Нелли Гутина

     "Бестселлер Натана Щаранского" какое-то время был у всех на устах в Вашингтоне, после чего изложенные в нем идеи вошли в обиход американской политической элиты в качестве "доктрины Щаранского". Конечно, имеет значение тот факт, что американcкий президент не только цитировал эту книгу во время инаугурации, но и рекламировал ее почти в каждом своем публичном выступлении. Идеи, сформулированные в книге, и высказывания президента настолько совпадают, что порой непонятно, где кончается Щаранский и начинается Буш. Журнал "Ньюсуик" назвал это явление не иначе как "щаранскизм". Другие журналы обсуждают "новую концепцию", задавая риторический вопрос: "Щаранский ли повлиял на Буша или - наоборот?" Некоторые журналисты и политики назвали обоих - и Буша, и Щаранского - "двумя утопистами".
     Если американская пресса обсуждает прежде всего идеи Щаранского и степень их воздействия на президента, то израильская пресса в основном интересуется, какие связи задействовали Щаранский, его издатель и соавтор для того, чтобы книга легла на стол президента в удобный для него момент.
     Все сходятся на том, что Щаранский очень даже попал в струю, написав для президента не только все, что тот хотел услышать, но также и сформулировав в одной книге все, что Буш хотел бы сказать своим противникам и оппонентам. Отныне президент больше не должен ничего объяснять - всего лишь рекомендовать прочесть книгу Щаранского. Что он и делает.
     Конечно, те, кто указывает на полную тождественность политики Буша и идей Щаранского, ошибаются. В книге содержится критика "Дорожной карты" Буша и поддержки, оказанной американской администрацией плану размежевания, инициированному Ариэлем Шароном. Впрочем, многим это кажется мелочью по сравнению с тем фундаментальным основанием, которое Щаранский подвел под американскую антрепризу в Ираке.
     Однако это не единственная причина интереса к книге. Вопрос о способности арабского мира к воспроизведению демократии западного типа в своих обществах является, как говорят, "миллиондолларовым вопросом". До сих пор политики западного мира отвечали на этот вопрос однозначно отрицательно. Сегодня, особенно после выборов в Ираке, даже лидеры Франции декларируют необходимость распространения демократии во всем мире. В том числе и на Ближнем Востоке.
     Между тем сформулированные в книге идеи Щаранский последовательно излагал еще задолго до того, как они вышли отдельной книгой и "попали в струю". Я лично помню передачу, которую я смотрела по нашему ТВ где-то в 1998 году - до Буша, до интифады, до взрывов в Манхэттене. Щаранский высказывал мнение, что пока в палестинском обществе не будет демократии, мир с ним невозможен и поэтому мирный процесс обречен на провал. Ведущий программы тогда сказал Щаранскому: "Но ведь это же патернализм и заносчивость - мы не можем ни учить палестинцев, как управлять, ни требовать от них демократии". - "Ты знаешь, что такое заносчивость и патернализм? - спросил его в ответ Щаранский. - Заносчивость и патернализм - это привезти из Туниса диктатора и посадить его палестинцам на шею". - "Но арабы не имеют демократических традиций, это противоречит их культуре", - не унимался ведущий. "То же самое говорили и о русских", - парировал Щаранский.
     В книге Щаранский приводит примеры, подкрепляя их историческими экскурсами и цитатами из мнений, высказанных в ту или иную пору, о неспособности немцев, а также, итальянцев и японцев к восприятию демократии - такие взгляды особенно часто высказывались сразу после Второй мировой войны… Идея книги состоит в том, что демократия - универсальна, демократическая парадигма проходит через все культуры и цивилизации. А если демократия подходит всем, то она подходит и арабам, отрицать за каким-то народом способность к восприятию демократии означает расизм.
