Слово ПисателяЖурнал Союза Писателей Израиля |
ЛЕОНИД ГОМБЕРГДОРОГА НА ХАНААНМного лет спустя после бегства семьи Тераха из Ура, уже живя в Ханаане, Авраам отправит своего старшего раба на север, в Месопотамию, напутствуя такими словами: "Но в мою землю и на мою родину пойдешь, и возьмешь жену сыну моему Ицхаку" (Б. 24; 4). После чего раб… "И встал, и пошел в Арам-Наараим, в город Нахора" (Б. 24;10). Стало быть, Авраам отнюдь не считает Ур своей родиной. Это обстоятельство (и некоторые другие данные) дало основание многим скептикам вообще сомневаться в том, что Ур хоть как-то связан с жизнью патриарха, ссылаясь, как водится в таких случаях, на "позднейшие интерпретации" и "противоречия в тексте". По нашему мнению никаких "противоречий" здесь нет. Авраам (тогда его еще называли Аврамом) прожил в Уре недолго. Сказания Устной традиции свидетельствуют: всего несколько дней в раннем детстве, да еще года два в зрелом возрасте. Впрочем, события этих двух лет, могли уложиться всего в пару недель: "краткий сценарий" представляется даже более правдоподобным. Аврам появляется в Уре после полувекового изгнания, потрясенный идолопоклонством своих близких, уничтожает домашних идолов своего отца Тераха, далее следуют арест, суд, казнь и чудесное спасение, потом сожжение капища и бегство из города. При скором судебном производстве и исполнении приговора все это могло произойти в считанные дни. Как видим, Аврам либо практически не жил в Уре, либо жил там очень короткое время. Судя по всему, от этого недолгого пребывания в городе у него остались самые горькие воспоминания. Другое дело, Северная Месопотамия, города Харан и Нахор, где он прожил, вероятно, около четверти века между пятьюдесятью и семьюдесятью пятью годами своей жизни, как об этом свидетельствую источники. Нет ничего удивительного, что именно эту землю он считал своей. Итак, побег, об обстоятельствах которого мы подробно говорили в очерке "Авраам в Уре", состоялся… Уходя из Ура вверх по Ефрату, миновав Вавилон, Аврам и его спутники оказались в царстве Мари, занимавшем значительные территории древнего Арама, той части Месопотамии, где две ее великие реки расходились особенно далеко, образуя обширную долину. Еще в начале XX века об этом царстве и его столице ученые не знали почти ничего. Древние вавилонские документы, известные в ту пору, были чрезвычайно скупы на информацию о событиях, происходивших в северной части Двуречья. Как это часто бывает в археологии, все началось со случайной находки. Летом 1933 года местные арабы, хоронившие своего родственника, на склоне холма Тель-Харири, наткнулись на древнюю каменную статую. Офицеры французского гарнизона, квартировавшего в тех местах, передали отчет о необычной находке в Музеи древностей Бейрута и Алеппо. А зимой здесь начала работу археологическая экспедиция во главе с профессором Парро. Не заставила себя ждать и первая сенсационная находка; это было небольшое скульптурное изображение человека, на правом плече которого отчетливо различалась высеченные на камне письмена: "Я Ламги-Мари, царь Мари, великий жрец, посвящающий свою статую Иштар". Еще раз подчеркнем: кроме простого упоминания в некоторых вавилонских документах о Мари не было известно ничего, и тут вдруг такое… Вскоре был обнаружен храм богини плодородия Иштар со статуями трех царей (в том числе Ламги-Мари), которые находились в святилище, покрытом ракушечной мозаикой. Наконец археологи натолкнулись на городские постройки. Это и был город Мари. Особое удивление ученых вызвал царский дворец фантастических размеров. Работа по его расчистке велась в течение нескольких археологических сезонов. Это было гигантское сооружение, которое занимало площадь 3,2 гектара и насчитывало около трехсот комнат и внутренних дворов. Дворец являлся не только царской резиденцией, он фактически был административным центром государства. Под его крышей размещался огромный управленческий аппарат, состоявший из сотен чиновников от министров до писцов, которые вели учет всей ввозимой в страну и вывозимой из страны продукции. В дворцовых архивах было найдено более 23 тысяч документов, записанных на глиняных табличках на аккадском языке, которые констатировали, что общественные отношения в государстве чрезвычайно близки к тем, что описаны в разделах Книги "Бытия", относящимся к так называемой Эпохе патриархов. Документы свидетельствуют о тесных связях региона с районами Сирии и Северного Ханаана, где, по-видимому, были расселены родственные племена. Община Мари, судя по всему, состояла как из кочевых, скотоводческих, так и оседлых городских кланов, которые находились между собой в тесном взаимодействии - в состоянии войны или непрочного мира. Более того, нередки были случаи, когда одна ветвь племени круглый год оставалась оседлой, а другая в период сезонов выпаса перекочевывала в степи. Основная единица патриархального клана - семейство - в документах из архива Мари называлась "битим", что близко к ивритскому "бейт-ав". Мы бы сегодня перевели как "отчий дом"… Руководство клана осуществлялось главами семейств - "абут", соответствующее "авот" (т.е. "старейшины") на языке Торы. Встречается название одной из руководящих должностей в государственной иерархии с корнем "СПТ", что, вероятно, соответствует "ШФТ" на иврите, т.е. "шофет" - судья. Причем, речь идет об исполнителе самых широких административных функций, а отнюдь не только судебных. С подобным общественным институтом мы встретимся на территории Эрец Исраэль более чем через полтысячелетия. Особый интерес, как нам кажется, представляют свидетельства, в которых упоминаются этнонимы, которые мы привыкли видеть в ином историческом контексте. В документах Мари несколько раз упоминаются племена "бану йамину", "сыны справа", т.