговор (или сговор) нескольких кабинетных интеллектуалов, но он преуспел, конечно, благодаря тому, что идеей возвращения в Сион были насквозь пропитаны сто предыдущих поколений евреев. Неизвестно, могут ли идеи передаваться по наследству, но склонности к определенного рода идеям несомненно передаются.
    Леон Пинскер, Теодор Герцль, Макс Нордау, Израиль Зангвил и Владимир Жаботинский, в конце ХIХ - начале ХХ вв. построили идеологию, интеллектуальную конструкцию, которой суждено было на время захватить воображение тысяч людей. Не случайно эту идеологию создали именно ассимилированные евреи. Идеология - это более или менее стройная система взглядов, позволяющая охватить наличную действительность, однако не достигающая уровня слепой веры. В нормальном случае идеология остается на поверхности сознания и позволяет поправки.
    Неассимилированным евреям идеология была не нужна. Они и так постоянно чувствовали себя евреями с ног до головы, выглядели как евреи и вели себя как евреи. Их вера не всегда была слепой, но она не позволяла им сосредоточиваться на преходящих обстоятельствах окружающего, чуждого мира. Религия давала им полноту существования, позволявшую пренебрегать миром вещей и событий. В конечном счете они вообще ушли из реальной жизни… История ХХ в. сложилась так, что не задетые ассимиляцией евреи остались теперь только в виде специфического меньшинства, призванного напоминать остальным, как выглядели евреи триста лет назад.
    Пятеро упомянутых отцов сионизма были достаточно ассимилированы в европейском мире, чтобы понять, куда ведут события в Европе и чем это может кончиться для евреев. Спасение их, как и гибель, могло быть только коллективным. И оно предполагало активное участие самих евреев в международных делах, включая войну и политику. Большинство народа тогда еще не видело этой тенденции и не понимало, от чего их нужно спасать.
    Для победы в европейском контексте того времени идеология евреев должна была быть выражена на европейском языке и звучать как европейская секулярная идея. Только в таком виде она в ХХ в. и смогла конкурировать с соблазном ассимиляции. Хотя сионисты охотно эксплуатировали традиционную религиозную символику, они не акцентировали ее обязывающей силы. Вместо этого сама религия для слишком многих евреев превратилась в идеологию.
    Идеологии не держатся в народе долго, и, во всяком случае, они не держатся своими интеллектуальными достоинствами. Идеологии подвержены моде и случайным поветриям, они испытывают кризисы и провалы… Идеологии держатся иногда своим долговременным соответствием эмоциональному настрою людей, но еще чаще лишь благодаря прочности построенной инфраструктуры, то есть организационным способностям руководящей верхушки.
    В сионизме этого с блеском хватило более чем на сто лет…
    Но идеологии не умирают.
    Советская социалистическая империя развалилась у нас на глазах. Но идеология социализма не умерла. Она по-прежнему остается соблазнительной ловушкой для простых сердец во всех странах.
    Тысячелетний рейх рухнул, оставив Германию в руинах. Но идеология фашизма жива. В том числе и в Германии. Напрасно Эдуард Бормашенко (см. выше его статью) с завидным оптимизмом с ней уже распрощался. Фашизм был и остается нависающей альтернативой демократиям, которые сплошь и рядом оказываются не в состоянии себя защитить.
    В статье Бормашенко к тому же не упомянута еще одна вдохновляющая идеология - антисемитизм, - которая кажется способной пережить и самих евреев (если что-нибудь на земле способно их пережить). Эта идеология не даст сионизму умереть, даже если все сионистские партии вместе со своими программами провалятся в тартарары.
    Формально статья Бормашенко направлена против кризиса сионизма, наличие которого не вызывает сомнений, но фактически в ней содержится отчаянный протест против общего несовершенства человеческой природы, которая не дает оправдаться надеждам идеалиста. Вся мировая перспектива автора статьи резко искажена его неоправданно возвышенными ожиданиями и оправданной болью в связи с конкретной бедой, постигшей поселенцев Гуш-Катифа: "Утро 1 января 2001 года, признаться, несколько разочаровало. Над головой оказались все те же пустые небеса, а под ногами все та же заплеванная земля. Ни век, ни тысячелетие и не подумали заканчиваться". Что же, собственно, его разочаровало?
