ОТ МОСТА ДО ЗАБОРА
Амбициозные цели сионистского эксперимента по созданию современного еврейского государства в самом сердце Ближнего Востока были, как это ни удивительно, достигнуты. Израиль не только выстоял (пока) во враждебном окружении, но и превратился в ведущую региональную силу; не только сумел собрать часть еврейского народа на Святой Земле, но и стал единственной еврейской общиной в мире, численность которой растет.
Между тем задачи, которые встали перед Израилем XXI века, чрезвычайно усложнились и представляют переплетение проблем, порожденных войной, демографическими сдвигами и обострением внутренних конфликтов – идеологических, культурно-этнических и социальных. Чтобы решить эти задачи, нужно по крайней мере их определить. Но уже на этом первом этапе проявляется главная проблема израильского общества – трагическое противоборство разнородных начал, не позволяющее прийти к консенсусу даже по базисным вопросам. Вместо того чтобы стимулировать открытый дискурс, в рамках которого могут быть выработаны основы консенсуса, политические лидеры страны предпочитают лавировать между взаимоисключающими интересами и реагировать на обстоятельства, избегая формулировать национальную стратегию. Однако в последнее время появились общественные силы, которые постепенно берут на себя эти функции.
– Всем нам ясно, что мы – в одной лодке, – говорит генерал запаса Узи Даян, – но куда эта лодка плывет? Кто определяет направление? Отсутствие консенсуса в базисных вещах оказывает негативное влияние как на решение сиюминутных задач, так и в отдаленной переспективе. Идет война (то, что мы называем интифадой или террором, и есть на самом деле война), и в такой ситуации государство и его лидеры обязаны определить свои конечные стратегические цели. Но при отсутствии базисного консенсуса невозможно определить и сформулировать эти цели, не вызвав ожесточенных споров о таких первичных вещах, как границы государства, степень демократичности и демографический состав его населения.
Первая попытка "переговоров" между разными секторами израильского общества была предпринята Узи Даяном в 1999 году – сразу после того, как он покинул пост руководителя Совета по национальной безопасности – пост, на который он был назначен Эхудом Бараком после демобилизации из действующей армии, без какого-либо "промежуточного" периода (что даже послужило поводом для петиции в Верховный суд).
Инициатива Даяна получила название "Декларация Кинерет". Тогда речь шла о соглашении по параметрам, которые были условно определены как "левые – правые", а также "светские – религиозные". В разработке принципов Декларации приняли участие ведущие специалисты по праву, религиозные авторитеты и видные общественные деятели, представляющие основные направления израильской политики. С тех пор Узи Даян не прекращает свои попытки, поскольку в его понимании согласие является ключевым моментом израильской безопасности.
– Правда, – добавляет он , – кроме декларированной цели национального согласия, у меня еще имелось несколько дополнительных, или скрытых, аспектов повестки дня. Важно еще общее понимание того, что я называю предназначением. Иными словами, зачем мы здесь? В чем состоит наша национальная идея, историческая миссия? Еще один аспект, которому я придаю первостепенное значение, – это вопрос создания синтеза между иудаизмом и демократией.
По мнению Даяна, мы не можем обойтись без глубокого философского осмысления и формулирования сверхзадачи. Философский-идеологический-теологический дискурс является необходимым условием выработки не только политического консенсуса на данный момент, но и определения долгосрочной национальной стратегии. Из таких, казалось бы, теоретически-философских концепций, как, например, наше предназначение, вытекают чисто практические подходы к решению насущных проблем. То, что Израиль до сих пор не выработал самостоятельной региональной стратегии в условиях израильско-арабского противостояния, – результат отсутствия консенсуса по основным вопросам нашего существования, то есть границы, еврейский и/или демократический характер государства и отношения с соседями в регионе. Именно поэтому, вместо того чтобы инициировать нашу, израильскую "карту дорог", мы принимаем (или отвергаем) чужие инициативы. Возьмем такой практический вопрос, как возведение физической преграды на пути терроризма. С точки зрения обороны, защита такая же часть военной доктрины как и нападение, и физическая преграда есть часть оборонительной стратегии. Но поскольку мы до сих пор не пришли к соглашению (между собой), где должна проходить граница, вопрос об этой физической преграде откладывается.