     В своей книге Щаранский ни разу не цитирует С.Хантингтона, но все постулаты его книги вступают с последним в скрытую полемику. По Хантингтону демократия западного типа - результат развития определенной уникальной цивилизации, по Щаранскому - стремление к демократии превалирует над культурными различиями. По Хантингтону - в исламской культуре (религии) имеется встроенный концептуальный механизм, который провоцирует воинственность и конфликтность; по Щаранскому - агрессию провоцирует не религия или культура, а тоталитаризм, общераспространенный в арабских странах. По Щаранскому мирный процесс находится в прямой зависимости от демократии. По Хантингтону - от демографии; только когда демографическая экспансия исламского населения пойдет на убыль, "возможен переход к стадии холодной войны, а быть может, даже холодного мира", что произойдет не раньше второй половины XXI века. По Щаранскому "все это произойдет быстрее, чем многие из нас думают".
     По Хантингтону выходит, что механическая трансплантация западных демократических институтов на культурную почву, для которой они не органичны, невозможна; по Щаранскому - это не только возможно, но и необходимо. По Хантингтону продемократические силы в исламском мире не тождественны прозападным, а напротив, являются в значительной степени агрессивно антизападными, что обещает только продление конфликта и не гарантирует умиротворения. По Щаранскому "демократии не воюют друг с другом", стало быть путь к умиротворению ближневосточного региона и исламского мира вообще проходит через демократизацию.
     Разные теории предполагают также разные аппликации. По Хантингтону, задача Запада в сохранении своей уникальной цивилизации, а не в распространении на весь мир культуры и норм своей морали. По Щаранскому задача Запада - именно внедрять демократические нормы правления и соблюдения прав человека во всем мире.
     Все же мне удалось найти одну (одну!) точку соприкосновения: констатируя факт слабости и неэффективности секулярной оппозиции в исламском мире по сравнению с религиозной, Хантингтон в числе прочих (хотя и не главных ) причин указывает на факты стратегически ошибочной поддержки Западом исламистских группировок - начиная от Афганистана времен советской интервенции и кончая Израилем, который в свое время создал ХАМАС в качестве альтернативы ООП. Щаранский говорит о недостаточной поддержке Западом арабских "диссидентов" и слишком легкой готовности западных правительств иметь дело с диктаторами.
     На первый взгляд может показаться, что, прочитав эти две книги, нужно выбрать между двумя концепциями. Однако такой подход был бы упрощением. Книгу Щаранского и книгу Хантингтона нельзя сравнивать - ведь в случае Хантингтона мы имеем дело с научной теорией, а в случае Щаранского - с формулировкой кредо. Научный труд и кредо - это разные способы убеждения и воздействия. В одном случае - теории, цифры и диаграммы, в другом - проповедь. Научная теория и проповедь, факты и кредо - лежат в разных плоскостях. Доводы Хантингтона убедительны, их влияние на формирование взглядов политической верхушки Запада огромно, однако на среднем медийно-народном уровне восприятия его концепции максимально упрощены и сведены к нескольким сенсационным тезисам типа - "ислам имеет кровавые границы". Но, если влияние Хантингтона чувствуется прежде всего на концептуальном уровне, влияние Щаранского присутствует на уровне оперативном. Его идеи формировались в тесном контакте с ведущими неоконсерваторами, которые оказывали непосредственное влияние на решение Буша начать войну в Ираке. Впрочем, и в мировоззрении многих неоконсерваторов концепция Хантингтона вполне уживается с оперативными выводами Щаранского. Принимая за аксиому хантингтоновское "столкновение цивилизаций", они считают подход Щаранского одним из инструментов изменения той цивилизации, которая на сегодняшний день продуцирует агрессию (подход, который сам Хантингтон считает неконструктивным).