    Небеса над нами как раз уже давно не пустуют. Всего лишь спустя несколько месяцев, 11 сентября того же года, три "боинга" обрушились с неба на американские небоскребы, вовремя обозначив начало нового (может быть, последнего?) тысячелетия. И земля в той части, которая находится в пользовании цивилизованных народов (и, в частности, в руках cионистских поселенцев), совсем не заплевана, а довольно аккуратно ухожена. Первый же год нового века воочию показал нам, что он будет не легче предыдущего. Но уж банальным это начало никак не назовешь.
    Дальше у Эдуарда следует собственная периодизация мировой истории: "Закончится же ХХ столетие в августе 2005 года в Гуш-Катифе. Разгром поселенческого движения поставит отчетливую точку в истории ХХ столетия - столетия вдохновляющих идеологий. Вслед за итальянским фашизмом, национал-социализмом и коммунизмом приказал долго жить сионизм - идеология "с человеческим лицом".
    Пожалуй, постановка сионизма в один ряд с национал-социализмом, фашизмом и коммунизмом могла бы возмутить читателя, хотя автор все же уточняет, что сионизм - идеология "с человеческим лицом". Это важное уточнение.
    Идеологии с человеческим лицом сильно отличаются. Человеческое лицо мешает им установить такую тоталитарную диктатуру, которая позволила бы идеологиям пережить неизбежное угасание вдохновения. А это угасание для любой идеологии закономерно следует за достижением ею хотя бы части поставленных целей. Вдохновение, как и всякое сильное чувство, у человека не может длиться долго. Такова наша природа…
    Если считать, что целью сионизма было создание государства, то, что дальше? И нужна ли людям в благополучном государстве идеология? Нужно ли им вообще вдохновение, происходящее из политических источников? Может быть, достаточно вдохновений, время от времени осеняющих каждую личность индивидуально?
    К сожалению, израильский ответ на этот вопрос отрицательный.
    Вечная война за существование, которую вынуждено вести наше государство, не дает шанса на торжество индивидуализма. Может быть, в том и состоит высший замысел, чтобы не допустить евреев до массового животного эгоизма, к которому население благополучных стран так близко подходит. И может ли государство, такое как есть, остаться благополучным без скрепляющей общей идеологии?
    Бормашенко без тени одобрения упоминает еще одну идеологию - либерализм. Эта идеология вдохновляла человечество почти на сто лет раньше остальных, и потому раньше всех вышла из моды - кто только не бросил в нее камень. Но ведь и либерализм - идеология с человеческим лицом - тоже еще жив и даже способен не только подкармливать полмира, но и тащить на себе (как гири на ногах) коррумпированную Организацию Объединенных Наций в тщетной надежде превратить ее в источник справедливых международных решений. Может, рано еще наивных либералов хоронить?
    Действительно, выселение из Гуш-Катифа - событие, тяжелое для поселенческого движения, но можно ли на этом поставить точку?
    Г-жа Такер, активная участница этого движения (чье выступление приведено следом за статьей Бормашенко), явно так не думает.
    Да и можно ли утверждать, что это событие мирового масштаба?
    А победа ХАМАСа в отдельно взятой стране менее значительное событие в истории? Или заявление иранского президента о необходимости стереть Израиль с лица земли? Последний раз с таким ответственным заявлением выступил, кажется, римский сенатор Катон две с половиной тысячи лет назад: "Карфаген должен быть разрушен!" Под таким напором и впрямь без идеологии не обойтись.
    Нет никакой нужды анализировать понятие идеологии, поскольку в наше время массовой телевизионной культуры идеологией может стать любое удачно составленное сочетание слов. Например, лозунг, "МВД - под (ШАС? - НЕТ!) НАШ контроль!", который явил собою яркий вклад нашей этнической группы в полимультикультуру Израиля, вдохновил тысячи избирателей. Массовой культуре никакая сложность недоступна, и об эту трудность спотыкается любая доктрина.