В свою очередь отсутствие единого понимания формата наших будущих отношений с палестинцами может поставить нас перед выбором между еврейским государством и демократическим. Без явного еврейского большинства на территории Эрец-Исраэль (при условии всеобщего равенства) наше государство перестанет быть еврейским. А если оно захочет оставаться еврейским, оно будет вынуждено отказаться от демократии. Таким образом, наши границы должны быть установлены согласно демографическим критериям. Согласно мировоззрению Узи Даяна, главная угроза демократии – это демография.
– Откровенно говоря, – признается он, – это единственная причина, из-за которой я готов отказаться от части территорий. Можно сказать, что у меня нет никаких других причин стремиться к этому. Для меня синтез между демократическим и еврейским, между иудаизмом и демократией, является одной из главных задач, и если мы с ней не справимся, нам будет трудно удержать здесь следующие поколения израильтян.
– Многие возразят, что поскольку у нас так или иначе имеется арабское меньшинство, уже сейчас достигающее 20 процентов с явной тенденцией к росту, то присоединение или неприсоединение территорий не меняет эту тенденцию.
– Во-первых, давайте внесем уточнения. В эти так называемые 20 процентов вы включаете друзов, арабов-христиан, бедуинов и даже черкесов, а я, наооброт, их исключаю, и, по-моему, это правильнее. Группы, которые я назвал, не намерены влиять на израильскую демократическую систему в том направлении, в котором могут быть заинтересовны арабы-мусульмане, которые, за вычетом всех остальных, составляют только 12,5% населения. Кроме того, если вы четко формулируете такую задачу, как сохранение демографического большинства в качестве условия сохранения демократии, вы можете планировать политику в соответствии с поставленной задачей. Например, во всех демографических и социологических исследованиях подтверждена четкая зависимость между рождаемостью, уровнем образования женщин и их удельным весом на рынке труда. Напрашиваются определенные выводы, которые вы можете взять на вооружение при планировании той или иной политики.
– Даже если вы решили задачу еврейского большинства, это не снимает противоречия между понятиями "демократия" и "еврейское государство"... В демократическом государстве национальность определяется прежде всего гражданством. Религия или этническое происхождение носят вторичный характер. В европейских странах говорят теперь "швед марокканского происхождения" или "голландец арабского происхождения". А во Франции даже запрещается фиксировать в документах (в том числе и при переписи населения) религиозную принадлежность или этническое происхождение. Все, кто имеет французское гражданство, считаются французами.
– Да, они довели понятие гражданства до логического конца и устранили все формальные противоречия. Но это имеет свою цену. Французская система исключает плюрализм и настаивает на культурном единообразии по всем параметрам, начиная от школьной программы, одинаковой для всех, и кончая запретом демонстрации атрибутов религиозной идентификации в школах и госучреждениях. Так называемые французы мусульманского вероисповедания лишены права на национальную самобытность. Это в свою очередь порождает проблемы и трения, как, например, судебные разбирательства, могут ли мусульманские ученицы носить в школах покрывающий голову шарф. Ну, а если запрещается носить шарф, как символ исламской религиозной идентификации, то возникает вопрос о ношении кип и крестов. Наша система, напротив, не навязывает исраэлизма и признаёт право меньшинства на культурные различия. Поэтому у нас, в отличие от Франции и других стран Европы, не возникает конфликтов и дискуссий, разрешить ли школьницам носить их специфический головной убор. У нас не возникает споров о том, могут ли арабские ученики изучать в школе ислам, – это право религиозного и национального меньшинства. Если же это меньшинство превратится в большинство вследствие присоединения территорий, картина будет совершенно иной .