е. "дети юга", что, несомненно, связано с именем правнука Авраама Бениамина, родоначальника одного из израильских колен. Причем при упоминании этого племени речь, как правило, идет о каком-то длительном военном противостоянии, о некоей постоянной угрозе с юга. С "бану йамину" воевал последний царь Мари Зимри-Лим. Эти события могли совпадать по времени с пребыванием в регионе семьи Тераха. Сенсационно прозвучали и имена людей, которые ученые обнаружили на табличках одного из древнейших архивов. Среди них: Ясмах-ил (Ишмаэль), Иакоб-ил, Изрэ-ил и даже Авам-рам… Конечно, имена эти никак не соотносятся с соответствующими библейскими персонажами. Их присутствие в архивных документах не подтверждает и не опровергает исторической основы текста Пятикнижия. Просто мы теперь знаем, что еврейские патриархи носили совершенно обычные имена, вполне соответствующие времени и месту представленных Автором Писания событий. Первые контакты шумеров с семитами начались, вероятно, еще в начале III тысячелетия до н. э., а может быть, и раньше. Об этом свидетельствуют несколько семитских слов, которые встречаются в древнейших шумерских текстах. Однако активное проникновение семитов в Двуречье началось в середине III тысячелетия до н. э., в это же время начинается и их интеграция в культуру Месопотамии, более того, они постепенно становятся преемниками культуры шумеров, создателей едва ли не первого государства в истории человечества. Конец "классического" Шумера в контексте мирового исторического процесса выглядит вполне закономерным и чем-то даже напоминает финал "классических" Греции и Рима. Макроимперия, претендующая на мировой господство, была разрушена междоусобицами и завоевана варварами, роль которых в данном случае сыграли захватчики, говорившие на восточно-семитском языке и пришедшие откуда-то из аравийской глубинки. В начале XXIV века до н.э. гегемония в Шумере от традиционных центров, таких как Киш, Урук и Ур, переходит к городам Умма и Лагаш. Появление двух новых центров, претендующих на господство, нарушило давно сложившийся баланс сил в регионе. Начало смуты, по-видимому, положило соперничество двух сильных правителей - реформатора Урукагины из Лагаша и военачальника Лугальзаггиси из Уммы, в котором последний одержал убедительную победу. Лугальзаггиси распространил свою власть на весь Шумер, столицей которого он вновь сделал Урук. Фактически еще не закончив воевать с Лагашем, царь вынужден был вступить в борьбу с новым врагом, пришедшим с северного Двуречья, где к тому времени закрепились семитские племена. Вероятно, одним из первых городов основанных семитами в Месопотамии был Аккад, расположенный на Евфрате неподалеку от того места, где он ближе всего подходит к Тигру, в своеобразной горловине, естественно разделяющей Двуречье на северную и южную части. В этот период активно формируется новая этноязыковая общность - "аккадцы". Основателем династии аккадских царей становится Саргон (2371-2316 до н. э.), по-аккадски Шаррукин - "истинный царь". Следует, пожалуй, обратить внимание на происхождение и первые шаги к власти этого монарха, отраженные в легендах той поры. Согласно данным этих источников он был садовником и виночерпием у одного из царей Киша. В одном из стихотворных преданий Саргон рассказывает о себе: "Мать моя была бедна, отца я не ведал, брат моей матери обитал в горах. Зачала меня мать, родила меня в тайне, положила в тростниковую корзину, вход замазала смолой и пустила по реке". Саргон оккупировал южную Месопотамию, с успехом воевал в Сирии, и, возможно, даже в Малой Азии. Новая держава называлась теперь Царством Шумера и Аккада и простиралась "от Южного моря до Северного", т.е. от Персидского залива до Средиземного моря. Если это и было преувеличением, то весьма близким к истине. Кажется, только "Страна гутиев", находившаяся на северо-востоке, единственная из прилегающих к Аккаду областей, не подчинялась теперь аккадским царям. Но именно эта загадочная страна как раз и располагалась на территориях, входивших в комплекс культур "от Кавказа до Луристана", где господствовали "кочевники-металлурги", по некоторым данным создавшие несколько тысячелетий назад первые культурные комплексы на территории Эрец Исраэль. Как указывает видный исследователь библейской истории Борис Мойшезон, в Шумерском царском списке более или менее реальная хронология начинается с перечня аккадских царей, предшествующие части списка хаотичны и полны фантастических чисел. Скорее всего, доаккадские летописные своды попали к авторам "списков" в беспорядочной, почти разрушенной форме. Это, по мнению ученого, свидетельствует о масштабах переворота, произошедшего в Шумере в начале аккадского периода. Но вот еще один, куда более значащий факт: с началом власти аккадских правителей исчезают скульптурные портреты людей арменоидного антропологического типа в захоронениях и барельефах, превалировавшие в предыдущий период. Это может означать только то, что в правящем слое Шумера произошли разительные изменения. Прежняя элита с ярко выраженной арменоидностью (вообще, по мнению Мойшезона, свойственная еврейскому суперэтносу) была, скорее всего, частично истреблена физически, частично изгнана из страны. Имеются и документальные свидетельства этих трагических потрясений. В одном из текстов, найденных в знаменитой библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала VII века до н.