     Одно из самых распространенных возражений Щаранскому, которое формулируется в широких кругах политиков от Вашингтона до Иерусалима, - это "нежелательный" с точки зрения Запада конечный результат демократических процессов в арабском мире. Оно основывается на реальном парадоксе, описанном Хантингтоном: как только арабские (исламские) общества овладевают техникой западного демократического управления, они приводят к власти тех, кто отрицает политическую культуру, которая на нем зиждется. Иными словами, политические процессы в исламском мире могут быть демократичны по форме, но оставаться антидемократичными по содержанию. До сих пор западный мир, имея дело с исламскими государствами, не только не поддерживал, но и препятствовал демократическим процессам именно исходя из понимания этого феномена. Два примера, ставшие уже классическими: непризнание итогов всеобщих выборов в Алжире в 1991 году и Ословские соглашения. Итоги алжирских выборов были не признаны военной хунтой - с полного согласия Запада - волна насилия, спровоцированная исламистами, подтвердила в глазах Запада правомерность этого непризнания. Другой пример - Ословские соглашения. Целью последних было создание силовой структуры (ПА) во главе с "сильным" лидером, который на манер других ближневосточных "сильных лидеров" (читай тиранов) - Мубарака, Асада и Саддама Хусейна - сумел бы гарантировать стабильность и нейтрализовать агрессивные и антизападные исламистские тенденции. Эта концепция выглядела очень убедительной и логичной - до тех пор пока она не провалилась.
     Таким образом, в терминах ближневосточной локальной политики, Щаранский имеет сильный кэйс. Тем более удивительно, что внутри Израиля противники доктрины Щаранского составили странную коалицию, от архитектора Ословских соглашений (И.Бейлина) до их последовательного противника Ариэля Шарона. Йоси Бейлин отозвался на подход Щаранского многими статьями в израильской и международной прессе, в которых он доказывает, что мирный процесс не может зависеть от демократических перемен в арабском мире, и связывать демократизацию с мирным соглашением означает откладывать мирное урегулирование до бесконечности. Примерно в том же духе высказался и Шимон Перес. Если доводы Бейлина (и его интересы) понятны, то сопротивление Ариэля Шарона идеям Щаранского понятно гораздо меньше, тем более что он своих объяснений на этот счет не дает - кроме цитируемого в книге Щаранского высказывания: "Я понимаю, что ваши взгляды имели огромное значение в Советском Союзе, но здесь - Ближний Восток". Ариэль Шарон не скрывает своего скептического отношения к возможности демократии на Ближнем Востоке - за исключением Израиля (его недруги скажут - включая Израиль). Это свое мнение Ариэль Шарон сформулировал также и в своих контактах с американцами: "В конце концов, - сказал он, - мы пока что не видели еще ни одной арабской демократической страны".
     По Щаранскому выходит, что скоро увидим. Один из центральных пунктов доктрины Щаранского - это так называемый "тест городской площади". Если граждане города могут не боясь выйти на массовый митинг на городской площади и выразить протест правительству - значит это свободное общество. Не прошло и нескольких месяцев после опубликования книги, и мы увидели подобные митинги - например, в Ливане. Что, естественно, было воспринято как подтверждение тезиса Щаранского.
     ...В этой связи мне вспоминается другой митинг протеста, который имел место в Иордании несколько лет тому назад. Молодой король, который сменил покойного отца, задумал провести ряд реформ. Эти реформы вызвали такое сопротивление народа, что возникли стихийные (и менее стихийные) демонстрации протестов, которые приняли массовый характер. Королю пришлось посчитаться с волей народа и пойти на попятную. Так что формально иорданское общество и его режим прошли "тест городской площади", а авторитарный лидер вынужден был капитулировать.
     Но в чем было дело? Какие такие реформы задумал авторитарный король, которые погнали народ на "городскую площадь"? Продвинутый король и его продвинутая жена инициировали законодательные реформы с целью пресечь законом убийства женщин родственниками, совершаемые на почве "семейной чести". Согласно обычаю, широко применяемому на практике, отец или брат женщины, которая "обесчестила" семью, вступив в добрачную или внебрачную связь, обязаны убить ее, чтобы смыть кровью семейный позор. Этот обычай существует не только в Иордании, но и во всех арабских странах и обществах, включая мусульман - граждан Израиля. Королевская чета - оба получили образование на Западе - посягнула на этот народный обычай. Демонстранты, вышедшие на городскую площадь (среди них было также немало женщин), несли транспаранты с лозунгами: "Вы можете забрать у нас все, кроме нашей чести". Король и королева вынуждены были уступить и снять реформы с повестки дня.
