Макс Фарберович
Поэт и время
О книге Феликса Рахлина
Феликс Рахлин, автор книги "О Борисе Чичибабине и его времени (строчки из жизни)" - известный литератор и журналист, харьковчанин, живущий ныне в Афуле. Его книга - заметки "о времени и о себе", или "сценки из литературной и окололитературной жизни Харькова" с послевоенных лет до перестройки. И на этом широком фоне - портрет поэта и человека Бориса Чичибабина.
Основная линия повествования - любовь сестры рассказчика Марлены Рахлиной и Чичибабина. Это своеобразная советская "лав стори" - любовь-дружба двух поэтических дарований, пронесенная через все "прелести" советского быта до самой смерти. Их любовь показана и на бытовом, и на духовном уровне как столкновение двух личностей, высекающее искры поэзии. Много стихотворных посвящений друг другу, историй создания стихотворений, интересных житейских подробностей их романа и многолетней дружбы.
Биография самого Чичибабина дана достаточно бегло - здесь автор обращает внимание на те моменты, которые освещены в литературе неполно: детские годы, история "посадки" поэта и выхода в свет его первых четырех поэтических книг, личная жизнь и бытовая неустроенность. Очень хорош анализ наиболее знаменитых "тюремных" стихов поэта, много вариантов других известных стихов, истории их создания и редактирования.
Дана в книге и широкая панорама литературной жизни послевоенного Харькова, и персоналии - друзья поэта и Марлены Рахлиной, друзья семьи и яркие лица тех лет: актер и певец Леонид Пугачев, физик Марк Азбель, враль и прохиндей Александр Басюк. Поэты, журналисты, ученые, учителя и просто собутыльники. Компании, сборы, посиделки, споры-разговоры тех лет - очень живые, насыщенные фактографией и чертами быта реалии. Саркастические портреты номенклатурных чиновников, сыгравших роковую роль в судьбе поэта и семьи Рахлиных. Автор тонко подмечает различия между тремя поколениями советских интеллигентов 50-х, 60-х и 70-х годов. Читая книгу, я был поражен сходством с литературной жизнью Одессы тех же лет, которую мне пришлось наблюдать в молодости.
Хрущевская "оттепель" породила совершенно уникальное в истории культуры явление - советский "поэтический бум" 60-х годов. "Золотое десятилетие" этого феномена можно отнести к 1958-1968 годам. Критики тех лет называли это "эстрадной поэзией", а в числе лидеров обычно фигурировали Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Б.Ахмадулина. Но первоначальная тройка лидеров выглядела иначе: Р.Рождественский, В.Соколов, Е.Евтушенко. Начало широкого интереса к поэзии положила всесоюзная дискуссия по поэме Р.Рождественского "Моя любовь". После чего можно было смело констатировать, что "поэт в России больше, чем поэт" (Е.Евтушенко). Когда в 1958 году в Ярославле вышла первая тоненькая книжка стихов А.Вознесенского, советская молодежь на целое десятилетие прямо-таки заболела поэзией.
На волне "поэтического бума" в бывшем СССР начали появляться магазины "Поэзия", которые быстро стали большим, чем просто книжные магазины. Здесь пальму первенства, несомненно, делят Харьков и Одесса. Вот что пишет В.Орлов в журнале "Вестник": "На волне всеобщего увлечения поэзией в Харькове по инициативе поэта В.Котлярова открылся в середине 60-х годов первый в СССР книжный магазин "Поэзия". Здесь читал свои стихи Евтушенко. Этот магазин прославил и Э.Лимонов, который в романе "Маленький негодяй" описал историю своей любви к продавщице магазина Анне Вайнштейн".
А вот что пишет Матвей Гейзер в журнале "Лехаим" ("Размышления о жизни и творчестве С.Липкина"): "Это было в Одессе в 1967 году в магазине "Поэзия". Одесситы уверяли, что то был единственный поэтический магазин в тогдашнем СССР. В этом маленьком магазине на Греческой площади любители поэзии читали стихи - свои и чужие". Конечно, одесский магазин не был единственным. Но первым, наверное, действительно был. Уже в 1960 году, будучи студентом первого курса Одесского мукомольного института, я был завсегдатаем этого магазина.
Магазинчик "Поэзия" был мал по площади, внутренний вид его в точности соответствовал харьковскому, изображенному в книге Ф.Рахлина. Но роль его в интеллектуальной жизни Одессы была огромна. Здесь была точка притяжения тогдашней продвинутой молодежи, своеобразный клуб "шестидесятников" - фанатов поэзии. Здесь знакомились, влюблялись, читали стихи и обсуждали литературные новости. И причина такой популярности была не только в самом воздухе времени, но и в личности завмагазином. Это был Владимир Васильевич Курбатов, примечательная личность тех лет. Сам поэт ("незнаменитый", как он честно отметил в своем стихотворении), член СП и автор нескольких сборников стихов, в годы войны он был корреспондентом газеты "Красная звезда", хорошо знал многих фигурантов советской литературной элиты. Человек простой и доброжелательный, он прекрасно разбирался в поэзии и в людях и относился к нам, пацанам, почти отечески. Всех своих постоянных посетителей знал отлично, помнил их вкусы и пристрастия, оставлял нам всякие новинки. Торговцем, с советской точки зрения, он был никаким - дефицит не прятал и никакого навара не имел. Меня называл "профессором" - за интерес к античности и русской поэзии XVIII века. Однажды он заметил, что я подряд купил три тоненькие книжицы никому тогда неизвестных авторов - Н.Коржавина, В.Шаламова и Б.Чичибабина. Это был первый сборник Чичибабина "Молодость", об истории выхода в свет которого подробно рассказано в книге Ф.Рахлина. "А ты знаешь, чьи книги ты купил?" - спросил меня Курбатов. И он рассказал мне, кто такой Эмка Мандель, почему ничего неизвестно о Шаламове. "Ну, а с Чичибабиным я тебя вскоре познакомлю".