э. содержится свидетельство о победе Саргона над Лугальзаггиси и пятьюдесятью шумерскими вождями в битве при Уруке. Разрушив город, он, по словам источника, привел пленного царя в цепях "к воротам Энлиля", то есть, другими словами, принес его в жертву одному из центральных богов шумеро-аккадского пантеона. "Интересен также по своему натурализму, - пишет выдающийся русский ученый Б.А. Тураев, - найденный в Лагаше кусок победного барельефа с частью надписи какого-то царя Аккада, вероятно, Саргона. Здесь в горизонтальных поясах были представлены сцены сражений, в которых действующими являются с обеих сторон семиты". Исследователь предполагает, что на барельефе, возможно, изображено подавление бунта. Спрашивается: где же старая шумерская знать могла найти приют? Вероятно, на северо-востоке, в западном Иране, в том самом регионе, с которым она была тесно связана с давних времен, о чем свидетельствует сходство керамики. А металлургия Луристана, по мнению некоторых исследователей, вообще почти не отличалась от шумерской. Возможно, именно в тех краях в силу давних связей обосновалась бывшая шумерская "арменоидная" аристократия. Считается, что подлинный расцвет Аккада наступил при внуке Саргона Нарамсине (2290-2254гг. до н.э.). Титул "царь четырех стран света", присоединявшийся к имени Саргона лишь изредка, при Нарамсине становится постоянной частью титулатуры монарха, подчеркивающей его претензии на мировое господство. Нарамсин завоевал Мари, дошел до гор Армении и Курдистана на севере, а на юге - до страны Маган, которую отождествляют с Египтом. Однако уже при Нарамсине Аккаду пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Войско царя вынуждено было вступить в бой с армией кочевников страны Умман-Манда, находившейся где-то в северных горах. Вряд ли пришельцы говорили на одном из языков семитской группы, как, впрочем, и первые арменоиды. И вообще что-то сильно отличало их от аккадцев, какие-то несомненные расовые особенности. Во всяком случае, Нарамсин и его окружение видели в них не просто врагов, а именно чужаков. Борис Мойшезон указывает на один из сохранившихся документов, так называемый "Эпос о Нарамсине", где о физическом облике этих пришлых кочевников сказано: "люди с лицами воронов", что, по его мнению, соответствует традиционному описанию арменоидов. "Нарамсин вообще сомневался в принадлежности его врагов к человеческому роду, - пишет Б. Мойшезон. - Царь приказал поймать одного из воинов противника и проверить, есть ли у него кровь. Такого рода сомнения тоже ассоциируются с ненавистью именно к "арменоидам", которых и современные вдохновители вражды к евреям или к армянам представляют холодно-расчетливыми, бездушными и потому как бы "лишенными крови" существами". Исследователь указывает, что имя вождя кочевников из "Эпоса о Нарамсине" Анубанини совпадает с именем царя луллубеев, сохранившимся в наскальной надписи, высеченной на аккадском языке в честь победы Нарамсина. Упоминания о стране Луллу встречаются в ассирийских и хеттских документах II тысячелетия до н. э. в паре "хабиру" - "луллахи", то есть соотносятся с хабиру, социумом или этносом, с которым часто связывают предков евреев. Видимо, еще при Нарамсине началась новая волна проникновения западно-семитских племен в Месопотамию. При его сыне царе Шаркалишарри ("царе всех царей") это давление еще усилилось. Кроме того, наметилась серьезная опасность с северо-востока, со стороны племен гутиев. Около 2200 года Двуречье оказалось под властью завоевателей, которые, впрочем, продержались недолго, всего около семидесяти лет… Б.А. Тураев приводит текст древней надписи вполне в духе "Эпоса о Нарамсине" о разгроме гутийского царя Тирикана - "гутия, дракона горы, врага богов, унесшего в горы царство Шумера, наполнившего Шумер враждой, похитившего у супруга супругу, у родителей их детей…" Можно, таким образом, видеть в гутийском нашествии своеобразный реванш старой шумерской элиты. Есть основания полагать, что на протяжении XXIII века до н.э. северные кочевники продвинулись через Месопотамию и Сирию к Леванту и даже вступили в конфликт с Египтом, приложив свою руку к крушению Древнего царства. При этом они вступили во взаимодействие с западно-семитскими племенами, передав им свои материально-культурные достижения и, одновременно, начав осваивать их язык. "…Во второй половине гутийского периода, - пишет Борис Мойшезон, - царские имена становятся семитскими и как будто даже западно-семитскими. Это согласуется как с одновременной войной "Амурру" и "Гутиум" против царя Шаркалишарри, так и с фиксируемым археологами фактом остановки волны кочевников из Ирана в Израиле и смежных областях (т.е. в стране "Амурру"). По крайней мере, часть вторгшихся кочевников должна была тогда начать переходить на семитские языки и пользоваться семитскими именами". С воцарением III династии Ура в 2132 году до н.э. давление семитских племен усилилось. Впрочем, еще с XXIII века до н. э. в шумерских документах появляется слово "марту", которое соответствует более позднему аккадскому "амурру" и обозначает просто "запад" или "люди с запада". Так называли кочевое племя погонщиков ослов, которое появилось в Месопотамии из Сирийской пустыни, кое-где подчинившее себе местное население и установившее свои династии. В Мари, например, они составляли большую часть населения. В более позднее время ассирийцы называли "Амурру" весь сирийско-палестинский регион. На языке аморреев, предке западно-семитских языков, говорили в XX веке до н.