ПРЕДПОСЛЕДНИЕ ИСТИНЫ
Львовский дурень
Несколько лет тому назад знаменитый украинский диссидент, впоследствии министр культуры Иван Дзюба предложил научное исследование "национального дебила". Инициатива мэтра осталась нереализованной, но вот новая тема для размышлений: "львовский дурень". Львовский дурень - это тот, кто сидит сегодня на пособии по безработице, побирается у сельских родичей, а по субботам и воскресеньям ходит к памятнику Шевченко, где кучка обанкротившихся интеллигентов призывает к священному походу на Киев, Москву и соседние лотки с русской литературой. Соседи и знакомые нашего персонажа уже давно сообразили, кто есть кто в сегодняшней Украине, и подались на заработки в Европу, а то и в ту же самую Россию, но не он: он продолжает таращиться в "народную" газету "За Вільну Украину" и слушать радиоточку (кине-скоп давно навернулся), откуда его с утра до вечера поздравляют с блистательным выбором: еще недавно он был рабом крепостного режима, а сейчас строит такую прекрасную, такую национально сознательную и европейски ориентированную державу с прекрасным президентом Леонидом Кучмой во главе.
С некоторых пор на площадях Львова появилось уличное телевидение. Оно стало приглашать к микрофонам каждого, кто желает высказаться.
- О, а тут мы видим представителя старшего поколения, -
ухватили за рукав нашего Петра. - Скажите, уважаемый, вы действительно считаете, что каждый имеет право иметь право? Говорите, не стесняйтесь, если не вы, то кто же, ну, "чи вже пора, чи ще не пора", высказывайтесь, шарахните своей мыслью в проблему двухпалатного парламента!
Петро открывает рот и сказывает все правильно. Но отходя, слышит за своей спиной "щось незрозумиле": диктор бубнит в мобильную трубку, причем на чистом российском: "Студия? Норму по патриотам выполнили. Начинать про экологию?"
В советские времена таким Петрам жилось хорошо. Они работали на своих ЛАЗах и "Биофизприборах" (не обязательно в низших чинах), получали по 200-300 рэ и раз в году ездили на моря в заводские пансионаты. Внезапно все переменилось. Львов был провозглашен украинским Пьемонтом, а Петрам и Мыколам сказали строиться в колонны и петь песни сечевых стрельцов. На востоке Украины ничего подобного бы не вышло, потому что она не имела особых претензий к советской власти. Но здесь, на Львовщине, каждый третий был репрессированным или происходил из семьи репрессированных. За что? Вот именно за свою "украинскость". Что такое украинскость? Что такое вообще "национальность"? Этого не выразишь в эвклидовом слове, она сидит в твоих кровяных шариках, руководит каждым твоим жизненным движением, и как бы ты ни хотел от нее избавиться, проклятой и благословенной, ничего не получится, и поэтому любой, кто прикоснется к ней проникновенным перстом, вызовет у тебя встречный рефлекторный отклик любви и доверия.
Именно поэтому украинский патриотический призыв мог найти отклик только во Львове.
Но дальше - не хочется и вспоминать. Честолюбивые пастыри оставили свое стадо и подались в Киев, где частично развеялись, частично спились, а в основном были перекуплены. А разбуженные Петры и Мыколы оказались во власти политических проходимцев типа неудавшегося редактора, затем скотопромышленника пана Базива, ныне украинского дипломата от правящей киевской кулисы. И уже совсем другие персты стали касаться украинской души галичанина и водить его путаными дорожками, в конце которых неизменно возникал офис "Trade Mark Ukraina" или какая-нибудь другая хитромудрая контора во главе с m-r Gnatiuk из диаспоры.
Но ведь все они так красиво говорили про независимость Украины!..
Они уже отучили львовского дурня от русского языка, а другому иностранному языку, обрати внимание, читатель, не научили. Потому что дурень должен оставаться дурнем. Он должен читать народный часопис "ЗВУ" и махать флагами у российского консульства.