     Таким образом, как и вся демократия, "тест городской площади", как форма протеста, не может рассматриваться как форма в отрыве от содержания. Щаранский, конечно, сознает это "узкое место". Отношения свободного мира со странами исламского (и не только исламского) мира, которые стали на путь демократизация, должны, по Щаранскому, основываться на принципе "линкэджа" - увязки. То есть только те страны могут рассчитывать на поддержку, сотрудничество, торговые связи (и, добавим от себя, избежать интервенции), которые соблюдают права человека и другие демократические принципы. С этой целью надо оказать поддержку демократическим силам в тоталитарных обществах, которые являются агентами демократизации, то есть "диссидентами". В конце книги Щаранский приводит краткий список диссидентов в арабских и других странах. Можно предположить, что те, кто попал в этот список, уже установили достаточно прочные связи с Западом и в какой-то степени находятся под его покровительством, хотя бы в результате своей известности. Многие из них живут как бы "в изгнании". Одни предпочитают либеральный Запад, а другие вынуждены были просить там политического убежища. Такие люди, можно предположить, могли бы стать будущей элитой в обществах, которые на сегодняшний день являются тоталитарными. В последнее время многие из них получают трибуну в западной, прежде всего американской, прессе.
     Читать книгу Щаранского и книгу Хантингтона одну за другой - это все равно, что чередовать горячий душ с холодным. Причем под "холодным душем" я подразумеваю Хантингтона. В большинстве исламских стран, утверждает Хантингтон, после периода колониализма и в период становления независимости приходит к власти элита, получившая образование на Западе. Среди них немало и тех, кто вместе с западным образованием воспринял также и западные культурные понятия, в том числе западное понимание свободы, индивидуализма и прав человека. Вопреки этому в исламских странах имеет место процесс, который он называет "индидженизация элиты" (indigenization of elites), или, в вольном переводе на русский - "отуземливание". Это означает, что первые поколения лидеров, воспитанных в духе западных ценностей, вытесняются следующими поколениями, которые, чтобы удержаться у власти, идут как бы навстречу "пожеланиям масс" и приспосабливаются к исламскому контексту. В результате они вынуждены вводить больше теократических элементов в свое управление, чем им бы, возможно, хотелось.
     Удивительно, но тезисы Щаранского получают неожиданную поддержку у умеренно исламизированных политических и общественных деятелей. В последнее время в западной прессе появляется все больше статей, авторы которых утверждают, что исламизм не только не так страшен, как его малюют на Западе, но и вполне способен ужиться с принципами демократии. Одну из таких статей опубликовал недавно в "Геральд трибюн" кандидат на пост президента Египта (Саад Аддин Ибрагим), близкий по своему мировоззрению к исламистским течениям, который 14 месяцев провел в египетской тюрьме (то есть, согласно критериям Щаранского, является "диссидентом"). Он утверждает что исламистские организации и партии, типа "Хизбаллы" и ХАМАСа, только потому и милитантны на данный момент, что находятся в состоянии войны.
     Их милитантность и терроризм носят лишь временный характер, и наряду с террористической деятельностью они создали сеть социальных, благотворительных и культурных учреждений, которые завоевали у народа репутацию благодаря своей эффективности и отсутствию коррупции. Впрочем, зачем далеко ходить, продолжает он, американская политика в Ираке тоже базируется на исламской партии и преуспела только благодаря поддержке шиитского религиозного лидера (шейха Систани). Во время выборов в Саудовской Аравии, Марокко, Турции и Ираке исламистские политические активисты побеждают секуляристов, и того же следует ожидать во время предстоящих выборов в Палестинской автономии, Ливане и Египте. "Я могу свидетельствовать, - утверждает он, - что мы находимся на пороге становления истинно демократических исламских партий, которые являются аналогами христианско-демократических партий в Европе после Второй мировой войны". Не называя имени Щаранского, Саад Аддин Ибрагим, тем не менее использует изложенные в его книге принципы и, оперируя такими понятиями, как "пражская весна", обещает в ближайшем будущем также и "арабскую весну". Он также приводит в пример Хельсинкское соглашение 1975 года как желаемую модель и высказывает уверенность, что Ближний Восток будет "третьей волной" демократических преобразований в мире. Все зависит от того, "в какой степени исламисты будут интегрированы в политических системах Египта, Ливана и Палестины".