э. в Мари, а в XVIII - в Вавилоне. Под натиском племен амурру пало централизованное государство, созданное царями III династии Ура Урнамму и Шульги. На территории Двуречья вновь образовалось множество мелких царств, боровших между собой за гегемонию в регионе. Так продолжалось около двух столетий, пока в 1895 году до н. э. одна из аморрейских династий не обосновалась в небольшом поселении Вавилон на берегу Евфрата. Вероятно, в самом конце III тысячелетия до н. э. на севере Месопотамии на основе заселивших ее племен амурру и "кочевников-металлургов" начала складываться особая этно-языковая общность, получившая название Арам. Там строятся города с хорошо известными библейскими названиями Нахор и Харан. В этом процессе, вне всякого сомнения, принимают участие и предки Авраама. Не случайно Терах, когда над семьей нависла опасность, стремится укрыться на земле Арама, с которой у него были давние связи. Об этом, как мы уже говорили, свидетельствуют документы из архивов Мари, в которых обнаружены топонимы, соответствующие личным именам людей из клана Тераха. Вряд ли основателем города Нахора стал брат Аврама, пришедший в Арам вместе с семьей Тераха или, как считают некоторые исследователи, немного раньше ее. Скорее всего, город был старинной вотчиной их деда, отца Тераха, Нахора-старшего, в честь которого, судя по всему, и был назван брат Аврама. Логика событий подсказывает: семья Тераха возвращается в Харан, чтобы скрыться от преследования в своих "родовых землях", откуда в силу каких-то обстоятельств они в свое время вынуждены были уйти. Возможно, присутствия Тераха в Уре потребовала его служба при дворе царя Нимрода-Хаммурапи. Прочную связь израильтян с Арамом фиксируют широко известные слова из Второзакония, ставшие частью иудейской молитвы: "Арамейцем-скитальцем был отец мой и спустился в Египет, и проживал там с немногими людьми, и стал там народом великим, сильным и многочисленным…" (Дв. 26;5). О жизни Аврама в Харане мы знаем немного. Известно, что он и там продолжал свои занятия астрономическими наблюдениями и прогнозированием погоды, изучал древнюю мудрость шумеров и других народов Месопотамии. "Вокруг реформатора религии, - пишет Зенон Косидовский, - собралась горстка верных и преданных людей. К приверженцам нового божества примкнули жена Аврама Сарай, его племенник Лот и слуги, к которым он был всегда добр. Жители Харана, пламенные почитатели бога (луны - Л.Г.) Син, отвернулись от Аврама как от отщепенца. Маленькая община новой религии, окруженная стеной недружелюбия, зажила своей собственной жизнью. Строгий, пуританский нравственный кодекс сектантов, возврат к простате быта предков-кочевников, жертвоприношения в честь какого-то незнакомого, неопределенного божества - все это вызывало со стороны почитателей бога Син неприязнь и осуждения". Несмотря на то, что для атеиста З. Косидовского между многочисленными богами Месопотамии и Богом Аврама различия чисто номинальные, картина жизни первой в мировой истории монотеистической общины реконструирована довольно живо. Из различных документов, обнаруженных в Месопотамии, ученые знали, что Харан был одним из важных центров культа луны. А после того как британский археолог Давид Райс в 1957 году открыл Харан, эти сведения подтвердились. Более того, выяснилось, что этот культ сохранялся там в течение многих тысячелетий, что в борьбе с ним оказались бессильными даже Великий Рим, затем христианство, и, наконец, ислам. Под развалинами ворот мечети, построенной в 1179 году (нашей эры!) Райс нашел каменные плиты с древними изображениями символов бога луны, которые последователи Мухаммеда, идя на молитву, всякий раз попирали ногами. В этой связи некоторые исследователи полагают, что уход Аврама из Харана надо рассматривать как "бегство основателя нового культа от преследования фанатичных поклонников бога луны". Источники свидетельствуют, что такие инциденты в ту пору не были исключительными. Один из документов, найденный археологами в Угарите, рассказывает о борьбе между приверженцами культов солнца и луны и об изгнании последних. Есть основания полагать, что среди почитателей луны мог быть и Терах, ведь его имя (арабское Фара) на прасемитском языке обозначает луну. Да и конфликт с Хаммурапи, приверженцем Мардука, и, соответственно, эмиграция из Ура в Харан могут быть объяснены теми же соображениями. Именно в Харане происходит событие огромной важности для будущего еврейского народа или даже для самого факта его существования. Наконец-то Всевышний обратился к Авраму напрямую. Ничего подобного в земной жизни человечества не случалось со времен Потопа. Нечего и говорить, что для всей жизни Аврама это первое, прозвучавшее в его адрес, Слово Божье имело решающее значение. В ходе своих ежедневных трудов и еженощных бдений в наблюдениях за звездным небом он ждал этого Слова, предчувствовал его, боясь ошибиться в своем предназначении. Авраму не доставало последнего, Высшего, свидетельства Божественного признания. Он, несомненно, был осведомлен о прямых обращениях Бога к Ноаху и, следовательно, имел все основания предполагать, что Высшая воля будет явлена и ему. Можно только догадываться, как жаждал патриарх такого Слова. Это первое обращение Господа к Авраму зафиксировано во всех древних источниках, в том числе, и в самом авторитетном - Торе. Вот оно… И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь благословением. И Я благословлю благословляющих тебя, а проклинающих тебя прокляну; и благословятся тобой все племена земные (Б. 13: 1-3). Послание Господа начинается знаменитыми