Ты думаешь, читатель "22", речь идет о маргиналах, пролетариях? Ничего подобного. Среди одураченных оказались люди с высшим образованием, литераторы, кафедральные доценты. Именно на них ставило мировое олигархическое сообщество, а когда они вытащили на своем горбу его хитрый гешефт, им было сказано "thank's" и сокращено из их институций вместе с самыми этими институциями. Жалко их? Автору сего не очень. Интеллигенция на то и интеллигенция, чтобы рассчитывать и сомневаться, предвидеть и уточнять. Львовская же интеллигенция полезла в воду, не зная броду. Седовласые меценаты вели себя, как дети. Им почему-то представилось, что гранты, визы, интервью в заграничных изданиях являются свидетельством признания "украинского вопроса" во всем мире. Мечталось о каких-то украинских Нью-Васюках, о национально ориентированной медицине, биологии, ба, кибернетике украинскою мовою! Сам академик Юхновский (!) создал научный бюджет (!), исходя из которого Галичина станет прикарпатской Швейцарией, а каждый галичанин будет читать "Историю Украины-Руси" Грушевского, идя за плугом. Все это транслировалось в головы простых галичан, производя в этих головах непредвиденную смуту. А подлинные заказчики этого помрачения умов считали проценты и дивиденды, обещанные им мировым дядей Сэмом.
Когда заводы и фабрики остановились, громадный город превратился в сплошной базар, а романтическим дурням с высшим патриотическим образованием перестали платить зарплату, проблема была закрыта. И вот они ходят сейчас все вместе, соблазненные и покинутые, вокруг памятника Шевченко (импортированного, между прочим, из South America), а он молча взирает на эти обманутые толпы и повторяет про себя:
Та неоднаково менi,
Як Украiну злii люде
Присплять, лукавi, i в огнi
Ii, окраденую збудять
Ох, неоднаково менi.
...Но не так все безнадежно в сегодняшнем галицком королевстве. И та часть галичан, которая принялась копать, месить, строгать, пилить, строить, удобрять, выращивать, отвоевывать у постперестроечного хаоса физическую нишу жизни, вызывает у автора этих строк глубокое уважение, потому что это настоящие "новые галичане", не на митингах, а на крестьянских полях и дачных участках отстаивающие свое человеческое достоинство. Они были инженерами, научными работниками, служащими, партработниками, но когда очередная партия политических прохвостов принялась сокрушать очередной период собственной истории, они в этой геростратовой затее отказались принимать участие и перешли, так сказать, в индивидуальную трудовую оппозицию. Эта массовая робинзонада, исход миллионов с вечно пьяного корабля украинской государственности составляет, по нашему глубокому убеждению, главное событие новейшей галицкой истории.
Обидно, конечно, на рубеже третьего тысячелетия оказаться в положении сынов Авраама и стад его, а с другой стороны, есть некая педагогическая польза в этом добровольно-вынужденном возвращении от "zoon politicon" к "zoon naturae". Возлюбленного соотечественника не грех иногда ударить о землю так, чтобы встряхнулся и пришел в норму весь его жизненный состав. Ибо кто сказал, что человек рожден для счастья, как птица для полета? Никто ему этого не обещал, это неправда. Сказано другое: "В поте лица твоего будешь есть хлеб свой, доколе не возвратишься в землю, из которой взят". Это как раз для тех, кто еще вчера был сыт, пьян, летал на курорты самолетами Аэрофлота, а в свободное время выкрикивал на знаменитой львовской Клумбе "Геть с москалями та жидами!"
Источником существования для галицкого большинства стали сегодня, попросту говоря, натуральное хозяйство и упорный физический труд. Поговорите с любым из этой армии "новых аграриев" на какую-нибудь возвышенно-патриотическую тему - а лучше не говорите. Ему некогда. Он уже понял, что все эти патриотические призывы местного панства приведут только к тому, что Галичина вновь превратится в глухой прикарпатский угол. Оставьте вашего собеседника в покое. Он перестал быть дурнем. Он приспособился к новым порядкам и работает, как проклятый.
Пройдет какое-то время, и оголодавшие спасители Украины появятся на пороге его усадьбы с просьбой выменять свои манифесты и универсалы на ведро картошки.
Признания смирившегося
Читатель, ты себя уважаешь? Автор этих строк нисколько. Каждое утро, бреясь перед зеркалом, он плюет в себя от отвращения. Оскорбить его невозможно, потому что нет бранных слов, которыми он не наградил бы себя сам. Когда он оглядывается на прожитое, он заливается краской "и сетует, и слезы льет, и слез сих горьких не смывает", потому что это прошлое, но также настоящее и даже будущее представляется ему вереницей позорных эпизодов, оправдать которые может только священник на исповеди.
А ты, читатель? Возникало ли у тебя желание выйти из себя, отойти на десять метров, разогнаться и дать самому себе такого пенделя, чтобы твоя мерзкая сущность сделала двойное пе-
реднее сальто? Если не возникало, будь бдителен: за тебя это сделают другие...
Тому же, кто ежедневно плюет на себя в зеркало, такие позоры не грозят. Ему в голову не придет изображать из себя подобного петуха и чемпиона жизни.
