Известна история о галицийских хасидах, рассмеявшихся, когда им сказали, что где-то неподалеку первые авиаторы поднялись в небо:
     - Подумаешь! Наш ребе чуть ли не каждую неделю летает на небо и встречается с самим Вс-вышним!
     История эта может быть воспринята слушателем по-разному. Вариант скептический: "Ну и ловкач был этот ребе! Сумел убедить своих поклонников, что действительно летает". (Подвариант клинический: "Впадал в грезоподобное состояние и воспринимал свои полеты как очевидность, а поклонники верили каждому его слову, ибо праведность его была вне сомнений".) Восторженный вариант: "Как чиста и наивна вера хасидов! Вера в безграничные возможности Того, кого ребе регулярно навещает. Вера в избранность ребе - это ведь и дает ему магическую силу для визитов на небеса". Вариант философический: "И то сказать, сопоставим ли подлинный - духовный - взлет с удачными или нет потугами воздухоплаванья?" Вариант благочестивый: "Кто я такой, чтобы со стороны судить о мистическом опыте исполняющих заповеди Торы? Скорее всего, речь идет о состоявшемся факте - если возможность подобных полетов подтверждается великими каббалистами или другими иудейскими авторитетами".
     Скептическое суждение хочется отбросить: непорядочно чернить человека, оставившего по себе образ праведника. Восторг и умиление перед фанатизмом веры становятся неуместными в свете событий последнего времени. Не менее трогательна (в чьих-то глазах) вера "шахидов", что они попадут в рай, пожертвовав жизнью ради того, чтобы убить и покалечить как можно больше "неверных" (евреев в первую очередь). Человек, воспитанный современной цивилизацией с ее культом реалистичности (достижения науки под ковер не заметешь), с ее идеалом достойных условий жизни для каждого (независимо от нации, пола или места обитания), с ее пристальным взглядом в магму инстинктов, то и дело прорывающуюся сквозь корку единичной личности, а то и раздвигающую плиты наций и сообществ, - такой человек едва ли удовлетворится делением фанатиков на "хороших" (поскольку наших) и "плохих" (не наших). Ему ближе всего суждение философическое.
     И его непременно насторожит "благочестие", стремящееся выдать предание, байку, басню за состоявшийся факт. Он тут же зафиксирует попытку вытащить его из родимой цивилизации и втолкнуть в катакомбы другой, давно (как ему казалось) отжившей. При этом от него не требуют сменить костюм на древние лохмотья, сдать ключи от автомобиля и сотовый телефон или стереть из памяти знания, полученные в школе и вузе. Требуется лишь отказаться от разума, пусть ограниченного, но приученного наукой ранжировать сведения по их достоверности, а главное - пожертвовать самостоянием, пусть иллюзорным, в пользу нерассуждающего благоговейного подчинения. Это и есть фундаментализм. Непроизвольная - как мигательный рефлекс - реакция на подобный натиск предполагает протест против любой формы фундаментализма, вне связи с геополитическими, национальными, экономическими либо личными интересами. Поэтому общественный протест против иудейского фундаментализма, воплощаемого в Израиле ультраортодоксами, абсолютно неизбежен.
     Неизбежно и то, что этот протест нередко воспринимается как безответственное горлопанство поверхностных атеистов, оторванных от национальной судьбы, а то и попросту ангажированных. Всем страшно оказаться "плохими евреями". Для верующих (хотя бы "вполнакала") очевидно, что вне религии утрачивается историческая самобытность нации. Светская часть населения нерешительно ворчит из-за транспорта, вынужденного простаивать по субботам, либо по поводу невозможности гражданских браков, разводов, похорон, но и таким людям фронтальная атака на клерикалов показалась бы если не возмутительной, то, по меньшей мере, бестактной. Между тем, пресловутое "засилье" ультраортодоксов проявляет себя не только на уровне быта. Оно пропитывает воздух, вызывая астму интеллекта. Мы перестаем замечать элементарную подмену понятий, циркулирующих в общественном сознании. Мы ожесточенно спорим друг с другом, заранее понимая, что договориться невозможно. Мы призываем к примирению группы, заведомо неспособные примириться. Поразительно, но наживка состоявшегося факта заглатывается сегодня и теми, чья жизнь, собственно, посвящена отсеиванию недостоверных фактов: деловыми людьми, аналитиками, экспериментаторами, "стражами" научной истины.
    