словами "лех леха", которые обычно переводятся как "иди себе", "иди своей дорогой". "Если бы речь шла только о выходе из страны, - пишет современный комментатор Торы Борис Берман, - то совсем не нужно говорить "леха". Аврааму сказано, что ему нужно "идти к себе", идти затем, чтобы найти самого себя. Твоя страна (арец), где ты родился и вырос, - не "ты". Выйди из нее. Все то, что родственно тебе, и даже дом отца твоего - не "ты". Выйди и "иди к себе", к своему подлинному Я". Господь не называет Авраму землю, в которую ему надо идти. Более того, традиционный перевод слов "эль hа арец ашер аръеха" - "в землю, которую Я покажу тебе" не точен или даже не верен. "Если бы было написано "ашер леха", то тогда следовало перевести: "покажу тебе", - пишет Б. Берман. - Но написано "ашер аръеха", то есть "покажу тебя"". Значит, Всевышний даже не обещает указать Авраму страну, в которую его посылает. Господь говорит, что только, если тот освободится от груза привязанности к земле с устоявшейся порочной традицией идолопоклонства и богоборчества, Он сможет показать ему его суть, его естество. В этом Высшем Послании впервые говорится о великом народе, основой которого станет Аврам. Но, заметим, дело отнюдь не в том, что семя Аврама ляжет в основание этого народа, а дальше народ этот образуется естественным образом путем биологического размножения. Господь Сам сделает Аврама этим народом, и участие в этом созидательном процессе патриарха, как видим, предполагается лишь опосредованное. "Авраам лишается своей страны, своего племени и своего дома, - продолжает Б. Берман, - но получает благословение, имя и величие. И сам должен стать благословением людям". "Благословения вверены (тебе, они в) твоей руке, - комментирует Раши строку "и быть тебе благословением". - До сего времени они были в Моей руке, Я благословил Адама и Ноаха. Отныне же ты благословишь того, кого пожелаешь". Послание Всевышнего содержит огромный мистический смысл, понятный лишь на сакральном уровне. Отметим только: мир оказался поделенным на две части - на тех, кто благословляет Аврама и тех, кто проклинает его. И оценка Всевышним эти двух составляющих человечества противоположна. Я бы посоветовал задуматься над этой идеей некоторых особо ретивых представителей племен земных. Далее в тексте Торы следуют несколько коротких, но емких фраз, рассказывающих о реакции на Слово Божье Аврама и его близких. "И пошел Аврам, как сказал ему Господь…" (Б. 12;4) Пошел, стало быть, не потому что прельстился посулами стать родоначальником новой человеческой общности, а потому что получил такое указание… "…а Аврам был семидесяти пяти лет при выходе из Харана" (Б.12;4). Комментарий Бориса Бермана: "Позади у Авраама и тюрьма, и изгнание, и смерть брата Арана, и бегство с отцом, и многие другие события его напряженной 75-летней жизни. Но Тора не рассказывает нам о них, потому что все это лишь предыстория его жизни. Жизнь его сейчас начинается заново и обращена только и только в будущее". И взял Аврам Сарай, жену свою, и Лота, сына брата своего, и все достояние, которое они приобрели, и души, которые они приобрели в Харане… (Б. 12;5). В подлиннике (по Берману) "вэ эт hа нефеш ашер асу бе-харан", т.е. "души, которые они сделали в Харане". Речь идет, конечно, о людях из близкого окружения, которых Аврам сделал своими единомышленниками. "Дом Аврама служил гостеприимным приютом для всякого, - сообщает источники Устной традиции, - и люди находили там не только радушный прием, но также наставления в истинной вере. А приведение хотя бы одной души "под сень крыльев Шехины" (духа Божия) равносильно созданию ее и утверждению в жизни вечной". Есть сведения, что вместе с Аврамом в путь отправились 72 его ученика. А что же Терах? Судьба отца, отказавшегося последовать за сыном, не могла не беспокоить Аврама. Фатальную необходимость их расставания израильские авторы П. Люкимсон и М. Абрамович объясняют так: "Мысль о судьбе отца угнетала Аврама., но та духовная пропасть, которая всегда существовала между ними, в последние годы не только не уменьшалась, но и росла - Терах так и не уверовал во Всевышнего и не смог принять те истины, которые проповедовал Аврам. И потому то, что он ответил отказом на предложение сына последовать за ним в Ханаан, даже обрадовало Аврама". В жесткой оценке личности Тераха израильские авторы следуют за Раши, который в примечании к словам "…и умер Терах в Харане", пишет: "А почему Писание говорит о смерти Тераха до (того, как говорится об) уходе Аврама? Чтобы об этом не знали все и чтобы не сказали, что Аврам не исполнил (долг) почитания отца, оставил его на старости лет и ушел. Поэтому Писание говорит о нем как о мертвом. Ибо преступных еще при жизни называют мертвыми, а праведных даже после их смерти называют живыми…" Иную картину прощания Аврама с отцом рисует нам древний апокрифический источник "Книга Юбилеев, или Малое Бытие". "Тогда говорил он со своим отцом и возвестил ему, что он выйдет из Харана, чтобы идти в землю Ханаан, что он осмотрит ее и возвратиться к нему. И отец Терах сказал ему: "…Иди в мире! И если ты найдешь страну угодную очам твоим, чтобы жить там, возьми и меня с собою…"". Мы видим, что возможность возращения в отчий дом предусматривается Аврамом как вполне реальная альтернатива развития дальнейших событий. И все же чувствуется, что слова эти сказаны больше в утешение отцу. Но и Терах, может быть, до конца не веря в такую возможность, сохраняет надежду на встречу с сыном. "…и вышли, чтобы идти в землю Кынаанскую…" (Б. 12;5). Авраму и его спутникам предстояла длинная и нелегкая дорога. "Путь из Харана, родины патриархов, - пишет Вернер Келлер, - в землю Ханаанскую пролегал на юг более чем на шестьсот миль. Он следовал вдоль реки Балих до Евфрата, а оттуда караванным путем тысячелетней давности через оазисы Пальмиры (библейский Тадмор) к Дамаску, и от него в юго-западном направлении к Галилейскому озеру", т.