- Дор-рогие мои, хорошие!.. Да благословит вас ваша эмигрантская планида. Не забывайте, однако, что на сервере Господа Бога каждый из вас (и нас) есть лишь дорожная пыль. Не расширяйте воскрилия одежд и не городите излишнего, а лучше падайте на лице свое и молитесь, чтобы завтра в почтовом ящике не появилось очередной порции тикетов, предупреждений и счетов. Не поддавайтесь искушениям соцреализма и изображайте себя не тем, чем должны быть, а тем, чем вы есть на самом деле. И тогда автор не будет приставать к вам с поучительными напоминаниями.
...Если пишешь безо всякого плана в голове, никогда не знаешь, куда занесет тебя очередной литр домашнего пива. Например, в джунгли размышлений о ценности демократических свобод и об эффективности физических наказаний. В средневековые времена граждан чаще воспитывали поркой, чем увещеванием и проповедями. Сегодня положено считать, что это унижало человеческое достоинство - но почему, собственно? Наказывали именно затем, чтобы это достоинство возродить, ввести поганца в социальное русло, привить ему уважение к ближнему, к обществу, к законам и к Богу.
Ибо абсолютное человеческое большинство асоциально и чудовищно эгоистично, а во-вторых, глухо ко всяким словесным резонам. Ему хоть кол на голове теши, доказывая, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, а оно все равно не послушается, пока этот кол не станет тесать ему совсем другое место. Вся история культуры и цивилизации - это насилие над тварной людской сущностью, преодоление ее животных инстинктов и приведение их в состояние трепета и страха. Прочтите под этим углом зрения Ветхий Завет и Пророков: это Книги физического, а не нравственного воспитания. От воплей воспитуемых по всей Библии стон стоит.
Увы, человеческое большинство из одних только инстинктов и состоит. Автор прожил долгое время среди так называемого простого люда и не раз поражался хлипкости его моральных, социальных и даже семейных устоев. Помилуйте, как только кончилась советская власть, заставлявшая этих "пролов" учиться, повышать квалификацию, организованно трудиться на заводах и в колхозах, участвовать в социалистических соревнованиях, сажавшая их в президиумы и вручавшая переходные знамена, ордена, медали и путевки в дома отдыха, - они с облегчением рухнули вместе с этими заводами и колхозами на дно, в естественное растительное существование. Исключения лишь подтверждают правило. Реальный, а не выдуманный интеллигенцией "человек из народа" туп, безынициативен и равнодушен к чему бы то ни было, что не есть удовлетворение сиюминутных плотских страстей.
Запирайте етажи,
Скоро будут грабежи.
Закрывайте погреба,
Гуляет нынче голытьба -
- вот уровень его социального творчества. "Смерд", "прол", "простолюдин" - не сословие, это антропологический подвид.
"Не будь угрозы возмездия, полиции и государственной власти, и люди действовали бы так, как это свойственно их природе, то на земле остались бы только развалины, трупы и беременные женщины".
Это не мы сказали. Сии строки принадлежат Гайто Газданову, величайшему моралисту и рафинированному интеллигенту. О великом романе Оруэлла не будем и говорить. С некоторых пор он представляется автору равным Библии.
Или возьмем "Домострой". Он не менее жесток, но это не самоцельная, а вынужденная, педагогическая жестокость. Там тоже рекомендуют лупить, но кого? А вот злостных бездельников, развратников, хулиганов, разрушителей устоев семьи - выбивать из людей всё то, что ведет к картине, нарисованной Гайто Газдановым. Романтическую фразу "человек - это звучит гордо" не грех уравновесить скептическим афоризмом "человек - это звучит горько" и строить собственную самооценку скорее на втором, чем на первом ките-истине. Если усвоить, что ты никакой не чемпион, а "тварь дрожащая", тебе станет в десять раз легче жить. Не надувай поэтому пуз и щек, не пускай пыль в глаза, а ненавидь себя, плюй в свое изображение, высказывайся не возвышаясь, а стоя на коленях перед всеми людьми. Стань не соцреалистом, а Франциском Ассизским. Если ты станешь думать, что ты есть сплошной нуль, прореха на теле человечества, жертва аборта, то не-ожиданно станешь цельной, сверкающей, великолепной единицей и к тебе единственному обратится лик Господа и его перст, указующий: "Се человек".