    
    

ВСЕ ПРАВЫ ПО-СВОЕМУ

    
     Если представить себе общественное мировоззрение как набор разновеликих прозрачных сфер, вписанных друг в друга, то у нас лишь до наружной сферы не доходит религиозное свечение, источник которого - в глубине, в малом ядре, занимающем центр этой композиции. Двигаясь от ядра кнаружи, мы проходим слои с постепенно убывающей подсветкой. Интенсивно светящееся ядро представляет собой комплекс представлений, хранимых именно ультраортодоксией. Эти представления завораживающе устойчивы, потому что эксплицируют иудаизм в его наиболее последовательной форме. Думается, как раз по этой причине (а не по причинам социально-политическим) "прогрессивные" и "либералистские" версии иудаизма не вызывают массового доверия. Что-то подсказывает нам: раввин, освящающий, например, однополые браки, может быть, добрый и религиозно образованный человек, но его вера - не иудаизм. Мы в большинстве своем любим иудаизм. Уже потому, что любим Государство Израиль.
     Но вот нестыковка: у ультраортодокса есть веские причины не любить Государство Израиль. Оно для него "не еврейское", "гойское". Евреем он считает не всякого носителя еврейских генов, но только правоверного иудея, а значит, исключительно себя (и своих). Иудею следует заниматься, в первую очередь, изучением Торы и комментариев к ней, а также вознесением молитв, что и есть его работа ("Народом священников будете вы у Меня"). На другую работу у него попросту не останется времени, даже если бы он и озаботился благосостоянием семьи. Он смиренно и не без гордости сносит свою бедность. Главное для него - соблюдать заповеди ("мицвот"). Учить Тору, молиться и пунктуально следовать заповедям - не просто его долг, завещанный праотцами. Здесь нечто большее: это его мистический (духовный) вклад в поддержание мироустройства, созданного Всевышним. Иудей убежден: если бы все этнические евреи в этой стране жили бы, как он, то Всевышний отвел бы от страны любые напасти. Хотя бы раз - но всем миром и как полагается - соблюсти Субботу, и мы приблизим приход Машиаха. На бытовом уровне эта установка выражена в надписях, нередко украшающих заднее стекло автомобилей: "Эйн лану аль ми лисмох - рак аль авину шэ-бэшамаим" ("Не на кого нам положиться - только на Отца нашего небесного ") или "Теилим - бимком тилим" ("Хвалы Господу - вместо ракет").
     Ближний круг иудея, достойный его внимания, - еврейская община, хотя бы частично соблюдающая "мицвот" и понимающая чрезвычайную важность присутствия в мире ультраортодоксов. Ведь не будь этих рыцарей веры с их молитвами и ежечасными духовными усилиями - всё может рухнуть в мгновение ока, в том числе государство, безосновательно называющее себя "Израиль". Задача понимающих - ограждать иудея от притеснителей, составляющих дальний, враждебный для него, круг. Притеснителей все больше в самой стране Израиля, чья земля для иудея священна (ибо предоставлена Всевышним, ибо здесь должно возникнуть царство Машиаха). Земля - священна, светское государство - преступно. Если бы удалось убедить или вынудить жителей этой страны жить по Галахе (по своду талмудических правил, которым следует иудей), то путь к нам Машиаха стал бы короче...Что можно сказать о неистовой вере? Ничего. С верой не спорят. Предоставим каждому думать, как он думает. Проблема в другом.
     Ультраортодокс не работает, а значит, и налогов не платит. Он ничего не вносит в бюджет государства. Ему не полагается служить в армии - нет с его стороны вклада и в обороноспособность страны, окруженной врагами. Одна из "мицвот", ему заповеданных, - "плодитесь и размножайтесь", и он заводит шесть, восемь и более детей. С демографической точки зрения - замечательно, однако детей надо кормить и образовывать. А они точно так же не будут ни заниматься производительным трудом, ни служить в армии; у каждого точно так же появится куча ребятишек. Число неработающих и не берущих в руки оружия на наших глазах стремительно расширяется: кто будет их содержать? Защищать? Напрашивается ответ: те, кто разделяет их веру, будучи при этом работающими и планирующими семью гражданами. В Израиле. В США. Во Франции. В любой стране, где есть еврейская община, ценящая ультраортодоксию. Вот эта община пусть и собирает деньги на содержание "правильных" иудеев и на оплату армии добровольцев или наемников для их защиты. И никто худого слова не скажет.