     Эта статья выдержана настолько в духе "щаранскизма", что начинаешь понимать степень сопротивления или скептицизма, которую вызывают идеи Щаранского в среде конвенциональных политиков справа и слева. Ведь, сказав "а", надо сказать и "б", а именно признать легитимность результатов демократических выборов также в том случае, если они приведут к власти исламистов.
     А они, скорее всего, приведут. В этом случае, многим западным странам, от США до Франции, придется менять свои концепции, не говоря уже об Израиле, которому придется иметь дело с ХАМАСом, "Исламским джихадом" и "Хизбаллой", которые - пока еще - включены в список террористических организаций, а завтра могут быть интегрированы в политические структуры в результате прогнозирумых электоральных успехов. Саад Аддин Ибрагим уверяет нас, что милитантность этих групп является всего лишь результатом репрессий и отсутствия доступа к политическому пространству. Демократия, по его словам, обнаружит другой, умеренный, облик ислама.
     Однако исламизм даже в его мягкой "турецкой форме" вызывает такую реакцию отторжения у многих западных стран, что ставит под угрозу жизнеспособность Европейского сообщества. Население двух ведущих стран ЕС сказало "нет" конституции, проект которой инициировали их собственные правительства, в том числе и потому, что оно опасается агрессивного прозелитизма исламских элементов в своих обществах и не хочет их укрепления за счет иммиграции и присоединения к ЕС мусульманской страны.
     Многие арабские интеллектуалы, получившие образование на Западе и хорошо знакомые с его культурой, утверждают в этой связи, что западное общество не только насквозь проникнуто "исламофобией", но и относится подозрительно к религии вообще. Исламофобия якобы является в каком-то смысле следствием западного секуляризма, который выражается в бездуховности, моральном релятивизме и равнодушии (или даже ненависти) к религиозным ценностям любых конфессий.
     Этот подход очень четко выражен в лекциях и статьях известного арабского интеллектуала Тарика Рамадана, который занимает пост профессора Женевского университета. Тарик Рамадан оказался "соседом" Натана Щаранского в специальном выпуске "Тайма", посвященном ста самым влиятельным личностям планеты. Оба они вошли в список "Тайма" по категории мыслителей и генераторов идей. Тарик Рамадан, хотя и происходит из известной саудовской семьи, не является ни политическим эмигрантом, ни диссидентом - он родился в Европе и остается гражданином ЕС, левым антиглобалистом по убеждениям. Он частый гость на ток-шоу французского ТВ. В интеллектуальных дискуссиях он зачастую на голову выше своих европейских оппонентов. Казалось бы, сад демократии вполне может цвесть, когда такие люди в стране исламской есть. И однако...
     Относительно недавно, когда французское правительство депортировало алжирского муллу, который в своих проповедях призывал забивать камнями неверных жен, Рамадан развернул кампанию в его защиту - и в защиту древнего обычая забивания камнями - чем вызвал бурю негодования во Франции. В результате американский университет, куда он был приглашен с курсом лекций, временно заморозил свое приглашение. Естественно, Тарик Рамадан занимает также крайне антиизраильскую позицию, хотя именно в этом вопросе он отнюдь не является белой вороной среди европейских интеллектуалов.