Согласен послужить воодушевляющим примером:
"Вот я, распятый на публицистических страницах "22", стою перед вами. Есмь сплошной нуль, доктор никому не нужных наук, автор обанкротившихся "Вопросов литературы", "Нового мира", "Известий РАН" и прочих, впавших в нищету изданий. Исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня. Сердце мое поражено и иссохло, как трава, так что я забываю есть хлеб мой. От голоса стенания моего кости мои прильпнули к плоти моей. Я уподобился пеликану в пустыне; я стал, как филин на развалинах. Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле. Всякий день поносят меня враги мои и пишут доносы моему университетскому начальству; и злобствующие на меня клянут мною. Я ем пепел, как хлеб, и питие мое растворяю слезами".
Хочу в Израиль!
Тот, из оставшихся в России евреев, кто займет с утра наблюдательную позицию на балконе собственной квартиры в заводском микрорайоне, сможет понять многое о времени и о себе.
8 часов утра. Из некоторых подъездов выходят хорошо одетые, подтянутые люди. Они устремляются к своим машинам или маршрутным такси и исчезают в ведомом им направлении. Во дворе наступает длительное безлюдье, оживляемое только дворничихой, меланхолично двигающей метлою.
10-11 часов. Во дворе появляются новые люди. Эти никуда не торопятся. Они тыняются с места на место, собираются в поломанной беседке, затем один-два человека тащится в ближайший коммерческий киоск и все вместе пропадают в подвале ближайшего подъезда. Через час оттуда начинают доноситься песни, брань и пьяный смех. Затем вся компания вновь разбредается по домам. Из окна слышен звук скандала, на улицу летит чья-то туфля, но постепенно все затихает, и двор вновь погружается в безмолвие и спячку.
Такое можно наблюдать в тысячах микрорайонов сотен городов бывшего СССР. Когда фабрики и заводы остановились и людям престали платить зарплату, и всем было объявлено, что они свободны, свободны, наконец-то они свободны, - то вышло именно то, что мы и наблюдаем с балконов своих домов под дребезжание разбитого фонаря в углу этих безнадежных пейзажей.
Это и есть реальная демократия по-русски. Масса народу не только потеряла работу, но и не думает ее разыскивать. А ведь это бывшие слесари, электрики, инженеры, строители, ба, учителя, кандидаты наук! Недавно им и в голову не приходило бездельничать. Читатель помнит еще, наверное, времена, когда выпускника вуза, не явившегося к месту назначения, разыскивала прокуратура. За тунеядство можно было схлопотать 15 суток, а то и больше.
И вот с ужасающей быстротой выяснилось, сколь большим был процент бездельников в этой общей и вчера еще трудовой массе. Оказывается, они работали, потому что их заставляли делать это. Их заставляли приобретать и повышать производственную квалификацию, им выносили выговора и награждали почетными грамотами, проводили профтех- и медосмотры, лекторы общества "Знание" читали им лекции прямо на рабочем месте, а профсоюзы вручали путевки в заводские пансионаты. Все это вместе называлось советской властью и будило стойкое раздражение у образованной части общества. (У автора этих строк тоже.)
Как вдруг с советской властью было покончено. Предполагалось, что освобожденные соотечественники поразят мир и друг друга разнообразнейшими талантами, проявят неслыханные инициативы, расцветет сто цветов и прилетит птица Каган.
Вместо мы имеем то, что наблюдаем с покосившихся балконов наших обшарпанных квартир. Людское "множество" впало в транс, в круглогодичную спячку. Многие даже не пытаются найти работу: зачем, раз никто не заставляет? Как быстро произошло это разделение народа на трудоголиков и тунеядцев, как много оказалось вторых и как мало первых!
Зададимся теперь разными гуманистическими вопросами.
Советская власть заставляла каждого быть дисциплинированным, образованным и работающим по 8 часов в сутки. И, следовательно, она насиловала человеческое естество, желавшее прямо противоположного, а именно не работать, а отдыхать с утра до вечера по разным скверикам? При Сталине это насилие было особенно жестким: опоздавший на пятнадцать минут к своему рабочему месту мог быть арестованным - вспомним систему заводских номерков и начальников по режиму труда. А на моей отроческой памяти случай с соседом, сломавшим спьяну дорогое сверло и чуть было не угодившим за это под 58-ю статью "Подрыв экономических основ государства".
Зато уровень социальной защищенности был в СССР настолько прочным, что никому (в том числе автору этих строк) в голову не приходила возможность остаться без крыши над головой и без куска хлеба с маслом. Это полагалось как бы биологической данностью, само собою разумеющимся условием жизни.
Как вдруг все это куда-то пропало: человек заснул в уютной отапливаемой казарме народов, а проснулся на ледяном сквозняке, голый, голодный, зато абсолютно свободный. А зачем ему эта свобода?