    Совершенно та же проблема возникает и у любой религии, если она позволяет рациональное обсуждение без заранее оговоренных границ. Подавляющее число приверженцев всех религий застывает на идолопоклонническом уровне ритуалов, и легенды о духовных совершенствах верующих, к сожалению, слишком часто выдают желаемое за действительное.
    Но непреклонный Бормашенко с этим не считается и дальше идет громить науку: "Подлинный заместитель религии не замедлил выйти на сцену - им стала наука. Именно наука предложила ответы на все вопросы, зарождающиеся в пытливой душе". Мне, как профессионалу, конечно, интересно, где, в каком научном обществе, журнале или книге наука предложила ответы на ВСЕ (!) вопросы.
    Бормашенко, по-видимому, хочет сказать, что наука (точнее, примитивное представление о науке) заняла пустующее место религии в массовом сознании. И это верно. Но ведь это тоже всего лишь характеризует массовое сознание и слишком незначительную глубину, на которую проникает в него религия. Наука тут ни при чем. Она, как и религия, остается элитарным знанием. Сам огорченный Бормашенко в конце концов это признает. Но зачем-то продолжает разоблачать науку с помощью цитат из сочинений выдающихся ученых, которые всегда сознавали ограниченность своих наук и не обожествляли научное знание.
    Ниспровержение науки в статье незаметно превращается в разоблачение демократии: "числу становится тесно в узких рамках науки, число рвется во власть, число становится властью". На самом деле отнюдь не мистическое число рвется во власть и становится властью, а люди, которые манипулируют этим числом. Не надо себя обманывать. Нас угнетают не безличные фантомы и мистические числа, а такие же люди, как мы, которые хотят свободы для себя за счет свободы нашей. Быть может, этому их стремлению и можно было бы противостоять, но только если своевременно и правильно их понять, не впадая в паническое отчаяние.
    Несомненно, что отступление из Гуш-Катифа - это поражение. Но разве столетняя война, которую ведет еврейский народ за свое государство, могла бы обойтись без поражений? Эдуард и сам это понимает, судя по ироническому эпиграфу, который он поставил в самом начале своей статьи. Война - это уже не идеология. Она зависит от материальных факторов, и включает тактическое маневрирование. И победы, и поражения в ней оплачены кровью.
    В отличие от статьи Эдуарда, речь г-жи Такер, несмотря на ее явно пропагандистский характер и личную заинтересованность, ясно выражает, что решение вопроса о нашем будущем она все же оставляет Б-жьей воле. Это кажется естественным для верующего человека. Но вот что пишет Бормашенко: "Для меня, человека в вязаной кипе, разгром поселенческого движения имеет первостепенное значение. Обладатель вязаной кипы отличается от человека в "штраймле" вовсе не легкомысленным отношением к заповедям, а ответом на принципиальный вопрос: завершено ли двухтысячелетнее изгнание еврейского народа? Религиозный сионизм уверенно отвечал - да, мы у себя дома, а потому можно распрощаться с дурацкими одеждами голландских протестантов, вести нормальную жизнь: пахать землю, писать стихи, заниматься физикой - всё пойдет в общую корзину, всё достанется нашим детям… Человек в "штраймле" отвечал на всё это: в отсутствие Храма мир был и остается ненормальным, а в ненормальном мире еврей не имеет права вести нормальную жизнь... Крах сионизма, обозначивший грань веков, не оставляет выбора: все наше будущее в прошлом - в Книге - ничего другого попросту нет".
    Автор этого пассажа берет решение столь фундаментального, "принципиального", как он сам говорит, вопроса на себя лично. Это мужественное решение, но оно означает, что им руководит уже не вера, а идеология. Хотя по форме это заявление верности Книге, по существу это жизнеотрицающая идеология монашества. Если еврей не имеет права вести нормальную жизнь в существующем ("ненормальном") мире, еврейский народ выродится и исчезнет, потому что пока Мессия не пришел, другого мира не будет.