     В книге Щаранского сказано, что статус женщин и отношение к Израилю входят в число основных критериев, по которым можно судить о степени демократичности арабского общества. (Справедливости ради следует признать, что в саддамовском Ираке статус женщины был выше, чем в Иордании и Кувейте, и никто не принуждал их к ношению традиционного головного убора, как это происходит в Ираке сегодняшнем.) Согласно Т.Рамадану древний обычай забивания камнями и тот шок, который он вызывает у французов, является всего лишь вопросом культурных различий. Европейские мусульмане вообще и европейцы арабского происхождения в частности не живут в "обществе страха". Напротив, они живут в свободных обществах, пользуются защитой демократических институтов и имеют доступ к средствам информации. Таким образом, можно предположить, что идеи, которые формируются в их среде, являются результатом свободного выбора, а не тоталитарного принуждения или насильственной индоктринации.
     
     При том что очень трудно разделить оптимизм Щаранского в отношении прогноза сроков наступления мира, основные тезисы книги являются убедительными. Щаранский полностью убедил меня, что мир на Ближнем Востоке вообще и мир между Израилем и Палестиной невозможен без того, что арабские страны, включая Палестину, трансформируются в свободные, демократические общества, соблюдающие права человека. Но Хантингтон убедил меня в том, что последнее вряд ли возможно, по крайней мере в том формате, в котором демократия действует на Западе, а именно: на основе секуляризма и отделения религии от государства.
     Щаранский убедительно доказывает несостоятельность концепции, сформулированной в свое время Бжезинским, согласно которой "сукин сын" может оставаться "сукиным сыном", пока он "с нами, а не против нас". То есть что можно иметь дело с "дружественным диктатором", если это нам гарантирует стабильность. Актуальная политика действительно доказала несостоятельность этого тезиса - "дружественные" диктаторы добиваются стабильности только собственных режимов - за счет дестабилизации соседних. Джихадисты угрожают коррумпированному режиму ПА? Можно снабдить их поясами шахидов и отправить взрываться в Тель-Авив. Оппозиционеры угрожают династии Саудитов? У нее найдется достаточно денег, чтобы содержать активистов джихада на Западе. Действует закон сохранения (деструктивной) энергии. Ословские соглашения были не просто ошибкой политиков локального масштаба - они были частью общей западной концепции, которая принадлежит вчерашнему дню, когда западные политики верили, что локальный диктатор может по совместительству служить также и "шерифом", который отловит и отстреляет своих джихадистов, прежде чем они прорвутся наружу.
     Президент Буш и неоконсерваторы заложили новую тенденцию - тенденцию активного вмешательства в процессы. Сегодня это "щаранскизм", завтра это может быть другая концепция - что-то вроде, например, "ислама с человеческим лицом". Так или иначе, с точки зрения США способ управления в той или иной стране уже перестал быть внутренним делом данной страны. Несмотря на сопротивление основных западных стран иракской антрепризе, эта тенденция все же становится определяющей.
     Сэмюэль Хантингтон, в отличие от Щаранского, считал прежний мировой порядок эпохи холодной войны "стабильным", поскольку тогдашний конфликт не выходил за рамки холодной войны. Цель нового миропорядка, по Хантингтону, не разрешение конфликта, а управление им с целью вогнать его в рамки холодной войны. Его цели скромны - холодная война, переходящая в подобие холодного мира. По его мнению управление конфликтом невозможно без наличия "стержневого государства", как это было в период прежнего мирового порядка, когда стержневым государством был СССР. По Хантингтону ни одно арабское государство не годится на эту роль. Единственным кандидатом, по Хантингтону, является Турция, которая, как он пишет, "должна прекратить стучаться в ворота ЕС", а занять достойное место стержневого государства исламского мира.