Зачем человеку вообще свобода? Например, автору этих строк она совершенно не нужна. Он не страдает сексуальными аномалиями, ему не хочется идти на демонстрацию с флагом, он может обойтись без оппозиционных СМИ - и вообще безо всяких СМИ. И вообще, кто первый проповедал, что подчиняться - недостойное человека состояние? В Библии ничего подобного не написано. Там сказано как раз противоположное: "Всякая власть от Бога" и точка.
Хуже власти только отсутствие власти. Автор этих строк вспоминает годы, проведенные в армии, лучшими в жизни, а капитана роты Плахотина - сразу Платоном и Кантом: "Главное, курсант Сердюченко, чтобы была проделана определенная ра-бо-та". По сей день не услышал ничего более мудрого. И действительно: в конце каждой работы неизбежен результат. Неважно, какой. Результат - это сама по себе ценность, метафизическое достоинство человеческого существования.
Но вернемся "на первое". Homo sovieticus оказался искусственным образованием. Но то, что из-под него вылезло, отнюдь не радует глаз. Вылезло пьянство, антиобщественные инстинкты, нравственная нечистоплотность, готовность смотреть с утра до вечера телепередачу "Про это" и лень. И лишь небольшой процент людей сумел взять, что называется, себя за шиворот и остаться на поверхности жизни - не благодаря, а вопреки свободе, этому дурацкому фантому, выдуманному в середине прошлого века неизвестно для чего, а впрочем, как же? Чтобы честолюбивым авантюристам легче было творить всякие анархические бесчинства.
Достоевский сказал: "Человек стремится к идеалу, противоположному его земной натуре". Он и хотел бы стать таким, как описано в Новом Завете, но наступило уже третье тысячелетие от Рождества Христа, а воз и ныне там: человечество продолжает бесчинствовать и гваздаться в грехе. В великом романе Казандзакиса "Христа распинают вновь" утверждается, что если бы Христос посетил землю еще раз, он нес бы в руках не пальмовую ветвь, а канистру с керосином. За Христа это проделали большевики. Сначала они разгромили ветхозаветного Адама, а потом попытались создать новозаветного. Но материал оказался не поддающимся переделке. И, увы, как только со смертью Сталина прекратилась жесточайшая селекция среди самих селекционеров, там тоже поселилась скверна.
Здесь был упомянут Ветхий Завет. Это очень свирепая книга. Ее авторы повествуют об избиении целых народов с каким-то поэтическим упоением. Особенно поражают художественные метафоры: "истребили город и все дышущее в нем"; "убили каждого мочащегося к стене". Причина ярости Моисея: "Для чего вы оставили в живых всех женщин /…/ Итак, убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте".
А вот чистки, проводившиеся в партийной среде тогдашних селекционеров-левитов:
"Возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек" (Исх., 31, 27-28).
Такими описаниями заполнены многие десятки страниц Завета.
Но если углубиться в причины этой запредельной жестокости, выяснится, что она была вынужденной: иначе невозможно было установить Закон и Порядок. Ветхий Завет напоминает энциклопедию всевозможных пороков и скверн, включая постоянно упоминаемые кровосмешение, мужеложство и скотоложство. Все это нужно было выбивать из человеков, чтобы вывести их из антропофагического состояния и ввести в социальное русло. Израиль делал это устрашающими способами, но при этом он не щадил и себя. Хотите ли узнать, как наказывались в древнем Израиле лентяи и тунеядцы? На этот счет в Библии тоже есть четкие указания:
"…Отец его и мать пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания. И скажут старейшинам города своего: "сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница". Тогда все жители его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все израильтяне услышат и убоятся" (Втор., 21, 19-21).
Удивительно, правда? Сталин кончал духовную семинарию, но его любимым чтением был, конечно же, Ветхий, а не Новый Завет. Во всяком случае "партия меченосцев" - его выражение. А Достоевский устами Великого Инквизитора совершенно недвусмысленно заявил Иисусу Христу, что тот переоценил возможности свободного человека, а потому его проект никогда не состоится. Великий Инквизитор упрекнул Христа в отсутствии любви к реальному, а не к инсценированному человечеству. Он разоблачил его как прожектера и идеалиста. Христос молча поцеловал Инквизитора в бледные уста и в смущении удалился.
…Мы задали себе роковые вопросы и убедились в том, что на них нет ответа. Если кто-нибудь считает, что это не так, готов снять шляпу и освободить трибуну.
Но все равно: хочу в Израиль!