     Однако в светском ("цивилизованном") государстве евреев проблема решена иначе. Содержание ультраортодоксов ("харедим") взваливается на налогоплательщика, защита их - на мобилизуемого в армию. Причем ни у первого, ни у второго не испрашивают на это согласия! Определенная часть граждан (то есть налогоплательщиков и военнообязанных) на это согласна - именно потому, что целиком или частично разделяет иудейскую веру в ее ультраортодоксальной версии. Другая часть (и таких граждан несомненное большинство) - не согласна, но вынуждена подчиниться. Как же это достигается? С помощью... демократии. Будучи достаточно массивными группами населения, "харедим" формируют тоталитарные структуры, объявляющие себя политическими партиями. Благодаря своему единодушному и безотказному электорату их лидеры проникают в Кнессет, на министерские и замминистерские посты, в разнобразные парламентские комиссии и подкомиссии. Светские политики, сколачивающие коалиции, вынуждены считаться с лидерами "харедим", переманивая их на свою сторону. Чем переманивают? Разумеется, общанием не трогать правил галахической жизни, уже закрепившихся в стране ("статус-кво"). Но, конечно, не только этим. Бюджетными отчислениями на содержание ультраортодоксов, на их специфическое образование (единственная специализация - знание Торы и Талмуда), на строительство синагог, на рост числа йешив, плодящих тех, кто не будут платить налоги и служить в армии, зато будут плодиться и размножаться... Нелепость? Насилие над обществом?
     Но поставим себя на место политика - религиозного деятеля, призванного защищать интересы "харедим". Выберем, разумеется, не того, кто часть выбитых государственных денег прикарманивает на собственную виллу, - воры, как мы знаем, есть во всех кругах населения; нет, возьмем человека порядочного и убежденного в своей правоте. В чем же его правота? В том, что образ жизни его электората есть для него высочайшая ценность, а значит, не зазорно "отщипывать" куски от национального пирога в пользу этого электората. Пусть армия, разведка, промышленность, образование, наука получат меньше - не они спасают иудеев, а только "авину шэ-бэшамаим". Пусть получат мало (или почти ничего) новоприбывшие гои или уроженцы страны, ставшие гоями по своей воле, - уж этих-то не грех и вокруг пальца обвести. Возразите ему: "Но ведь без армии... без науки... без высоких технологий... еще пара десятилетий, и мы либо сами развалимся и разбежимся, либо будем захвачены и уничтожены кровожадными соседями". Не отводя честных глаз, он укажет пальцем ввысь: не наши, мол, это хлопоты, не от наших земных потуг зависит будущее... Мир создан ради иудеев; суть истории - требования Всевышнего к иудеям и их ответ на эти требования; если иудеев уничтожают, то в этом надо видеть освящение Его Имени; если им придется покинуть эту страну - на то Его воля; раньше или позже Он воскресит из праха и вернет в Землю Израиля тех, кого сочтет достойными для царства Машиаха...
     Можете вы с "харедим" договориться? Готовы жить с ними в мире, сбросив с себя бремя гражданской ответственности и переложив попечение о стране на их молитвы и на чуткие лишь к этим молитвам небеса? Не можете? Не готовы? Терпите, раз в стране нет закона, который определял бы избирателя как работающего (пока не уволили) и военнообязанного (если не инвалид). Только при таком условии "харедим" не смогут выдавать себя за политические партии и навязывать государству свою волю через парламент. Впрочем, подобный закон едва ли скоро будет принят: ультраортодоксы в Кнессете найдут способ его заблокировать. Надейтесь и ждите.
     Но стукните, наконец, кулаком по столу, когда перед вами разворачивают глубокомысленную альтернативу: "Еврейское государство - или демократическое?" Еврейское, вообще говоря, не может быть противоположным демократическому (проверьте: "испанское или демократическое?", "армянское или демократическое?"); вас дурачат; это подмена понятий. Действительная альтернатива звучит иначе: "Галахическое государство или демократическое?" И все встает на место: либо то, либо другое. Прецедент общеизвестен: "Шариатское - значит не демократическое".
     В этом аспекте фундаментализм единообразен.
    