     
     По Щаранскому новый мировой порядок, основанный на демократическом способе управления, сам по себе гарантирует разрешение конфликтов, поскольку "демократии не воюют между собой". Между тем многие арабские диссиденты, в первую очередь египетские, считают, что арабские страны только тогда и смогут эффективно противостоять Израилю, когда станут демократическими. Именно отсутствие демократии снижает эффективность всех их систем, в том числе и способности к военному противостоянию. Среди арабских диссидентов есть и такие, кто в числе прочих грехов обвиняет Израиль также в том, что он препятствует демократизации арабских режимов, потому что "не хочет утратить статус единственной демократии на Ближнем Востоке". Оппоненты Щаранского (и Буша) отмечают антизападный, антиамериканский и антиизраильский настрой оппозиционных сил в арабских странах и добавляют, что тезис "демократии не воюют между собой" проверен только в отношении западных стран.
     Ни доктрина Щаранского, ни доктрина Буша не предполагают некоего отдельного подхода к арабским странам или исламской религии. Подчеркивается универсальный подход, одинаковые критерии, идет ли речь об арабских странах, Северной Корее или Белоруссии. Если все дело в политкорректности, то этот декларативный универсализм можно простить… Однако если цивилизационная парадигма по Хантингтону совершенно не учитывается, и президент Белоруссии оказывается чуть ли не в одной лиге с Саддамом Хусейном, то это вызывает легкое недоумение. Не только Белоруссия, но даже Северная Корея не генерирует такого геополитического активизма, как Ближний Восток: американскую интервенцию в Северной Корее мало кто себе представляет, и не только потому что КНДР обладает ядерным оружием. Впрочем, в вопросе о том, какой фактор является определяющим в анализе причин конфликтности ближневосточных государств - политический или культурный, одно несомненно: это геополитическое пространство в том виде в котором оно организовано на сегодняшний день, является источником нестабильности и экспортером агрессии. В этом плане Хантингтон и Щаранский представляются мне двумя проходчиками, которые роют свой тоннель с разных концов.
     Безусловно, Щаранский прав, когда считает порядок, основанный на невмешательстве во внутренние дела диктаторских режимов, устаревшим. Он не только анахроничен, но и бесперспективен. Время абсолютного централизма проходит, и арабские авторитарные режимы, будь то однопартийная диктатура или теократия, не вечны. Одна этническая или религиозная группа, клан или партия не могут вечно противостоять всем другим группам, лидерам и кликам, требующим своей доли пирога. В наше время уже нельзя убить всех конкурентов, как это делал Саддам Хусейн или покойный сирийский президент Асад - папа нынешнего.
     В этом плане социальный эксперимент в Ираке является в какой-то мере превентивной военно-политической акцией. Этот эксперимент показывает нам, в какой степени на Ближнем Востоке демократия является вопросом демографии. При тоталитаризме политический процесс в Ираке контролировала одна религиозно-этническая группа, при демократическом - другая. На Ближнем Востоке - включая Израиль - парламентские выборы в конечном счете превращаются в ксерокс, который с точностью копирует демографический баланс между различными этническими, религиозными, культурными группами. Этот процесс нельзя пускать на самотек. По крайней мере, нужно определить универсальные правила игры на политическом поле. Как выразился один саудовский диссидент, "в футбол играют представители разных народов, религий и культур, но при этом правила для всех одни". Покамест эти правила не соблюдаются ни на каком уровне (даже в случае, когда мы имеем дело с электоральной процедурой внешне западного типа в Ливане, поскольку к электоральному матчу допускаются вооруженные милиции типа "Хизбаллы", которых надеются разоружить "потом" путем переговоров).
     Лично у меня к доктрине Щаранского есть одно замечание: мир не так уж явно разделен на "тоталитарные" или "свободные" государства. Признаки тоталитарных "обществ страха" очевидны. Модель демократического общественного управления, будь то ее "англо-саксонская" или "континентальная" версия, также говорят сами за себя. Однако между этими двумя полюсами располагается множество всевозможных псевдодемократических олигархий, от Филиппин до Мексики, которые никого не провоцируют на интервенцию с целью переустройства. Не исключено, что сам Щаранский тоже живет в одной такой псевдодемократии. Не исключено также, что если эта модель будет работать также и в арабских странах, то их соседи вполне смогут этим удовлетвориться. Но Щаранский, как генератор идей, претендующих на социальное творчество, должен отдавать себе в этом отчет.
