* * * Осенний ветер мчится перед нами, Крапивных рук манжетами звеня, Жонглирует воронами, домами На застекленном снимке ноября. Нестрогие пустых небес порядки Сквозь холод пальцев смотрят, замерев, На фонарей сутулые лопатки В одежде из обветренных дерев, На нас с тобой у кафельного края Застывшей лужи в масле темноты, И морщат дымный лоб, обозревая Смерть осени в рождении зимы. СТАРЫЕ ПАПИНЫ КНИГИ Когда я засыпаю в темноте Квадратов окон, потолка и пола, Я вынимаю вещи этих книг из книжных полок, Как вынимают спицы из петель. Отцовских книг пустые пиджаки, Их локти стертые и их подкладов клочья, Их пуговиц пластмассовые многоточья, И их карманов драных тайники Меня томят. Увядшая печать Мне наполняет горло соком увяданья. С тех пор, как он ушел, его руками Они меня пытаются встречать. И снова ждут, утратив аппетит, Живя за стеклами в фанерной духоте беззвучно, Где золотых узоров нищета, как грозовая туча, По спинам их обшарпанным летит. * * * Смотрю кругом и вижу вновь Все ту же перспективу, что и прежде, Все тот же задний план (он тоже все такой же) Все те же шутки в оркестровой мгле И то же освещение с подтекстом, Которого в помине нет давно. И только декораций пыль передвижных Стирает кто-то иногда рукою, Когда по делу срочному спешит. У Бога нету времени довольно, Чтоб посмотреть на эту жизнь мою, Тем более чего-то там стирать С передвижных деталей этой жизни. Так и не знаю по сей день, кто это делает С загадочной надеждою порадовать меня. Однако же спасибо. * * * В копилке из пластмассы нежной, Без стен, без окон, без двери, Кусая маленький подснежник, Сидит предмет моей любви. И мимо глаз его зефирных, По легкой складке на лице, Бежит душа моя с кефиром И булкой в сахарной пыльце. В моей душе, такой невзрачной И непохожей на меня, Лежит любовник новобрачный На пальцах черного огня. Но я лечу к тебе в бутылке, Как смертоносная оса, Сквозь деньги в розовой копилке На голубые небеса.