Марьян Беленький

    - Будем говорить откровенно, - сказал доктор, - болезнь ваша неизлечима, и осталось вам не так уж долго. Я могу назначить вам химиотерапию, от которой вас будет тошнить и выпадут все волосы, но это лишь продлит ненадолго ваши мучения. Мой вам совет: не нужна вам никакая химиотерапия. Будь я вашим врачом в России, я бы вам этого не сказал.
    - И что, действительно ничего нельзя сделать? - Марков не узнал своего голоса.
    - Неужели вы думаете, что если бы существовало какое-нибудь лекарство, то я бы вам его не выписал?
    - Так что же мне делать?
    - Я вам дам направление к психологу. Вы сможете обсудить с ним все проблемы. Извините, но меня ждут другие больные...
    
    Маркова подташнивало. О намеченном походе в Русский Магазин за селедкой и салом нечего было и думать.
    На улице сновали взад-вперед девушки в облегающих брюках и юбках, сквозь которые отчетливо проступала линия трусов.
    Ноготки их ножек в босоножках были выкрашены лаком разного цвета: у одной - желтые, у другой - зеленые...
    - Они тут будут бегать взад-вперед, живые, а я... Ну почему я? И за что? Что я такого сделал? Не воровал, детей вырастил. Даже не курил.
    Он изо всех сил попытался представить себе, как все это будет без него. Девчонки так же будут сидеть в автобусах, закинув ногу за ногу, в Русском Магазине так же будут продавать все пятьдесят сортов колбасы и селедку "матиас", только его самого не будет. Эта простая мысль в голове не укладывалась. И тогда Марков решил написать письмо:
    
    "Уважаемый Бог! Я всю жизнь вкалывал по полторы смены, чтобы поднять детей, А дети сейчас в Израиле вкалывают по две смены, чтоб за квартиру заплатить. Сын говорит, что у них на заводе только русские и работают, израильтяне по двенадцать часов в день работать не приучены. Про меня дети уже не вспоминают. Материально им помочь я не могу, а советы мои им не нужны.
    Что я видел в жизни? Придешь домой вечером после работы - ноги гудят, перед телевизором посидишь, покушаешь и спать. И вот здесь теперь вроде кажется - живи в свое удовольствие, когда нет хамсина. А в Русском Магазине - и вареники, и колбаса всякая, только денег нету. Я первое время оглядывался - а ну подойдет кто-нибудь и скажет: "Ваш пропуск, гражданин?!"
    Что мне в жизни осталось?
    Жена меня давно бросила, дети не звонят. В прошлый раз лекторша очень интересно говорила про разнообразное питание, но где взять на это деньги, так она этого не сказала. Я уже не говорю про икру, но больше ста грамм колбасы я себе позволить не могу, ну там еще грибы маринованные, капуста квашеная. Я пробовал сам делать, выходит гораздо дешевле, но как в Русском Магазине не получается. Женщины на меня уже внимания никакого не обращают. Так вот теперь еще это. Ну кому будет легче, если... А?"
    Марков вложил в конверт копию удостоверения личности, написал на конверте "Господу Богу". Потом подумал и дописал на иврите: "Адонай элокейну адонай эхад". Марков ходил в пенсионерскую йешиву - там платили сто шекелей в месяц и приносили на занятия печенье и колу. Приклеил марку и опустил письмо в почтовый ящик местной почты "только для корреспонденции в Иерусалим".
    
    * * *
    Звонок телефона звучал нахально и без перерыва.
    - Вы писали на имя Господа? - строго спросил женский голос. - Не кладите трубку.
    - Алло! - голос в трубке отдавал колоколом. Так, наверно, читал первосвященник в Храме. В трубке звучало какое-то эхо, повторявшее каждую фразу:
    - Мы с товарищами прочли ваше письмо. Нам непонятно, чего же вы, собственно, просите.
    - Как чего? Жить!
    - Зачем?
    - Как это зачем?
    - Ну, понимаете, люди к нам обращаются с конкретными просьбами: одному нужно три месяца, чтобы роман дописать, другому - полгода на завершение открытия, третий просит неделю, чтобы слетать в Баку - дать по морде лучшему другу, что стучал на него в КГБ. А вам для чего?
    - Да, Господи, выйдешь утром, пока не жарко, птички это самое, у девчонок бретельки от лифчика выглядывают из-под футболок, в лавке сметана тридцатипроцентная без очереди...
    - Значит, просто так? Этого многие хотят. (В трубке задумчиво помолчали.) Ну, хорошо. Знаете что, в порядке исключения. Мы тут с товарищами посовещались и решили отменить ваш диагноз.
    - Спасибо, товарищ Бог! А мне... Я что должен делать? Если вы рассчитываете на добровольные пожертвования, так у меня вместе с социальной надбавкой... сами знаете.
    - Знаем, знаем, как же.
    - Может, в йешиву круглосуточную записаться?
    - Эти ортодоксы у меня уже в печенках сидят.
    - Господи, вы что, не дай Бог, реформист?
    - Да ортодокс я, только пусть эти, в черных лапсердаках, не выставляют себя моими единственными интерпретаторами. Давайте не будем касаться этой непростой темы.
    - Так что же мне делать, Господи?
    - А ничего. Просто живите.
    - Господи, если уже все равно жить, так может сразу жить хорошо, а? Вы можете как-то договориться в нацстраховании насчет увеличения пособия? А то в магазин зайдешь, так слюна течет, а купить ничего не можешь.
    - Э, нет, куда мне с ними тягаться? Ну ладно, меня другие клиенты ждут. Если что, пишите. Только не заказным.
    В трубке послышались гудки.
    Сразу же после разговора у Маркова созрел План. Он положил в кулек ложку, поехал в Русский Магазин, купил за двадцать восемь шекелей баночку красной икры и сожрал ее, не отходя от кассы. Так он отметил свое второе рождение.
    
    * * *
    - Это поразительно! - Врач был в шоке. - Неоперабельная опухоль в последней стадии исчезла! Скажите, что вы принимали?
    - Да ничего, разве пива иногда выпьешь. Но, конечно, не каждый день. С моей пенсией...
    - Это просто поразительно! Я напишу статью в американский медицинский журнал.
    
    * * *
    А теперь мы оставим Маркова и перенесемся в другую семью, где разговаривают муж и жена:
    - Ох и доиграешься ты, Сашка, с этими письмами. С таким трудом тебя на почту пропихнули. Кто тебе дал право открывать чужие письма, звонить незнакомым людям, представляться то Снегурочкой, то президентом Израиля?
    - А кто узнает? Ну кто? Письма-то не заказные. Кто проверит? А может, я человеку жизнь спас.
    - Тебе-то кто спасибо за это скажет? Кто хоть шекель даст? Лучше бы в ночную охрану пошел. Худо-бедно, еще полторы тысячи приносил бы.
    - А спать когда?
    - Спать, спать... А за квартиру за тебя Герцль платить будет?
    Но Саша не слушал. Он распечатывал очередное письмо.
    На конверте аккуратным детским почерком было выведено: "Israel, Jerоsоlimo, santa Madonna".
    Письмо было из Италии.