     
     Из доктрины Щаранского, точно так же как и из теории Хантингтона, при всех их различиях, можно видеть, насколько вторичным является вопрос об израильских территориальных уступках в деле стабилизации Ближнего Востока. Эти "оккупированные" территории до сих пор являются идефикс как международной, так и израильской политической элиты. В то время когда местная элита с обсессивной настойчивостью продвигала устаревшую доктрину "территории в обмен на мир", Щаранский сформулировал совершенно новый подход, согласно которому никакие миротворческие усилия не могут быть эффективны, пока локальные игроки не начнут играть по универсальным правилам. Вне зависимости от того, окажется ли в конечном счете доктрина Щаранского успешной или ошибочной, ему удалось преодолеть интеллектуальную инерцию и концептуальный застой, который был характерен для локальной политики, и ввести ее в общий контекст новой политики ведущей державы - политики, которая окажет решающее воздействие на формирование нового миропорядка. Удалось, впрочем, пока лишь на концептуальном, а не на оперативном уровне. Идеи Щаранского вообще не принимались в расчет в израильской политике, до того как получили такую мощную поддержку в администрации Буша, - они, впрочем, не принимаются в расчет и после этого. Правда, теперь местные политики, в своих показательных выступлениях "на экспорт" вынуждены упоминать "демократическую парадигму", однако это выглядит скорее как "lip service" (отговорка).
     Способность Щаранского влиять на местную политику обходным маневром, то есть через американскую администрацию, вместо того чтобы стать трамплином политической карьеры Щаранского, стала препятствием. Во всяком случае, местная политическая олигархия cделала все, чтобы провалить его назначение на должность, обеспечивавшую ему непосредственный выход на американские контакты, стремясь сохранить эту монополию только за собой.
     (И это несмотря на то, что неоконсерваторы устами Уильяма Сапира не раз декларировали свое желание видеть его на посту главы МИДа, а не Сохнута). Можно, конечно, считать это издержками израильской внутренней политики... Как сказал в свое время Генри Киссинджер: "Израиль не имеет внешней политики, только внутреннюю..."
     Но может быть и другое: локальные политики считают, что они варятся в этой ближневосточной каше настолько долго, что действительно "знают лучше", чем американцы, не говоря уж о таком недавнем жильце в ближневосточном комплексе, как Щаранский. При этом вот уже почти сорок лет в программе (даже в гипотетических вариантах) местных элит нет ничего, кроме простенького выбора ("одно из двух") - либо "территории в обмен на мир" (или, по крайней мере, на относительную стабильность), либо укрепление обороноспособности за счет стратегической глубины и элемента устрашения. Более или менее это соответствует выбору между так называемыми "левыми" и "правыми". Можно было бы допустить, что так оно и есть, что действительно есть только выбор типа "одно из двух", если бы сторонники и одной, и другой концепции не допускали столь очевидные ошибки в оценках ситуации и прогнозировании. Сам по себе факт, что в течении сорока лет политически ориентированные группы не генерировали никаких других идей, уже говорит об очень косном мышлении и неадекватном лидерстве. Упорядоченная система управления предполагает, как минимум, правильную постановку задачи, постоянную проверку доктрин и замену одной на другую, если на протяжении длительного периода первая оказалась нерезультативна. В отличие от Америки, в Израиле нет того, что называется "think tank" (мыслящая группа). Вместо нее есть олигархии, которые ставят перед политическим эшелоном задачи, невыполнимые изначально, и потому чреватые постоянными сбоями. Вне зависимости от того, являются ли идеи Щаранского "правильными", и на какой срок, сегодня - это единственный свежий комплекс идей, которые вообще были сформированы в применении к региональной политике. Остается надеяться на помощь американской администрации в деле их внедрения в локальную политику.