* * *
С тех пор как была подписана "Декларация Кинерет", много воды утекло, ситуация в регионе изменилась, соглашение с палестинцами сорвалось, началась новая война, в полной мере проявился не ощущавшийся прежде социальный рессентимент. Израильское общество, вопреки ожиданиям, не сплотилось перед лицом опасности – эскалации террора, радикализации панисламизма и нового антисемитизма. Напротив, векторы несогласия и внутренней напряженности стали более разнообразными, углубилась социальная пропасть между стратами, усилилась напряженность между религиозными и светскими, а также между этническими общинами.
Задача, которую поставил перед собой Узи Даян, еще усложнилась. Его основными "партнерами по переговорам" между израильтянами и израильтянами стали представители поселенческого движения на территориях, представители ультраортодоксального сектора и радикальное социально ориентированное движение, известное под названием "Демократическая сефардская радуга", которое, в отличие от религиозных сефардов, гораздо меньше озабочено религией и восточным фольклором, а больше – перераспределением национальных ресурсов, прежде всего земельных.
Сам Узи Даян, плоть от плоти знаменитого клана, сделавший блестящую карьеру, является одним из важнейших и, может быть, последних звеньев преемственности между так называемой "старой элитой" и кругами, которые недавно завоевали позиции, давшие им возможность влиять на политический процесс. При этом Даян везде, где только может, подчеркивает "гражданский" характер своей общественной деятельности, что отражается также и на его стиле поведения.
Он способен продекламировать на память целую поэму Есенина ("любимый поэт матери") в переводе на иврит, чем однажды поразил российскую генеральскую братию во время одного из визитов в Москву. Он – последовательный критик феномена израильской политической жизни, который он определяет как "политизация армии и милитаризация гражданско-общественной деятельности". Я однажды присутстовала при том, как он спорил с продюсером известной телевизионной программы, обусловив свое выступление в ней согласием на возможность говорить о социальных проблемах, а не в качестве "военного эксперта". Тот упирался, проявляя вполне понятное желание "использовать его по назначению". Однако он настоял на своем, в чем я убедилась, посмотрев эту программу следующим вечером.
– Социальные проблемы настолько обострились, – говорит он, – что могут выйти на первый план. Однажды после очередного обстрела ракетами города Сдерот я поехал туда – и, представь себе, в разговорах с людьми убедился, что ракеты волнуют их гораздо меньше, чем ежедневная борьба за выживание, – там многие не могут себе позволить даже визит к зубному врачу.
Агрессивная и слишком поспешная приватизация у нас производилась некорректным путем, что привело к концентрации ресурсов в руках небольшой группы, согласно пропорции, типичной для "третьего мира". Возникла извращенная система распределения государственных ресурсов. В отличие от того, что говорит наш министр финансов, мы довольно богатая страна. За вычетом армии у нас среднестатистический показатель такой же, как в большинстве европейских стран.
Концентрация ресурсов в одних руках и пропасть между уровнями доходов при отсутствии системы социальной защиты – это не только рецепт социального взрыва. Под угрозой оказывается и общественно-социальная ткань общества, и окружающая среда, экология страны и качество жизни.
Подобные проблемы возникают, конечно, и в других странах. Но большая часть остро стоящих перед нами проблем – уникального свойства. Это связано как с судьбой еврейского народа, так и с уникальностью сионистского эксперимента, собравшего евреев (и, как теперь выяснилось, не только евреев) из всех стран мира на этом клочке земли. Тем, кто никогда не испытал на себе опыта израильской жизни, – будь то уверенные во всемирной еврейской круговой поруке антисемиты или умиляющиеся при слове "Израиль" евреи, – ни те, ни другие даже не подозревают, насколько остры различия между "племенами", находящимися порой в состоянии латентной гражданской войны. Причем если бы различия были только "этническими", если бы они были только "культурными", если бы они были только "политическими"! До недавнего времени все израильтяне разделяли общий миф – и блондин нордического типа, и уроженец эфиопской деревни верили в прамиф об общих корнях и общей исторической родине. Сегодня среди нас все больше тех, кто не разделяет с нами даже этих основ из основ.