е. озеру Кинерет. Версия маршрута Аврама, представленная немецким исследователем, в целом соответствует историческому контексту Эпохи патриархов. Однако трудно согласиться с тем, что, переправившись через Евфрат, путешественники прямиком направились в сирийские оазисы. Не забудем: у Аврам не было верблюдов, в качестве транспортного средства "корабль пустыни" будет использоваться на Ближнем Востоке лишь много веков спустя. Сомнительно, чтобы по дороге от Евфрата к Иордану современники Аврама рисковали так глубоко забираться в пустыню. Скорее всего, Тадмор приобрел огромное значение "перевалочного пункта" лишь к концу II тысячелетия до н. э. Судя по всему, Аврам не избегал крупных центров и не выбирал окольных дорог, как это будет в последствии в Ханаане. Имеются косвенные свидетельства того, что Аврам предпочел миновать Сирийскую пустыню с запада в районе города-государства Эблы, одного из древнейших цивилизационных центров ближневосточного региона, существовавшего уже в начале III тысячелетия до н.э. Эбла - одно из самых поздних фундаментальных археологических открытий Древнего Востока. Лишь в 60-е годы XX века на холме Тель-Мардих в Сирии были обнаружены первые многообещающие свидетельства древней городской цивилизации. Правда, в уже известных ближневосточных документах Эбла упоминалась не раз, но где она находилась, и что собой представляла, не знал никто. Первые систематические раскопки в районе Тель-Мадиха начал в 1974 году итальянский археолог Паоло Маттиа. Вскоре ученые поняли: перед ними крупное самостоятельное древнее государство. Но - поразительно: Эбла располагалась вдали от более или менее значительных рек. Это обстоятельство опровергало давно устоявшуюся в археологии догму, что высокоразвитая цивилизация глубокой древности могла появиться только в непосредственной близости от одной из великих рек, таких, например, как Нил, Тигр, Евфрат или Инд. Ученые не верили своим глазам. Верхние слои холма относились ко времени Хаммурапи, то есть в эпоху патриархов, во всяком случае, в ее начале город еще существовал во всем своем великолепии. Дальнейшие раскопки помогли ученым обнаружить надпись "Ибби-Закир - царь Эблы". Это стало вполне убедительным доказательством того, что именно здесь находился город, упоминавшийся в аккадских надписях XXIV-XXIII веков до н.э. Вскоре археологов ожидала еще одна потрясающая находка: огромная библиотека и архив, состоящие из 17 тысяч клинописных табличек, написанных на неизвестном языке. Текст не поддавался расшифровке до тех пор, пока этнограф экспедиции Джованни Петтинато не обнаружил фрагменты словарей, где были написаны эблаистические слова и их шумерский перевод. Оказалось, что язык напоминал скорее иврит или финикийский, чем аккадский. Из анализа архивных материалов выяснилось, что Эбла имела тесные экономические и дипломатические связи с Мари, а цари обоих этих городов обменивались друг с другом подарками. Из архива всплыли также названия многих городов Ханаана и Сирии, известные нам из ТАНАХа. Ученые даже подумали, что речь идет о столице огромной империи, простиравшейся от Сдома и Газы в Палестине до центральных районов Анатолии. В конце 70-х годов в Италии вышли книги Петтинато "Эбла - империя, оттиснутая в глине" и Маттиа "Эбла - вновь найденная империя". Однако, как это часто случается, археологи и историки поспешили. Дальнейшие исследования показали, что "империя" на самом деле была не столь грандиозной, всего около двухсот километров в диаметре. Иными словами, Эбла оказалась типичным городом-государством шумерского типа. Такой вывод, разумеется, нисколько не умаляет огромного значения этого выдающегося археологического открытия. Ведь была открыта первая в истории археологии развитая не речная цивилизация, ровесница египетской и шумерской. "Поселение, вначале находившееся под месопотамским влиянием, процветало уже в первые годы третьего тысячелетия, а затем, в лучшую свою пору (2300 г.), стало прекрасным городом с высокими трехэтажными строениями, - пишет Майкл Грант. - Ведя оживленную торговлю лесом, медью, драгоценными камнями, Эбла добилась политического статуса сверхдержавы, которая контролировала основные дороги Сирии и Палестины…". Интересно, что уже в очень древние времена в Эбле был весьма высокий уровень материальной культуры при значительном государственном влиянии на производство и сильнейшем расслоении социальной структуры общества. Такое устройство чем-то напоминало советскую распределительную систему. "Эбла была центрально-управляемым государством, хотя в начале здесь были и частные владения, - пишет известный российский археолог Геральд Матюшин. - Во главе государства стоял маликум - жрец-царь. Он правил не единолично, рядом с ним были 2 либо 3 лица - советники… Такое же управление существовало в то время и в Мари, Лагоше и других государствах. Вся продукция получалась от мелких "начальников", которые присылали с отдельных "хуторов" царю скот, шерсть, кожу, молочные продукты. Земледельческие "начальники" сдавали царю зерно, бобы, горох, муку, виноград, оливки и т.