    
    

МИФ КАК НЕОТВРАТИМОСТЬ

    
     Вряд ли это мое открытие, но человек живет не только в биосфере, социосфере, техносфере, в "ноосфере" наконец (В.И.Вернадский). Он живет в мифосфере (этого понятия я в литературе, пожалуй, не встречал), и более того: не может жить вне ее. Освобождение от одного мифа - это обнаружение себя в другом. Личная мифосфера есть оболочка существования, нечто вроде мембраны, обнимающей клетку. В отличие от клетки, личность может перетечь из одной оболочки в другую - и сохраниться. Но не найти - немедленно! - этой другой оболочки означает агонию. Умирать в любом случае страшно, но еще страшнее жить без смысла, и совсем уж кромешный ужас - бессмысленная смерть. Кто-то из великих этнографов назвал миф "машиной для остановки времени". Это верно, если иметь в виду остановку времени смерти. Миф есть "машина" для защиты от страха смерти, и в этом секрет неустранимости мифосферы.
     В последние десятилетия выяснилось, что задолго до инков на просторах Америки существовала цивилизация, отрицавшая смерть вообще. Значительный человек, например, глава рода, умерев, подвергался искусному бальзамированию, - но не для того, чтобы тело хранилось в гробнице, воспринимаемой как своего рода порт для отправки в иной мир (как было принято примерно у древних египтян). Нет, мумия продолжала считаться членом семьи. Ее сажали за трапезу, у нее просили советов, ее брали на носилках с собой в сражения, для нее покупались дома и земли. Враги могли взять ее в заложники - и получали выкуп. Поражает не то, что у высохшей куклы продолжали просить советов, несмотря на ее молчание, - вероятно, находились жрецы, истолковывающие само это молчание как тот или иной "ответ" (благодаря знакам, заключенным, например, в порыве ветра, форме облака или крике птицы во время "беседы" с мумией). Поражает то, что кукле подносились пития и яства, что ее относили к выгребной яме для "опорожнения" - и на протяжении веков никого не смущало, что еда и питье остаются нетронутыми, а в выгребной яме ничего не прибавляется. Видимо, считалось, что можно вкушать "дух" еды, не прикасаясь к содержимому тарелки, и т.д. Поистине человеческая способность к мифотворчеству и мифоисповеданию - неистощима.
     Древним не пришло бы в голову определить миф как род самообмана. Политеисты не отказывали в уважении тому, кто верит в "единого" Бога; безумцем показался бы им только тот, кто не верит в богов вообще, кто не верит в жизнь после смерти (он и есть безумец, его удел - самоубийство, бегство от бессмысленной жизни в тот же миг, когда в нее вторгаются непереносимые мучения). Любая религия зиждется на уверенности в существовании загробной жизни. Эта уверенность вытекает из "фактов восприятия": люди сталкиваются с духами ушедших в иной мир, с необъяснимыми явлениями - знаками, подаваемыми кем-то из иного мира. Невозможно убедить тех, кто пережил подобные встречи, в том, что они столкнулись с порождениями собственной или массовой фантазии, то есть с иллюзиями, которые наведены мифом. Зато легко убедить их, что "объективный научный подход" к явлениям действительности есть заговор против истины (у нацистов это был, естественно, "еврейский заговор").
     Пребывание в мифосфере для большинства людей - это еще вовсе не варварство; напротив, варварство - это когда протыкается защитная мифомембрана человечества или отдельного человека и заменой религиозного мифа выступает тоталитарная идеология. Она может объявить Мифом именно религию ("поповщина"), предлагая вместо нее догматически усвоенную "научную картину мира" (о, незабываемый диалектический материализм!). Но мифом может быть объявлена и как раз научная картина мира. Ведь наука, по природе своей обреченная на неполноту знаний и не готовая отвечать на вопросы "зачем" и "для чего", лишает нас веры в значимость нашего существования. И в значимость наших жертв во имя власть предержащих.
