"Человек говорит с Богом не как некто, от себя имеющий нечто сообщить, а только в той мере, в какой Бог дает речь. Голос дан чудом".
В.Бибихин, "Философия и религия"
Умер Владимир Бибихин. Ткань сознающего разума сплетается по законам, нам, слава Б-гу, неведомым. Но когда эта ткань уже наличествует, можно хотя бы попытаться бросить на нее косой взгляд. Тексты Бибихина - одна из многочисленных ниточек, тянущихся в мое сознание из русского языкового поля. Новых текстов не будет, и часть души, связывающая меня с Россией, будет (как и положено душе эмигрантской) отмирать.
Бибихинские тексты - прелестны, в самом подлинном значении этого слова, прельщая читателя искусом философии. И это в то время, когда доверия к философии почти не осталось. "У нас у всех есть хорошая доля презрения к философии, к ее бессильным рассуждениям. Это презрение только для приличия смягчено неуверенным допущением, что вдруг все-таки в этой философии что-нибудь да есть. Правда, подозрения, что в философии что-то еще скрывается, становится все меньше. Надо поискать философа, который верит в философию. Философская публицистика в средствах так называемой массовой коммуникации все время пытается сделать вид, будто у нее на руках еще есть нетронутая стопка козырных карт, когда на самом деле у нее, похоже, и вообще на руках уже никаких карт нет. Из "философских идей", опустошенных до последней пустоты, выколачивается по-следний прок, уже едва ощутимый, с тем единственным бесспорным результатом, что пренебрежения к философии становится больше" (В. Бибихин, "Мир").
Я дал читателю насладиться длинной цитатой, дающей слабое представление о бешеном философском темпераменте, бьющем со страниц бибихинских текстов. О философском спокойствии говорят люди, представления не имеющие о философии. И вот парадокс: вскипающие тексты Бибихина возвратили философии ее подлинную и единственную меру - меру строгости, роднящую философию с наукой и верой. Строгость не чурается страстей. Только не надо путать строгость со звериной серьезностью, безулыбчивостью, немедля выдающими суррогат. У Бибихина нет этого и в помине, его рассуждения остроумны, в них все споро, ладно, пригнанно. Философское действо разворачивается в самосогласованном поле русского языка, то ли доставляющем всякий раз единственно необходимое Бибихину слово, то ли, напротив, язык сам изгибается, следуя мысли философа.
Наверное, Владимир Вениаминович всегда был религиозен, но в последние годы религиозные мотивы его философствования проступили отчетливее, резко выделяясь на фоне религиозной дешевки, затопившей уже упомянутые им не без ехидства средства массовой коммуникации. "Мы говорим, что философия сама по себе с самого начала уже религиозна тем, что снова и снова возвращается к началам вещей, повторно вчитывается в мир, казалось бы зачитанный до дыр. Только не заметившие этого, т.е. не понявшие, что такое философия, хотят делать ее "религиозной". Негласная причина этого занятия - неспособность вынести напряжение открытых вопросов. Другое дело, что мысли нужна вера, как правой руке левая, и неумение работать обеми не надо считать особым преимуществом" ("Философия и религия").
Христианская философия Бибихина лишний раз помогла мне осознать несоизмеримость моего ветхозаветного, фарисейского, талмудического разума духовным основаниям дочерней религии. В уже цитированной "Философии и религии" Бибихин напишет: "...как не надо превращать грамматику фразы Книги Исхода в онтологию, так не надо встречу Бога с человеком делать основанием для философии личности". Я все меньше мыслю по-русски, и все больше на языке Книги Исхода, сам этот факт неизбежно превращает грамматику Книги в онтологию (я думаю, Владимир Вениаминович это соображение бы одобрил); и никакого основания для философии личности, вне встречи человека с Б-гом, измыслить не могу. И можно лишь в очередной раз изумиться и бибихинской интуиции, и тонкости понимания: "религия откровения вправе сказать, что она полна собой и не нуждается в подпорках философии: подсовывание подпорок оторвет ее от почвы, Израиль, "Видящий Бога", т.е. уже имеющий все, никогда не откажется от своей исключительности. Вера ни от чего в философии не зависит. Но это значит, что вера ни от чего там и не отталкивается… В Библии вера встречается с целым миром. Ее полноты нечего нам сторониться. Из-за исключительности ее откровения у нее есть, что подарить всем". Осталось лишь договориться о том, кто же подлинный Израиль: евреи или христиане, но об этом-то договориться и невозможно, впрочем, из этой невозможности погромы напрямую не следуют.
РАМБАМ называл Аристотеля - Философом (без имени, просто Философом). Философам смешно, не пристало клеить ярлыки: великий, гениальный - ушел из жизни В.Бибихин, ушел Философ.