п. "Хутора" объединялись в "кварталы". Хозяйство было государственным. Трудящиеся получали пайки. Они делились на "работников", "молодцов", старших пахарей, рабов. Иногда упоминаются просто "люди". Отдельные владения для сбора податей сдавались различным вельможам. Царский дворец был местом их общих собраний и торгов". О существовании языка, на котором говорили в Эбле, до начала раскопок никто и не подозревал. Условно его называют протоханаанейским, он относится к западно-семитской группе языков и, вероятно, является предком иврита и арамейского. При расшифровке текстов ученые обнаружили личные имена и названия городов, хорошо известные нам из ТАНАХа или очень похожие на них. Есть там и вариация имени "Авраам". Впрочем, как мы уже знаем, это имя встречается и в других письменных источниках конца III - начала II тысячелетий до н.э. Но вот еще одна неожиданная находка. "…Имя третьего и наиболее выдающегося царя Эблы, Евр или Еврий, действительно очень похоже на "Евер" (библейский Эвер - Л.Г.) - имя человека, считающегося одним из предков Авраама", - пишет Майкл Грант. Было бы слишком легкомысленным утверждать, что в текстах Эблы (как, впрочем, и в текстах Мари) речь идет именно о конкретном "Аврааме, сыне Тераха" и его пращуре Эвере. Более того, некоторые ученые вообще всерьез сомневаются в правильности расшифровки текстов Петинатти. Все это так. Но след древнего присутствия традиций клана, к которому принадлежал Авраам, кажется, не миновал и Эблы. Пойдем дальше! В пользу пребывания Аврама в Дамаске исследователи обычно приводят три довода разной степени убедительности и достоверности. Во-первых, в свите Аврама появляется новая фигура, Элиезер из Дамаска, который становится доверенным лицом патриарха и даже - до рождения сыновей - наследником. Довод, прямо скажем, шаткий: человека с прозвищем "Дамасский" он мог встретить в любой точке Ближнего Востока. Во-вторых, именно через Дамаск пролегал самый распространенный и удобный путь в Ханаан. Нет нужды предполагать, что Аврам выбрал какой-то другой маршрут. Но главный, третий, довод такой… О пребывании Аврама в Дамаске пишет Иосиф Флавий в "Иудейских древностях" со ссылкой на историка и философа I века до н.э. - I века н.э. Николая Дамасского, близкого к царю Ироду и весьма осведомленного, написавшего историю от Вавилона и Ассирии до своего времени. Иосиф цитирует: "Аврам правил в Дамаске, прибыв в качестве чужеземца с войском из так называемой Халдеи, страны лежавшей выше Вавилонии. Спустя короткое время он выселился со своим народом в страну, которая тогда именовалась Ханаанеей, а теперь Иудеей; там размножились потомки его… До сих пор имя Аврама пользуется большой известностью в области Дамаска, и [теперь еще] показывается там деревня, названная по его имени обиталищем Авраамовым". Вот это да! Оказывается, Аврам явился в Дамаск не в образе странника, а в качестве завоевателя, оккупировал город, правил там некоторое время, а затем продолжил свой завоевательный поход! Что ж, такая точка зрения вполне соответствует историческому контексту и хорошо соотносится с известными фактами экспансии хабиру в Левант. Пребывание завоевателей оставило такой глубокий след в народной памяти, что, и спустя почти две тысячи лет о нем помнили достаточно живо и показывали резиденцию вождя. Версия Николая Дамасского имеет косвенное подтверждение и в Торе. Аврам действительно был искусным военачальником и принимал участие в военной кампании, уже живя в Ханаане. Большинство ученых полагают, что уклад жизни Аврама как-то связан с понятием "иври", которое время от времени встречается в тексте Торы рядом с именем патриарха. По их мнению, это определение находится в тесной взаимозависимости или даже совпадает с наименованием "хабиру" (или "апиру"), которое встречается в аккадских и египетских источниках с конца III тысячелетия до н. э. Считается, что обычно так называли чужеземцев в статусе наемных воинов, наемных работников или даже рабов. Из древних ассирийских источников известно наименование "убру", возможно, связанное с понятием "хабиру" и означающее "иммигрант" или "чужестранец". Вряд ли понятие "хабиру" несло в себе какое-то этническое содержание, скорее всего, этот термин следует отнести к социально-правовой области. Высказывается даже мнение, что "существует связь между сознательной отчужденностью семейств патриархов в их новой, ханаанской среде, запрещающей жениться на дочерях местных жителей, и между отношением местных народностей к ним к ним как к пришельцам и чужеземцам". Борис Мойшезон говорит о тождестве "с большой степенью вероятности" между хабиру и "библейскими сынами Эвера (то есть иври - евреями)". Свою точку зрения он даже подкрепляет кратким экскурсом в этимологию, по правде говоря, малоубедительным: "Эвер и иври (или ибри) на иврите начинается с гортанного звука, передаваемого буквой "аин". В клинописи соответствующий звук передавался как "х". Иначе говоря, иври (с "аин" впереди) должно было передаваться как хиври (или хибри), откуда и происходит хабиру. (Везде курсив Б. Мойшезона - Л.Г.)". Совершенно иную точку зрения высказывает Игорь Тантлевский в своей книге "Введение в Пятикнижие". Как известно, Аврам ведет свою генеалогию от Сима (Шема). Слово "шем" означает просто имя, что, возможно, свидетельствует о табуировании настоящего имени. Не исключено, что Сим - это ничто иное, как видоизмененное имя Сифа (Шета), т.