     Человеку, чья мифомембрана разрушена, требуется время, чтобы обрести другую (и притом, не из-под палки). Иначе он звереет. Можно отречься от веры в небесный или подземный мир, куда уходят души, но тогда дайте нам веру в величие рода, к которому мы принадлежим, в величие, утверждаемое (хотя бы анонимно) нашим (хотя бы и временным) пребыванием на земле. Или дайте веру в прогресс человечества и в сохранение ярчайших либо достойнейших из нас в благодарной памяти потомков. Если я сам к достойнейшим и не принадлежу, то, по крайней мере, я (неважно,что анонимно), споспешествовал их деяниям. Или дайте веру в то, что кто-нибудь из моих детей, внуков, правнуков окажется среди ярчайших, а стало быть, я тоже не зря коптил небо.
     Миф есть утверждаемое значение человеческого индивида - как части племени,части общества, класса, культуры,цивилизации, как части конфессии или секты. Нам необходимо значить: не менее, чем есть и пить. Об этом заговорили в ХХ веке Эрих Фромм, Эйбрахам Маслоу и другие психологи, но любопытно, что понятие мифа они к своим постулатам не пристегивали. Мыслители своего времени, они были скорее мифоборцами, видя свой долг в противостоянии зловещим мифотворцам вроде Альфреда Розенберга ("Миф двадцатого века") или Адольфа Гитлера ("Моя борьба"). Между тем последние, как ни странно, оказались проницательнее, напрямую адресуясь к мифологической потребности, присущей человеку и массе.
     Чтобы значить, надо быть элементом упорядоченной макросистемы, развивающейся в понятном (и привлекательном) направлении. Фантазии о такой макросистеме, судя по всему, укладываются в несколько расхожих сценариев. В любом из них оказывается необходимым верховный Управитель. Им должен быть Бог (главенствующий - у политеистов, единый - у монотеистов); далее следует властвующий жрец, отмеченный Богом, либо вождь феноменальной мощи, а значит, сверхъестественного, если не напрямую божественного происхождения. Миф воплощает себя во всех видах религии (включая сатанизм) и во всех вариантах идеологии. Коммунизм, национал-социализм либо исламо-фашизм эффективно утоляют мифологический голод человека, и неважно, руководствуются ли при этом вожди личной верой в отстаиваемый миф либо исходят из прагматических соображений сохранения и наращивания своей власти над миллионами. Как только та или иная идеология, разъедаемая исторической реальностью, дискредитируется в глазах масс, происходит откат человека либо в традиционную религию этноса, к которому он себя причисляет, либо в одно из мгновенно расцветающих мистических вероучений нового толка, либо - в окаянство с непризнанием каких бы то ни было нравственных норм. Есть, однако, основания полагать, что и окаянный человек окутан своебразной мифомембраной: его личная мифосфера позволяет ему значить в качестве хищника среди стада, умника среди доверчивых идиотов, жизнеспособного среди обреченных на гибель. В числе тех, кто живет обманом и грабежом, немало верящих в Бога, определившего им такую, а не иную судьбу - по неисповедимости промысла своего. Нетрудно избрать эзотерическим "патроном" и Сатану, восставшего против миропорядка, в котором сплотившиеся свиньи имеют наглость командовать волками.
     Обескураживающий вывод из сказанного: раз мифосфера неустранима, самостоятельному человеку остается лишь выбор между мифами. Предоставление человеку такого выбора ("ты живи в своем мифе, а я буду - в своем"), может быть, и есть главное достижение цивилизации. Как только выбор становится невозможным и даже объявляется противозаконным, возникает феномен "массовождь": масса отождествляет себя с вождем и готова лить реки крови - своей, но, прежде всего, чужой - ради торжества унифицированного мифа. Марксистские умопостроения в этой атмосфере не работают: "базис" (попросту желание хорошо жить) и "надстройка" меняются местами; миф - он и есть базис, а хорошо ли жить, да и жить ли вообще - не столь уж важно. Взгляните на северокорейцев. На талибов. На "Аль-Каэду", на чеченцев, на наших "палестинцев".
    