– Я думаю, – говорит Узи Даян, – что мы должны стремиться создать единообразие по самому основному параметру первичной индентификации. Мы должны минимизировать различия, потому что их и так предостаточно. Что касается неевреев, то гиюр – это наиболее радикальный способ присоединения. Именно в том формате, который был принят на протяжении тысячелетий, то есть ортодоксальный гиюр. Но одно дело формат, другое дело – бюрократия и искусственные препятствия на этом пути. Я трачу много усилий, чтобы убедить религиозный истеблишмент сделать этот процесс более открытым, упрощенным, полностью свободным от бюрократической волынки, при сохранении его, подчеркиваю, ортодоксальным по формату...
– А если кто-то не хочет проходить гиюр и становиться евреем?
– Израиль признан в мире как национальный дом – государство, в котором евреи осуществили свое право на самоопределение. Еврейский характер иммиграции – это тот минимальный уровень консенсуса, к которому мы можем прийти.
– Возможно ли достичь консенсуса по крайней мере между евреями?
– Если поставить себе эту задачу именно таким образом и приступить к честным переговорам... Легче всего сделать упор на разногласиях и обострить их до крайности, сповоцировав конфликт. Наша политическая система, избирательная система именно этому и способствует – заметьте, в основу политических технологий всех наших партий поставлена негативная стратегия. Задачу соглашения путем переговоров никто до сих пор перед собой не ставил.
* * *
Журналисты, ближе меня знакомые с личностью и деятельностью Узи Даяна, говорят, что именно искренность и серьезность поставленной им задачи – добиться консенсуса, а шире – "примирения племен", как выражаются некоторые, – вызывает сопротивление со стороны профессиональных политиков. Неудивительно: многие из них строят карьеру именно на антагонизме, причем в накаленной израильской атмосфере грань между легитимной политической борьбой и подстрекательством стирается. Любое подобие примирения выбивает почву у них из-под ног.
Многие интересанты обвиняют Узи Даяна в том, что он намеренно сглаживает острые углы, искусственно смягчает накал внутриизраильских идеологических дебатов. Например, он якобы "спускает на тормозах" напряжение, которое накапливается к годовщине убийства Рабина. В любой нормальной общественной системе именно снижение накала было бы воспринято как позитивный ответ на политическое убийство. Но у нас, даже много лет спустя, есть тенденция использовать это трагическое убийство в пропагандистских целях для дискредитации противников и навязчивого внедрения идей, которые вызывают сильное противодействие у широких слоев населения.
Неясно, является ли Узи Даян белой вороной на израильском политическом ландшафте, где взаимная агрессия стала удобрением для выращивания лидеров карликовой породы, или, напротив, знамением времени и показателем большей зрелости израильского общества. Совместно с "Сефардской радугой" и ортодоксальными кругами он разработал концепцию "постсекториального движения", учредил и возглавил "Форум социальной ответственности", в котором идеологические и культурные различия отодвигаются на задний план в пользу единого фронта, объединенного социальной повесткой дня. В сфере политики и обороны его "тихая дипломатия", наверное, приносит свои плоды, если даже один из лидеров поселенческого движения Бен-Нун утверждает, что "палестинское государство, к сожалению, соответствует израильским интересам, хотя многие мои друзья отказываются понимать, что настанет день, когда нам придется убеждать их провозгласить собственное государство, а не им добиваться его признания".
Существует реальная перспектива, что палестинское общество откажется от идеи самоопределения и начнет борьбу за предоставление израильского гражданства – борьбу, которую поддержат и израильские арабы, и международное сообщество. Если верить американскому журналисту Тому Фридману, около тридцати процентов палестинцев уже сегодня предпочитают именно такое решение проблемы. Видимо, стремление отделиться от палестинцев политически, географически и демографически – это и есть тот мост, который, по мнению Даяна, может привести к консенсусу.