е. мы в очередной раз имеем дело с "дубликатами" имен в библейских генеалогиях. (Это не должно нас удивлять: вспомним, например, повторение имен Лемех и Ханох в кенитской и сифлянской генеалогиях.) Сиф (Шет) тождествен аморрейскому Шуту, что по-аккадски должно читаться как Суту. Этноним "амуру", означающий "запад" или "люди с запада", использовался, по-видимому, лишь в специфических контекстах, - так называли аморреев окружающие их народы. А обычным названием западно-семитских скотоводческих племен было "сутии" (или по-аморрейски "шутии"), означающее потомков некоего Шуту (Суту). Как мы уже отмечали, особо важное значение при перечислении имен от Сима (Шема) до Авраама имеет Эвер от аморрейского "ибру", что означает "переход" (например, через реку). Возможно, в этом имени отразилось важнейшее событие в жизни верхнемесопотамских аморрейских (сутийских) племен: уход из Месопотамии в начале II тысячелетия до н.э. Имя Эвер, по мнению Тантлевского, можно перевести и как "заречье"; отсюда и прилагательное "иври" - "человек из заречья", "зареченский". Так, вероятно, называли себя все люди, принадлежавшие к аморрейско-сутийским племенам, ушедшие в начале II тысячелетия до н. э. из Месопотамию через Евфрат в Сирию и Палестину. Разумеется, состав этих племен не совпадал со сложившимся позже еврейским народом. Однако в тексте Торы Авраам обозначается как "иври", термином, к которому, как полагают, через греко-византийский язык восходит русское "еврей". В древнеегипетских текстах, так или иначе отражающих реалии южной и центральной Палестины, часто упоминаются некие "апиру", но не как этноним, а как обозначение социальных групп. Причем "апиру" - это не собственники-номады, ведущие кочевой образ жизни - "шосу", а, преимущественно, наемники, люди "без роду и племени". Считается, что египетское "апиру" восходит к аккадскому "хабиру", производному от глагола "хабару" - "насильственно, вынужденно покинуть свой дом", "быть изгнанным". Таким образом, "хабиру" - это внесоциальные элементы: бомжи, изгои, парии, бродяги. На аккадском они называются так же "са-газ-меш" от семитского "шагашу" - "разбойники", "головорезы". Таким образом, (Тантлевский здесь ссылается на известного семитолога И.М. Дьяконова), "иврим" и "хабиру" - совершенно разные наименования, не имеющие между собой семантической связи. Хабиру отнюдь не были номадами-кочевниками, кем, несомненно, являлись иврим, да и их этнический состав совсем не обязательно был аморрейско-сутийским. Хабиру, изображавшиеся в источниках войнами-наемниками, разбойниками и даже торговцами, действовали по всей территории древнего Ближнего Востока, что не соответствует описанию иврим в Торе. Ну и, наконец, понятие "иври/иврим", восходящее к глаголу "абар" - "переходить (через реку)", имеет совершенно иную этимологическую основу, не связанную с аккадским "хабару/хабиру". Как мы уже отмечали, к концу III тысячелетия до н. э. в шумерских документах появляется термин "сагаз" применительно к воинственным кочевникам, появившимся, по-видимому, откуда-то севера. Это слово, по мнению Б. Мойшезона, восходит к индоевропейскому "сака", что означает "повозка, телега". В месопотамских источниках упоминается и город Сагартим в районе реки Хабур к северу от Мари. Известно, что именно в этом районе действовали кочевники "сагаз". Как указывает исследователь, первое явное упоминание племен "сагаз" относится к времени правления царя Шульги (2096-2048 г. до н. э.). В этой связи Б. Мойшезон приводит следующий замечательный документ, по-видимому, донесение некоего шумерского чиновника: "Сагаз - неуправляемые люди. Зеленые равнины их опустошены. Мужчины их идут, куда хотят, а женщины не выпускают из рук прядильных веретен. Они разбивают свои станы, где пожелают. И установлений Шульги, царя моего, не выполняют". Вот как комментирует этот текст исследователь: "По-видимому, этот отрывок первое из дошедших до нас свидетельств о том конкретном этносе, из которого вышел древний Израиль. И в этом раннем отрывке уже отчетливо слышатся предвестия тех отзывов о евреях (израильтянах), которые воспроизведет впоследствии Библия, вложив их в уста чужестранцев". В самом деле, этот поразительный текст удивительным образом корелирует с общеизвестными фрагментами ТАНАХа. Давайте сравним… С вершины скал вижу я его и с холмов смотрю на него: вот народ отдельно живет и между народами не числится (Бм. 23, 9). И сказал Аман царю Ахашверошу: во всех областях царства твоего есть один народ, рассеянный среди народов и обособленный; и законы у него иные, чем у всех народов, а законов царя они не выполняют, и царю не стоит оставлять их (жить в стране) (Эстер 3, 8). Б. Мойшезон обращает внимание на то, что география перемещений Авраама и его спутников совпадает с местами наибольшей активности "хабиру-сагаз": Ур на рубеже III и II тысячелетий до н. э., бассейны рек Хабур и Балих в районах городов Мари и Харан в начале II тысячелетия до н. э., Сирия, Ханаан и даже Египет в первой половине II тысячелетия до н. э. "Создается впечатление, - пишет исследователь, - что библейские данные, как и данные клинописных табличек о сынах Эвера (хабиру-сагаз), арамеях и других кочевниках, отражают длительный процесс расселения с конца III до конца II тысячелетий до н. э. воинственных кочевых групп, тесно связанных между собой. В результате этого процесса часть сынов Эвера осела в Месопотамии, а другая часть сконцентрировалась в более западных областях, и от них пошли арамеи, израильтяне и соседи Израиля к востоку от реки Иордан". Выйдя из Дамаска и двигая на юго-запад, Авраам и его спутники вскоре увидели гору Хермон, вершина которой даже в жаркую погоду покрыта снегом. Скорее всего, путники обогнули Хермон с юга и оказались на Голанских высотах - территории современного Израиля. Впереди лежал Ханаан. |