    
    

МИФ НА МИФ

    
     Ультраортодокс (к сожалению? или слава Богу?) не самостоятелен в выборе смыслоопределяющего мифа. Картина мира и своего места в нем задана ему с младенчества, отступить от этого - значит лишиться "олам а-ба" (будущего мира). При этом он точно знает, что его образ мысли и жизни задан Торой, то есть самим Создателем... Правда, здесь есть важный нюанс. Тора, врученная нам Моисеем и до последней буквы (как многие из нас убеждены) продиктованная Высшей инстанцией, дана ультраортодоксу сквозь толстую линзу устной Торы - Талмуда. Эти интерпретации Торы передавалась от мудреца к мудрецу из поколения в поколение. Те же мудрецы, правда, утверждают, что и Устная Тора - не плод их интерпретативной деятельности, но дополнительный дар Господа, переданный нам одновременно с Писанием у горы Синай. Сомневаться в этом - опять-таки чревато риском лишиться Будущего мира. И вы не рискуете - если вы ультраортодокс. Не будучи таковым, вы, однако, готовы рассмотреть иные версии. Вам кажется правдоподобной мысль, что Талмуд выполнял для евреев особую историческую миссию. Его назначением было поддерживать единство народа, изгнанного из своей страны и навсегда, казалось бы, лишенного государственности. Постоянные напоминания раввинов о галахических (талмудических) предписаниях, требующих исполнения, помогли евреям, как народу, остаться самими собой среди всяческих аборигенов-гоев, не раствориться без остатка в чужой духовной культуре, принимать бедствия и смерть за веру отцов - и в конечном счете выжить в качестве этноса.
     Но национальная ситуация изменилась. В условиях новообретенной (и оплаченной миллионами жертв) государственности евреев галахические принципы следует каким-то образом привести к согласию с принципами гражданственности, с интеллектуальными и нравственными нормами, позволяющими народу интегрироваться в современной цивилизации. Этот симбиоз необходим во имя будущего страны, осаждаемой врагами и игнорируемой мнимыми друзьями. Общество отдает должное религии; но туннель надо рыть с двух сторон, а "харедим" - мало того,что со своей стороны его не роют - сооружают заслоны из каменных глыб, чтобы до них не докопались. Словно имеют дело всё с теми же аборигенами, а не с роднёй, собравшейся на этом клочке земли, чтобы избежать новых Катастроф на чужих землях. "Харедим" вступили в открытое противостояние с сионизмом. В своей экстремальной форме ультраортодоксия без стеснения поддерживает тех, кто провозгласил актуальнейшую задачу ислама: сбросить евреев в море.
     "Но ведь и вас сбросят!" - для правоверных это не довод. Если жизнь по Галахе ведет к мучительной и позорной казни, - слава казни, слава позору, Всевышний знает, что делает. Такими людьми можно восхищаться, но от политики и от идеологии их необходимо отделить. Это предвидел еще В.Жаботинский, называвший их "наши староверы". Впрочем, прислушаемся к доводам "староверов".
     А сионизм - не миф?.. Кто сказал, что если евреи соберутся вместе на земле, которую когда-то покинули, и создадут на ней государство по образцу "гойских" государств, то это позволит им сохраниться в качестве этноса? Много ли шансов у такого государства выжить во враждебном окружении, в тысячу раз превосходящем его по численности бойцов? Понимают ли сионисты, что в своем желании не допустить повторения Катастрофы они толкают нацию к новой катастрофе? Велика ли разница - будут ли убиты миллионы евреев в качестве граждан чужих стран или в качестве граждан "своей"? Много ли проку в том, что они погибнут сражаясь, а не безропотно следуя на бойню? Погибнуть сражаясь - это доблесть, если защищаешь веру. Но если идешь на смерть не за веру, то это всего лишь недостойное подражание предрассудкам дикарей с их понятием "чести". Может, позаимствуем тогда у них и кровожадность? И поклонение идолам?.. У иудея один путь: слушаться Господа, жить с молитвой. С молитвой и с презрением к смерти идти и в бой, и на бойню, - если на то Его воля.
     Тот, кому хочется возразить, вынужден прикусить язык. С определенной точки зрения, и нация - миф, сионизм - миф. Единственное, что может записать себе в актив светский сионизм, это то, что он предполагает (и обеспечивает) личный выбор мифов, "мифологический плюрализм". Главное, что может светский сионизм поставить в вину ультраортодоксии, - ее запрет на такой выбор. Мы пока еще светское государство, но "мифологическая несовместимость" различных групп населения все явственнее работает в пользу клерикалов.
     Ближнее окружение "харедим" - умеренные верующие либо просто следующие традициям, "масортим". Эти люди обеспечивают себя, а заодно и наших праведников; делают грязную работу солдата во имя защиты своих, а заодно и их детей. При этом они мало что не находят весомых аргументов против ультраортодоксии, но испытывают затаенный восторг перед ее аргументами. Их умиляет все, что исходит из этой среды - включая проявления идолопоклонства, неизбежные, по-видимому, при воцарении всякого мифа. Иные из нас повязывают красные ниточки-талисманы, продаваемые ультраортодоксами на кладбищах; покупают бутылочки с маслом, освященные "мудрецом"; ищут возможности посидеть на стуле, на котором когда-то восседал праведник, и ощущают трепет не только в том месте, которым сидят; везут неплодную жену на могилу великого рава: молитва о зачатии, вознесенная с этого святого места, якобы лучше будет услышана, чем из всякого другого... Носители академических степеней кивают при словах "наука умерла"... В самых рафинированных кругах интеллигенции антиклерикальные высказывания уже воспринимаются как антинациональные, непатриотичные, и тот, кто позволяет себе скепсис по этому поводу, с удивлением обнаруживает, что он "диссидент" в собственном отечестве.
    