Одесса в те годы была этаким Лазурным берегом советского народа. "Наш маленький Париж". Летом сюда стекался весь цвет литературного и художественного мира бывшего СССР. Много солнца, много дешевого вина, много красивых женщин. У Курбатова на Греческой выступали и тогдашние кумиры, и никому неизвестные авторы. На двери магазина вывешивался простой листок с написанным от руки объявлением о встрече. Особо отличаемых фанатов Курбатов приглашал персонально. И вот в один из летних вечеров в магазине собралось человек 10-12 любителей послушать харьковского поэта Чичибабина.
Чичибабин оказался скромно одетым, сутуловатым человеком, внешне похожим на обычного советского служащего, каким он и был по жизни. Стихи читал глуховатым голосом, но внятно и хорошо. Ясный, богатый русский стих, отличные, свежие рифмы. Однако большого успеха у слушателей он не имел - такая поэзия тогда была явно "не в формате". То было время задиристых, звонких стихов, эпатажа и легкой фронды.
После встречи Курбатов пригласил меня в подсобку и представил поэту. "Вот, Борис, и у тебя есть поклонник в Одессе. Парень прочитал твои стихи, и ему понравилось". Чичибабин спросил, какие именно стихи мне нравятся, и я сразу прочел "Гомера":
Родина вся, как нищая,
Мучилась и говела,
Только и было нынче ей
Дела, что до Гомера.
Упомянул и другие вещи, например, "Толстой": "Дон Кихот в мужицкой робе..." Чичибабин был растроган и на захваченном мной из дому сборнике "Молодость" написал: "Максу - с благодарностью за любовь". Видно было, что он не избалован признанием.
Засиделись за полночь втроем за бутылкой крепляка "Билэ мицнэ" (в народе - "биомицин"). Тогда я услышал из уст Чичибабина совсем другие стихи - "Красные помидоры", "Махорку". Возвращался домой поздно через родную Соборку (Соборную площадь) и повторял:
Лестницы. Коридоры.
Хитрые письмена.
Красные помидоры
Кушайте без меня.
Сборник Чичибабина с автографом я хранил почти 40 лет. Покидая Одессу в 1997 году, я оставил этот дорогой для меня экземпляр своему старому другу, одессоведу Александру Розенбойму, с просьбой передать его в Одесский литературный музей.
И, наконец, отдельные разделы посвящены весьма специфическим темам. Во-первых, это заметки об отношении поэта к крепким напиткам. Подана эта тема весьма деликатно, на чисто бытовом уровне. А между тем это - одна из самых запретных тем советского бытия. Запретнее был только секс. Совместное распитие спиртного в советском социуме носило настолько ритуальный характер, что поэма о поездке алкаша в электричке стала национальным эпосом.
Во-вторых, это тема отношения поэта к евреям и еврейству. Истинно русский человек, Чичибабин в своих стихах следовал общей традиции русской интеллигенции, среди которой юдофобом быть было просто неприлично. А вот юдофильство - исконно русская традиция, достаточно вспомнить таких выдающихся людей, как Вл.Соловьев, В.Короленко, М.Горький. Чичибабин в своих стихах решает эту задачу глубоко и не конъюнктурно. Да и по жизни он всегда был связан с еврейской средой. А интеллигентская среда Харькова, как видно из книги, почти сплошь была еврейской. Здесь, правда, есть нюанс. В силу ряда обстоятельств советская интеллигенция научно-технического профиля к 70-м годам стала почти сплошь еврейской ("физики"), а в советском сознании прочно укрепилась мифологема: "быть интеллигентом" и значило, в конечном счете, "быть евреем".
В последних главах книги описывается эпоха перестройки и постперестроечное время вплоть до смерти поэта в 1994 г. Этот материал подан несколько скомканно и бегло. И это понятно - воспоминания еще свежи, надо дать отстой "пене". Точно отмечено, что трещины пролегли между лучшими друзьями, что Чичибабин неоднозначно воспринял многие вещи этого периода и не запятнал себя суетливой политизированностью, как некоторые другие известные поэты. Он ушел, как и жил, - "чужим".
Книга Феликса Рахлина о Борисе Чичибабине, большом друге Израиля и еврейства, избежит, можно надеяться, печальной участи, постигающей большинство книг, издаваемых русскоязычными израильтянами - она выпущена большим по нынешним временам тиражом (1000 экз.) и - в Харькове, где об увековечении имени Чичибабина пока еще заботятся.
Те, кто заинтересуется подробностями, могут позвонить автору книги по телефону 04-6528488.