Косвенно с этим связан успех еще одной даяновской антерпризы: "разделительный забор". Разные движения называют его по-разному, избегая называть "будущей границей". Назови его "границей" – попрощайся с консенсусом. Это прекрасно понимал Узи Даян, когда начал и возглавил движение за строительство забора, с самого начала назвав его "неполитическим забором". Идея вначале была встречена подозрительно в правительстве и в правых кругах. Шарон, которому Даян представил свой проект до его переизбрания, отнесся к этому отрицательно. Однако идея пришлась по вкусу большей части израильтян, движение набрало силу, и глава правительства принял идею, понимая, что не может себе позволить отдать столь популярный проект на откуп оппозиции. Узи Даян был одним из первых, кто почувствовал подлинность желания отделиться, которое стало поистине "волей народа".
Отделение от палестинцев всегда было психологической основой подсознательного израильского консенсуса, который в левых кругах принял политкоррекную форму "двух государств для двух народов", а на крайне правом породил мечту о трансфере. В основе право-левого идеологического антагонизма, лежит одна и та же несбыточная мечта. Большинство израильтян хочет в одно прекрасное утро проснуться и не увидеть арабов – "мы здесь, они там".
Ирония судьбы состоит в том, что Узи Даян является родным племянником Моше Даяна, который после Шестидневной войны начал проводить политику "открытых мостов". В политике Моше Даяна "открытые мосты" через Иордан были больше чем "мостами" – это был концепт, заявка на региональную интеграцию. Зато сегодняшний генерал Даян модели "2000" сделал центром своего кредо концепцию забора. Его "забор" – это тоже больше чем забор, это декларация о намерениях, сделанная от имени большинства израильского общества. От идеи региональных связей осталась разве что торговля цементом, бензином и продуктами низкой технологии, монополизированная кучкой палестинских и израильских протекционеров...
Идея "забора" ведет к согласию еще и потому, что она так же далека от идеи целостности Эрец-Исраэль, как и от всего, что ассоциируется с "процессом Осло". За идеей Осло стояло оптимистическое видение нового Ближнего Востока, в котором относительно процветающий демократический Израиль будет не таким уж инородным телом и сможет существовать в большей безопасности. В основе "забора", напротив, присутствует пессимистическое осознание факта, что Израиль – "вилла среди джунглей". А поскольку джунгли населены голодными и кровожадными хищниками, то ничего иного не остается, как окружить "виллу" забором. Таким образом, "забор" стал проектом, который сам себя "продает" почти во всех слоях израильского населения, а идеологические разногласия свелись к тому, где пройдет линия забора, что и кто будет находиться вне его, а что – внутри.
– Видите ли ли вы возможности выхода из нынешней ситуации? Может ли нам пригодиться американский опыт в Ираке?
– Американцы поставили задачу свергнуть Саддама, то есть уничтожить вершину пирамиды; а вместе с ниспровержением Саддама распалась вся иерархия диктаторского режима. В нашем случае дело не только в том, кто возглавляет пирамиду, то есть не в Арафате. Система палестинского террора держится не на одной личности – это явление, которое охватило по крайней мере 40 процентов палестинского населения. Вы не можете убить 40 процентов населения. Поэтому я и говорю, что прежде всего должна быть физическая преграда между нами и ими. Только потом возможна политическая инициатива, но это должна быть наша "бело-голубая" карта дорог, а не та, которая спущена нам извне. Чтобы выдвинуть нашу собственную инициативу, нам нужно прийти к консенсусу, и это должно быть главной задачей на будущее. Потому что, учтите, даже если нам удастся обезвредить бомбу палестинского террора, демографическая бомба замедленного действия продолжает тикать...