    
    

ДУХ И ДУХИ

    
     Любопытная иллюстрация происходящего - произведения одаренного Якова Шехтера, воспринимаемого многими в качестве наиболее значительного еврейского религиозного писателя, пишущего на русском языке (его уже начали сравнивать с Л.Толстым, причем не в пользу последнего). Творческий метод Я.Шехтера таков: он создает яркое, временами пронзительное своей достоверностью "полотно жизни", и впрямь приближаясь к образцам мировой классики; в то же самое время он проецирует на это полотно агадические и каббалистические сюжеты и фигуры, в изучении которых преуспел на зависть непосвященным. И вот квинтэссенция его творчества: жизненно-правдоподобные и мистические моменты изложения наделены у него одинаковым рангом реальности. Так, по-видимому, никто до него не писал (по крайней мере, по-русски). Это своего рода "фирменный знак" Я.Шехтера в прозе на русском языке.
     Кстати, почему на русском? Потому ли, что не всякий - Набоков, освоивший неродную речь как родную? Потому ли, что русский для Я.Шехтера - его виолончель, которую он не решается сменить на фортепьяно иврита (ибо на иврите - не думает?) Возможно. Но дело и в другом. Писатель не просто нашел в литературе на русском "свою игру"; он чувствует в себе призвание религиозного проповедника и надеется своей прозой вернуть в лоно ортодоксального иудаизма заблудшие еврейские души. Те самые, в которые вместе с российской словесностью проникли вездесущие споры христианства... Почему бы нет. Однако трудно отделаться от мысли, что свое представление о духовности Я.Шехтер выводит не столько из трудноохватываемого понятия дух, сколько из веры в духов. Рисуемый им мир населен именно духами, снующими между людьми. Это могут быть духи светлые или злокозненные - в обоих случаях они носители магических сил, определяющих судьбы.
     Магия как средство влияния наилучшим образом представлена действиями шамана: лепится фигурка врага, статуэтке выкалываются глаза, в результате враг слепнет. Любая система воззрений, объявляющая такое состоявшимся фактом, может быть определена как шаманизм (увы, это определение распространяется и на учение каббалистов, сколь бы мы ни восхищались их мудростью). Шаманство в сочинениях Я.Шехтера - не философски-метафорическое, а навязываемое читателю как неоспоримое "свидетельство". Вспомним (контраста ради) магическое у М.Булгакова. Он вовсе не требует от читателя, чтобы тот поверил в реальность Воланда и его свиты. Нам говорят: да, это фантазия, но сколько в ней философской глубины! Нам говорят: излагаемое жизнеописание Иешуа не есть историческая реконструкция в собственном смысле слова, но какова нравственная высота этого предания! Между тем, читая Шехтера, мы как бы принуждаемся "сказку сделать былью". И даже улавливаем в тексте недвусмысленную угрозу расправы свыше - если не примем рисуемую нам магическую среду как отображение реальности. Я.Шехтер определенно воспроизводит религиозные представления иудеев Средневековья. Его персонажу, попавшему под дождь, приходит в голову, что эти капли "только что стекали по крыльям ангела". И таким вот способом писатель расчитывает спасти для иудаизма заблудшие еврейские души?..
     Монотеизм вообще есть гребень горы, на котором трудно удержаться. Человеческая природа тяготеет к "материальной оформленности" мистических явлений. Достаточно толчка - и вы срываетесь с гребня в обыкновенное язычество, для которого Высшая сила наглядно реализует себя в своих конкретных агентах-исполнителях. Буквализация мистического сразу же оборачивается шаманизмом. Мы не умнее наших средневековых предков, но более информированы по части реального наполнения окружающей нас среды. Мы находим резон в дистанции между мистическим и реальным (хватит с нас, например, лжемессий в еврейской истории).
     Влечение человека к идолам то и дело подтверждается повседневным рынком сбыта. Еще недавно детей зачаровывали "покемоны" - мультипликационные персонажи, превращенные в дорогостоящие игрушки на прилавках. Это не просто удивительного вида животные, умеющие говорить. Они (в податливой фантазии детей) оснащены средствами высочайшей современной технологии, а главное - наделены сверхъестественными воможностями. Мода на них сходит на нет, зато появился Гарри Поттер из школы колдовства, где учащиеся летают на метлах и отворяют запоры с помощью заклинаний... Вряд ли, впрочем, дети верят во все это: просто им очень хочется, чтобы так было.
    
    
    

ЛЕТАТЬ ТАК ЛЕТАТЬ?..

    
     Но оставим в покое Я.Шехтера, это - литература, здесь все можно: было бы талантливо. Подчеркнем еще раз: между высказыванием "Если Бог захочет, то человек и без крыльев в небо взлетит" и высказыванием "Наш ребе таки летает каждую неделю" - глубокая пропасть, через которую предстоит строить мост добросовестному богослову. Это будет мост между верой на одном конце и суеверием, обрядоверием - на другом: суеверных надо еще привести к монотеистической вере.
     Научный подход к миру тоже основан на вере. Это вера в познаваемость еще не познанного. Наука занята разработкой инструментов, позволяющих отделить маловероятное от высоковероятного (результат такого отделения называется "научной истиной"), при этом наука решительно запрещает выдавать непознанное (с помощью этих инструментов) за уже познанное. Она принципиально неокончательна, потому что маловероятное вдруг почему-то оказывается высоковероятным. То ли выдают свое несовершенство инструменты познания, то ли объект познания поворачивается к наблюдателю неожиданной (или заново возникшей) гранью. Однако крах устаревшей "истины" воспринимается наукой не как ее собственный крах, а как брошенный ей вызов. Несрабатывающая модель явления побуждает создавать другие модели; отрицательный результат эксперимента не менее ценен, чем положительный. А поскольку наука сплошь и рядом наталкивается на закономерности, присущие изучаемому объекту, можно (если угодно) рассматривать научное миропознание как богопознание - как попытку понять "сообщение", "логику" Законодателя, устроившего мир.
     Для мифа дело обстоит ровным счетом наоборот: обширные области непознанного считаются принципиально непознаваемыми; другие области непознанного объявляются уже познанными, коль скоро об этом свидетельствуют "заслуживающие доверия" источники и авторитеты; иерархия высоко- и маловероятного задана заранее (априорна); наилучшими инструментами познания считаются мистические откровения праведников...
     Ничего удивительного в том, что наука оппонирует религии. Но она не синоним атеизма. Для нее заранее допустимы разнообразные исходы изучения объекта. Так, установление того факта, что во все эпохи у людей обнаруживается потребность в вере (и в мифе), может привести к одному из двух выводов. Первый: мы имеем дело чуть ли не с физиологической особенностью человека как твари (вроде потоотделения в жару). Второй: перед нами свидетельство того, что упомянутая потребность встроена в нас, запрограммирована в нашей психике той Высшей Силой, которая дала толчок самой эволюции живого...
     Любители утверждать, что "наука умерла", втирают нам очки. Умерла не наука. Умер миф о том, что прогресс науки совпадает с нравственным прогрессом рода людского. Однако вдумаемся: а совпадает ли с последним рост фундаментализма в сегодняшнем мире?.. Спасительна ли мысль, что иудейский фундаментализм - это хорошо, а вот исламский или христианский - ужасно? Не пора ли философам, психологам и юристам разных конфессий приняться за формирование "метамифологии", из которой вытекали бы универсальные критерии нравственности? Ведь что происходит с благонравными европейскими интеллигентами: если арабский террорист-камикадзе подрывает себя в людном израильском кафе - это борьба за палестинскую независимость; если же израильская пуля во время перестрелки с боевиками случайно попала в арабского подростка - это военное преступление... Намеренно обойдем вариант прямого подкупа подобных критиков Израиля "заинтересованными инстанциями". Что это, если не моральная слепота? Неискоренимый расизм (антисемитизм)? Страх разозлить ближневосточных поставщиков нефти или опасных исламистов в собственной стране? И не нашлось заметного человека, кроме Орианы Фалаччи, кто покраснел бы за либеральную элиту Европы.
     А ребе (другой, не из предания), он таки летает. На самолете, изобретенном "безбожной" наукой. Не в небо, а по небу (и по делам) - в одну из европейских стран. И требует от "гойского" правительства Израиля, чтобы похлопотало об изменении стандартного маршрута самолета, поскольку коэну нельзя пролетать над кладбищем города Холона: энергия, исходящая от мертвецов, "нечиста" и может повредить магическим силам избранного существа... Правительство похлопотало, самолет над Израилем "вильнул", как просили. Бедный ребе! После двух мировых войн и недавних балканских побоищ вся Европа - сплошное кладбище, и не понятно, как самолету вилять над ней, чтобы не нанести урон праведной душе. Ох, ребе, лучше бы вам путешествовать в телеге, осведомляясь на каждой развилке, не проходит ли дорога вблизи от каких-либо захоронений.